Трасса была скользкой, видимость паршивой. Только покатавшись часа полтора, километров за полета от Гатчины, ликвидатор нашел подходящую лесную дорогу. Съехав с шоссе, он натянул резиновые сапоги, накинул на голову капюшон куртки-штормовки и долго бродил среди мокрых, по-осеннему печальных деревьев, тщательно прислушиваясь и время от времени поглядывая на часы. Наконец Юрий Павлович одобрительно крякнул и, благодаря в душе ночные заморозки, разогнавшие грибников, принялся углублять естественную впадину в самом центре пространства, образованного полузасохшим, плотно сросшимся словником. Мокрый как мыть он накидал поверх вырытого кучу веток, засунул под нее лопату и легким бегом припустил к машине, потому как со временем было напряженно. Скинув сапога и штормовку, Юрий Павлович оперативно привел себя в надлежащий вид, снова посмотрел на часы и, горячо желая на лесной дороге в дальнейшем не застрять, резво двинулся по ней к трассе.
С ходу вырулив на шоссе, Савельев на грани ДТП полетел назад к Санкт-Петербургу. Странно, но пока день складывался для ликвидатора по-настоящему удачно, потому как не оказался Юрий Павлович в кювете, не налетел на радар гаишников, а, благополучно выехав на Пулковское шоссе, остановился на обочине и занялся своей внешностью.
Изобразив с помощью марли и большого количества лейкопластыря обширную травму носа, он на всякий случай забинтовал еще и голову, сразу же сделавшись похожим на раненого комиссара, после чего с отвращением глянул на себя в зеркало - ну и урод. Мать-покойница не узнала бы его сейчас. Внимательно осмотрев одежду, Савельев в который раз посмотрел на часы, покачал головой и начал выруливать на трассу.
Гаишник, бдивший возле КПП, посмотрел на ликвидатора пристально, однако тормозить не стал - с убогого взятки гладки, а Юрий Павлович тем временем развернулся, сразу же ушел направо и быстро покатил по направлению к зданию старого аэровокзала, нынче именуемого гордо международным аэропортом "Пулково-2". Машину он запарковал в самом дальнем углу площадки, нацепил на обезображенную физиономию темные очки и, мастерски хромая на обе ноги сразу, поковылял в зал прибытия.
Самолет из Амстердама приземлился минут пятнадцать назад. Ощущая на себе недоуменные взгляды встречающей толпы, ликвидатор поплелся к мгновенно освободившемуся месту и, усевшись с видимым усилием, посмотрел по сторонам. Разные люди присутствовали. Крутые россияне для усиления своей крутизны небрежно общались друг с другом по сотовым телефонам, те, кто попроще, прильнув к смотровым щелям в закрашенном стекле, с увлечением взирали на процесс таможенного шмона, а суровый дядька с двумя подбородками и четырьмя телохранителями вообще в зал не вышел - западло было - и в ожидании самолета томился в шестисотом "мерседесе", запаркованном под знаком: "Остановка запрещена". В его сторону с ненавистью и разочарованием посматривал из патрульного "жигуленка" гаишный капитан, в целях обеспечения себя куском хлеба с маслом расположившийся неподалеку и решивший с наглым нарушителем не связываться.
Савельев прождал минут сорок, пока наконец по толпе не прокатилось:
- Наши пошли, - и не показались первые счастливцы, благополучно миновавшие таможенные препоны любимой родины.
Вскоре Юрий Павлович увидел своего двойника Мишаню - в хорошем кожпальто, с густым хвостом на затылке. Поймав его на выходе, он дребезжащим тенором поинтересовался:
- Виноват, это вы Михаил Петрович Берсеньев?
Глаза того недоуменно расширились, а Савельев, не дав ему и слова сказать, сразу протянул руку:
- Здравствуйте, я дядя Кати Бондаренко, - и, внезапно всхлипнув, добавил: - Иван Трофимович.
