– Вот и все дела. Я сказал, что у тебя запой и сам ты прийти не можешь.
Он почувствовал облегчение и понял, что все уже позади.
– Нет, но ты все-таки расскажи, как это у тебя с Людкой получилось, – сказал Авдотьин. – Честно говоря, я от тебя не ожидал такой прыти.
– А чего с этими бабами цацкаться, – буркнул он. – У меня с ними разговор короткий.
Вечером Катя не пошла домой, а села на автобус, чтобы добраться до Петровки – так назывался новый район на окраине города. Здесь все еще было грязно и неуютно. Строители ушли совсем недавно, оставив после себя горы мусора.
Катя вышла из автобуса на конечной остановке. Дальше дороги не было. Две женщины сидели на лавочке под навесом. Катя спросила у них, где тут двадцатый дом. Женщины завертели головами, рассматривая дома-близнецы, потом одна из них неуверенно сказала:
– Вот этот, наверное, – и показала рукой. – Его два месяца назад сдавали. Еще не все жильцы въехали.
– И без газа сидят, – вставила вторая. – Им газ не подвели. Дом комиссия приняла, а газа нет.
По вытоптанной тропинке Катя пошла к дому. Какой-то мужчина на балконе третьего этажа красил перила. Двое мальчишек пробежали мимо Кати, волоча старую детскую коляску без одного колеса. "Поздно вечером здесь страшно, – подумала Катя. – Людей почти нет". В этом доме жил ее ученик. Мальчишка уже четвертый день отсутствовал на уроках.
Катя вошла в подъезд. Здесь было тихо и сумрачно, и она не сразу увидела мужчину, стоящего у двери одной из квартир. Тот взглянул на Катю и отвернулся. Она вызвала лифт и терпеливо стояла, глядя прямо перед собой и вслушиваясь в дыхание стоящего у двери человека. Створки лифта открылись, Катя переступила порог и нажала кнопку четвертого этажа. Но двери не успели закрыться, потому что мужчина неожиданно подскочил к лифту и, обеими руками раздвинув створки, вошел, потеснил Катю и нажал кнопку девятого, верхнего этажа.
– Мне на четвертый, – пробормотала Катя, прижимаясь спиной к стенке и непроизвольно поднимая сумочку на уровень груди.
Мужчина молча смотрел на нее. Лифт медленно пошел вверх. "Мне на четвертый", – хотела повторить Катя, но слова застряли у нее в горле. Ей бросилось в глаза, что мужчина небрит, и это почему-то испугало ее еще больше. Вздрогнув, лифт остановился. Мужчина посторонился, пропуская Катю, она бочком выскользнула и нажала кнопку звонка у ближайшей двери. Она слышала, как мужчина повторно нажал кнопку, и лифт уехал. Тогда Катя прислонилась к косяку двери и тяжело вздохнула. Дверь открылась.
– Вам кого? – спросила немолодая женщина. Она вся была перепачкана известкой.
– Айрапетяны здесь живут? – спросила Катя.
– Не знаю я никаких Айрапетянов, – буркнула женщина и захлопнула дверь.
Только сейчас Катя увидела номер квартиры. Конечно, это не та. Ей нужна соседняя. Снизу кто-то быстро поднимался. Катя нажала кнопку звонка соседней квартиры. Мальчишка лет семи появился у нее за спиной, остановился, потом, после недолгого раздумья, сказал:
– А там нет никого, тетя. Они за вещами уехали на старую квартиру.
– А мальчик с ними был? – спросила Катя.
– Гарик, что ли?
– Да, Гарик.
– И Гарик с ними поехал. Он помогает вещи носить.
Катя развернулась и стала быстро спускаться по лестнице. Мальчишка перегнулся через перила и смотрел ей вслед, пока она не исчезла.
– Я боюсь его, Толя. – Катя плотнее запахнула халат и съежилась, словно ей было холодно. – Я не знала, что бывает так страшно. Когда этот дядька ворвался в лифт следом за мной, я чуть сознание не потеряла. Какой-то животный был страх.
