- А мы их отдадим? - спросил Лопатин.
- Ты с ума сошел! - воскликнул Таганка и тут же сморщился от боли, пронзившей раненую ногу. - Мы живы, пока эти документы в наших руках!
- Правильно, - поддержала его Настя. - Надо только успеть сообщить заинтересованным лицам, что секретные материалы нами найдены и хранятся в надежном месте. Тогда мы сможем диктовать любые условия.
- А ты не преувеличиваешь? - засомневался Лопатин.
- Тут преувеличить невозможно, - ответила ему Настя. - Мужики, - она какими-то невероятно ожившими глазами посмотрела на обоих. - Запомните сегодняшний день. С этой минуты мы - свободны!
…Казалось, все медные трубы мира оглушающе взывали к небесам ликующим торжественным маршем, когда Настя и Андрей - свободные и счастливые - сходили с трапа самолета в Нью-Йоркском аэропорту и направлялись к зоне прохождения таможенного контроля.
На руках у каждого был "железный" паспорт с указанием канадского гражданства; в одном из здешних банков их ждала куча настоящих американских денег, а безмятежные души переполнялись надеждами на светлое заграничное будущее.
- Миссис Амалия Шторм? - переспросила девушка-таможенник, возвращая Насте документ, вполне удостоверяющий ее канадскую личность.
- Да, это я! - с улыбкой ответила Настя, принимая из ее рук паспорт.
- Мистер Майкл Шторм, прошу вас, - в свою очередь паспорт Андрея вернулся и к нему.
- Поздравляю вас с удачным прибытием в Соединенные Штаты Америки! - дежурно расплылась служащая в жемчужной улыбке. - Надеюсь, в Нью-Йорке вам понравится не меньше, чем в Торонто!
А торжественный марш в исполнении миллионов медных труб звучал все громче и громче…
Часть третья
АМЕРИКАНСКИЙ ПИРОГ
Глава 1
КУДА ВЫ, ВОЛКОДАВЫ?!
Вспотев от беготни и суеты,
Ополоумев, будто бес попутал,
Отважно конвертируют менты
Свои погоны в твердую валюту.
У Ивана Афанасьевича Бармина, известного читателю по предыдущим книжкам о Таганке, случился сердечный приступ. Вот так, неожиданно, средь бела дня, прямо в Доме правительства.
Ничто не предвещало беды. С утра Иван Афанасьевич прибыл на "службу государеву", как всегда, ровно без четверти восемь, минута в минуту. Был по обыкновению бодр, приветлив и весел. Перебросился парой фраз с милиционером-охранником на входе. Поднимаясь на нужный этаж в лифте, "траванул" сотруднику административно-хозяйственного управления анекдотец про то, как народ имеет то правительство, которое его потом имеет. Войдя к себе в приемную, легонько ущипнул за попку секретаршу Ниночку, которая еще месяц назад, не покладая ног, трудилась проституткой в Сандунах, а теперь была безмерно благодарна Бармину за предоставленное ей теплое местечко - гораздо более теплое, чем упомянутые московские бани. Принимая из ее рук папку с текущими документами, бросил на ходу, чтобы Ниночка немедленно приготовила ему крепкий черный кофе без сахара и с лимоном, взбитые сливки - без лимона и с сахаром, а также минет - с удовольствием и без губной помады.
Само собой разумеется, распоряжения шефа были тут же исполнены.
С трудом отдышавшись после крепкого кофе, Иван Афанасьевич застегнул ширинку и распорядился пригласить к нему начальников отделов.
Ниночка привычно и аккуратно вновь накрасила свои миленькие губки и вызвала к Бармину служащих подчиненного управления.
Короткое утреннее совещание прошло в общем-то без эксцессов, как всегда, ровно, по плану. Иван Афанасьевич не чаще обычного произносил слова "мудак", "засранец", "педераст" и любимое мудреное словосочетание "семиногий пятихрен", обращаясь таким образом к присутствующим, из чего можно было смело сделать вывод: жизнь сегодня удалась.
