Приподняв его голову, помогла выпить содержимое стакана. Настой был горьким, тем не менее он добросовестно выпил все до конца. Сказал, после того как она опустила его голову на подушку:
- Но если вы… Если вы Уланова…
- Да? - переспросила она. - Если я Уланова?
- Если вы Уланова… вы ведь должны говорить по-русски?
- Конечно. Я и говорю по-русски. Просто я не знала, что вы тоже говорите по-русски.
Он закрыл глаза, но теперь уже не от боли. А от того, что ему вдруг показалось: он готов лежать так вечно. Лежать и слушать, как она говорит по-русски. Услышал:
- Вам плохо?
- Нет. - Открыл глаза. - Мне хорошо. Очень хорошо.
- Да? - Покачала головой. - Сомневаюсь. Видели бы вы свой затылок.
- В самом деле. Мне в самом деле лучше. Наверное, трава подействовала.
- Ларри и Дэйв объяснили, что ваша фамилия Шутов и что вы новый начальник полиции. Вместо мистера Келли. Да?
- Да. А… про мое имя они что-нибудь вам говорили?
- Нет, не говорили. Вас зовут?…
- Миша. Михаил.
- Очень приятно. - Улыбнулась. - И вот что, Миша…
- Что?
- Давайте больше не будем разговаривать. - Встала. - Пожалуйста.
- Не будем? Почему?
- Потому что иначе я рассержусь на вас. Честное слово. Вам ведь сейчас нужно только одно - покой. Постарайтесь заснуть. Пожалуйста. - С этими словами она вышла. Некоторое время он смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Потом попытался вспомнить все, что ему сказал Гусь. И сам не заметил, как заснул.
Когда он проснулся, первым, что он увидел, было лицо Лоусона. Полицейский сидел на стуле рядом с его кроватью, полуприкрыв глаза. В комнате стало заметно светлей. Оглядев стены, понял, в чем дело: одно из одеял, которыми в первый раз был завешен верх окна, сейчас было наполовину отогнуто. Попытался поднять руку, чтобы посмотреть на часы, - и не смог. Он все еще был слаб. Тем не менее по сравнению с первым его пробуждением он чувствовал себя намного лучше. Главное, не болела голова. Правда, в висках все еще стоял непрерывный шум, предметы изредка расплывались, но боли, той страшной боли, от которой вчера он готов был кричать, уже не было.
Лоусон посмотрел на него. Вздрогнув, выпрямился на стуле. Покачал головой:
- О, сэр… О, мой Бог… Господи, не могу себе простить, что случилось… Как вы себя чувствуете?
- Терпимо. Что, вы вернулись? Или вы и не уезжали?
- Сэр… Куда я мог уехать? Со вчерашнего дня, после того как мы с Коулменом нашли вас на его веранде… А потом принесли сюда… Я места себе не нахожу. Кто вас ударил?
- Ударил? - Накануне, перед тем как заснуть, он уже знал, что будет говорить. Сейчас же, глядя в абсолютно честные глаза Лоусона, он еще больше утвердился в своем решении. - Вы считаете, меня ударили?
- Конечно. Что еще это могло быть?
- Это? Что именно "это"?
- Господи… Сэр, когда я впервые посмотрел на вас… Там, на веранде Коулмена… У вас был не затылок, а сплошное месиво. Вы лежали в луже крови. Простите, но я подумал: вам конец. Сам не понимаю, как мы вас сюда донесли.
- Значит, это было вчера?
- Да, вчера.
- А сейчас который час?
- Десять утра.
- Лоусон, скажите: хозяйка этого дома… Кстати, как ее зовут?
- Наташа. Наташа Уланова.
- Так вот, я ведь вчера с ней говорил? С Наташей Улановой?
- Говорили. Она мне рассказала, вы ненадолго очнулись. Потом снова заснули. Это было около одиннадцати вечера.
Около одиннадцати вечера. Если сейчас десять, получается - он проспал одиннадцать часов. Наверное, в самом деле на него подействовал травяной настой.
- Когда Наташа сказала, что вы очнулись, я просто не знал, что делать от радости, - сказал Лоусон. - Я ведь был вынужден сразу же позвонить в Фэрбенкс. Мистеру Макнэлли.