– Ты пока не очень-то разгуливай, – сказал Толик. – Нельзя предугадать, где он появится в следующий раз. К тому же оба раза он выходил на охоту вечером, как раз когда ты обычно возвращаешься домой.
– Быстрее бы его поймали.
– Ищем, – сказал Толик. – Сейчас берем анализы у всех – нам будет легче. Еще кое-какие меры предпринимаем. Поймаем, вот увидишь.
Катя словно не слышала, что говорил ей муж.
– Знаешь, – прошептала она, – я сегодня бежала домой и в каждом шедшем навстречу мужчине – в каждом! – видела врага.
– Все боятся, – вздохнул Толик. – Панаев наш уже который день дочку из дома не выпускает. Ввел, говорит, в своей семье чрезвычайное положение.
Толика вызвали на работу ночью. Дежурный позвонил по телефону и, не объясняя причин, попросил срочно приехать. Толик понял, что это связано с маньяком, и не ошибся. Боркин, начальник отдела, сидел в своем кабинете и накручивал диск телефона. Увидев Толика, он положил трубку и сказал:
– Он опять напал на женщину. Сегодня вечером, возле старого моста. Женщина осталась жива, но состояние ее тяжелое. Врачи не дают никаких гарантий.
– Она в сознании?
– Пока нет. Но приметы маньяка уже есть.
– Откуда?
– Что-то у него там сорвалось на этот раз, женщина начала кричать. Неподалеку проходил мужчина, бросился на крик. Маньяк дважды ударил женщину ножом и побежал. Мужчина его видел, хотя рассмотрел не очень хорошо. Сейчас поезжай в больницу, подежурь там. Как только потерпевшая придет в сознание, допроси ее. Там Никифоров дежурит в палате на всякий случай.
Толик посмотрел вопросительно.
– Она пока единственный свидетель, который видел насильника в лицо, – пояснил Боркин.
– Ты сегодня неспокойно спал, – сказала ему утром мать. – Вскрикивал во сне, разговаривал с кем-то. Снилось что-то?
– Не помню, – буркнул он.
– Иди умывайся – и за стол.
Он порезался, бреясь, но не стал смывать кровь, стоял, смотрел в зеркало, как тоненькая алая струйка сбегает по скуле. Надо же было вчера так оплошать. Как она умудрилась вывернуться и закричать? Он вздохнул.
Без настроения позавтракав, пошел на работу. Директриса встретила его в коридоре, поинтересовалась самочувствием. Он отшутился, но настроение ухудшилось еще больше. Надо взять себя в руки. К обеду он почти совсем успокоился, а когда появился Авдотьин, был уже в норме.
– Слушай, – сказал Авдотьин, – как ты сегодня насчет того, чтобы выпить?
– Я – за, – кивнул он. – Твое предложение очень кстати.
– Мои предложения всегда кстати, – сказал Авдотьин. – Ну что, теперь-то поймают маньяка?
– Поймают, наверное, – бесстрастно ответил он, пожимая плечами.
– Она небось описала его приметы, – продолжал Авдотьин.
– Кто – она? – не понял он.
– Ну, женщина эта, на которую он вчера напал. Она же жива осталась.
– Жива? – Ему показалось, что пол поплыл под его ногами.
– Ага, в больнице лежит. А ты разве не слышал? Все об этом говорят.
Он оперся рукой о станок, хотел сказать что-то, но не получилось, он закашлялся.
– Ничего, ничего, – засмеялся Авдотьин. – Это дело известное – надо горло промочить. – И вышел.
"Сволочь, – с внезапной яростью подумал он. – Алкаш чертов". Если только Авдотьин не соврал, ему крышка.
Утром Катя обнаружила в классном журнале очередную записку: "Почему снят портрет Маяковского? Это же классик. Прошу вернуть на место". Впервые за эти дни она не испугалась, а только смотрела с безразличием на лежащий перед ней листок бумаги. У нее появился новый страх. А старый остался в прошлом.
За окном первоклашки добросовестно тащили в школу свои неподъемные портфели. Славик Бекетов из 7-го "А" оглянулся – не видит ли кто – и запустил камнем в сидящую на заборе кошку. Та оказалась проворнее Славика и спрыгнула на землю прежде, чем камень до нее долетел. Аня, преподаватель биологии, вышла из зеленого "жигуленка" и направилась к школе. Через минуту она заглянула к Кате и произнесла беззаботно:
– Привет!
