Вопреки либеральной пропаганде, российскому частному бизнесу необходимо сильное государство. Частного предпринимателя нужно защищать и поддерживать. Существует миф об особой прибыльности частного бизнеса. Однако Рокфеллеры получаются далеко не из всех, нормальный частный предприниматель - это человек, который работает на обеспечение общества нужными этому обществу товарами и услугами, вкладывая в бизнес собственные деньги и эксплуатируя самого себя, а часто и свою семью. Экономические преимущества крупных предприятий не могут быть реализованы без инициативы и самоэксплуатации многочисленных частных предпринимателей. Во всех развитых экономиках частный сектор поддерживается государством за счет налоговых льгот, специальных программ помощи, бесплатных консультаций и обмена опытом и т. д. Это тем более актуально для России.
Технологическую пропасть, отделяющую Россию от развитых рыночных демократий, невозможно преодолеть серией мелких "прыжков". Нужна колоссальная концентрация ресурсов, которая позволит радикально модернизировать государственные и экономические структуры, привести их в соответствие с уровнем международных конкурентов.
Чтобы ныне живущее поколение действительно увидело результаты реформ, нужен "большой скачок". Как его спланировать?
Не только правящий класс, но и экономическая наука России оказались неготовыми ни к перестройке, ни к постперестроечному кризису. Чтобы спланировать и скоординировать структурный маневр, равного которому не знала российская история, должны быть сформированы совершенно новые высокопрофессиональные экономические учреждения мирового класса с участием наиболее подготовленных представителей российской и международной экономической мысли, обладающих опытом разработки крупных экономических программ.
Мировой финансовый кризис подтвердил всемирную зависимость от состояния экономики одной-единственной страны - Соединенных Штатов Америки. Мировой экономический рост сегодня определяется тем направлением, куда идет Америка - именно здесь сосредоточены головные офисы и мозговые центры тех компаний, которые безлично и абстрактно называют "инновационной экономикой". Именно там расположен главный мировой эмиссионный центр. Именно там планируется будущее мировой экономики. Мы рассмотрели процесс эволюции посткапиталистического общества, который неминуемо приводит к возникновению единого мирового центра планирования - "однополярного мира". "Конец истории" при этом не наступает, продолжение истории ведет к отрицанию отрицания - к многополярности, децентрализации глобального планирования. В конечном счете, центрами планирования станут децентрализованные субъекты - компания, община, индивидуум. Возникнет общество, где свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех.
В переходный период от однополярности к децентрализованному глобальному планированию мир увидит ренессанс экономического национализма - усиливающееся стремление сохранить экономический суверенитет и культурную уникальность, идентичность в эпоху однополярности. Поиски шаткого равновесия между экономическим национализмом и глобальной экономической оптимизацией определят содержание мирового экономического развития в XXI веке.
С конца 1980-х годов социализм и планирование подверглись жестокой вирулентной атаке. Российские экономисты заразились идеологическими штаммами, выращенными противниками СССР в холодной войне. Утверждение Е. Гайдара "социализм представляет собой крупнейшую аномалию в современном социально-экономическом процессе" представляет собой кальку с известной формулы Рональда Рейгана "коммунизм - это не экономическая и не политическая система, это форма безумия, это аберрация". Остается только пожалеть бывших противников СССР, ведь им пришлось пожертвовать триллионами долларов, колониальными империями, миллионами солдат для борьбы со всего лишь "аномалией", всего лишь "формой безумия", а не с равной им по силе и однотипной системой.
Не отрицая права личности и юридического лица планировать, рыночный фундаментализм отрицает аналогичное право государства - право планировать, право управлять своим будущим. Ибо планирование есть ничто иное, как принятие решений в настоящем на основе представлений о будущем. Эти представления неизбежно содержат ошибки, так как будущее не детерминировано и не определяется одними лишь статистическими трендами. В нем содержится элемент непредсказуемой неопределенности, который может свести на нет любые предпроектные или предплановые проработки.
Факт саморазрушения советской плановой системы не означает, что она была неэффективной в начале своего существования. Советская система была построена как одноразовая империя, в ней не существовало механизма амортизации и модернизации, она вела себя как классическая монополия, прошедшая все стали развития - от бурного экспоненциального роста к застою и банкротству. Потерпел крах не социализм, а монополия, в которую превратилась одна отдельно взятая страна.