- Вы звонили Макнэлли?
- Да. От Коулмена.
- И что вы ему сказали?
- Все. Все, что произошло.
- А что произошло?
- Что? Господи… После того, как вы поднялись наверх… К дому Коулмена… Вы помните это?
- Помню.
- Так вот, после этого прошло, наверное, минут пятнадцать. Смотрю, вас нет. Ладно, думаю, была не была, оставлю катер, поднимусь. Посмотрю, что с вами. В это время как раз с реки подошел Коулмен. Мы с ним поднялись вместе к его дому. Вошли на веранду, ну и сразу увидели вас. Говорю вам, сэр: счастье, что вы выжили. Это был страшный удар.
- Вы уверены, что меня ударили? Может, кто-то кинул камень?
- Камень? - Лоусон помолчал. - Нет, сэр. Мы с Коулменом тоже думали об этом. Поскольку такой человек, как вы, вряд ли подпустил бы к себе кого-то. И все же уверен: это не камень. Кинуть издали камень так точно и с такой силой… Не знаю, кто на это способен. Сами-то вы, сэр, вы хоть что-то помните?
- Помню. Помню, как поднялся к дому Коулмена. Помню, как прошел на веранду. Помню записку на двери. Записка была подписана инициалами "Д.К.". Текст… Сейчас… "Буду к двум тридцати". Да, кажется так. Больше не помню ничего. Темнота. Потом очнулся здесь. Вчера. Все. Вы с Коулменом осмотрели место?
- Конечно. Облазили все. Если не считать примятой травы, никаких следов. Причем Коулмен сказал, что утром ходил по участку, так что следы, скорее всего, принадлежат ему.
- Собаки у Коулмена нет?
- Нет. Раньше была, но сейчас нет. Конечно, с собакой было бы легче.
- Вы нашли меня - и что сделали?
- Перевязали голову. Перенесли в дом. Потом я позвонил в наш медпункт. В Дэмпарте. Подробно описал, что с вами. Дежурный врач сказал: пока перевозить вас в Дэмпарт не стоит, это может плохо кончиться. Лучше просто положить в кровать. Сегодня он обещал или приехать сам, или прислать медсестру. Думаю, кто-то из них обязательно приедет.
- Наверное, хотите спать?
- Я? - Лоусон встряхнул головой. - О, сэр… Вообще-то я спал всего часа два. Но я выносливый. Потерплю.
- Не нужно терпеть. Здесь есть где лечь?
- Здесь? Конечно. Здесь большой дом.
- Тогда идите спать, раз большой дом. Считайте, это мой приказ. Простите, Лоусон, но у вас вид сонной мухи.
- Но, сэр…
Лоусона прервал раздавшийся где-то за дверью комнаты телефонный звонок. Раздались шаги, трубку сняли. Через секунду незнакомый Шутову мужской голос сказал:
- Да, мэм… Да… Совершенно верно… Не знаю… У нас… Кажется… вчера на какое-то время… Да, мэм… К сожалению, не видел… Сестра… Сейчас, мэм… - Дверь открылась, в комнату заглянул парень. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: это брат Наташи. Однако на взгляд Шутова, сходство с сестрой переходило у Николая Уланова чуть ли не в полную противоположность. Высокий, с резкими чертами лица, большим прямым носом и широко расставленными светло-карими глазами, Уланов, казалось, был просто рожден для такого места, как Грин-кемп. Чего Шутов совсем бы не сказал о Наташе. Увидев Лоусона и Шутова, Николай Уланов чуть отодвинул от уха переносную телефонную трубку, которую держал в руках. - Ларри… О, мистер Шутов, простите… Ларри, мистер Шутов может говорить?
- Не нужно спрашивать Ларри. Я могу говорить.
- Простите, мистер Шутов. Я Ник Уланов. Секретарь мистера Макнэлли, начальника полиции Фэрбенкса, интересуется: в состоянии ли вы говорить с ним. Что сказать?
- В состоянии. Спасибо, Ник. - Взял трубку: - Шутов слушает.
- Мистер Шутов? - Это был голос Карин. - Как вы?
- Терпимо.
- Да? Нам сказали, с вами случилось что-то ужасное. Это правда?