– Привет! – отозвалась Катя. – Ножками мы не любим на работу ходить?
– Меня муж теперь возит, – сказала Аня. – Все из-за маньяка этого.
Она вошла в класс, прикрыла за собой дверь.
– Слушай, Кать, ну что – поймают его или нет? Что муж-то говорит?
– Говорит, должны поймать.
– А мой вчера кровь сдавал на анализ. Пришел – ругается. Говорит: черт знает что, у всех мужиков берут кровь. А если в Москве такой заведется, тоже у всех будут брать? Сколько там у них жителей? Миллионов десять есть? Вот пусть у пяти миллионов мужиков кровь и берут, чтобы одного-единственного поганца выловить.
– Ну, у нас-то городок маленький, – улыбнулась Катя, но улыбка получилась невеселой.
– Городок маленький – ловить будет легче, – объявила Аня. – И женщина эта жива осталась, так что недолго ему теперь гулять придется, соколу ясному.
Кассирша была занята разговором.
– Три сорок семь, – сказал он, протягивая пятерку. – В первый отдел.
Кассирша недовольно на него посмотрела, но деньги взяла, успев еще сказать подруге:
– Что ты говоришь? Ну надо же, – и повернулась к нему наконец: – Что вы сказали?
– В первый отдел три сорок семь, пожалуйста, – повторил он.
– А самое обидное, что она одна только и видела маньяка в лицо, – сказала подружка кассирше, продолжая прерванный разговор.
– Но она хоть успела его приметы описать? – спросила кассирша, нажимая на кнопки.
Кассовый аппарат заурчал и выстрелил чек.
– В том-то и дело, что нет, – сказала подружка. – Она в сознание так и не пришла.
– Вам еще что-то? – спросила кассирша.
– Нет-нет, – поспешно ответил он и отошел на два шага, делая вид, что пересчитывает сдачу.
– У меня там одноклассница бывшая работает медсестрой, – донеслось до него. – Рассказывает, что день и ночь возле той женщины милиционер дежурил, все ждал, когда она в сознание придет, чтобы с нее показания снять. А оно видишь как обернулось.
Он выскочил на улицу, сжимая в руках неотоваренный чек, и там, на крыльце, расхохотался громко, приседая и колотя себя по коленям ладонями. "Не приходя в сознание! – ликовал он. – Не приходя в сознание!" И хохотал, счастливый.
Мальчишка с мороженым испуганно посмотрел на него и перешел на противоположную сторону улицы.
– Значит, все-таки умерла, – сказал Боркин и забарабанил пальцами по крышке стола.
– У нас еще приметы есть, – подсказал Толик.
– А-а, брось, – Боркин махнул рукой. – Что это за приметы? Рост средний, волосы темные, одет в брюки и рубашку. Под эти приметы и ты подходишь. Сумерки уже были, так что мужик тот плохо насильника рассмотрел. Да и подслеповат он, как мне кажется. И приметы эти липовые – только от желания помочь хоть чем-то. А ты говоришь, – и Боркин опять махнул рукой. В этом его жесте сквозила досада. – Весь отдел на ногах, а толку – ноль.
– Найдем, – сказал Толик.
– Не надо мне этих пионерских обещаний! – взорвался Боркин. – Мне предложения нужны, понял?
– А у меня есть предложение, – сказал Толик. – Ему надо приманку подпустить.
– Приманку? – протянул Боркин. – А ведь это мысль, пожалуй.
Поначалу он обосновался на автобусной остановке. Здесь, под навесом, стояла лавочка, и он сидел, вытянув ноги, и провожал взглядом проносящиеся мимо автомобили. Сразу за дорогой начиналось большое поле. Урожай уже собрали, и оно было перепахано. Из развороченной земли торчали золотистые стебельки.