Разогнав всех по своим углам, Бармин собирался было вновь попросить у Ниночки кофе и сливок, но тут на пороге приемной появился генерал из госбезопасности, с которым у Ивана Афанасьевича была давняя и крепкая дружба.
- Ваня! - прорычал генерал. - Мы все - в жопе!
И это вместо того, чтобы любезно раскланяться с милой Ниночкой, которая еще в прошлые выходные усердно царапала свои стройные ножки о его генеральские погоны! Свинья он все-таки. Определенно свинья.
- Иван! - вновь зарычал генерал, позабыв о должной солидности и буквально вбегая в кабинет Бармина. - Ты слышишь, что я тебе говорю?!
- Экий ты буйный! - с улыбкой вышел к нему навстречу хозяин кабинета. - Какая муха тебя укусила?
- Брось! - махнул генерал рукой. - Не до подначек сейчас!
- Да что произошло-то? Объяснить можешь? - Бармин перестал улыбаться. Он много лет знал генерала и ни разу не видел его таким встревоженным и раздраженным. - Великая Монголия объявила войну Соединенным Штатам Америки или африканские бушмены попросились пешком войти в состав Российской Федерации?
Нет, нет, нет. Иван Афанасьевич вовсе не был круглым идиотом, а продолжал играть в бодрячка по привычке, следуя заученной еще с советских времен пропагандистской стихотворной фразе "ничто нас в жизни не может вышибить из седла".
- Таганцева пришлось выпустить из страны, - на одном дыхании выпалил генерал.
- Что-о-о?! - Бармин невольно упал в кресло, по счастью оказавшееся как раз позади него. - Ты что, генерал, белены объелся?! Да как ты только посмел это допустить?
- Не ори на меня! Не было другого выхода. Не было.
- Он порывисто прошел к бару, замаскированному под книжный шкаф, достал оттуда бутылку коньяку и, налив себе полный стакан, выпил до дна:
- Все, Таганцева в России уже нет.
- Продолжил, морщась от выпитого.
- Остается надеяться только на чудо.
- Ты о каком чуде сейчас говоришь? - прошипел Бармин, тщетно пытаясь встать на ноги и хватаясь рукой за сердце. - Таганцева просрал - это я уже понял. А документы? Документы где?
- Не знаю, - выдохнул генерал. - Таганцев со своими бандитами каким-то образом ухитрился перебить нашу штурмовую группу. Мы почти сразу же оцепили район, в котором он должен был находиться. Но ему удалось незаметно прорваться через заслоны. Бумаги он, естественно, забрал с собой.
- Естественно?! - что было мочи, заорал на него Иван Афанасьевич. - По-твоему, это естественно?!
- Не придирайся к словам. Он же… этот… Таганцев! Он ненормальный! - Генерал от возмущения даже взвизгнул, что было не характерно для его густого баса. - Он - не человек! Дьявол! Сатана!
- Неужели?! - язвительно воскликнул Бармин. - А я-то, наивный, думал, что наш Анд-рюша Таганцев - ангел небесный! Ха-ха-ха!!!
- Издеваешься? Ты себе и в страшном сне представить не можешь, что мне пришлось пережить за время общения с ним!
- Вот как?! - Иван Афанасьевич сделал удивленное лицо. Скорее это даже походило на клоунскую гримасу. - Вы с ним уже и общаетесь! Побрататься не успели за время общения?
- Да он мне чуть башку не отвинтил! - окончательно вышел из себя генерал.
- Начальник…
Хриплый голос, прозвучавший неожиданно за спиной генерала, заставил его вздрогнуть.
Очумел народ! По правительственным дачам, как по своим вонючим коммуналкам, разгуливает. Нет, ну, безобразие форменное! На Рублевке! В Жуковке! В двух шагах от Барвихи!
Пробраться на охраняемую территорию, где располагался особняк генерала, незамеченным было практически невозможно. А тут хмырь какой-то за плечо его взял.
- В чем дело?! - возмущенно воскликнул генерал и обернулся.
А как обернулся, так и обмер. Перед ним стоял собственной персоной Андрей Таганцев. Как будто из-под земли вырос!
- Не шуми, начальник. Лучше в дом пригласи - разговор к тебе есть. - Таганка на всякий случай осмотрелся по сторонам.