- Сейчас уже все позади. Как я понял, ваш шеф хочет со мной поговорить?
- Да, мистер Шутов. Могу я его дать?
- Конечно. Рад буду его услышать. Почти тут же в трубке раздался голос Макнэлли:
- Майк? Вы живы? Лоусон сказал, на вас вчера было совершено нападение. Это так?
- Не знаю, Крис. Знаю только, что в верховье Инны, когда я поднялся к дому бакенщика Коулмена, я вдруг вырубился. Очнулся через несколько часов в доме смотрителя Уланова. Голова разламывалась от боли, не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лоусон сказал, что они с Коулменом нашли меня на веранде дома с разбитым затылком. Поскольку везти меня в Дэмпарт в таком состоянии они посчитали опасным, я был перевезен в дом Улановых. Вот все, что я знаю.
- Майк… - В трубке наступила долгая пауза. - Майк, вчера у меня был Джеймс. И рассказал мне… обо всех обстоятельствах. Я правильно понял: вы уполномочили его это сделать?
- Правильно.
- Знаете, Майк… Скажу честно: сначала, когда Джеймс сообщил о вашем желании оставить Минтоукук, я был взбешен. Я могу простить людям все, кроме трусости. Я был уверен: ваше желание продиктовано именно трусостью. Вы понимаете меня?
- Понимаю. Я действительно струсил.
- Да? Черт… Хорошо хоть, вы говорите прямо.
- В таких случаях можно говорить только прямо.
- Майк… Сейчас, после того, что случилось… Вы сами понимаете: если вы будете настаивать на своем увольнении, я подпишу ваш рапорт. Я просто не смогу его не подписать. Вы понимаете меня?
- Отлично понимаю. Но только сейчас, после случившегося, я уже не буду подавать рапорт.
- Не будете?
- Не буду. Я передумал, знаете почему?
- Почему?
- Потому что, если я оставлю свою должность теперь, я действительно буду выглядеть трусом. Вы согласны?
- Черт, Майк. Что ж, пожалуй. Пожалуй, вы правы.
- Так что я остаюсь.
- Да? - Макнэлли помолчал. - Ладно, Майк. Рад это слышать. Вас что, здорово поддели?
- Наверное. Но думаю, рано или поздно все это заживет.
- Будем надеяться. Если будет нужна какая-то помощь, тут же звоните мне. Я имею в виду лекарства, врачей и прочее.
- Не нужно никакой помощи. Здесь все есть. За мной замечательно ухаживают. Думаю, через пару-тройку дней я смогу передвигаться. А там и приступлю к работе.
- Рад это слышать, Майк. Джеймс прилетит к вам через неделю и многое расскажет. Мы тут с ним кое-что придумали. Касающееся… Касающееся того, что вас беспокоит. Думаю, все будет в порядке. Поправляйтесь, слышите?
- Слышу. Спасибо, Крис.
- Спасибо вам, Майк. До свидания.
- До свидания. - Отключив связь, посмотрел на Лоусона. - Поняли, о чем я говорил с шефом?
- Прекрасно понял. И горжусь вами, сэр.
- Гордиться особенно нечем. Я решил было отказаться от должности, поскольку мне показалось, что я не справлюсь. Но теперь после случившегося я просто вынужден остаться. Иначе буду выглядеть трусом. Только и всего.
- Именно поэтому я и горжусь вами.
- Ладно вам, Лоусон. Позовите Уланова, пусть возьмет трубку. И идите спать. Поскольку здесь есть кому за мной ухаживать. Как я понял.
- Совершенно верно, сэр. - Лоусон повернулся к двери - Ник! - Дверь открылась, в комнату заглянул Уланов:
- Да?
- Ник, спасибо. - Шутов протянул трубку. - Передайте также огромную благодарность вашей сестре. Вчера она дала мне какой-то настой, который буквально сотворил чудо. Сегодня я другой человек. - Взяв трубку, Уланов кивнул:
- В настоях она понимает. Как и я. У нас это от родителей. Сейчас я ее пришлю, поскольку сам ухожу на участок. Думаю, она приготовит еще что-нибудь, что вам поможет. Ларри, ты ведь тоже остаешься?
- Остаюсь. Тут можно где-нибудь соснуть?
