Тут же была инструкция, объясняющая назначение и того, и другого.
Константин Иванович писал следующее:
Извини, дорогой Савелий, но отдых придется отложить до лучших времен. Оставайся в Ялте. Наблюдая за Рассказовым, ни в коем случае не выдавай своего присутствия. То, что этот человек прибыл в Крым не для вложения в курорты капиталов, совершенно очевидно. Мы еще не знаем, что он задумал. Это предстоит узнать тебе.
Передаю подслушивающие устройства и приемник для получения сигнала. Попытайся установить "жучки" везде, где Рассказов может появиться. Пользоваться этим оборудованием несложно - почитай инструкцию.
Информируй меня каждый вечер, время связи - с 20–00 до 20–30 по местному времени. Будь осторожен.
Всего наилучшего.
Богомолов.
Перечитав еще раз послание генерала, Говорков попросил таксиста подъехать не к гостинице "Ялта", где они остановились с Вероникой, а в тихий и неприметный переулок Киевский. Там, в типовой пятиэтажке, жил Витас Мачюлис.
Виктор, ты можешь мне помочь? - едва поздоровавшись, спросил Савелий.
Что за вопрос, - обезоруживающе улыбнулся Мачюлис; этот человек вообще отличался завидной отзывчивостью и всегда был готов помочь друзьям в трудную минуту. - В чем я могу тебе помочь?
Только давай договоримся сразу: ты ни о чем не будешь меня спрашивать, я тебе сам потом все объясню. Но не теперь, договорились?
Еще вчера, - с улыбкой ответил Витас.
Поставив кейс на стол, Бешеный щелкнул золочеными замочками, достал одну из многочисленных коробочек и спросил:
Знаешь, что это?
Нет, - честно признался Витас.
Подслушивающие устройства. Иначе говоря, "жучки". Их надо установить везде, где только может появиться этот самый "мистер Морозофф". Ты ведь местный, всех знаешь. Тебе это будет проще.
Мачюлис внимательно осмотрел "жучок", взвесил его на ладони.
Без проблем! А для чего тебе это нужно, мне знать совершенно неинтересно, - подмигнул Витас. - Но один вопрос все‑таки есть.
Спрашивай.
Как скоро я должен это сделать?
Чем раньше, тем лучше, - признался Савелий.
Витас наморщил лоб и задумался.
Ну, в "Ореанде" у меня приятель сантехником работает. У него ключи от всех номеров. Так что проникнуть в апартаменты этого американца - не проблема. Он там вроде бы постоянно не живет - в последнее время "мистер Морозофф" обитает на какой‑то правительственной даче. Но туда, как ты понимаешь, я попасть не смогу.
А в машину? - коротко спросил Говорков.
Не знаю. Я ведь не автомобильный взломщик, никогда этим не занимался. Ладно, ты мне все это оставь и отправляйся к своей девушке в гостиницу, она заждалась, небось. А вечером я тебе позвоню. Договорились?
Мачюлис позвонил сразу же после ужина, и по тону приятеля Бешеный понял, что все у него получилось.
И, конечно же, не ошибся.
Привет, это я. Все в порядке, - послышался из трубки неторопливый голос Витаса. - Нашпиговал его гостиничный номер, как хозяйка кусок мяса чесноком. Один - в салоне под тумбочкой, другой - в ванной, третий - в прихожей, четвертый - в спальне.
Не найдут?
Что ты! Я их так запрятал, что ни американец, ни горничная ни за что не заметят.
Ну спасибо, удружил, - облегченно вздохнул Бешеный. - Честно говоря, я и не думал, что все у тебя так гладко выйдет.
Обижаешь, - ответил Витас, - как ни крути, а в Афгане я все‑таки разведчиком был. И, как говорят, неплохим.
Ладно, не хвастайся, - заметил Савелий. - А вообще‑то спасибо огромное, с меня причитается.
Это с меня причитается, - возразил Витас.
Разберемся, пока. - Савелий положил трубку и повернулся к Веронике. - Извини, милая, но сегодня вечером нам не придется пойти в ресторан, - виновато сказал он.