И генерал осмотрелся, отыскивая взглядом охрану, которой здесь должно было быть, как грязи.
Что удивительно, каждый наружный охранник находился в этот момент на своем штатном месте. Двое, к примеру, лежали у въездных ворот.
Генерал присмотрелся.
Первому глубоко пробил черепную коробку японский сюрикэн - металлическая пластина, похожая на заточенную шестеренку. Боец, как видно, не успел даже достать из кобуры свое оружие.
Второй лежал распластанный на животе. В правой его руке был зажат пистолет, из которого он уже никогда не выстрелит. Парень, получив ножом в грудь, шагнул вперед и упал лицом вниз. Клинок прошел тело насквозь.
Но где еще двое? Дом генерала круглосуточно охраняли четверо.
- Ну что? - вновь подал голос Таганцев. - В гости приглашаете или мне обойтись без вашего приглашения?
- Приглашаю, - недовольно и растерянно буркнул генерал. - Прошу. - Сделал жест рукой, предлагая Таганцеву идти вперед.
- Ну что вы! - улыбнулся Андрей. - Я только за вами. Не подумайте, что из уважения.
Всего несколько минут назад, выходя во двор своего дома, чтобы подышать свежим воздухом, генерал и подумать не мог о том, что бандит Таганцев, всеми оперативными службами России объявленный в розыск, рискнет вот так запросто появиться на Рублевке, в элитарном правительственном районе самого ближайшего Подмосковья, напичканном милицейскими нарядами и "волкодавами" Федеральной службы охраны.
Теперь же, направляясь по бетонированной дорожке к крыльцу дома, он спиной чувствовал тяжелый и пристальный взгляд Таганки, надеясь только на то, что в доме остались в живых еще двое охранников. Уж они-то сумеют снять шкуру с этого бешеного волка.
- Может быть, объясните мне, Андрей Аркадьевич, что вам от меня нужно? - спросил генерал на ходу, не оборачиваясь.
- А я думал, что это вы мне объясните, - спокойно ответил ему Андрей.
- На всякий случай, - проговорил генерал, стараясь не выдать голосом своего безмерного волнения, - рекомендую не совершать необдуманных поступков. Я все-таки генерал госбезопасности. Вы в курсе?
- А я, тоже на всякий случай, ставлю тебя в известность, мурло золотопогонное: мне совершенно насрать на твои генеральские звезды. Усек?
- Напрасно вы так, Андрей. Мой вам совет: ведите себя благоразумно, и у вас будет шанс в дальнейшем облегчить свою участь. - Глупость какую-то сморозил.
И Таганка немедленно отреагировал:
- Заткнись, скотина, пока тебя ни о чем не спрашивают. Нет у меня уже давно никакого шанса. И это - единственное, чего ты должен бояться в своей жизни, запомни.
Между тем они подошли к дому, поднялись на крыльцо и через распахнутую дверь вошли внутрь.
Разочарованию генерала не было предела. А за накатившим разочарованием наступило полнейшее отчаяние. Дело в том, что оставшиеся двое охранников, на которых он так надеялся, тоже оказались убитыми.
Тот, что охранял нижний холл роскошного двухэтажного строения, лежал прямо посередине этого самого холла. В голове охранника зияла черная дыра от проникающего пулевого ранения. Значит, как только генерал вышел сегодня во двор, в доме кто-то выстрелил из оружия с глушителем. Ну, конечно же. Хозяин особняка увидал того, кто, скорее всего, стрелял. На диване спокойно восседал Сергей Лопатин по кличке Кнут и держал в руке пистолет с навинченным на ствол устройством для бесшумной стрельбы, называемым в народе просто глушителем.
Второй охранник, на которого возлагалась ответственность за контроль над задним выходом из дома, ведущим в яблоневый сад, тоже лежал на полу. Этому, как видно, просто свернули шею. Голова трупа была неестественно повернута вправо, а из открытого рта высовывался посиневший и опухший язык.
Не повезло парням на этом дежурстве.