- Нет разговора. Наверху четыре спальни, выбирай любую. Ладно, пойду. Выздоравливайте, мистер Шутов.
- Спасибо.
Уланов вышел. Через несколько секунд в комнату вошла Наташа, в руке у нее был термос. Остановившись над Шутовым, сказала:
- Доброе утро. Что у вас? Коля сказал, вам вроде бы лучше?
- Вроде бы.
- Вам сейчас нужно выпить вот это. - Налив из термоса в стакан жидкость, на этот раз желтоватую, протянула Шутову: - Выпейте. Это тоже травяной настой, только другой.
Шутов выпил жидкость, оказавшуюся такой же горькой, как вчерашняя. Взяв стакан, Наташа улыбнулась:
- Знаю, горько, но ничего не поделаешь. Хотите есть?
- Н-нет… - Он в самом деле не хотел есть. - Тянет в сон. И все.
- Правильно. Я еще приду, Ларри… - Выразительно посмотрев на Лоусона, Наташа вышла.
- Что она? - спросил Шутов.
- Господи, сэр… Я ведь совсем забыл… Наташа специально посадила меня рядом с вами - для этого…
- Для этого? Для чего "этого"?
- Ну… Если вам нужно будет по нужде. Вам нужно?
Ему было нужно. Действительно нужно.
- Вроде бы да. Что, близко здесь туалет?
- Близко. Но Наташа сказала, если вы не можете ходить, вы можете сделать в утку. Утка - вот она. Здесь, под кроватью.
- Не нужно никакой утки. Помогите мне подняться.
С помощью Лоусона он не без труда, но все же доковылял до туалета и обратно. Лоусон почти тут же ушел. Он же некоторое время лежал, бездумно разглядывая видневшийся в окне краешек неба. Голова шумела, все перед ним плыло. Временами казалось: он летит. Потом стало сказываться действие настоя: повело в дрему. Ему хотелось дремать, дремать бесконечно, ни о чем не думая. Поддавшись этому чувству, он заснул.
18
Проснувшись, увидел: в комнате стало темней. Вскоре понял, почему: во время его сна кто-то опустил край отогнутого раньше одеяла. Однако закрывающая окна ткань не могла сдержать солнца, пробивающегося сквозь щели у краев. Часы показывали начало четвертого. Голова не болела, шум в висках почти прошел. Он лежал, вслушиваясь в крики птиц. К крикам птиц изредка примешивались звуки рояля - кто-то разучивал гаммы. Затем гаммы перешли в мелодию. В классической музыке он был не силен, но сообразил: это токката Баха. Вскоре Бах снова сменился гаммами. Затем рояль стих.
Минут через двадцать в комнату заглянула Наташа. На ней были босоножки, джинсы и белая тенниска.
- Не спите?
- Нет. Слушаю вашу музыку.
- Приходится мучить инструмент. Я на год оставила занятия.
- Занятия где?
- В Анкоридже. В музыкальном колледже. Теперь уже, наверное, из этих занятий ничего не получится.
Она говорила с ним легко. Ему не хотелось, чтобы она уходила, поэтому он спросил:
- Почему?
- Запустила. Ладно, давайте не будем об этом. - Подойдя к окну, отогнула одеяло, впустив в комнату свет. - Хотите есть? Да?
- Кажется, хочу.
- Я сейчас вернусь, хорошо?
Она вернулась минут через десять с подносом, на котором стояли тарелка с бульоном и миска с сухарями.
- Я пока сниму с окон одеяла. Ешьте. Пока она снимала одеяла, он съел все, что она принесла. Переставив поднос с пустой посудой на стол, села напротив.
- Вам пока больше нельзя. Потерпите, я сделаю вкусный ужин.
- Буду ждать.
- Ларри сказал, сюда обещал приехать дэмпартский врач.
- Мне он тоже это сказал.
- Врач в Дэмпарте хороший. К тому же, если он обещал, он обязательно приедет.
- Вы играете с детства?
- В общем, да. Вообще-то, я мечтала быть биологом, так же как Коля. Мама очень понимала во всем, что касается трав, растений, вообще всего, что нас здесь окружало с детства. Ясно, мы хотели быть, как мама.
- Мечтали быть биологом, а стали пианисткой?
