Я вернулся на рабочее место, а минут через десять мне позвонили с неопределившегося внешнего номера. Я снял трубку. Это был Бени Штайнмец, харизматичный израильский миллиардер лет сорока, с которым я познакомился во время своего "мирового турне". У него были проницательные серые глаза и жесткие коротко остриженные темно-русые волосы. Бени унаследовал семейный бизнес по огранке алмазов и был одним из крупнейших частных клиентов "Саломона".
- Билл, я много размышлял о презентации, с которой ты выступил в Нью-Йорке пару недель назад. Я сейчас в Лондоне и хочу пригласить тебя в "Фор Сизонс" познакомиться с несколькими моими коллегами.
- Когда?
- Сейчас.
Бени не спрашивал, он давал указания.
У меня на тот день уже были назначены другие встречи, но не такие важные, как рандеву с миллиардером, желающим вложить деньги в Россию. Я все отменил и домчался на черном лондонском такси до угла Гайд-парка. В вестибюле отеля "Фор Сизонс" сидел Бени с группой людей, работавших на него в алмазном бизнесе. Бени представил собравшихся: Нир из Южной Африки, Дэйв из Антверпена и Мойше из Тель-Авива.
Мы расселись, и Бени, не тратя времени на обмен любезностями, сразу перешел к делу:
- Билл, я предлагаю совместный бизнес.
Я был польщен, что такой богатый человек, как Бени, живо откликнулся на мою идею, но, глядя на него и на его "алмазных" коллег, я не представлял, как можно стать деловым партнером такой разношерстной команды. Прежде чем я вымолвил слово, Бени продолжил:
- Я внесу первые двадцать пять миллионов. Что скажешь?
Это заставило меня задуматься.
- Звучит интересно. Как вы намерены организовать дело?
Собравшиеся пустились в пространные рассуждения, и стало ясно, что они мало смыслят в бизнесе по управлению денежными активами. Просто у них имелись деньги, и они хотели еще. К концу встречи я был одновременно обрадован и огорчен.
Я вышел из отеля, думая о том, что жажду заниматься именно таким бизнесом, но не с этими людьми. Остаток дня и всю ночь я пытался уложить это в голове. Если я решу открыть свое дело, то мне понадобится стартовый капитал, но партнерство с Бени и его командой не даст мне перспективы, потому что у них нет опыта управления активами, нет такого опыта и у меня. Выходило, что придется отклонить предложение Бени.
На следующее утро, пересиливая себя из-за того, что приходится отказывать миллиардеру, я набрал его номер.
- Бени, ваше предложение весьма заманчиво, - начал я, - но, к сожалению, я не могу его принять. Видите ли, мне нужен партнер, который разбирается в бизнесе, связанном с управлением активами, а это, при всем вашем опыте и квалификации, не ваш конек. Надеюсь, вы меня поймете.
Никто не отказывал Бени Штайнмецу, и он без тени раздумий ответил:
- Понял, не вопрос. Если тебе нужен кто-то еще с опытом управления активами, я найду такого и приглашу в команду.
Я поморщился, представив, как он приведет еще одного родственника из маленькой брокерской конторы, что поставит меня в еще более неловкое положение, потому что придется отказать ему во второй раз.
Перезвонил он минут через двадцать:
- Билл, что скажешь, если к нам присоединится Эдмонд Сафра?
Эдмонд Сафра! Основатель и владелец Республиканского национального банка Нью-Йорка! В международной банковской среде его слово всегда было на вес золота. Если наше предприятие решил поддержать сам Эдмонд Сафра, это дорогого стоило.
- Да, это меняет дело. Я заинтересован, Бени.
- Хорошо. Я устрою встречу.
Он перезвонил вновь во второй половине дня:
- Я договорился. Вылетай в Ниццу и будь на пирсе отеля "Карлтон" в Каннах завтра в полдень.
"Но у меня же завтра рабочий день", - подумал я.
