Вечером того же дня Говорков уже был на своем посту на набережной, напротив "Ореанды".
В открывшихся по случаю начала сезона кафе гремела музыка, первые отдыхающие бесцельно слонялись по набережной взад–вперед, беспечно грелись на солнышке, бросали белоснежным чайкам кусочки хлеба, и никто не обращал внимания на невысокого голубоглазого блондина, скромно сидевшего неподалеку от "Ореанды" с небольшим приборчиком в руках - то ли минитранзистором, то ли аудиоплеером.
В первый день Савелий не узнал ничего нового: судя по звону посуды, доносившемуся из мембраны, Рассказов банально пьянствовал со своим порученцем.
Жучки чутко улавливали каждое слово, каждый вздох - Говорков слышал, как поносит Аркадий Сергеевич российскую мафию, сколь нелестно отзывается о сабуровских вообще и об их лидере Василии Фалалееве в частности. Монолог "инвестора" сопровождало характерное бульканье и звон рюмок, которые красноречивей всяких слов говорили о его состоянии.
Второй день тоже не принес ничего нового - пьянка в апартаментах господина Морозоффа продолжалась, видимо, без всякого перерыва со вчерашнего дня, но сегодня Аркадий Сергеевич говорил меньше, чем накануне, видимо, выдохся.
Удивительно, но на третий день извечный оппонент Бешеного стал куда разговорчивей.
Интуиция никогда не подводила Савелия - он чувствовал, что теперь‑то господин Рассказов наверняка поведет разговор о чем‑то важном.
Так оно и случилось.
Бешеный подсоединил к детектору миниатюрный магнитофончик и нажал кнопку записи.
"Шеф, вы решили их кинуть?" - явственно различил Говорков голос Стива.
"Вот именно…" - послышался голос Рассказова.
"Но как? - недоумевал порученец. - Ведь мистер Фалалеев - человек осторожный и вряд ли просто так согласится доверить вам свои деньги. Кроме того, в последней беседе вы упомянули о краткосрочном кредите и каком‑то залоге. Недвижимость в США, во Франции".
"Во–первых, кроме меня, Фалалееву помочь некому, и он это прекрасно понимает. Иначе не прибежал бы ко мне с наскипидаренной задницей. Во–вторых, не мне тебя учить, как оформляются подобные аферы. Я могу подписать любые платежные документы. Но не своим именем, а в качестве мистера Морозоффа. Понимаешь?"
"Понимаю".
"Завтра поздно вечером Фалалеев передаст мне наличность. Еще сутки - на оформление документов. До Стамбула - шестнадцать часов плюс таможенные формальности. К концу недели будем в Сингапуре. Понимаю, тридцать миллионов в сравнении с тем, что я мог получить - ничто, но, как говорят в России, с паршивой овцы хоть шерсти клок…"
После этих слов решение к Савелию пришло почти мгновенно.
По мнению Константина Ивановича, следует во что бы то ни стало разорвать опасную связку Рассказов - Кактус. И ничего лучше, нежели подбросить Фалалееву эту аудиозапись, тут не придумаешь. Дальнейшие действия Фа лалеева нетрудно предугадать: или открытая конфронтация с "мистером Морозоффым", что в силу теперешней беззубости Кактуса маловероятно, или какая‑нибудь тайная изощренная мерзость в отместку "инвестору", на что сабуровский бандит, несомненно, способен.
За следующий день Говорков успел больше, чем за предыдущие четыре дня пребывания в Ялте.
Сделав с записи несколько копий, он немедленно связался с Богомоловым. Савелий считал, что следует сообщить Фалалееву о планах "мистера Морозоффа" на его счет, но как‑то осторожно, ненавязчиво; после московских событий Кактус имел все основания никому не доверять. Во всяком случае, анонимная посылка и подметное письмо в сложившейся ситуации не годились.
Константин Иванович попросил перезвонить через пару часов. Видимо, хотел навести необходимые справки. И уже к обеду после десятиминутного инструктажа Бешеный знал, что следует предпринять.
