Апологеты СА оправдывают свои действия свободой творчества. Но позволительно спросить – чьего? В "современном" художественном процессе фигура дилера затмевает самого художника. Удельный вес надстройки, объясняющей, торгующей и выставляющей contemporary art, сегодня намного превышает по своей интеллектуальной и медийной себестоимости сами "произведения искусства" вкупе с их авторами. Если коллекционеры прошлого собирали произведения талантливых художников, то нынешние галеристы озабочены поиском партнеров, спонсоров и заказчиков, которые согласятся кормить их самих вкупе с подопечными. Их задача – убедить заказчиков (спонсоров) в том, что представляемый им набор – будущее искусства. Он оплачивает не сами работы, а пиар-раскрутку.
Что может служить альтернативой СА в изобразительном искусстве?
Прежде всего те жанры и стили, которые служат для объединения, консолидации общества и закрепления в его сознании нравственных критериев. Говоря о последнем, нужно понимать, что оно невозможно без религиозных ценностей в широком смысле этого слова.
В ситуации огромного интереса к духовно-религиозным практикам, традиционной и новой мистике, а также к магии и эзотеризму, который растет по всему миру, необходимо пристальное внимание обратить на такие не менее актуальные и гораздо более понятные и востребованные зрителем жанры, как сюрреализм, фантастический реализм, visionary art. Объективно предтечами этих жанров в культурном ареале России выступали такие признанные мастера, как Врубель, Чюрленис, Рерих, Филонов, Челищев. В 1960-1980-е годы даже при официальном запрете на религиозное искусство в России эти жанры прошли естественную адаптацию и дали на выходе жанр религиозно-мистической картины . Работавшие в этом жанре Евг. Спасский, Вит. Линицкий, В. Провоторов, А. Исачев, А. Харитонов, С. Симаков и другие создали ряд выдающихся произведений мирового уровня, которые не уступают по ценовым категориям "современному искусству". Еще одним важным плюсом религиозно-мистической картины является то, что лучшие представители этого жанра укоренены в православной (христианской) традиции, некоторые из них являются священнослужителями. При этом они достаточно эффектны, авангардны, привлекательны смелостью постановки тем, мастерством исполнения. Кроме того, в перспективе они могут служить соединительным звеном между светской и церковной культурой, воссозданию единого культурного поля , которое было разрушено катастрофой 1917 года.
Другим направлением, которому требуется официальное признание и подчас чисто номинальная поддержка, является компьютерная, цифровая живопись (digital art) . Этому направлению (которое отнюдь не тождественно "современному искусству" и гораздо обширнее его) принадлежит будущее, поскольку именно оно формирует новый инструментарий изобразительности. Если сравнить степень овладения нынешними художниками средствами компьютерной графики с навыками владения традиционными инструментами живописного творчества (карандашом, кистью) – на что понадобились сотни лет, – то станет ясно, что мы находимся только в самом начале процесса. Главные открытия и достижения впереди. Пафос digital art – не бесконечные, утомительные провокации, а создание новой эстетики, основанной на последних технологических достижениях и научном видении мира.
Конечно, в поддержке нуждаются и традиционные, оправдавшие себя во времени жанры живописи – реалистический пейзаж, портрет, историческая картина, декоративно-прикладные виды искусств. Следует лишь правильно акцентировать приоритеты, поддерживая ту тематику, которая отвечает текущим идеологическим нуждам. Так, в пейзажном жанре следует прежде всего обратить внимание на маринистику . Историческая живопись может стать очень интересным и востребованным направлением при условии объединения живописного потенциала с научным и военно-историческим движением среди молодежи. Для портретного жанра необходимо проведение всероссийской выставки, которая бы показала реальное соотношение между мастерством известных портретистов и не столь известных, но подчас не менее качественных их собратьев по цеху.