- С ней случилось что-нибудь? - Берсеньев ликвидаторскую ладонь машинально пожал, а Савельев, тут же взяв его за рукав, вторично всхлипнул:
- В аварию мы попали с ней вчера. "КамАЗ" вылез на обгон. - Он замолчал и, сняв очки, начал тереть глаза. - Умирает она. Едва сегодня утром в сознание пришла, говорит, напоследок Мишаню моего увидеть желаю, ох, горе, горе. - Ликвидатор осторожно размазал слезы по нашлепке на носу:
- Так и говорит: давай, дядя Ваня, привези мне его проститься, а уж сама наполовину парализована вся, ни рукой, ни ногой не шевелит.
- Где она? - Берсеньев посмотрел на часы, затем на Юрия Павловича. - Куда ехать надо?
- Да в Гатчинской больнице она, в реанимации. - Савельев показал куда-то рукой и тут же, скривившись, схватился за бок. - Вы не беспокойтесь, я на машине, обратно привезу, только бы Катюше легче умирать было. - Уже не сдерживаясь, он совершенно натурально зарыдал.
- Ладно, поехали. - Берсеньев взялся за ручку своего чемодана. - Только вы уж эээ… не гоните очень - тише едешь, дальше будешь.
- Это точно. - Савельев не спеша вырулил с парковки, благополучно миновал КПП и, старательно соблюдая все правила движения, принялся взбираться на Пулковские высоты.
Между тем короткий осенний день уже подходил к концу, стало быстро темнеть. Выбрав подходящую обочину, Юрий Павлович стал притормаживать.
- Передохну чуток, а то ребро мозжит, сил нет. - Когда машина остановилась, он вдруг махнул рукой назад: - Во, вот такой "КамАЗ" в нас въехал, точно.
Берсеньев начал поворачивать голову, и в этот момент ликвидатор со страшной силой провел тетсуи-учи - удар основанием кулака в переносицу, - тут же добавил локтем и, захватив уже бесчувственного пассажира за нижнюю челюсть и затылок, одним резким движением рук сломал ему "атлант" шейного позвонка.
"Не долго мучилась старушка в бандита опытных руках". - Савельев вытащил из кармана сиденья бутылку коньяка, щедро намочил пахучей жидкостью шарф мертвеца - на всякий случай, мало ли кто поинтересуется, отчего Мишаня тихий такой, - и, посадив зажмурившегося попутчика поестественней, начал избавляться от бинтов. Выбросил он их однако только километров через пять в глубокий, заполненный водой кювет. Заодно для укрепления сил неторопливо съел шоколадку с наполнителем и до съезда на лесную дорогу двигался не останавливаясь. Перед самым поворотом он притормозил на обочине, погасил наружные огни и, выбрав момент, когда шоссе на мгновение сделалось пустынным, резко ушел вправо. Некоторое время он двигался в темноте и только потом, включив ближний свет, осторожно порулил вперед, стараясь не давить резко на газ, чтобы машина шла по грязи все время в натяг.
Наконец Савельев выехал на небольшую полянку и аккуратно развернулся. Замерев у машины, с минуту вслушивался в звуки осеннего леса. Под низкими тучами ветер злобно шумел верхушками елок, дождевые капли падали с веток деревьев на покрытую увядшими листьями землю. Киллер внезапно почувствовал отвращение к себе: "Старею, видно, мнительный стал, да в такую погоду не то что людей, волков здесь не сыщешь".
Не мешкая он раздел труп до трусов, смешал кайенский перец с табаком и, переодевшись в сапоги и штормовку, взвалил жмура себе на плети: "Хорошенький марш-бросок с отягощением". Изредка подсвечивая себе дорогу фонариком, Юрий Павлович допер наконец покойника до ямы, с нескрываемым облегчением скинул его в уже плескавшуюся на дне водичку и не спеша принялся зарывать. Место раскопа он укрыл толстым слоем листвы, стараясь, чтобы полусгнившая прошлогодняя оказалась внизу, затем поверху накидал сухостоя и, отходя назад, принялся щедро посыпать дорожку следов адской смесью табака с перцем.