Вечером Говорков отправился в ресторан на последнем этаже интуристовской гостиницы - огромного шестнадцатиэтажного параллелепипеда желтого бетона, нелепо возвышающегося над благородной зеленью Массандры. Он знал - там в ожидании решения старших коротают время Аркаша и Синий - телохранители Фалалеева и Артемьева.
Оба "быка" отчаянно скучали, и потому свести с ними знакомство не составило большого труда.
Долгое пребывание в курортном городе, безделье, отсутствие серьезных раздражителей - все это расслабляет, притупляет бдительность, ведет к полной потере чувства опасности; именно на это и напирал при последнем инструктаже генерал Богомолов. И потому ни Аркаша, ни Синий не удивились, когда их новый знакомый спокойно представился: "Я, мол, из братвы, из местной".
Кроме того, повадки и специфический словарный запас, в свое время приобретенные Говорковым на зоне, явно расположили к нему сабуровских.
Чем же вы промышляете? - спросил один из них. - Бабок–сигаретниц налогом обкладываете? Художникам на набережной крыши ставите?
Всем понемножку, - спокойно парировал "ялтинец". - Тут в "Ореанде" уже четвертый месяц какой‑то американский "бобер" сидит. Думали его пощупать, но сначала решили узнать, чем он дышит, и натолкали ему в номер жучков. Они там с этим типом Стивом по–английски базарят, но мы одного нашего лоха–переводчика подрядили, - они тут все без работы сидят - так он за двести гринов базар ихний на русский переложил. На ту же кассету и записали…
Прослушав записи, Аркаша и Синий буквально офонарели. Само собой, они были в курсе планов своего старшого насчет отъезда за рубеж и знали, что именно "мистер Морозофф" взялся перевести за границу наличность, добытую с таким риском в Москве.
А ты не мог бы нам эту кассетку дать послушать? - попросил Синий.
И показать кое–кому, - поджал губы Аркаша.
Дать - не могу. А вот продать - дело другое, - последовало встречное предложение; Говорков знал, что такой ход с его стороны будет выглядеть более чем правдоподобно.
За кассету новый знакомый взял смехотворную по меркам "быков" сумму - две тысячи долларов.
Бешеный не знал в точности, как отреагировал Фалалеев на запись, но уже наутро Артемьев вместе с Синим отвалил в Симферополь.
Они пробыли там недолго. Вечером навороченный джип вновь колесил по узким ялтинским улицам и незадолго до полуночи остановился у ярко освещенного подъезда гостиницы "Ореанда".
Савелий опять занял свое место на набережной - подкрутил колесико настройки, на всякий случай подсоединил диктофон.
К удивлению Савелия, Фалалеев вовсе не изменил своего решения - все тридцать миллионов передал "мистеру Морозоффу". Слушая разговор бывших компаньонов, Говорков отметил: Кактус говорил вкрадчиво и в то же время с издевкой.
"Пересчитайте, господин Морозофф! - предлагал сабуровский, вжикая замком - "молнией" и при этом шелестя чем‑то, очевидно, банкнотами. - Деньги - они счет любят!.."
"Зачем же!" - Аркадий Сергеевич энергично противился предложению, видно, не желая обижать недоверием граждан–бандитов.
"Тут чуть меньше тридцати миллионов!" - уговаривал Фалалеев.
"Да я вам и так верю… Впрочем, пересчитай, Стив".
Когда подсчет был закончен, Кактус получил от несостоявшегося инвестора документы - мол, он передает эти деньги в качестве кредита, получая в залог недвижимость в Майами, Лос–Анджелесе, Сан–Франциско и в пригороде Парижа - Ментоне.
Сделка завершилась дружеским возлиянием - Говорков, уже подустав от пьяных возгласов, улавливал в тоне и той и другой стороны явную издевку: каждый думал, что надул партнера.
В половине пятого четверка бандитов наконец‑то покинула гостиницу - до слуха Савелия донесся смешок Артемьева:
"И этого лоха разули".
Гулко хлопнули дверцы джипа, и машина плавно отчалила от полукруглого здания "Ореанды".