Потом он подумал, что не стоит ему сидеть здесь, на виду, поднялся и спустился от дороги вниз. По тропинке он дошел до леска и здесь с тропинки свернул, прошел еще немного и сел в траву. Теперь ему была видна автобусная остановка, а чуть левее, если повернуть голову, – начало тропинки. Если по этой тропе пройти через лесок, то вскоре выйдешь на городскую окраину, в район одноэтажных домов, прячущихся в тени фруктовых деревьев.
Здесь, на остановке, обычно выходили пассажиры междугородных транзитных автобусов, идущих из областного центра, или, как здесь говорили, из столицы.
Он докурил сигарету и лег в траву. Подумал, что все прохладнее становится с каждым днем и скоро будет совсем холодно. Тогда, наверное, придется временно прекратить свои набеги, переждать холода. Потом он вспомнил себя и свои мысли месячной давности, когда еще не началось это.
Все оказалось не так сложно и страшно, как представлялось раньше, и болезненное напряжение первых дней сменилось чем-то похожим на азарт. Да, он не боялся теперь – его боялись, и это придавало ему уверенности. Он был вольным охотником, охотником в краю, где очень много дичи, и когда он думал о себе так, то чувствовал, что становится сильнее. И смелее. Он так задумался, что не услышал, как подошел к остановке автобус. Открылась дверь, и пассажиры, человек десять, ступили на землю и, вытянувшись гуськом, пошли по тропинке к леску. Он даже не пошевелился, потому что понял, что бесполезно: женщин было всего три, и шли они посередине, так что нечего было и думать идти за ними. Когда люди скрылись за деревьями, он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Нет, положа руку на сердце, можно признаться, что были за все это время два момента, когда он здорово испугался. Первый раз – когда сдавали кровь, а второй – когда узнал, что женщина жива, та женщина, которая закричала. Тогда он оплошность допустил, конечно, в этом нет никакого сомнения. Место было выбрано не очень удачно: пустынное-то оно пустынное, но люди ходят там чаще, чем ему хотелось бы. И чего его туда потянуло? Он вздохнул и повернулся на другой бок, чтобы лучше видеть дорогу. Едва он улегся поудобнее, как на обочине притормозил малинового цвета "жигуленок", и из него вышла девушка. Она вытянула из салона большую черную сумку и захлопнула дверцу. "Жигуленок" прошумел колесами по щебенке и, выехав на асфальт, стал стремительно набирать скорость. Девушка поставила сумку на землю и, немного разведя в стороны руки, с удовольствием потянулась. "Издалека едет, из столицы", – понял он и повел взглядом вдоль дороги. Шоссе было пустынно. "Хорошо, – подумал он. – Только бы она не ждала себе попутчиков идти через лесок".
Девушка наклонилась к сумке, достала зеркальце и помаду и начала красить губы. Он, лежа в траве, следил за ней из своего укрытия. Она стояла спиной к солнцу, и зайчик от зеркала дрожал на ее лице. Наконец она закончила, спрятала вещи в сумку и, подхватив ее в руку, пошла по тропинке к лесу. Когда девушка подошла ближе, он смог рассмотреть ее и понял, что это, судя по всему, первокурсница, едущая к родителям в гости: не девушка даже, а девочка, потому что крашеные губы на ее мордашке не смотрелись совсем – рано ей еще краситься. Она прошла совсем недалеко от него, и он, выждав несколько мгновений, поднялся из травы и мягко пошел параллельно тропе, а через минуту уже увидел девчонку. Та шла довольно быстро и за все время ни разу не оглянулась назад. Убедившись в этом, он вышел на тропу и пошел, стараясь выдерживать дистанцию, иногда теряя девчонку за очередным поворотом и сразу же вновь ее настигая.
