- Странно… Никогда еще не видела такого расклада… - дама подалась чуть вперед, карты с шорохом мелькали у нее между пальцев. - Итак? Найдешь Судьбу, но не распознаешь… Спасешь Судьбу, но не ублажишь… Испытаешь Судьбу, но не позволят… - она еще что-то бормотала, но Василий не слышал ее слов. Превозмогая охватившее его бессилие, он попытался мысленно воспроизвести защитные чары. Строки заклятия давались ему с трудом. Ему казалось, что разум его существует отдельно от тела. "Только бы вспомнить… Только бы вырваться из-под власти этой…"
Неожиданно дама еще больше наклонилась вперед.
- Дай мне руку и увидишь все ответы.
"Нет!" - мысленно завопил Василий, но его правая рука сама скользнула вперед, ложась в ладонь колдуньи.
- Нет! - с хрипом вырвалось из его горла, но было уже поздно. Их руки соприкоснулись. Одновременно левая рука Василия инстинктивно опустилась в карман, ложась на рукоять "бульдога".
Мгновение, и все поплыло у Василия перед глазами. Он оказался в расстрельной. Очередная пятерка неторопливо раздевалась. Вот, скинув одежду, они, сопровождаемые взором бдительного охранника, прошли в "красную" комнату, встали у стены. И никаких "Готовсь, целсь, пли…" всего лишь банальные "Раз… Два… Три…" Залп. Стена, забрызганная кровью и мозгами. Пять тел на полу. Вот пять красноармейцев в больничных белых халатах утаскивают тела за ноги в соседнюю комнату. А у стены строится следующая пятерка врагов советской власти. Конвейер работает круглосуточно. "Раз… Два… Три…" Неожиданно видение накатило. Один из трупов у стены приблизился. Василию показалось, что он склонился над покойной. Да, это была девушка. Скорее всего, бывшая институтка, а может - из дворян. Светлые волосы слиплись от крови, под глазами налились багровые синяки. Видно, ребята на дознании основательно над ней поработали, прежде чем девка попала в расстрельную. Так сказать, использовали ее на полную катушку. Но не в этом было дело. Василий наклонился еще ниже и… и только тогда он разглядел меж украшенных синяками грудей странный медальон - отвратительное творение древнего искусства. В один миг он понял, что именно за этим попал сюда. На медальоне был изображен то ли осьминог, то ли спрут - в тусклом освещении "красной" комнаты Василий не мог лучше рассмотреть его. К тому же ему казалось, что изображение на кусочке серебристого металла обладает самостоятельной жизнью, что оно движется, щупальца сплетаются и расплетаются, подобно ядовитым змеям. И еще он почувствовал жажду - желание всенепременно завладеть этим амулетом. В этом амулете - а в том, что медальон является своего рода амулетом, Василий ни на минуту не сомневался - скрывалось нечто важное, нечто, что должно было определить всю его дальнейшую жизнь.
Хриплый крик, больше похожий на стон, вырвался из горла Василий. И этот крик на какой-то миг пробудил его, вернул его разум к действительности.
- Ну что ж… - как сквозь тонкую пелену паутины услышал он голос дамы, - я оказала тебе услугу. Теперь ты знаешь, что предстоит тебе найти. Ты слышал мои предсказания. Взамен ты должен помочь мне выбраться из этой передряги. Ты должен вывести меня. Мои слуги помогут тебе. Они постараются прикрыть нас. Но помни, все зависит только от тебя.
Дама встала. Она оказалась очень высокой и стройной. Строгое платье, крахмальный кружевной воротник, волосы, собранные в пучок на затылке… И… все же она ошиблась. Рука Василия, словно в предсмертной конвульсии, сжалась на рукояти "бульдога". Однако сколько же сил понадобилось ему, чтобы вытащить револьвер.