- Бени, а нельзя ли встретиться как-нибудь на той неделе? Мне нужно еще…
- Сафра готов принять тебя завтра, Билл, - раздосадованно перебил меня Бени. - Думаешь, с ним легко устроить встречу?
- Нет, конечно. Всё, еду.
Я купил билет и на следующее утро, надев костюм, прямиком отправился в лондонский аэропорт Хитроу на рейс, вылетавший в 7:45 в Ниццу. Перед самым отлетом я позвонил на работу и хриплым голосом сказал, что беру выходной.
Следуя указаниям Бени, я на такси добрался из Ниццы до отеля "Карлтон" в Каннах. Носильщик, наверное, принял меня за нового постояльца, но вместо этого я спросил, как пройти к пирсу. Он указал на длинный серый бетонный пирс по другую сторону Бульвара Круазет, рассекающий синеву Средиземного моря и пляж. Щурясь от яркого солнца (темные очки я забыл в пасмурном Лондоне), я пересек дорогу и вышел на пирс. Прошел по планке пирса мимо красивых людей с бронзовым загаром в элегантных купальных костюмах. Бледный, в темном шерстяном костюме, я чувствовал себя среди них белой вороной. Я весь взмок, пока добрался до конца пирса. Часы показывали без пяти двенадцать.
Через пару минут я заметил быстро приближающуюся с запада яркую лодку - бело-голубой "сансикер" метров пятнадцать в длину. Это был Бени. Он лихо остановился у самого края пирса и прокричал:
- Билл, давай сюда!
Бени, в легкой рубашке абрикосового цвета и белых льняных брюках, походил на плейбоя с Лазурного берега. Контраст между нами получился исключительный. Я нетвердо ступил на борт.
- Обувь сними! - сказал Бени. Я послушно разулся, демонстрируя черные носки выше щиколотки.
Бени развернул лодку и, отойдя на достаточное расстояние от берега, продемонстрировал, на что она способна. Я думал обсудить предстоящую встречу с Сафрой, но из-за рева мотора и ветра это оказалось невозможным. Полчаса мы быстро плыли на восток в сторону Ниццы, обогнули Антиб, пересекли Бе-дез-Анж и наконец прибыли в порт Вильфранш-сюр-Мер.
Бени подрулил к свободному месту на причале и перекинулся парой фраз по-французски с начальником порта, договариваясь о стоянке на вторую половину дня. Потом двое вооруженных охранников провели нас на парковку, где уже ждал черный мерседес. Машина помчалась по извилистой дороге к вершине Вильфранш и въехала на обширную территорию частной резиденции. Позже я узнал, что это самый дорогостоящий дом в мире. Это была вилла "Леопольда". Красотой вилла не уступала Версальскому дворцу, с тем лишь отличием, что здесь территорию патрулировал десяток бывших агентов "Моссада" в черной спецодежде, вооруженных автоматами "Узи" и пистолетами "ЗИГ-Зауэр".
Нас провели через живописный сад с фонтаном, окруженным высокими кипарисами, в просторную изысканную гостиную с видом на море. Стены были украшены холстами восемнадцатого века в золоченых рамах, а по центру сверкала огромная хрустальная люстра. Самого Сафры здесь, конечно, не было. Как я понял, это часть этикета миллиардера: дождаться, пока гости соберутся, устроятся и подготовятся к встрече, и только потом выйти к ним, чтобы не терять времени. Поскольку Бени в неофициальной иерархии миллиардеров располагался ступенькой ниже, стандартная процедура распространялась и на него.
Спустя четверть часа вошел Сафра. Мы встали для приветствия.
Сафра был лысеющим господином невысокого роста с пухлыми румяными щеками и приветливой улыбкой.
- Добро пожаловать, господин Браудер, - поздоровался он с заметным ближневосточным акцентом. - Прошу садиться.