Милый, я все прекрасно понимаю. - Она приложила палец к его губам. - Я найду чем заняться: пойду на набережную и попишу немного.
Вот и отлично! - облегченно сказал Савелий: он‑то ждал одних упреков.
Тем же вечером Говорков, вооружившись приемником, занял позицию неподалеку от гостиницы. Но черный "Зил" так и не появился. Проторчав на лавке до часу ночи, Савелий решил, что ждать дольше бессмысленно, и отправился в гостиницу.
15
"Мы будем истинными хозяевами России!.."
Несмотря на несомненные успехи сабуровской преступной группировки, Василия Фалалеева не устраивало положение второго человека в структуре. Кактуса безжалостно жрал червь тщеславия - так хотелось стать полноправным лидером, ни от кого не зависеть, принимать все решения абсолютно самостоятельно, без оглядки на Лютого!
Кактус очень надеялся на Петрова, точнее, на компромат, который бывший майор "конторы" обещал накопать на Нечаева. А в том, что Петров накопает, Фалалеев ни минуты не сомневался. Да и слова Вадима Андреевича запали глубоко в душу Кактусу:
"Компромат хорош уже тем, что при желании его можно накопать на кого угодно, даже на самого Господа Бога".
Но прошла неделя, а от Петрова не было никаких известий, и это сильно беспокоило Фалалеева. Он несколько раз звонил бывшему комитетчику и на мобильный, и домой, но телефоны упрямо молчали. Кактус даже не поленился съездить к Вадиму Андреевичу на Новочеремушкинскую улицу, где тот обитал, но дверь ему никто не открыл.
Все это наводило на тревожные мысли.
Возможно, Максим, человек, несомненно, проницательный и опытный, заметив слежку, ликвидировал соглядатая.
А может быть, и похуже: собрав компромат, Петров посчитал выгодным для себя передать документы и видеозаписи не ему, Кактусу, а самому объекту слежки!
Фалалеев заметно нервничал, и нервозность эта передавалась людям его окружения. Теперь он, нисколько не стесняясь, повышал голос и на бригадиров, дававших еженедельный отчет о проделанной работе, и даже на Шмаля, которому доверял гораздо больше других.
Послушай, Васек, - сказал ему как‑то Артемьев, - никак в толк не возьму: какая собака тебя укусила? Все ништяк: капуста на нас дождем падает, врагов на Москве почти никаких не осталось, менты не лютуют. А ты психуешь, дергаешься.
Беседа проходила в загородном коттедже Кактуса на Рублевском шоссе.
Все вроде бы путем, - продолжал Шмаль и, закурив, бросил пустую сигаретную пачку в стоявшую на полу китайскую вазу эпохи династии Мин. Антикварная вещь, тянувшая на пятьдесят штук баксов, заменяла Кактусу пепельницу.
Да ничего ты не понимаешь. Это одна видимость, что ништяк. А на самом деле хреново все, - возразил хозяин виллы и, взяв мобильный телефон, набрал номер. Приложил трубку к уху, послушал, торопливо нажал "отбой" и мрачно пробормотал: - И куда же этот сучонок запропастился? Столько времени не звонит.
Ты о Петрухе? - догадался Шмаль.
А то о ком же еще? Я уже и пацанов к нему посылал, и сам поздно вечером ездил.
Окна не горят, будто он вообще не бывает дома.
На физиономии Артемьева нарисовался неподдельный интерес.
Вот как? А когда ты его в последний раз видел?
Тогда же, когда и ты. Когда я ему Лютого заказывал.
Так ведь ты ж ему целых полтора месяца дал. Или что‑то вроде того. Забыл? - напомнил Шмаль. - Может, уехал куда. По делам.
Да куда он уехать мог?! - в сердцах воскликнул Кактус. - Я ведь ему за что деньги платил? Чтобы он Лютого пас. А Нечаев теперь в Москве и ехать вроде бы никуда не собирается. И концы все тоже тут. - Фалалеев немного помолчал, а затем добавил сумрачно: - Знаешь, чего я боюсь?
Чего?
Боюсь как бы Петруха на его сторону не переметнулся, вот чего!