6.4. Развитие анимации
Приоритетным жанром видеопродукции должна стать анимация разных видов. Это обусловлено рядом причин:
– идеологическая. В анимации можно гораздо быстрее реализовывать и "обкатывать" новые идеи, поскольку нарисовать, к примеру, город будущего гораздо проще, чем создать его трехмерный макет, даже в пространстве павильона. То же самое относится к костюмам, разнообразию персонажей и практически всему спектру визуального восприятия. В этом плане анимация незаменима сегодня в деле визуализации потребного будущего, создания футуристических произведений ;
– экономическая. Сравнительно с затратами на съемку крупнобюджетных игровых лент анимация требует сравнительно меньших вложений. В то же время количество спецэффектов и их разнообразие могут даже превышать принятый в игровом кино стандарт;
– уровень актерской игры в современном кинематографе в сравнении с предыдущими периодами развития низок. Это обусловлено тем, что угасли ведущие актерские (прежде всего, театральные) школы. Отсутствие по-настоящему качественных актеров компенсируется за счет технической оснащенности операторов, тех же самых спецэффектов, компьютерного "достраивания" игры живых актеров;
– в то же время анимированная пластика позволяет достичь таких результатов и таких физиогномических эффектов, которых трудно добиться даже при наличии качественного актерского состава. Кстати говоря, снижение актерского мастерства отразилось и на искусстве дубляжа, которое напрямую связано с дыхательными техниками, практиковавшимися актерскими школами прошлого (Станиславским, Вахтанговым, Михаилом Чеховым и другими). В современном российском кинематографе осознание этого практически отсутствует. В качестве положительного примера можно привести японскую школу дубляжа сейю , которая находится сейчас на высокой степени мастерства. Для японских актеров-сейю дубляж – это не побочный заработок, а приоритетная специализированная профессиональная стезя;
– еще одно преимущество анимации связано с наличием в стране большого количества профессиональных художников, а также лиц, получивших начальное художественное образование. Все эти люди могут быть мобилизованы для создания масштабного отечественного анимационного производства. При наличии четкого бизнес-плана за несколько лет может быть сформирована отечественная сеть анимационных студий, которая могла бы выполнять не только российские заказы, но конкурировать с Китаем, являющимся сейчас исполнителем основного объема работы для японских аниме-студий;
– воспитательная задача. Успех японской анимации в 1980-е годы обусловлен тем, что был ориентирован на аудиторию подростков, которой классической диснеевской анимации было нечего предложить. В большинстве стран анимационная продукция предназначалась двум возрастным категориям: до 10 лет и взрослым. Возраст же 12-17 лет выпадал. А ведь именно в этом возрасте подросток ставит и плохо-хорошо ли находит ответ на главные жизненные вопросы, связывает себя с определенными этическими и в первую очередь эстетическими ценностями. Он бывает особенно нетерпим ко лжи, заигрыванию, попыткам манипуляции. Учет этих свойств подросткового сознания определил специфику японской анимации, ее радикализм, ее концептуальную изощренность, синтезирование разных идей и стилей. Современной российской литературе, изобразительному искусству есть что предложить в качестве отправной точки для развития подобных тенденций у нас. В частности, можно упомянуть подростковую прозу Владислава Крапивина, эстетику различных направлений в рок-движении, сетевую культуру Рунета.
Не стоит забывать, что советская анимация в свое время занимала одну из ведущих позиций в мире, оказав громадное влияние на ту же самую японскую. Возвращение себе утраченного приоритета в мировом искусстве может стать долгосрочным проектом, понятным как нашим соотечественникам, так и зарубежным партнерам.
6.5. Представленность культуры России за рубежом
Культурная политика за рубежом должна стать одним из приоритетных направлений внешней политики России вообще. Имидж российской культуры – это часть нашего будущего, это то качество, в котором Россия будет представлена в мировой цивилизации. Позиционирование этого ресурса – не менее важного, чем нефть или газ, – на "рынке" мировой культуры требует четкого осознания параметров успеха.
Необходимо расширить понятие о культурной сфере России, а значит о корнях и масштабе российской культуры в целом. В сферу интересов России должны попасть объекты, принадлежащие к цивилизационному пласту, на котором взросла самостоятельная российская культура. Так, важнейшую роль в формировании российской государственности сыграла Византия, чьи памятники сейчас разбросаны по многим странам и музейным собраниям.
Известно, что многие памятники византийской архитектуры расположены в Турции, Сирии, Ливане и в силу разных причин находятся не всегда в лучшем состоянии. Они не разрекламированы как туристические объекты должным образом. Россия может занять важное место в финансировании консервации архитектурных памятников в этих странах и тем самым иметь свою долю в туристическом бизнесе, который связан с этими историческими местами.