- И как, интересно, они его обманули? - недоумевал Бешеный, но, взглянув на часы, ужаснулся: он обещал Веронике возвратиться не позднее полуночи.
28
"Бензин разлит…"
Огромный неповоротливый бензовоз на КамАЗовском шасси неторопливо катил по горному серпантину трассы Ялта - Симферополь. Машина тяжело взбиралась на склоны, а водитель то и дело посматривал на часы и хмурился - видно, не укладывался в график.
Справа от дороги. ровными рядами возвышались стройные, сбегающие к лазурному морю кипарисы, слева нависали огромные глыбы желтого песчаника.
Сквозь темнеющую зелень на побережье просвечивали белоснежные домики. Рыжее солнце, отражаясь от зеркальной глади моря, слепило глаза, и водитель опустил солнцезащитный козырек.
В то погожее апрельское утро за рулем бензовоза сидел Бешеный. Он уже знал: Аркадий Сергеевич Рассказов и его верный помощник еще вчера покинули гостеприимную Ялту.
Знал он и другое: через полтора часа по этой трассе должен проехать джип с Кактусом и его дружками.
Накануне вечером Бешеный вновь связался с генералом Богомоловым - несмотря на отъезд "мистера Морозоффа", решение физически ликвидировать Василия Фалалеева вместе с его окружением осталось неизменным.
"Савелий, задание во что бы то ни стало необходимо выполнить. Я никогда не стесняю тебя в средствах, - напомнил Константин Иванович. - Только скажи, что тебе требуется".
Говоркову потребовалось совсем немного - бензовоз с цистерной, наполненной бензином. Бензовоз Савелий получил в Севастополе, на базе российских военно–морских сил, спустя всего три часа после разговора с Богомоловым. Хуже было с бензином: бедные моряки не всегда получали его, чтобы выйти в море для плановой подготовки новобранцев, а уж по приказу…
Когда Савелий получал бензовоз, мичман, оформлявший машину, невозмутимо заметил: "Этот КамАЗ уже списан, а с горючим… - Он почесал в затылке. - Что наскребли, то и влили".
"И сколько же влили?" - спросил Савелий, уверенный, что речь идет о цистерне: он и представить себе не мог, какой будет ответ.
"Десять литров в бак, чтобы добраться до места, - вздохнул мичман и развел руками. - Извини, земляк: чем богаты".
Бешеный невольно подумал:
"Знал бы ты, парень, для чего нужен этот бензовоз и этот бензин".
Савелию ничего не оставалось, как обратиться к "афганцам", в Ассоциацию ветеранов, в фирму "Герат". Эту Ассоциацию создал и возглавил Олег Вишневецкий. "Герат" изначально оказывал охранные услуги, но постепенно занялся и коммерцией. Набирая силы, Олёг стал создавать филиалы на территории бывшего Советского Союза и первый открыл на Украине.
С Олегом Вишневецким Савелий познакомился еще в Афганистане, но сдружились они, когда случайно встретились в Москве. Посидев за "рюмкой чая", вспомнив былое, погибших друзей, они поклялись, если даже их будут разделять тысячи километров, прийти в трудную минуту на помощь друг другу.
Когда нужны были сильные, преданные, закаленные афганской войной люди, Савелий обращался к Олегу Вишневецкому, и тот никогда не отказывал, и не было случая, чтобы "афганцы" не справились с поставленной задачей или подвели его. Как говорил Савелий, "я доверяю только Богу и "афганцам": они никогда не предадут".
Олежек, привет! Это Савелий, - сказал Говорков, услышав знакомый голос.
Савка, привет! Ты где? Совсем забыл друга? - чуть укоризненно заметил он.
Я в Ялте.
Счастливый! Отдыхаешь.
Ага, счастливый, - устало проговорил Савелий, и Олег понял, что попал, как говорится, пальцем в небо.
Какие проблемы, братишка?
Бензин нужен, - выпалил Савелий.
Что, на дороге застрял? - не удержался от шутки Олег.
Ты не понял: мне нужно с тонну.
Когда? - уже серьезно спросил Олег.
В течение часа, - ответил Савелий.