То есть? - не понял тот.
Ну, накопал он, например, на него что‑нибудь такое. Дикри… дестри… - пытался выговорить он трудное для себя слово.
Дискредитирующее, - подсказал Шмаль, втайне гордясь своим интеллектом.
Вот–вот. - Фалалеев хотел было повторить мудреное слово, но в последний момент раздумал, заменив на более понятное: - Что- то типа такого позорного, косячного. И решил Лютому это продать.
Так ведь ты ему и аванс дал! Как сейчас помню - двадцать косарей баксов.
Думаешь, Лютый не может нам масть перебить? Или у него ста косарей баксов не будет? - резонно предположил Кактус. - Представляешь, если эта сука Петруха Нечаеву продался. Что тогда Максим со мной сделает? Да и с тобой, кстати говоря, тоже, - добавил он.
А я‑то тут при чем? - заметно забеспокоился Шмаль.
А при том, что ты присутствовал при той беседе, а Лютому об этом не рассказал, - мстительно напомнил Фалалеев. - Или забыл уже?
Лишь теперь до Артемьева дошло, зачем Кактус сделал из него сообщника: круговая порука - самый действенный способ намертво привязать человека к себе.
Да не суетись ты, - попытался успокоить приятеля Шмаль. - Нарисуется Петруха, никуда не денется. Да и сдавать нас Лютому у него резона нет.
Поднявшись с глубокого кожаного кресла, Кактус нервно заходил по комнате.
Боюсь, неспроста все это, ох, неспроста. Куда он пропал, а? Почему до сих пор не появился? Почему его все время дома нет? Дай Бог, чтобы Максим его просто завалил, дай Бог. А если Лютый расколол его и только после этого завалил?
На лице Артемьева отразилось уныние.
И что же теперь?
Я вот что думаю, - вздохнул Фалалеев, - надо бы наших пацанов собрать, какие в авторитете. И честно обо всем перебазарить с ними.
Например?
Ну, предъяв к Лютому у нас и без компромата Петрухи хватает. - Кактус вновь плюхнулся в кресло, на его жирном лбу обозначились рельефные складки. - Смотри: во–первых, те непонятные мужики в камуфляже, которые нас от покушения отбили, - раз. Во вторых, исчезновение Петрова. А обставить надо так: мол, мы попросили этого долбаного комитетчика аккуратненько так пробить, что это за люди нас выручили. А вдруг это не Максим ментов купил, а они его, а? Ну, Петруха, значит, начал работать, а потом, мол, неожиданно исчез. Кому это выгодно? Ясно кому.
В последней фразе явственно прочитывалось: сейчас карьера, а то и жизнь Кактуса и Шмаля зависят лишь от того, кто первый бросит тень на конкурента. Фалалеев на Нечаева или Нечаев на Фалалеева.
И когда ты это думаешь сделать?
Чего тянуть? Давай‑ка я сейчас всех и соберу. - Кактус вновь потянулся к мобильному. - Но сначала подумаем, с кем можно этот рамс перетереть.
С Сытым?
Раз. - Фалалеев принялся загибать татуированные пальцы. - С Кудрявым, Прохором, Соловьем.
Соловей со своей бригадой в Томск поехал, с тамошними барыгами разбираться, - напомнил Шмаль. - Может, Виста позвать?
Как и предвидел Прокурор, коньковские пошли с сабуровскими на мировую, в отличие от очаковского Силантия, который по–прежнему продолжал бессмысленную войну.
Нет, Виста не стоит - человек‑то он новый, может не понять. Потом как‑нибудь с ним перебазарим, отдельно. Ну, с Богом, - вздохнул Кактус и принялся названивать компаньонам.
Максим Нечаев, как уже говорилось, отличался редкой проницательностью, его вообще трудно было обмануть. Как бы ни улыбался ему собеседник, как бы ни заискивал, ни лебезил, ни льстил - Лютый всегда видел его насквозь. От Нечаева не могла ускользнуть даже малейшая фальшь в интонациях, в жестах и, особенно, в мимике. Но Максим никогда не высказывал своих соображений в открытую, хотя мнение о каждом, с кем доводилось встречаться, имел свое собственное. И мнение это, как он неоднократно убеждался, целиком соответствовало действительности.