Резкое движение… Наваждение отступило. Василий выскочил из-за стола, опрокинув стул. Крепко зажмурившись, чтобы не видеть лица колдуньи, сжавшись, чтобы не слышать завораживающий и в то же время звучащий повелительно голос - голос, колдовскую власть которого ему предстояло разрушить… Еще одно усилие…
- Теперь ты должен помочь мне, должен вывести меня…
- Нет! - словно спасительную икону, Василий выставил перед собой "бульдог" с "заговоренными" пулями. Словно в протест чьей-то злобной воле его пальцы надавили на курок. Грохот выстрела протрезвил его. Он попал. Дамочка была жива, пуля всего лишь задела ее плечо. И будь это обыкновенная пуля, колдунья даже не заметила бы ее, но пули, отлитые по рецепту батьки Григория… Они били нечисть без промаха. Еще тогда, в далеком двадцать первом…
Широко раскрыв глаза, Василий смотрел на свою жертву. Нет, перед ним теперь была не дама светского общества. Свет хрустального шара высветил старуху, мерзкую каргу в рваных, полусгнивших лохмотьях. Лицо ее напоминало переплетенье морщин, нос, подобно острому клюву, нависал над потрескавшимися губами, разукрашенными огромными волосатыми бородавками, седые волосы грязными прядями разметались в разные стороны.
- Вот ты и увидел истину, - прошипела старуха. - Но тебе это не поможет. Ты отказался увидеть грядущее. Смерть ждет тебя… И будь ты проклят…
Сколько подобных предсмертных предсказаний и проклятий Василий уже слышал! Если верить им, то он уже должен был погибнуть сотни раз, но Судьба берегла его. Быть может, и в этот раз Судьба помогла указательному пальцу Василия вновь надавить на курок.
Бах!
Во лбу старухи появилась дырка. Выстрел отшвырнул ее к стене, и она, цепляясь за бархат пальцами, больше похожими на рачьи клешни, сползла на пол, оставляя темный след на бордовой ткани. В этот раз не было никакого взрыва. Колдовская сила твари оказалась слишком велика. Она не позволила телу разлететься на куски, но противостоять волшебству пули тоже не могла.
Василий, медленно ступая, обошел стол. Да, та, за жизнью которой явился он в заброшенный костел, была мертва. "Эх, панночка!" Но, как говорится, "береженого Бог бережет". Второй раз за последние несколько минут пришла ему в голову эта пословица. Прицелившись, он выстрелил в колдунью еще три раза, опустошая барабан "бульдога". А потом, тяжело вздохнув, опустился на стул, где раньше восседала она.
Все оказалось просто, слишком просто. Неожиданно у Василия зародилось ощущение надвигающейся беды. Нет, ничего не кончилось, пусть даже банда налетчиков разгромлена. Еще одна колдовская тварь, последние несколько месяцев с успехом бомбившая банки и сберегательные кассы, мертва. Но… Что-то тут было не так. Она ведь почти не сопротивлялась. Она лишь попыталась погадать, решив, что за предсказание он ее помилует. Что за глупость! С чего она решила, что он, специальный оперуполномоченный Третьего отдела ГУГБ, пойдет на сделку с ней, предаст своих товарищей… Да еще за предсказание! Он и сам мог разложить колоду, предсказав любому его будущее. По крайней мере, без полупонятных намеков и фраз-загадок, которые можно было толковать так или иначе. Дальше во все еще затуманенном разуме Василия всплыло несколько стандартных агитационных фраз. Ему пришлось несколько раз тряхнуть головой, чтобы окончательно прочистить мысли. "Если ведьма собиралась устроить такой странный торг, значит то, о чем она мне говорила, и в самом деле имеет значение".
Неожиданно бархатные занавеси раздвинулись, и в комнату ввалилось несколько красноармейцев. Увидев, что никого, кроме Василия, в комнате нет, они замерли у входа, с опаской поглядывая на труп старухи.
- Она мертва?
Василий усмехнулся.