Да хрен с ними, с парнями! Работа у них такая. Больше всех не повезло сейчас самому генералу, которого эти остолопы должны были по долгу службы беречь как зеницу ока. Проморгали разбойников, вот и поплатились своими никчемными жизнями. Сами виноваты. А за что он, заслуженный генерал, с головы которого по определению и волос не может упасть, должен подвергаться сейчас смертельной опасности? Ведь эта сволочь, Таганцев, действительно прав, терять ему нечего. Такой человек… такой зверь в человеческом обличье - страшнее самого дьявола.
Генерал буквально прилип взглядом к черному срезу ствола, который Лопатин направил на него, не поднимаясь с места. Лоб покрыла испарина, губы задрожали, вспотевшие моментально пальцы принялись бесконтрольно жамкать отутюженные полы дорогого английского пиджака.
- Ну что, генерал, прощай, - буднично произнес Таганцев, ничего больше не объясняя и не прибегая ни к каким просьбам или условиям. - Кнут! - Он лишь на мгновение повернулся к Лопатину. - Убей эту гниду.
Лопатин демонстративно передернул затворную раму пистолета, картинно вздохнул и прицелился, как бы раздумывая: влепить генералу пулю в левый глаз или продырявить лобную кость между бровей, как в кино показывают.
- Стойте! - выкрикнул генерал. - Вы с ума сошли! Так же нельзя!
Таганка сделал рукой знак, и Лопатин временно опустил ствол.
- Нельзя, говоришь? А как можно? У тебя есть предложения?
- Ну, мы же люди! Мы в двадцать первом веке живем с вами! У нас - правовое государство! - Глаза генерала судорожно забегали, дыхание стало частым и прерывистым. - Нормальные люди должны уметь договариваться между собой! Вы ведь, Андрей Аркадьевич, - он с надеждой заглянул в глаза Таганки, - не хотите уподобляться банальному и примитивному убийце!
- Да что ты говоришь?! - Таганка искренне удивился такой постановке вопроса. - И кто же я, по-твоему, если не банальный убийца? Папа римский Иоанн Павел Второй? Ты хоть думай, генерал, что говоришь. Я - бандит. Убийца. Отпетый уголовник и ничтожество в твоих глазах.
- Нет-нет-нет! - отчаянно замахал генерал руками. - Вы не такой, Андрей Аркадьевич! Вы - лучше! Вы значительно лучше! Вы… Вы… - Он от напряжения наморщил лоб, подбирая нужные определения, чтобы положительно охарактеризовать незаурядную натуру Таганцева и его выдающиеся человеческие качества. - Вы - благородный человек! - выпалил наконец, окончательно разочаровав Андрея.
- Какая гадость, генерал! Да я столько людей на тот свет отправил, сколько вы тараканов за всю свою жизнь не передавили. И вам это, между прочим, хорошо известно.
- Нет, Андрей Аркадьевич! Нет!!! - замотал головой генерал. - Я все время уважал вас как человека! Всегда признавал ваши неординарные организаторские способности и волевые качества! Но - служба! Я ни в чем перед вами, Андрей, не виноват! У меня тоже есть начальники! Я лишь выполняю приказы!
- Где-то я это уже слышал, - скривился Таганцев.
Интересные метаморфозы происходят с людьми в определенных предложенных обстоятельствах!
Скромная угловатая девочка в ситцевом платьице и несуразных круглых очках, до слез стесняющаяся произнести слово "трахаться", вдруг оказывается в постели настоящей ненасытной кошкой, проявляя такую страсть, какая и не снилась большинству сексапильных длинноногих девиц, денно и нощно охотящихся на новых русских.
Щуплый и трусоватый по жизни студент-биолог, кропотливо коллекционирующий различных бабочек и таракашек, бесстрашно бросается в горящий дом и, рискуя собственной жизнью, вытаскивает из огня грудного ребенка. И не для того, чтобы что-то кому-то доказать, а лишь потому, что иначе поступить не может!
Вдова убитого в Чечне офицера-десантника или мать погибшего при штурме Грозного молодого русского солдатика усыновляет вдруг осиротевшего чеченского мальчика, щедро одаривая его искренней любовью, добротой и неподдельной материнской нежностью.