Добравшись до машины, Савельев на скорую руку обыскал одежду убитого, вытащил документы, деньги и ключи от квартиры. Упаковав шмотки в предварительно захваченную спортивную сумку, он, как был в сапогах и штормовке, уселся за руль. Интуиция, эта мерзкая грязная шлюха, Юрия Павловича не подвела. Едва он тронулся с места, как одно из передних колее "восемьдесят третьей" сползло в глубокую, наполненную водой колею, машина плотно села на брюхо, и около часа ликвидатор занимался ее поддомкрачиванием, подтаскиванием веток и земляными работами. Наконец человеческий гений победил. Весь мокрый от дождя и пота Савельев дотащился до шоссе, удачно вырулил на него и покатил в; сторону города.
"Нет тела, нет и дела", - пронеслась почему-то в голове Юрия Павловича старинная ментовская истина. Объявив себе после Гатчины привал, он утопил сапоги и штормовку в кювете, забросил лопату в наполненную зловонной жижей яму и, сидя в теплом полумраке салона, с наслаждением съел "Баунти". На часах между тем уже было начало восьмого. Вспомнив о планах на вечер, киллер внезапно заторопился и вдруг понял, что по своей новой знакомой изрядно соскучился. "Старею, становлюсь добрым и сентиментальным". - Он посмотрел в паспорте место берсеньевской прописки - не больше не меньше улица Тракторная - и, включив поворотник, плавно влился в поток машин.
Не доезжая до Пулковских высот, ликвидатор ушел налево по направлению к Красному Селу. Без приключений въехав в город, он покатил по проспекту Стачек на славную Нарвскую заставу, откуда, говорят, весь революционный бардак и зачинался.
На улице Тракторной тракторов не наблюдалось, зато вплотную друг к другу стояли мрачные кирпичные бараки. Припарковавшись рядом с одним из них, Савельев криво усмехнулся: дом, милый дом. Однако не такой уж он оказался и милый: в парадной воняло блевотиной, на побеленной еще в эпоху развитого социализма стене был увековечен крик чьей-то наболевшей души: "Дай в жопу, Коновалова", а на лестничной клетке третьего этажа царила непроницаемая мгла.
Включив фонарик, ликвидатор вытащил связку ключей и, придвинувшись к двери поближе, с облегчением заметил, что рядом с ней красовались всего три кнопки от звонка, причем против одной из них была нацарапана Мишанина фамилия. - "Мой дом - моя крепость". - Юрий Павлович беззвучно отпер давно не смазывавшийся ригельный замок и потянул за ручку. Оказавшись в длинном, загроможденном мебельной рухлядью коридоре, он внезапно вздрогнул от звука, частично напоминавшего рев водной стихии у подножия Ниагарского водопада. Сейчас же мощно лязгнула задвижка, отворилась боковая неприметная дверь, и Савельева обдало густыми ароматами винно-водочного перегара и папиросного дыма, замешанными на вони давно не мытого коммунального санузла.
- Мишка, едрена вошь, никак менты тебя обрили? - Появившийся из сортира квартирный абориген в не совсем свежих темно-синих трусах соболезнующе покачал лысой квадратной головой и, шаркая тапками "ни шагу назад", покачиваясь, направился вдоль коридора.
Дождавшись, пока местный житель исчезнет в своих апартаментах, Юрий Павлович пригнулся к ближайшей замочной скважине и прислушался. В глубине комнаты громко играл телевизор, за следующей дверью раздавался приглушенный женский смех. Отыскав наконец методом исключения вход в свою берлогу, ликвидатор принялся в нее зарываться.
Глава семнадцатая
Экстази - синтетический наркотик класса метамфетаминов. Основной производитель - Голландия, выпускается в виде таблеток весом до 120 миллиграммов, иногда с добавлением кокаина или ЛСД. Существуют разновидности: "птичка", "бабочка", "зайчик", "дабл". У оптовиков распространители берут экстази по 25–30 долларов США, розничная цена 40–60 долларов.