Я никогда не видел его прежде, даже на фотографиях, и с удивлением отметил, что он нисколько не походит на "хозяина вселенной". Массивной волевой челюстью, как обычно представляют себе обыватели людей его уровня, Сафра не обладал. Одет он был по-домашнему: выглаженные светло-коричневые брюки, элегантная итальянская рубашка ручной работы и никакого галстука. Если Чипы и Уинтропы мира сего тщательно наряжались в дорогие костюмы с красными подтяжками и ролексами, то Сафру это нисколько не занимало: он был человеком дела.
После короткого вступления Бени я показал Сафре свою стандартную презентацию. Он оказался человеком очень и очень занятым и каждые пять минут отвлекался на звонки, совершенно не связанные с предметом беседы. К концу встречи меня прервали столько раз, что я не был уверен, воспринял ли он хоть что-нибудь из сказанного.
Когда я закончил презентацию, Сафра поднялся, давая понять, что встреча окончена. Он поблагодарил меня за встречу и попрощался. Вот и всё.
Помощник Сафры вызвал мне такси до аэропорта. Пока мы ждали на посыпанной гравием дорожке, Бени произнес:
- Все прошло хорошо.
- Разве? Мне так не показалось.
- Я знаю Эдмонда. Все в порядке, - ободряюще повторил он.
Подъехало такси, и я отправился домой.
На следующую пятницу было назначено собрание рабочей группы "Саломона". Придя на работу, я сразу прошел в конференц-зал. Я был удивлен, что для совещания отвели такое большое помещение. Ближе к десяти утра зал начал наполняться, и за пятнадцать минут собралось сорок пять человек. Многих из них я видел впервые. Там были руководители высшего звена, генеральные директора, старшие управляющие… и я. Началось обсуждение, в ходе которого разгорелся спор, кто будет главным по "стрижке" купонов с нового бизнеса фирмы в России. Происходившее напоминало бои гладиаторов. Поразительно, как люди, не имевшие ни малейшего отношения к новому бизнесу, выдвигали убийственные аргументы, почему именно им полагается доля будущих доходов. Я понятия не имел, кто победит в этой битве, но точно знал, кто проиграет: я.
Я был так расстроен, что на несколько дней потерял сон. Я заработал для фирмы не в пять, а в пятьсот раз больше своего жалованья. И позволить теперь чванливым корпоративщикам увести бизнес у себя из-под носа? Ну уж нет.
Я принял непростое решение. В понедельник пришел на работу и, стиснув зубы, направился прямиком к начальнику подразделения торговых операций. Я подал ему заявление об уходе по собственному желанию, сказав, что открываю собственную инвестиционную компанию и отправляюсь в Москву.
А назову я ее Hermitage Capital.
8. "Зеленые просторы"
Я был уверен в правильности решения покинуть "Саломон". Но меня не оставляла тревога, что создавать дело на свой страх и риск без всякой опоры на компанию с именем будет гораздо труднее. Визитка "Саломон Бразерс" открывала много дверей, смогу ли я теперь обходиться без нее? Будут ли деловые люди воспринимать меня всерьез? Чего я лишаюсь, пускаясь в свободное плавание?
Такие мысли крутились у меня в голове, пока я, устроившись дома в Хэмпстеде, трудился над проспектом и презентацией своего нового фонда. Доведя документы до ума, я купил самый дешевый билет на рейс до Нью-Йорка и начал обзванивать инвесторов и договариваться о встречах.
Первым в списке финансистов был общительный пятидесятилетний француз по имени Жан Каруби - он руководил фирмой по управлению активами, которая вкладывала средства в хедж-фонды. Мы познакомились на борту самолета, летевшего в Москву предыдущей весной, и он сказал тогда: "Если надумаешь основать собственный фонд, не забудь позвонить мне".
Его офис располагался в знаменитом здании под названием Краун-билдинг на углу Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы в Нью-Йорке, рядом с магазином "Бергдорф Гудман". Он встретил меня как старого друга. Я протянул ему экземпляр презентации, и он, надев очки, стал внимательно изучать страницу за страницей, слушая мои комментарии. Когда я закончил говорить, он сдвинул окуляры на кончик носа и с энтузиазмом сказал:
- Я впечатлен, Билл. Все это весьма интересно. Скажи-ка, сколько ты собрал средств на сегодня?