В 1930-х годах, когда по обе стороны Атлантики создавались системы централизованного планирования, идея всеобъемлющего экономического контроля носилась в воздухе. Мир тогда еще находился во власти ньютонианских представлений о детерминированности будущего. Не только В. Молотов и Л. Каганович, но и Генри Форд грезил "абсолютно самодостаточной промышленной империей… он создал первую в мире многоуровневую вертикально интегрированную компанию". Но в дальнейшем, в результате конкурентной борьбы, Форд вынес урок - ни одна фирма, какой бы огромной она ни была, не может быть самодостаточной. Советское руководство такого урока из своего противоречивого опыта не вынесло. Советское планирование до самого своего конца оставалось внутрифирменным - вся экономика представляла собой огромное предприятие с советом директоров в лице ЦК КПСС и правлением в лице его Политбюро.
Анализируя структуру советской экономики в 1980-х годах, мы пришли к выводу, что "единство прав и обязанностей по отношению к обществу, единство "экономической воли" не может не рассматриваться как неотъемлемый признак предприятия. В советской экономической литературе права предприятия традиционно сводятся к управлению производственными процессами, а ответственность - к выполнению плановых заданий. Однако увеличение хозяйственной самостоятельности предприятий предполагает расширение их прав и обязанностей. Было бы полезно оценить, существует ли, а если да, то что является высшей формой реализации данного процесса. По нашему мнению, основной тенденцией развития хозяйственной самостоятельности является превращение социалистического предприятия в хозяйственную организацию, которая несет ответственность за результаты своей деятельности в прошлом, обладает правом распоряжаться своими экономическими ресурсами и распределять их между настоящими и будущими потребностями, т. е. располагает свободой планирования".
Но приобретение предприятием свободы планирования не означает необходимости отказа от национального планирования. Планирующий агент, будь то индивидуум или частное предприятие, основывает свои сегодняшние решения на своем представлении о будущем, которое у него сформировалось по тем или иным причинам. Ресурсов для воздействия на окружающую его экономическую среду у него, как правило, недостаточно. Единственным доступным и рациональным способом страхования риска, возникающего из неопределенности экономического будущего, является для него накопление резервов. Отказ от планирования в России порождает дорогостоящие новообразования вроде Стабилизационного фонда. Неспособность создавать динамические резервы и управлять ими ведет к попыткам создавать резервы статические, при том полностью зависящие от стратегических планов и экономической политики других стран. Неопределенность будущего превращается в экономическое обременение.
Степень контроля над экономической средой возрастает с ростом размеров предприятия относительно того рынка, на котором оно работает. Таким образом, относительная величина резервов, необходимых для компенсации неопределенности, снижается по мере роста предприятия. Вместе с экономией на масштабах производства это становится конкурентным преимуществом крупных предприятий по сравнению с мелкими. Отсюда вытекает, что свободный рынок является абстракцией, практически бесполезной для описания реальных экономических процессов. Рост предприятий по сравнению с емкостью рынка дает им конкурентные преимущества, разрушающие свободную конкуренцию. Немгновенность реакции на изменения окружающей среды, неопределенность будущего и ошибки в его интерпретации убивают абстрактную идиллию свободного рынка. Для современных рынков характерна олигополия, а не свободная конкуренция.
Важно отметить, что сохранение олигопольной конкуренции обеспечивает экономике достаточный уровень адаптации к будущему, которого лишены монополии. Качественный переход от монополии к конкуренции происходит при возникновении на каждом рынке по крайней мере двух конкурирующих организаций, планирующих агентов.
Дальнейшее увеличение количества конкурирующих агентов не приводит к качественным сдвигам в характере развития данного конкретного рынка. Для обеспечения немонопольного развития компьютерных операционных систем, например, достаточно появления системы "Линукс" рядом с лидером отрасли Майкрософт. Для развития мировой авиационной промышленности достаточно существования корпорации "Аэробус" наряду с Боингом и т. д. Для мировой экономики в целом необходимо выживание хотя бы одного альтернативного центра планирования помимо американского. Pax Americana- это дорога в никуда, в то будущее, которое уже стало прошлым для Советского Союза.
Обобществление и централизация общественного капитала приводят к усреднению рисков и снижению ожидаемого Уровня риска для каждого из планирующих агентов. Развитие у государства функции планирования снижает экономический Риск еще сильнее, поскольку помимо риска чисто экономического государство снижает риск политический.
Г. Б. Клейнер указывает, что "поскольку на предприятии работают люди - социальные агенты, осуществляющие не только производственные действия… предприятие может рассматриваться и как часть социальной сферы". Понятно, что компании погружены в социальную среду, параметрами которой являются жизненные ожидания населения, его потребительские предпочтения, представления о вредности и полезности потребляемой продукции, политические пристрастия, образовательный уровень и т. д. Влиять на эти важнейшие параметры не может отдельное предприятие, но может государство. Иногда для достижения социальных целей государство идет на уничтожение преуспевающих отраслей (см., например, борьбу США с табакокурением). Поэтому если государство отказывается от выполнения своей планирующей функции, то общий уровень неопределенности в экономике возрастает, растут политический, технический, экологический и в конечном счете коммерческий и инвестиционный риски. В результате страны с дефицитом планирования становятся финансовыми донорами стран с эффективно планируемой экономикой.