В последнее время Лютый заметил: Фалалеев здорово изменился к нему. Нет, внешне все было прекрасно: при виде старшого на лице Кактуса играла подобострастная улыбка, но улыбка эта напоминала хищный оскал. Более того, теперь в интонациях порученца проскальзывали слишком уж льстивые и заискивающие нотки, движения сделались чересчур вкрадчивыми, позвоночник - по–лакейски выгнутым, и все это не могло не настораживать.
Поразмыслив о причинах, Максим пришел к единственно правильному выводу: Кактус метит в лидеры, но, оставаясь в тени его, Лютого, вынужден довольствоваться относительно второстепенной ролью. Несомненно одно: этот человек - хитрый, коварный, лукавый и изворотливый. Он использует малейший шанс, чтобы, свалив лидера и создателя сабуровских, самому стать во главе группировки.
А такой шанс у Кактуса уже был.
Нечаев сам понимал, что слова о СОБРе, который он якобы купил для охраны и который сорвал недавнее покушение, прозвучали не слишком убедительно. По всем уголовным законам Фалалеев и Артемьев имели полное право потребовать более детальных объяснений, но Кактус, ограничившись лишь несмелой просьбой познакомиться с милиционера- ми–спасителями, подозрительно быстро отстал с вопросами.
Это было не похоже на Фалалеева - не таким уж он был доверчивым.
Так что опасения Лютого имели под собой основания: Кактус не успокоился, Кактус наверняка начал самостоятельное расследование, Кактус плетет нити интриг, Кактус попытается использовать ту историю с собровцами в своих интересах. Скорее всего, он уже нанял кого‑нибудь для поиска информации, способной серьезно скомпрометировать лидера в глазах сабуровской братвы.
А уж если человек, которого порученец подыскал для сбора информации, раскопал кое- какие факты биографии Нечаева - служба во Втором главном управлении КГБ, работа в так называемом "тринадцатом отделе", - провала никак не избежать. Фалалеев поспешит обвинить лидера в ссученности, и Максиму крыть будет нечем. Тут не помогут ни старые заслуги, ни былой авторитет.
Тогда Лютого тихо и незаметно уберут, а потом "король крыс", с таким трудом созданный, полностью выйдет из‑под контроля.
Надо было что‑то делать, и делать немедленно.
О том, чтобы поделиться своими сомнениями с Прокурором, и речи быть не могло: полная автономность Нечаева была одним из главных условий внедрения. Да и что толку от руководителя КР?! Одно дело - помочь отбиться от наседавших бандитов, а другое - разрешить трения внутри группировки.
Максим долго и мучительно размышлял над сложившейся ситуацией, но ни к чему путному так и не пришел.
А время не шло - оно летело; и время это явно работало не на Лютого.
Как ни странно, но подозрения Кактуса встретили у большинства сабуровских авторитетов скрытое понимание и сочувствие. Впрочем, тому были свои причины: братва, стремившаяся к вольнице, явно тяготилась железной дисциплиной, которую насаждал Лютый. Наркотики - даже относительно безобидные "травка" и экстази - были строжайше запрещены; спиртное и то не приветствовалось в сабуровской группировке. За малейшие нарушения дисциплины была введена жесткая система штрафов и наказаний - никакие оправдания не принимались.
"Причин может быть только две, - говаривал обычно Максим Нечаев, - паралич или смерть".
Более того, в глазах среднего звена сабуровских авторитетов Максим выглядел слишком уж интеллигентным и умным - и настолько, что все эти соловьи, сытые, кудрявые да про- хоры, имевшие за плечами три года ПТУ и пять подвальной "качалки", подсознательно ощущали в обществе Лютого собственную ущербность. И естественно, многие, очень многие хотели бы видеть новым лидером сабуровских Васю Фалалеева.