- Мертвее мертвого, - и тут его взгляд скользнул по разложенным на столе картам. У него разом перехватило дыхание. Нет, это была не колода таро. Если бы старуха сразу показала ему свои карты, если бы сказала, какую колоду использует для того, чтобы приоткрыть завесу будущего. Видит бог, он не стал бы стрелять. Потому что колода, разложенная перед ним карточным узором, ничуть не походила ни на таро, ни на обычные цыганские колоды. На картах были начертаны символы, которые Василий видел лишь однажды, в далекой Сибири, видел выжженные огнем, горевшим на теле батьки Григория…
Глава 1
Амулет
[1938]
Блеснет в глаза зеркальный свет,
И в ужасе, зажмуря очи,
Я отступлю в ту область ночи,
Откуда возвращенья нет…А. Блок. "Я коротаю жизнь мою"
"Найдешь Судьбу, но не распознаешь… Спасешь Судьбу, но не ублажишь… Испытаешь Судьбу, но не позволят…" Вновь полыхнули огнем глаза ведьмы. Василий, выставив перед собой "бульдог", стал что есть сил давить на курок. Щелк… щелк… щелк… - осечка за осечкой. Да этого же быть не может! Он же сам изготовил эти пули, сам проверял порох…
А глаза ведьмы… Они становились все больше и больше. Вот она вытянула руку, и в свете хрустального шара зловеще сверкнули треугольные, звериные когти - потрескавшиеся, изъеденные временем. Василий заорал от страха, отшатнулся, со страшной силой врезавшись затылком в спинку кровати.
Открыв глаза, он долго, не понимая ничего, лежал, оглядываясь. Это был всего лишь сон - кошмар, отголосок событий вчерашней ночи, а сейчас… Василий лениво повернулся в сторону окна. В окнах пятиэтажного бывшего доходного дома напротив уже зажглись утренние огоньки. Обитатели бывших трущоб Петроградской уже пробудились, собираясь на работу. Сколько же он спал? Час? Два?
Однако вчера ночью работа была сделана и теперь, теперь он может позволить себе поваляться лишний часок в постели. Василий блаженно закрыл глаза, и тут же перед его мысленным взором встала расстрельная, труп девушки с медальоном на груди.
Да будь все проклято! Ничего не кончено. Эта тварь - старая карга, гадательница хренова, она посеяла в его душе семя сомнения, семя беспокойства. Достойно отомстила своему убийце. Василий слышал про такие штуки, но на своей шкуре никогда ничего подобного не испытывал. И спасения от такого проклятия не было, только если и в самом деле начнешь разбираться, раскроешь смысл предсмертного пророчества. Тогда колдовские чары спадут, и ты, быть может, покой обретешь.
"Но во что же попыталась втравить меня перед смертью эта тварь?" - Василий тяжело вздохнул. Нужно было вставать и попытаться поставить в этом деле жирную точку. Вот только как бы вместо точки не вышло длинное многоточие.
И уже через двадцать минут Василий бодро шагал по набережной Невы в сторону Троицкого моста. Он мог пройти ближней дорогой, через Александровский сад, или нырнуть в лабиринт узких улочек Петроградской, но в это утро он хотел свободы, простора, вырваться из клетей каменных трущоб. Он шел мимо Петропавловки, царапающей шпилем низкие, сизые тучи. Было темно. С залива дул ледяной ветер. Черные волны шуршали о темный гранит. Василию даже стало казаться, что ночь не закончилась, что его краткий визит домой, теплая постель и сто спирта с тарелкой горячего борща - милостивый дар пожилой соседки по коммуналке - все это лишь приснились ему. Ночь продолжалась. Вечная ночь.
Потом он почему-то решил, что уже опоздал. Еще вчера, или точнее сегодня, прикончив колдунью, ему надо было стремглав лететь в расстрельный отдел. Надо было найти ту девушку с амулетом, брелком или что там было у нее. И тогда… А что, собственно, тогда произошло бы…
В какой-то миг Василий поймал себя на том, что почти бежит. "Нет. Нельзя поддаваться панике, - осадил он себя. - Все должно идти неспешно, своим чередом. Ведь проклятая ведьма на то и рассчитывала…" Сжав всю свою волю в кулак, Василий сбавил темп, заставляя себя степенно вышагивать, как на прогулке, а не мчаться очертя голову, словно служащий, опаздывающий на работу.