Не клади трубку, я мигом, - сказал Вишневецкий, и в трубке раздалась незатейливая мелодия в режиме ожидания, но вскоре Олег вернулся: - Записывай адрес…
Через полчаса Савелий уже был у одной станции техобслуживания, где его ждали молчаливые ребята. Они закачали в его цистерну тонну бензина и пожелали удачи.
Времени оставалось в обрез, и Савелий устремился к месту, определенному планом операции.
После Алушты дорога пошла круто вверх. Встречных машин было немного: изредка бензовоз обгоняли БМВ да "мерседесы" так называемых "новых украинских" (в Крыму это преимущественно симферопольские и днепропетровские бандиты); они сигналили, требуя уступить дорогу, суетились, спешили.
Бешеный взглянул на часы - до появления джипа Кактуса оставалось минут пятьдесят.
Вскоре показалось небольшое придорожное кафе с игривым и весьма двусмысленным названием - "Вдали от жен".
Бешеный притормозил - метров через пятьдесят должен быть дорожный знак "Улавливающий тупик - 30 м". Именно это место и было пунктом назначения бензовоза.
Улавливающие тупики - узкие дороги, уходящие круто в горы, - проложены на трассе Ялта - Симферополь лет двадцать назад. Крутые повороты, неожиданные подъемы и спуски - не всякий водитель чувствует себя в таких условиях комфортно; многие, особенно по пьяни, в любой момент могут свалиться в ущелье.
А уж если автомобиль потеряет управление, лучше погасить скорость, не то сыграешь вместе с машиной в пропасть.
Спустя минут десять Говорков поставил бензовоз в одном из улавливающих тупиков - прямо над дорогой. Поднял рычаг ручного тормоза, установил на него нехитрое приспособление, приводящее ручник в движение радиоимпульсом, и, бросив в сторону КамАЗа прощальный взгляд, неторопливо спустился к трассе.
Вскоре Савелий как ни в чем не бывало сидел под полосатым тентом кафе "Вдали от жен". Пил кофе, то и дело посматривая на часы. Перед ранним посетителем дорожной забегаловки лежала небольшая коробочка черного пластика с одной–единственной кнопкой - пульт дистанционного управления…
Через двадцать минут, не позднее, бандитский джип должен был появиться.
Люди, хорошо знавшие Кактуса, замечали, что он любит окружать себя всякой швалью и поганью: Васе льстили их почитание и благодарность, и он возвышался в собственных глазах. Фалалеев покровительствовал Артемьеву - он‑то понимал, что Шмаль, сознавая собственное ничтожество, всегда встанет грудью на защиту хозяина и благодетеля.
Именно потому Кактус никогда не сдавал друга юности, хотя, случалось, его и подмывало избавиться от Артемьева; именно потому решил взять его с собой за границу; именно потому посвятил Коляна в свои планы, именно потому доверил ему поездку в Симферополь - самый щепетильный момент в "кидалово" мистера Морозоффа.
Хищного вида джип "Тойота–Лэндкрузер" катил по пустынной трассе. За рулем сидел Кактус, рядом, попыхивая сигаретой, развалился Шмаль.
Оба телохранителя, Аркаша и Синий, лежали в гостиничном номере интуристовской гостиницы "Ялта" удушенные - после поездки в Симферополь они превратились в свидетелей.
А свидетели в столь щекотливом деле Кактусу были не нужны.
Да, классно ты это придумал - американского "бобра" кинуть, - цокал языком Артемьев, то и дело сбивая пепел в открытое окно машины.
Самодовольно ухмыльнувшись, Фалалеев произнес:
Видишь, и бабки у нас остались, и недвижимость надыбали. - Он противно хихикнул.
Щелкнув замочками щегольского кейса, Шмаль извлек документы, подписанные в "Ореанде" мистером Морозоффым.
А тебе не приходило в голову, что и он нас мог кинуть? - неожиданно спросил он с волнением.
Мы ведь с тобой звонили, выясняли: да, есть такой мистер Морозофф, и все, предоставленное им в залог, на самом деле принадлежит ему, - напомнил Кактус.