- Пока нисколько. Это моя первая встреча.
Он задумчиво потер подбородок.
- Тогда вот что: если ты соберешь хотя бы двадцать пять миллионов, я добавлю три от себя. Согласен?
Вполне разумное предложение. Он не хотел вкладывать средства в фонд, пока тот не заработает, сколько бы не сулили предварительные расчеты. Все мои нью-йоркские встречи прошли по тому же сценарию. Большинству инвесторов нравилась идея, и некоторые были заинтересованы в участии, но никто не хотел давать гарантий, пока я не соберу "критическую массу" капитала.
Иными словами, чтобы продвинуть идею нового фонда, мне нужен чек на гигантскую сумму. В идеале такой чек мог выписать Эдмонд Сафра, но со дня нашей встречи на вилле "Леопольда" от него не было никаких вестей, а значит, мне предстояло найти другого ключевого инвестора. И я взялся за поиски.
Несколько недель спустя я нашел первого перспективного кандидата - британский инвестиционный банк "Роберт Флеминг", он же просто "Флеминг". Банк преуспел в странах с развивающейся экономикой и был не прочь заняться инвестициями в России, поэтому я встретился в Лондоне сразу с несколькими высокопоставленными управляющими.
Все прошло успешно, и меня пригласили провести такую же презентацию еще одному директору. Через неделю в назначенный час я явился на встречу. У входа меня встретил охранник и провел в зал заседаний правления. Именно так декораторы представляют себе старинный британский банк "голубых кровей": темные восточные ковры, красного дерева антикварный стол для заседаний, парадные портреты Флемингов на стенах. Дворецкий в белом костюме предложил мне чай в фарфоровой чашке. Мелькнула мысль, что вся эта выставка английского аристократизма нацелена на то, чтобы такие посетители, как я, чувствовали себя простаковатыми чужаками.
Через несколько минут появился мужчина лет пятидесяти с небольшими залысинами и вяло пожал мне руку. У него были седые волосы, а на плечах немного помятого заказного костюма виднелась перхоть. Мы сели, он вынул из прозрачной папки документ и аккуратно положил его перед собой. Я прочел вверх ногами заголовок: "Предложение Браудера об учреждении фонда".
- Господин Браудер, благодарю за уделенное нам время, - произнес он с английским акцентом, поразительно напоминавшим акцент Джорджа Айрленда, моего бывшего коллеги из компании Максвелла. - Потенциал российского проекта, представленного вами на прошлой неделе, произвел весьма сильное впечатление на меня и моих коллег. Предлагаю обсудить ваши пожелания относительно зарплаты и премиальных.
Пожелания относительно зарплаты и премиальных? С чего он взял, что я пришел собеседоваться на работу? Вырвавшись из змеиного гнезда "Саломон Бразерс", я меньше всего стремился служить дилетантам из высшего общества, играющим в предпринимателей, у которых постоянной присказкой было слово "весьма".
- Боюсь, произошло недоразумение. - Я старался, чтобы мой голос звучал ровно. - Я здесь не ради приема на работу. Я хотел бы узнать, интересует ли "Флеминг" перспектива стать ключевым инвестором моего нового фонда.
- Вот как… - Он растерянно повертел в руках листок с информацией о моем проекте. Разговор явно отклонился от сценария, описанного в его документе. - В таком случае, какого рода соглашение вы хотите предложить?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
- Речь идет о вложении в инвестиционный фонд двадцати пяти миллионов долларов в обмен на пятидесятипроцентную долю в бизнесе.
Он обвел глазами помещение, избегая моего взгляда.
- Хм. Но если у нас будут пятьдесят процентов, то кому достанутся остальные пятьдесят?
"Он это серьезно?" - подумал я и ответил:
- Мне.
Он напрягся:
- Но если российский рынок пойдет в гору так стремительно, как вы предсказываете, то вы заработаете миллионы!
- Совершенно верно. Так же, как и вы.