Комитет по контролю за наркотиками при Министерстве здравоохранения РФ внес экстази в список сильнодействующих препаратов. Это означает, что торговец, задержанный при продаже хотя бы одной таблетки, наказывается судом так же, как человек, сбывающий наркотики крупными партиями, - лишением свободы от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
(Справка)
С первого взгляда Мишаня Берсеньев жил скромно, по-спартански. В одном углу комнаты находился обшарпанный диван, во втором - покрытый царапинами полированный шкаф, а на стене висел загаженный мухами плакат с изображением Аллы Борисовны в период ее парного пения с Кузьминым, - словом, ничего особенного. Однако в одном из ящиков древнего как мир серванта Савельев сразу же наткнулся на подключенную сотовую трубу, причем не какую-нибудь там бросовую "Нокию", а на солидный, дорогой "Бенефон". В необъятных недрах бельевой тумбы был укрыт навороченный шарповский моноблок - телевизор с видаком, а в маленькой шкатулке на книжной полке обнаружился золотой перевес с крестом размеров просто неприличных.
Создавалось впечатление, что деньжата у Берсеньева водились, однако наличие их он всячески скрывал. Савельев задумчиво покачал головой: да ты, Мишаня, видать, темная лошадка. Конечно, следовало бы устроить генеральный шмон и выяснить-таки, чем дышал покойный, но, вспомнив о Кате, печальной, одинокой и томящейся в ожидании встречи с ним, Юрий Павлович, вздохнув, совсем уж было собрался на выход, как внезапно проснулся "Бенефон" в серванте.
- Салам, Хвост. - Голос в радиотелефоне был злобно-отрывистый. - Люди нормальные сидят на фонаре, кидают психа, а ты трубу отключил, сам не прорезался, даже звякнуть не потрудился - не в жилу это, будешь оштрафован на пятихатку.
На краткое мгновение монолог прервался, потом уже тоном пониже Савельева спросили:
- Как прошло, по железке?
- Нормально все. - Юрий Павлович сглотнул слюну и, мгновенно догадавшись, что с головой окунулся во что-то удивительно нехорошее, жалобно заскулил в трубку: - Траванулся чем-то в дороге, нутро выворачивает так, что охоты - ни до чего на свете. Отойду, нарисуюсь завтра.
- Скурляешь, потому что захезал. - Голос стал презрительно насмешливым. - Жду завтра поутряне, опоздаешь - рога обломаю. Адья. - И связь прервалась.
"Из огня да в полымя". - Ликвидатор вдруг почувствовал, что на ум ему усиленно поперла соответствующая моменту народная мудрость - хрен редьки не слаще, свинья грязи найдет. Тяжело вздохнув, он мысленно согласился: "Это уж точно". Милейший парень Мишаня, как видно, оказался контрабандистом, а вот что именно таскал он из поганого Амстердама, это вопрос, хотя не такой уж и сложный, скорей всего, наркоту. Внутренний голос настоятельно посоветовал Юрию Павловичу линять немедленно.
Он быстро оделся, погасил в комнате свет и, чисто из профессионального интереса подхватив берсеньевский чемоданчик с "бенефоновской" трубой, выскользнул в темноту лестничной клетки. Он принялся неслышно спускаться вниз, однако уже около самой входной двери от стены отделились две тени, и одна из них, оказавшись высоким широкоплечим амбалом, профессионально въехала Юрию Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что Савельев уклониться не смог и только успел подставить под удар верхотуру черепа. В голове у него зашумело сразу, а уже знакомый телефонный голос совсем рядом прошипел:
- Захарлить товару на сто кусков надумал, сука. А ну-ка, Клест, пусти ему квас, чтобы ботало распряглось.
В руке амбала щелкнула пружина накидыша, и Савельев тотчас ощутил, как его восприятие окружающего начало стремительно изменяться: он как бы провалился в другой пласт бытия, где время течет неизмеримо быстрее, а смерть не вызывает страха. Без промедления нога ликвидатора нанесла неуловимо короткий удар микацуки-гири, чем-то напоминающий движение метлы, и выбитый нож врезался в стену с такой силой, что пластмассовая рукоять разлетелась на куски.