Свернув по Ждановскому, он прошел пару кварталов и остановился возле ничем не примечательного трехэтажного дома. Именно здесь, в самом центре рабочего района размещался Третий Особый отдел ГУГБ - место, о котором не безосновательно ходило множество самых зловещих слухов.
Миновав вахту, Василий не стал подниматься к себе в кабинет. Да и не было еще никого на втором этаже - слишком рано. Ни один оперативник, а тем более начальник вроде Шлимана, раньше девяти не появится. Вместо этого Василий направился вниз - в расстрельный отдел.
На самом деле этот отдел никакого отношения не имел к Третьему Особому. Но так как здание, которое занимал Третий Особый, было слишком велико и к тому же примыкало к Спецзоне 247 - КПЗ Петроградского района, решено было перенести сюда расстрельный отдел. В свое время сам товарищ Ежов лично приезжал, проверял обустройство помещений, где следователям прокуратуры предстояло выявлять и уничтожать врагов народа. К тому же Третий Особый отдел ГУГБ считался организацией сверхсекретной. А посему все здание находилось на особом положении - под спецконтролем, и соответственно сам расстрельный конвейер тоже.
Василий не любил "мясников", как в шутку называли сотрудников расстрельного. Он и своих-то коллег недолюбливал. Одно дело бороться за советскую власть, уничтожать нечисть, которой не место на земле - это дело святое. Но ежедневные столкновения с людьми, которые вершили это правосудие, измазав руки по локоть в крови пусть даже и врагов народа, оставляли в душе Василия весьма неприятный осадок. Впрочем, у него не было ни времени, ни особого желания разбирать, кто прав, кто виноват. Он выбрал свой путь. Как спецагенту госбезопасности ему не было равных, это он знал. И свободное время он предпочитал проводить или на стрельбище, или в закрытых фондах недавно открытого Музея религии и Атеизма среди таинственных артефактов и колдовских трактатов.
Однако сейчас ему необходима была помощь кого-нибудь из "мясников". В первую очередь он обратился к солдату на проходной и, выяснив, кто из следователей сегодня "в ночное", отправился в долгий путь по лабиринтам темных коридоров.
Наконец, добравшись до нужной двери, с полинявшим от сырости и времени бронзовым номером 28, он негромко постучал. Никто не ответил. Пришлось постучать в полную силу. Не получив никакого ответа, Василий осторожно приоткрыл дверь. Кабинет был погружен во тьму, лишь в дальнем углу тускло горела настольная лампа.
- Есть кто живой?
Ответом ему был тихий храп, перемежающийся со сладким посапываем.
- Валерий Федорович! - тихо позвал Василий, нависнув над столом, за которым, положив голову на скрещенные руки и поблескивая бритым затылком, спал дежурный следователь. - Валерий Федо-ро-вич!
- А! Что! - встрепенулся дежурный. Тоненькие ворошиловские усики нелепо смотрелись на его широком, скуластом лице. Они словно подчеркивали ехидный изгиб тонких, злых губ и квадратный подбородок, придавая надлежащую строгость внешности следователя.
- Да не шугайся, это я, - извиняющимся тоном продолжал Василий. - Не начальство.
- Ерунда, - пробурчал Валерий Федорович себе под нос, лениво отмахнувшись от Василия. - Тут такой вечер выдался, и собаки бы замертво попадали, - он скользнул сонным взглядом по столу и, обнаружив пачку "Казбека", открыл, предлагая папиросу Василию.
Тот лишь покачал головой.
- Ты же знаешь, не курю.
Ни слова не сказав, Валерий Федорович ловко выудил папиросу, резко дунул в нее проверяя, насколько крепко набит табак в папиросный патрон, а потом машинальным движением заломил картонный мундштук, чиркнул спичкой, и к потолку комнаты взвилось жиденькое облачко табачного дыма.