- Весьма сожалею, господин Браудер. Такое соглашение обречено, - пробормотал он, явно не подозревая, как нелепо это звучит. Сама идея способствовать обогащению нового в отрасли чужака настолько не вписывалась в старомодные правила английской классовой системы, что он предпочитал отказаться от возможности заработать своему банку состояние.
Встреча завершилась на вежливой ноте, но, покидая здание, я поклялся никогда больше не иметь дело с самодовольными банкирами.
Следующие недели не принесли ничего дельного, пока я наконец не вышел на потенциального кандидата - американского миллиардера Рона Беркла. Нас познакомил бывший брокер "Саломон Бразерс" Кен Абдалла, рассчитывая, наверное, получить на этом комиссию.
Беркл, сорокатрехлетний калифорнийский холостяк, шатен с приятным загаром, был одним из самых выдающихся инвесторов Западного побережья Америки. В прошлом он удачно приобрел на заёмные средства ряд супермаркетов и буквально на глазах превратился из паренька, который пакует товары на кассе, в одного из богатейших американцев в рейтинге журнала "Форбс". Деловой успех дополнялся светской хроникой - там регулярно печатали фотографии Беркла в обществе голливудских звезд и видных политиков, в числе которых был президент Клинтон.
Теплым сентябрьским днем 1995 года я прибыл в Лос-Анджелес. Арендовав машину и зарегистрировавшись в гостинице, я нашел адрес Беркла: "Зеленые просторы", дом 1740, проезд Грин-Эйкерс-драйв, Беверли-Хиллз. Я сел за руль и поехал по окрестным местам вдоль ворот, домов, палисадников и цветников. Глаз радовала зелень повсюду: пальмы, клены, дубы, кое-где виднелись платаны. Грин-Эйкерс-драйв располагался в полутора километрах от знаменитого бульвара Сансет, а номер 1740 - в конце проезда. Я подъехал к черным железным воротам и позвонил в домофон. Мужской голос ответил: "Я встречу тебя у парадного входа, Билл".
Ворота распахнулись, и я запетлял к дому по извилистой дороге вдоль стройных кипарисов. Вырулив из последнего поворота, я увидел пожалуй самый импозантный особняк в своей жизни. Если вилла "Леопольда" была самым дорогим домом в мире, то особняк "Зеленые просторы", построенный звездой немого кино Гарольдом Ллойдом в конце двадцатых годов, - одним из самых внушительных. Основное здание, стилизованное под итальянское палаццо, насчитывало 4200 квадратных метров общей площади и сорок четыре комнаты. Вокруг дома располагались аккуратные лужайки, теннисный корт, бассейн, фонтаны и все прочие мыслимые и немыслимые атрибуты благосостояния. Материальные блага редко приводили меня в трепет, но "Зеленое поместье" никого не оставляло равнодушным. Беркл, в недавнем прошлом обычный парень из калифорнийского города Помона, начав свой путь с нуля, жил теперь не хуже саудовских принцев.
Я нажал звонок, и Беркл сам открыл мне дверь. За ним стоял Кен Абдалла. Беркл поприветствовал меня, и после небольшой экскурсии по дому мы втроем прошли в его кабинет обсудить условия сделки.
Беркл держал себя на удивление непринужденно и по сути принял мои условия: вклад в размере двадцати пяти миллионов долларов в обмен на пятидесятипроцентное участие в фонде. У него не было особого мнения по поводу менее важных условий, как-то начальная дата проекта, контроль за принятием решений о найме и оборотный капитал для офиса. Для предпринимателя с репутацией едва ли не самой свирепой акулы Уолл-стрит он производил впечатление человека совершенно отстраненного и безмятежного.
По завершении встречи он пригласил меня и Кена на ужин и затем в один из его любимых ночных клубов. Меня не переставало изумлять, каким славным малым он оказался, - ни тени бравады, которой ожидаешь от человека с Уолл-стрит. В конце вечера, когда я садился в машину, он пообещал, что его юристы подготовят договор и через несколько дней отправят мне в Лондон.