Такой прыти от Мишани Берсеньева никто не ожидал - телефонный собеседник остолбенел, а амбал инстинктивно отшатнулся назад. В следующее мгновение Юрий Павлович, вложившись, впечатал основание ладони ему в область носа. Всегда самые опасные удары - те, которые не видны. Противник Савельева, не успев даже вскрикнуть, ткнулся лицом в бетон пола уже мертвым, потому как острые костяные осколки проникли ему в мозг.
Звук от упавшего тела еще висел в воздухе, а Савельев, действуя подобно автомату, уже сблизился со своим телефонным абонентом и коротким страйком локтя, усиленным встречным движением другой руки, проломил ему висок.
"Время, время, время". - Ликвидатор кинулся под лестницу к двери в теплоцентр и, без особой надежды на успех ухватившись за замок, внезапно с удивлением почувствовал, как огромный ржавый монстр под его пальцами вдруг выщелкнул массивную дужку. Мгновенно Юрий Павлович дверь распахнул, в темпе, как мешки, втащил оба мертвых тела внутрь и, уверенно двигаясь в страшной духоте среди нагромождения мусора, обрезков досок и кирпичей, принялся заталкивать убитых за штабеля ржавых радиаторов. Там он их тщательно обшмонал и содержимое их карманов распихал по своим. Не обнаружив автомобильных ключей, расстроился - на улице, значит, еще кто-то есть в машине.
Посмотрев на часы, ликвидатор тяжело вздохнул. Только сейчас до него дошло, что ни одна лампочка в подвале не горит и все происходит в полнейшей темноте. "Чушь какая-то". - Юрий Павлович тупо уставился на искривленное предсмертной мукой лицо амбала, перевел взгляд на татуированную руку своего телефонного собеседника и внезапно ощутил, что сознание его устремилось через бездну тысячелетий в прошлое.
"Именем истинного и вечно живущего Элоима, Арехима, Рабура, - губы Савельева начали двигаться помимо его воли, а тело вытянулось в струну, - заклинаю и призываю вас, дети мрака, приходите и делайте свое дело". Где-то неподалеку раздался писк, смешанный с омерзительным царапаньем когтей, и из-за ближайшей кучи мусора к неподвижным телам людей направилась здоровенная рыжая крыса. Тут же послышался шорох в другом месте, и сразу две хвостатые твари, вспрыгнув мертвому амбалу на грудь, впились острыми зубами в его щеку. Спустя минуту убитых накрыл шевелящийся мохнатый ковер, и весь подвал наполнился звуками поедаемой плоти, однако, вспомнив об ожидающем на улице автомобилисте, Савельев наблюдать до конца не стал, зловеще улыбнулся и двинулся к выходу. Замок на дверях теплоцентра защелкнулся без труда, остатки разбитого ножа тоже отыскались удивительно легко, и, подобрав их, Юрий Павлович направился из парадной прочь.
На улице Тракторной с фонарями было напряженно. Видимо, не любило местное население яркого света, однако даже в царившем полумраке Савельеву сразу бросилось в глаза сияние, излучаемое полированными боками черт знает как называемой иномарки. Резко распахнув переднюю дверь, он пронзительно выкрикнул Слово Анубиса и сопроводил его Знаком Шакала, а когда рулевой от неожиданности замер, ликвидатор, уставившись ему в глаза, твердо произнес:
- Я повелеваю тебе спать. Сон одолевает тебя.
Сразу же водительский взгляд остекленел, нижняя челюсть отвисла, и Савельев дотронулся указательным пальцем ему до переносицы:
- Ты поедешь через Неву очень быстро и на самой середине повернешь направо.
Выражение лица рулевого не изменилось, однако, не отрывая глаз от точки, расположенной где-то в бесконечности, он тут же захлопнул дверь, заученным движением перевел рычаг в положение "вперед" и до упора вжал в пол педаль акселератора.