Проблема оттока капитала из развивающихся, т. е. недосоциалистических, экономик не только и не столько в "неблагоприятности институциональных режимов", сколько в оценке планирующими агентами, включая отдельных индивидов, уровня риска в той или иной стране. Можно организовать самый "благоприятный" для иностранных корпораций институциональный режим, но они, тем не менее, будут предпочитать более упорядоченный и лучше планируемый экономический режим собственных стран базирования. В октябре 2008 года, когда финансовый кризис во многих странах достиг своего пика, чистый приток капитала в экономику США составил более 286 миллиардов долларов. В сентябре приток составил 142,6 миллиарда долларов, в августе - 17,1 миллиарда долларов, в то время как в июле произошел отток в 25 миллиардов долларов. Объяснить этот факт преимуществами американского "рынка институциональных режимов" невозможно. Зато легко можно объяснить мощью американской системы государственного планирования.
Разрушение советской системы планирования не приблизило нас к Западу организационно, а, наоборот, увеличило разрыв. "Чикагские мальчики" Ельцина спешно внедряли самые мучительные части своей программы: значительное сокращение бюджета… и дальнейшее осуществление приватизации в самые быстрые сроки - стандартные меры, которые немедленно порождают массовую нищету". Множество людей с высшим образованием было деклассированно, они потеряли свою профессиональную компетенцию, многие покинули страну. Вряд ли это можно считать большим достижением "экономического прогресса". Большинство российских предприятий потребительского сектора потеряли свои рынки и были приобретены иностранными компаниями или поглощены иностранными сетями. Правительство России связывало большие надежды с топливно-энергетическими корпорациями, даже делало попытки позиционировать страну как "энергетическую сверхдержаву", однако драматическое падение их капитализации, потеря экспортных доходов и огромный накопленный долг ставят в повестку дня не "сверхдержавную экспансию" российских сырьевых гигантов, а их выживание.
Даже в момент максимального роста сырьевых цен российские компании были сильно недокапитализированы по сравнению с зарубежными аналогами. По мнению западных наблюдателей, "единственное разумное объяснение заключается в том, что рынок готов к тому, что российские нефтяные компании будут систематически грабиться инсайдерами". С нашей точки зрения, есть по крайней мере еще одно "единственное разумное объяснение" - отсутствие у российских сырьевых компаний тех рычагов влияния на мировую энергетическую ситуацию, которые есть у их американских и англо-голландских аналогов, давно уже превратившихся в своеобразные частные "главки" и "производственные объединения" при министерствах энергетики своих стран. Поэтому при прочих равных условиях оценка рисков их будущего всегда будет превышать оценку риска их конкурентов и, соответственно, они будут проигрывать в капитализации.
Неожиданным критиком рыночного фундаментализма оказался один из его адептов - Джордж Сорос. Он пишет: "Рыночный фундаментализм берет корни в теории совершенной конкуренции, первоначально предложенной Адамом Смитом и развитой классическими экономистами. В послевоенный период он получил мощную поддержку в результате неудач коммунизма, социализма и других форм государственного вмешательства. Эти стимулы, однако, базируются на ложных предпосылках. Факт, что государственное вмешательство всегда неудачно, не делает рынок совершенным… Финансовые рынки… будучи предоставлены сами себе… ведут к экстремальной эйфории и такому же экстремальному разочарованию".
Российский капитализм также оказался предоставлен сам себе и достиг экстремальной эйфории - "Баунти - райское наслаждение", а сейчас стремительно соскальзывает к экстремальному разочарованию. Поскольку у нас все модные западные теории внедряются с опозданием и с огромным энтузиазмом, то можно ожидать, что общественно-политический маятник при обратном движении от Егора Гайдара к Лазарю Кагановичу может передавить то позитивное, что было реально сделано миллионами наших соотечественников за последние 10–20 лет. Максимального экономического успеха добиваются системы, способные сочетать преимущества различных формаций, не вытесняя, а интегрируя их друг в друга. Поэтому в интересах России удержаться как от прорыночного, так и от антирыночного фанатизма и суметь проплыть между Сциллой экономической анархии и Харибдой милицейского госкапитализма. Но для этого одного энтузиазма и заучивания правильных заклинаний недостаточно.