Когда он понял, что шоссе осталось далеко позади, он быстро натянул свои перчатки и прибавил хода. Здесь была небольшая ложбинка, и девчонка, спустившись в нее, пропала из его поля зрения. Он сразу перешел на бег и через несколько мгновений добежал до того места, где тропинка спускалась в ложбинку. Девчонка уже была внизу, теперь ей предстоял подъем, а сумка у нее была тяжелая, и она сразу потеряла в скорости, и когда он понял это, бросился, не раздумывая, вниз, и ему оставалось до девчонки каких-нибудь пять метров, когда та услышала за спиной шум и резко обернулась. Она испугалась – это он точно видел, – но не закричала и не попятилась, а неожиданно для него бросила свою сумку на землю и метнулась по тропе вверх. Он не успел отвернуть в сторону, наткнулся на сумку и упал, больно ударившись обо что-то коленом, а когда вскочил, девчонки уже не было в ложбине, и только шум там, наверху, подсказал ему, что надо догонять ее, потому что еще пяток минут, и она выскочит к домам, и тогда… Он вскочил и помчался по тропе и, когда поднялся из ложбины наверх, снова увидел девчонку! Она была уже далеко, и ему пришлось напрячь все силы, чтобы нагнать ее. Но однако, когда между ними осталось метров двадцать, девчонка неожиданно свернула с тропы и побежала по траве, постепенно забирая вправо. Он сразу понял, зачем она это сделала: сейчас будет небольшой ельничек, потом, сразу за ним – пустырь, но на пустыре она уже почти в безопасности: там, за пустырем, метров через триста, – круг автобуса, там почти всегда есть люди, и если она выскочит на пустырь и начнет кричать – тогда все, приплыли.
Девчонка уже скрылась в ельнике, он рванулся следом, отбрасывая руками от лица еловые лапы, и вдруг увидел девчонку прямо перед собой, она стояла на небольшой поляне и смотрела не на него, а куда-то в сторону, и когда он тоже выскочил на поляну, понял, почему она остановилась. Чуть в стороне, под елями, стояла легковушка, а возле нее – двое молодых парней. Первым его желанием было броситься обратно, затеряться среди елей, но ноги словно приросли к земле, и он стоял как вкопанный, не в силах сделать ни шага. Так они и стояли все вчетвером: он, запыхавшаяся девчонка и два парня с гаечными ключами в руках. Стояли и смотрели друг на друга. Он опустил руку в карман брюк и сжал нож, лихорадочно соображая, что ему теперь предпринять.
– Ну, – сказал один из парней. – Что такое?
Ему показалось, что парень говорит неуверенно, вроде заикается даже. Второй тем временем зыркнул по сторонам. Стоп! Он даже зубы сцепил от своей догадки, так неожиданна она была. Девчонка, дура, все еще стояла и хлопала глазами, не понимая, что же здесь все-таки происходит. А он уже понял! Он понял, почему эти ребятки выглядят так неуверенно! Они же курочат автомобиль! Они уже сняли с него оба передних колеса и теперь потрошат двигатель.
– Что случилось-то? – повторил парень свой вопрос.
– Собака, – сказал он.
– Что? – удивился парень.
– Собаку я ищу, – сказал он. – Кокер. Рыжая такая, с длинными ушами. – Он по-прежнему сжимал нож в кармане. – Гулял с ней по лесу, а она вдруг как сиганет в сторону.
Парни переглянулись.
– Не, – сказал тот, что пониже. – Здесь ее не было.
– А может, была? – Он уже начал играть с этими щенками, они ведь поддались ему, запели так, как он хотел. Девчонка во все глаза пялилась на него.
– И ты не видела? – спросил он у нее.
Она хотела что-то сказать, но не смогла. "Слабовато соображает, – подумал он. – Совсем запуталась". Парни переминались с ноги на ногу.
– Ну надо же, – сказал он с досадой. – Если бы вы знали, сколько я за нее денег заплатил.
– Не видели мы ее, – упрямо повторил парень. – Стороной, видать, пробежала.
– Придется искать. – Он развернулся и быстро пошел прочь, спиной чувствуя взгляды.
И когда он скрылся, один из парней зло прикрикнул на девчонку:
– А ты чего здесь шляешься?
– Я… Я шла, – с запинкой сказала она. – А он погнался за мной.
– Иди отсюда! – сказал парень. – "Погнался", – передразнил он. – Собаку он ищет, понятно?
– Я сумку там бросила свою, – сказала девчонка. – На тропинке. Боюсь идти.
– Ты местная? – спросил парень.
– Да, – кивнула она. – Я возле парикмахерской живу.
– Вот и иди домой.
– Сумка, – начала было девчонка.