Теперь, выходит, не ему, - хохотнул Шмаль.
И домики эти не ему, и деньги, на которые он нас кинуть хотел, - тоже не ему. Там ведь как в документах написано?
Если в течение двадцати дней он не погасит кредит, вся эта недвижимость перейдет в наше пользование.
Вот–вот, - обогнав троллейбус, Фалалеев притопил педаль газа.
Да и оформлено вроде правильно. Ладно, - спрятав документы, Шмаль посерьезнел, - ты лучше скажи, как эти тридцать лимонов собираешься через границу перевезти? Золота и камешков разных накупишь, как Остап Бендер, когда к румынам уходил?
Есть один вариант.
И все‑таки, как же?
Огромный баул с наличными долларами лежал в багажнике джипа, и как вывезти столь баснословную сумму, сильно беспокоило Артемьева.
Кактус, закурив, наконец снизошел до объяснения:
Остап Бендер был идиотом.
Почему? - Шмалю не очень понравился столь нелестный отзыв о любимом герое.
Потому, что он со мной не связался.
А что бы ты ему посоветовал?
Обратиться к одному хорошему дяде из таможни. Десять тысяч баксов, и никто в его вещи не заглянул бы. Хорошо, что нам в руки эта запись попала. Да и я тоже идиот - прикинь, семь с половиной процентов с круга пообещал! Почти три лимона! Хорошо, что вовремя спохватился, тебя в Симферополь отправил, к тамошней братве… И им спасибо - надоумили меня, дебила. - Ничего не скажешь, Фалалееву не была чужда самокритичность.
После Алушты Артемьев перевел разговор в другое русло.
Как думаешь, что теперь на Москве–то делается?
Думаю, большой войной пахнет, - серьезно отозвался Кактус.
То есть?
Понимаешь, мы, сабуровские, почти всю Москву вот где держали! - Рука водителя инстинктивно сжалась в кулак. - Никто нам перечить не смел, никто! А теперь нет больше на Москве власти.
Хочешь сказать, порядка не будет?
Умные люди говорят - свято место пусто не бывает. Ну, закрыли менты сабуровских - так что, с преступностью справились? Криминал прикрыли? Да хрен им в глотку, чтобы головы безмозглые не болтались! Нас не будет - другие придут. Может, покруче сабуровских. А пока не пришли - война начнется.
Кого с кем? - не понял Шмаль.
Всех против всех. Прикидываешь, сколько теперь по Москве бесхозных барыг осталось, которые нам платили? Всех этих банков, фирм, совместных предприятий, оптовых рынков, складов, торговых домов, магазинов?!
Артемьев наморщил лоб.
Прикидываю. Много.
Их ведь тоже кто‑нибудь под себя подмять захочет! И не одна бригада, а сразу несколько. А это значит - война. Въезжаешь?! Менты и "контора" считают, что, закрыв нас, сделали доброе дело. Идиоты - в натуре, не понимают: себе хуже сделали, себе. Мы им деньги давали, за порядком следили. Всем было хорошо. А теперь наше наследство делить начнут - им работы поприбавится. Бензин разлит, остается лишь бросить спичку, - философски резюмировал Кактус.
Проскочили придорожное кафе "Вдали от жен" - слева промелькнул ряд пластиковых столиков под матерчатыми тентами: под крайним, заложив ногу за ногу, скучал единственный клиент, невысокий светловолосый мужчина.
Бензин разлит, - повторил Фалалеев полюбившуюся метафору.
Неожиданно откуда‑то сверху послышался мерзкий металлический грохот, и спустя мгновение на дорогу плавно, словно в замедленной киносъемке, выкатился огромный КамАЗ с массивной блестящей цистерной. Почему‑то бросилась в глаза надпись на цистерне:
"ОГНЕОПАСНО - БЕНЗИН!"
Бензовоз медленно и неотвратимо приближался - дорога была слишком узкой, и вывернуть руль, выехать на встречную полосу не представлялось возможным.
Кактус, побледнев, нажал на тормоз - завизжали колодки, джип чуть сбавил скорость, но через секунду врезался прямо в цистерну.