А мужественный генерал, всю жизнь стремящийся к тому, чтобы стопроцентно соответствовать нетленному образу Железного Феликса, на людях волевой, непреклонный, бескомпромиссный и безгранично преданный служебному долгу, остановившись на мгновение перед пропастью, к вящему удивлению ахнувшей общественности превращается в слизняка и ничтожество.
- Мне противно с тобой говорить, генерал, - брезгливо произнес Таганцев. - Да и вообще не лясы точить я пришел сюда.
- А что?! - еще более переполошился генерал, хотя, казалось бы, куда больше. - Что вы намерены делать?! Все-таки убить меня? Но что вам это даст? Какая вам польза от моей смерти? Похоронят меня - ваших проблем моя гибель не решит!
Да, генерал в своем кругу слыл одаренным переговорщиком. Не раз и не два ему удавалось успешно проводить переговоры с придурками, возомнившими себя террористами наподобие Бен Ладена и мечтающими попасть в мировую историю. Чаще всего это были конченые люди, деградировавшие - из-за наркотиков, алкоголя или многолетних скитаний по тюрьмам и лагерям. За дозу героина они готовы были пойти в переговорах на любые уступки. Надо было только протянуть время и дождаться наступления так называемой ломки.
- Кнут! - резко выкрикнул Таганцев.
И Лопатин начал стрелять. Вместо оглушительного грома слышались только легкие шлепки, будто свернутой в трубку газетой били по полированной столешнице.
За головой генерала после первых же двух попаданий рухнула картина маслом в массивной резной раме, за которую генерал в прошлом году отдал сто пятьдесят тысяч долларов. Следующим выстрелом была вдребезги разнесена напольная фаянсовая ваза, подаренная ему племянником китайского вице-премьера. А секундой позже девять граммов свинца взвизгнули у самого уха генерала, ошпарив мочку огнем, заставив его немедленно зажмуриться, присесть и закрыть голову руками.
На короткое мгновение в доме воцарилась абсолютная тишина.
Потом послышались тихие всхлипы. Генерал, сидя на полу и не опуская с головы скрещенных рук, крупно задрожал всем телом и заплакал.
Таганцев с Лопатиным не мешали ему, пока тот не выплакался основательно и немного не успокоился. Подняв умоляющие глаза на Таганку, он с придыханием проговорил:
- Не убивайте… не надо… прошу вас…
Лопатин тем временем освободил пистолетную рукоять от расстрелянного магазина и вставил в нее новый, дополна набитый патронами. Резко передернул затвор и застыл в ожидающей позе.
- Не убью, - пообещал Таганка. - Если расскажешь мне все, о чем буду спрашивать.
- Расскажу! Расскажу! - повторил генерал и вновь был готов расплакаться. - Все расскажу, Андрей Аркадьевич, что знаю!
Было окончательно ясно - генерал сломлен. К чему, собственно говоря, и стремились нежданные визитеры.
- Ну, если расскажешь, то бояться тебе, в общем, нечего. - Примирительным тоном проговорил Таганцев. - И не сиди ты на полу, генерал! Несолидно как-то. Развалился тут, как собака бездомная. Кнут, помоги ему!
Лопатин взял генерала под руки и переместил в кресло. Ноги его не слушались. Пришлось приподнимать над полом и почти что волочь безвольно обмякшее тело.
- Пить будешь? - спросил Таганка, подходя к бару и открывая дверцу.
- Нет-нет-нет! - замахал генерал обеими руками. - Да! В горле все пересохло, - выкрикнул, спохватившись. - Буду-буду!
Андрей достал хрустальный стакан, набулькал его до краев водкой и любезно протянул генералу.
- Угощайся, расслабься, будь как дома, - произнес тоном радушного и гостеприимного хозяина, всегда с удовольствием привечающего давних добрых друзей.
- Спасибо, - нелепо ответил тот, принимая из рук Таганки вместительную тару, которую тут же осушил до дна.
Так измученный жаждой странник, много дней пересекающий обезвоженную жаркую пустыню, принимает прохладную воду из рук нежданного спасителя.