Ту же схему можно перенести на бывшие советские республики в связи с другими составляющими "большой" культурной сферы. Например, Россия могла бы сыграть важную роль в регенерации Львова на Украине или памятников исламского зодчества XII-XV веков в Азербайджане. Не говоря о приобретении Россией статуса мультикультурного супервайзера (на которое сейчас претендуют США, Германия и Япония), это создало бы новое поле для взаимодействия с властными, экономическими и творческими элитами бывших республик Союза.
Вполне очевидно, что необходимо поддерживать присутствие российского элемента в "золотой обойме" мировой классики. Также очевидно, что необходимо постоянное подтверждение статуса великой культурной державы новыми достижениями. Проводниками этой политики могут выступать как официальные, так и неофициальные институты (которые, несмотря на свою неофициальность, требуют бесперебойных материальных и интеллектуальных вложений).
Особенно это должно касаться стран балканского региона, исторически православных, которые проявляют традиционную заинтересованность в российской культуре. Сегодня наша культурная позиция по отношению к ним слишком пассивна, не артикулирована [7] .
Должны существовать мощные культурные центры за рубежом по типу немецкого Института Гете, Британского совета или французских франкофонных институтов . Наличие подобной организации – есть отличительный признак стран-носительниц культуры. Разумеется, Институт русской культуры (назовем его условно так) должен получать достаточно серьезное финансирование и во главе его опять же должен стоять не чиновник, а деятель культуры. Тогда это стало бы центром притяжения для всех симпатизирующих русской культуре сил. Сейчас мы потеряли эти позиции даже сравнительно с Советским Союзом.
То же можно сказать и о взаимодействии гуманитарной, культуротворческой интеллигенций России и восточных стран (Индии, Китая, Индокитая, Японии, Ирана, арабских стран). Говоря о культурной, интеллектуальной составляющей этого взаимодействия, нужно учитывать, что традиционно на Востоке по отношению к России присутствует значительный невостребованный потенциал комплиментарности. Он недостаточно задействован в нашем информационном, в нашем культурном пространстве. Существует необъятный нереализованный потенциал этого взаимодействия многих держав Евразии между собой. До последнего времени российское экспертное сообщество эту тему практически не разрабатывало, оставляя это поле деятельности народной дипломатии, общественным энтузиастам. И в этом смысле наблюдается явный регресс по отношению к восточной политике Российской империи и СССР.
Есть поле для работы и с западными народами – но там ситуация сложнее, а комплиментарность может быть вызвана не столько открытостью с нашей стороны (которая на данный момент чрезмерна), сколько способностью быть сильным. В любом случае, и на Западе, и на Востоке проецируемые русские культурные и духовные ценности должны основываться на мощи, на убедительной силе, на способности одерживать победы. На сегодня симпатии к нам на Западе, там, где они есть, напротив, строятся на основе слабости, зависимости России, заискивания нашей элиты перед сильными, богатыми и цивилизованными, пасующего и пассивного жеста в ответ на коварство и двойные стандарты. Все это лишний раз показывает, насколько слабо используются в современной внешнеполитической практике "культурные" аргументы.
Так, например, колоссальный исторический потенциал отношений России с Германией и Францией остается за рамками видения и понимания широкой общественности; отдельные академические труды по истории немцев в России и русских в Германии адресованы лишь узкому кругу специалистов; вакуум общественного взаимопонимания заполняется преувеличенными слухами о "русской мафии" и коррупционных связях европейских чиновников в России. В результате российско-европейские отношения остаются легко уязвимыми для внешних манипуляций.
Вклад немцев, французов, итальянцев в научный, инженерный и гуманитарный потенциал исторической России составляет неисчерпаемую основу для пропаганды добрососедского партнерства с Европой в нашей стране и одновременно – весьма актуальный повод для напоминания Европе о ее собственной классической традиции. Одни лишь гастроли российских театров с постановками на немецком языке могли бы послужить цивилизационно значимым стимулом для обращения Европы к собственной истории, к освобождению европейского духовного пространства от наносов глобализационной масс-культуры.
Гуманитарная миссия России на Западе, таким образом, не ограничивается экспансией русской культуры. В ее поле деятельности может и должно быть вовлечено все наследие великих национальных культур, составляющее общее достояние европейской христианской цивилизации.