В той беседе Кактус был вкрадчив и обтекаем и в разговоре акцентировал внимание собравшихся на неудачном покушении. Мол, что это за люди, которые отбили наезд, - непонятно. Я‑де спрашивал у Лютого - тот говорит, что СОБР, но знакомить со спасителями почему‑то не хочет. Получается, ему есть что скрывать от нас, пацанов. Вон и коньковский Вист, с которым мы тогда воевали, тоже ничего не знает.
Нечаев, конечно, в авторитете, старшой, однако, как говорится, доверяй, но проверяй. Вот он, Вася, и решил осторожно проверить. Нанял одного надежного человека, чтобы тот пробил, кто таков этот Максим, где чалился, кто в кентах да подельниках. А человек этот возьми да исчезни. Кому выгодно это, пацаны?!
Пацаны сочувственно цокали языками, кивали, поддакивали, вставляли несмелые реплики, но тем не менее не спешили с главным выводом.
Наконец Сытый, больше других не любивший Нечаева, заявил:
То, что ты нам о Лютом сказал, - хорошо. Ты, Кактус, в натуре, правильно сделал. Мы‑то и раньше видели: слишком уж умным он хочет быть, слишком уж борзо ведет себя, слишком высоко залетел. Как говорится, чем выше взлетишь, тем больней падать. А теперь, после твоих слов, будем думать всерьез.
Пацаны, только все это между нами, - просительно улыбнулся Фалалеев, - чтобы за пределы этой комнаты не вышло.
Понятно, понятно, - закивали пацаны, - мы‑то не враги ни себе, ни тебе.
Как бы то ни было, но слова Фалалеева заронили первые семена сомнения в "правильности" теперешнего лидера, и Кактус ни секунды не сомневался: со временем семена эти дадут долгожданные всходы.
А теперь надо было терпеть, надо было дождаться, пока Максим не проколется на какой‑нибудь мелочи или пока не нарисуется пропавший Петруха со своим компроматом. Фалалеев все еще самоуспокаивался мыслью, что бывший комитетчик выехал в провинцию по делам.
Впрочем, вскоре Кактус на какое‑то время позабыл даже о пропавшем Вадиме Андреевиче - в середине октября произошло событие, неожиданно давшее Фалалееву дополнительный козырь в скрытом противостоянии с Лютым.
Как‑то утром Шмаль разбудил Кактуса ранним телефонным звонком.
Ну, чо тебе еще… - Первую половину ночи Фалалеев пил коньяк, а вторую - трахал молоденькую манекенщицу, очередную "Мисс Европу", и потому был невыспавшимся и весьма агрессивным.
Тут к нам один американский барыга своего человека прислал.
Что за барыга? - Кактус переложил мобильный в другую руку.
Бизнесмен, банкир или что‑то вроде того, - сообщил Шмаль.
Вася взглянул на обнаженную девицу, лежавшую рядом, - теперь, без косметической штукатурки, с помятым лицом и маленькими заспанными глазками, она казалась столь же гадкой, сколь вчера - желанной. Затем лениво пошарил рукой внизу - рядом с кроватью стояла загодя приготовленная бутылка пива и валялась пачка сигарет.
Ну и что он хочет, этот барыга, - поинтересовался Фалалеев, сковырнув пробку передним зубом и сплюнув ее на мускулистую задницу манекенщицы, - крышу ему от американских гангстеров поставить? Или ему Клинтон капусту задолжал, так что, долг надо выбить?
Хочет с тобой встретиться. Кстати, он русский… Мистер Морозофф.
Я по таким мелочам с бизнеснюгами не встречаюсь, даже со штатскими. - Не в силах бороться с жаждой, Кактус приложился к бутылке, острый кадык его быстро–быстро заходил под волосатым подбородком, и из уголков рта потекла густая пена. - Делать мне больше нечего! Для этого бригадные есть.
Да обожди ты, не клади трубку, я еще не все сказал. Барыга этот очень богатый, бабок просто немерено, - продолжал Шмаль. - И он хочет с твоей помощью разместить эти деньги у нас, в России. Типа как вложить в дело. Этот Морозофф теперь в Ялте, в Москву почему‑то приехать не может.
Что, правда такой богатый? - Допив пиво, Кактус бросил пустую бутылку в угол и утер рот углом простыни.