- Ну уж… пианисткой. Громко сказано. Просто родителям показалось, что у меня есть музыкальный слух.
- Показалось?
- Да. Может, у меня в самом деле есть музыкальный слух. Так или иначе, они купили инструмент. В Дэмпарте нашлась женщина, согласившаяся давать мне уроки. Потом меня отвезли в музыкальный интернат. Потом я поступила в колледж. Потом… пришлось все отложить. Наверняка вы еле слушаете. Простите. Все это неинтересно.
- Наоборот, мне очень интересно.
- Ладно… Интересного ничего нет. Провинциальная девушка. Вы же, судя по вашему английскому, откуда-нибудь с востока? Да?
- Да.
- Из большого города? Угадала?
- Последняя квартира у меня была в Нью-Йорке.
- Мечтаю побывать в Нью-Йорке. Вообще хотя бы просто в Штатах. Походить по концертам. И… вообще. У вас там большая семья?
- У меня нет семьи.
- Что… вообще никакой?
- Никакой. Выражаясь по-русски, я бобыль. Здесь бобыль. И в России был бобыль.
- Вы были в России?
- Я там родился. И жил до двадцати двух лет.
- Надо же… Я думала, вы родились здесь.
- Почему?
- Вы говорите, как коренной американец.
- Спасибо. Просто я с детства развивал в себе способность подражать.
- Способность подражать?
- Да. Такая работа. Без этого я просто пропал бы.
- Наверное, вы очень любите свою работу? Да?
- Может, люблю. Я хотел бы снова послушать, как вы играете.
- Да ну. Глупости. - Однако это не были глупости, что он понял по гримасе, на секунду тронувшей ее губы. - Идет катер.
- Откуда вы знаете? По-моему, никаких звуков. Кроме птиц.
- Для вас. - Улыбнулась. - Вы не жили с детства на реке. Пойду встречу. Может, это врач.
19
Это в самом деле был врач. Доктор Доули, а именно так звали прибывшего врача, оказался невысоким сухим старичком с блеклыми глазами и лицом, изборожденным морщинами. На вид дэмпартский врач выглядел совсем немощным. Однако после того, как доктор Доули осмотрел Шутова, а затем с помощью Наташи обработал рану и наложил швы, мнение Шутова о докторе Доули переменилось. При том, что доктор Доули отлично знал свое дело, его руки и особенно пальцы выдавали недюжинную силу.
После того как с обработкой раны было покончено и Наташа уложила Шутова повыше, доктор Доули сказал, сев на стул:
- Должен заметить, мистер Шутов: вы удивительно крепкий молодой человек. Удар был сильным.
- Может быть, доктор. Я уже не помню.
- Можете поверить мне. Удар был сильным, и все же кости черепа целы. Однако в связи с сильным сотрясением мозга и обширной гематомой вам необходимо как минимум пять дней соблюдать строгий постельный режим.
- Я могу соблюдать этот строгий постельный режим здесь?
- Можете. Больше того, это даже желательно. Если, конечно, Наташа готова за вами ухаживать. Как и раньше.
Наташа затрясла головой. Сказала:
- Я готова, доктор.
- Вот и отлично. - Доктор Доули встал. - Если случится что-то непредвиденное, звоните мне тут же.
Оставив Наташе запас медикаментов и отдав точные указания по уходу за больным, врач отбыл в Дэмпарт. На своем катере он захватил не нужного теперь здесь, в Грин-кемпе, Лоусона.
Последующие за этим четыре дня показались Шутову если не раем, то чем-то очень близким к этому. Он спал дольше, чем привык спать обычно, может быть, из-за того, что Наташа продолжала поить его настоями. Когда просыпался, кроме него и Наташи в доме уже никого не было. Николай Уланов уходил на осмотр участка, в один же из дней ушел на катере до вечера в Кемп-крик, чтобы уладить какие-то дела в дирекции национального парка.
Впрочем, как обнаружил Шутов в первый же день, кроме него и Наташи, в доме, а точнее, на участке было третье существо - крупный пес Варяг, помесь сенбернара и лайки, серо-бело-желтой масти, размером со среднего теленка. Наташу Варяг слушался беспрекословно, и, по ее словам, лучшего охранника она еще не знала.