Апелляция к наследию прошлого неизбежно напоминает о тех периодах древней и новой истории, когда Россия и европейские страны сталкивались между собой в кровопролитных войнах. Национальное достоинство не позволяет России предавать эти исторические главы забвению или умолчанию в угоду интересам момента. Однако военная история столь же богата примерами взаимопроникновения интеллекта и таланта, как гуманитарное наследие. На германскую аудиторию могла бы произвести большое впечатление тематическая выставка, посвященная вкладу в российский военный потенциал таких личностей, как Андрей Иванович (Генрих Иоганн) Остерман и Эдуард Иванович (Франц-Эдуард) Тотлебен, которым историческая Россия обязана, в частности, легендарной Брестской крепостью и оборонительными укреплениями Кронштадта, Севастополя и Керчи.
Исторический парадокс неотъемлемой роли инженеров-немцев в укреплении рубежей того государства, с которым Германия столкнулась в двух мировых войнах, представляет уместный повод для обсуждения роли третьих государств, их политиков и корпораций в провоцировании этих мировых катастроф. Таким образом, обращение к историко-культурной тематике имеет и непосредственную политическую актуальность – как для российской, так (даже в большей степени) для сегодняшней европейской аудитории.
Главное, что следует понять относительно эффективной культурной политики, что это не та сфера, где может реализоваться стандартный чиновник. Конечно, там присутствует официальный пласт, сфера документов, но все это третьестепенно, и пока эта сфера находится в руках "письмоводителей", толка не будет. Необходим приток на поприще культурной политики компетентных людей. Поэтому, еще прежде чем создавать сеть культурных центров, предлагается составить из российских интеллектуалов совет при Министерстве иностранных дел для продвижения русской культуры за рубежом .
6.6. СМИ как транслятор национальной идентичности и базовых ценностей России
Нация, географические масштабы которой контрастируют с низкой плотностью населения, неизбежно живет в ином режиме, иным способом, чем остальной мир. Для сохранения своей целостности ей необходимо осознание единства судьбы и предназначения на уровне всех составных (конфессиональных, этнических, сословных, корпоративных) элементов. Для своего выживания и успеха ей необходимо постоянное сверхусилие, которое не может быть обеспечено утилитарными экономическими методами. Для прямого диалога между властью и народом ей необходимы незамутненные и эффективные каналы коммуникации. Наконец, для исполнения нацией своей миссии ее растущему поколению необходима здоровая духовная среда. Все эти условия, прямо происходящие из особенностей России, ставят особые требования перед ее "четвертой властью" – системой средств массовой информации.
За последние годы в российских СМИ произошли как организационные, так и содержательные изменения.
Во-первых, нация избавилась от раздвоенности сообщества своих "властителей дум". Государственные электронные СМИ больше не навязывают типичного для начала 1990-х годов противопоставления "сторонников демократии" "сторонникам президента". В то же время частные телеканалы перестали быть ареной самоутверждения горстки магнатов; сфера информации, вопреки расчетам стратегов-недоброжелателей, не смогла стать "государством в государстве", "второй властью" вместо четвертой. Болезненная, но необходимая первичная ротация определила базовые принципы соответствия профессионализма государственным интересам, что ни в коей мере не умалило диапазон творческой свободы создателей телевизионных продуктов.
Заведомо заниженные рейтинги свободы самовыражения, регулярно присваиваемые России, фактически столь же явно отражают недовольство ее недоброжелателей, как и заведомо предвзятое изображение политической системы России в виде тоталитарной диктатуры. Перед этим стереотипным старческим брюзжанием всемирного либерального судии России незачем делать реверансы: его можно воспринимать как естественный шумовой фон, косвенно подтверждающий верность избранного курса на рост как экономической, так и идейно-духовной самостоятельности страны.
Во-вторых, приближаясь к широким общественным чаяниям и к осознанию государственных интересов, электронные СМИ во многом сменили свой язык и выразительные средства. Свойственное периоду 1990-х годов сочетание постоянной "чернухи" в сводках теленовостей с уводящими от реальности второсортными "мыльными операми" сменилось разнообразием как жанров и сюжетов, так и доминирующей интонации. Уверенность новой власти в успехе страны, в ее перспективах и уникальных возможностях не могла не отразиться в новом настрое массового вещания на оптимистический лад, в обогащении электронных СМИ программами духовного содержания, в создании новых отечественных фильмов и передач, раскрывающих диапазон возможностей и глубину души русского человека.