- Так чего пожаловал? Да еще в такое время.
- Ну, ты же знаешь, мы у себя всякой ерундой занимаемся, - протянул Василий. - И по утрам от нечего делать усталым работягам, вроде тебя, спать не даем.
- Ну, ты не юродствуй, - между затяжками вальяжно объявил Валерий Федорович. - Говори, зачем пришел.
- Да вот хочу с девочкой одной повидаться. А если ее уже в расход пустили, то хотя бы вещички осмотреть.
- А чего тогда ко мне приперся? - удивился Валерий Федорович. - Пиши заяву. Начальство подпишет, и беседуй с кем угодно, хоть до Судного дня. Мне-то чего.
- Скажем так: не стану я заяву писать, потому что пока не знаю даже, о чем мне с той девкой говорить. А поговорить мне с ней очень надо.
- Ну, так дела не делаются. У нас же тут только расстрельные. Их вина доказана. С ними общаться не положено… Сам все знаешь, не первый год в органах.
- А ты сделай исключение, - продолжал гнуть свое Василий. - Сейчас час ранний. Ты мне дай с ней словом перемолвиться, а за мной не пропадет, ты же меня знаешь.
- Да знаю я… Знаю, - тяжело вздохнул Валерий Федорович. - Мне-то что с того?.. - аккуратно загасив папиросу в переполненной пепельнице, он встал, резким движением поправил ремень, затянутый поверх гимнастерки. - Как фамилия твоей красавицы-то?
- Не знаю, - пожал плечами Василий.
- А имя?
Василий вновь пожал плечами.
От удивления следователь присел на край стола.
- И чего тогда ты от меня хочешь? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…
- Да ты не сердись, Валерий Федорович. Ты мне покажи, кто тут у тебя на ночь застрял, а я свою клиентку узнаю.
- Что, я тебя сейчас по всем женским камерам таскать должен?
- Ну, тебе-то это ничего не стоит. Ключи все равно все у тебя, а магарыч с меня.
Валерий Федорович с минуту помялся, а потом резко махнул рукой, выдвинув ящик стола, вынул огромную связку ключей.
- Ладно, пошли. Все равно ты мне весь сон сбил.
- А конвой?
- Что, мы с тобой с одной девкой не справимся?
Девушку они нашли в третьей камере. Она сидела на нарах, забившись в угол, прижимая к плоской груди обрывки платья, больше походившие на лохмотья нищих. Возможно, когда-то она и была хорошенькой, но сейчас левый глаз ее заплыл гигантским фиолетовым синяком, а под ним по щеке протянулось несколько глубоких царапин, словно кто-то пытался выцарапать ей глаз.
- Эта? - спросил Валерий Федорович.
Василий кивнул.
- Вроде она.
- Вроде или она? - разозлился следователь.
- Да она… она… Только без фингала была.
- Не знаю, я с ней не работал, - проворчал Валерий Федорович. - Наверное, выпендривалась много, целку из себя строила, - и, не дожидаясь ответа, он стал пробираться между нарами под внимательными взглядами других приговоренных. Оказавшись рядом с девушкой, он грубо тряхнул ее за плечо. - А ну, сука, вставай! Пошли, вот товарищ особый уполномоченный до тебя пару вопросов имеет.
- Вы бы хоть напоследок девку не мучили, - встряла одна из пожилых женщин. - Посмотрите, что с ней сделали, ироды окаянные.
- А ты, старая блядь, заткнись! - рявкнул следователь. - А то не посмотрю на начальство, отдам дело на дознанку, вот тогда узнаешь, что такое небо в алмазах, - и вновь повернувшись к девушке, дернул ее за плечо. - Давай, вставай, кому сказал!
От всего происходящего Василия аж передернуло. "Пусть даже они враги народа, пусть готовы ударить тебе ножом в спину, а то и того хуже - плетут заговор, чтобы погубить товарища Сталина, но все равно… Это женщины. Нужно…" И тут в памяти его встала недавняя картина. Он наблюдал ее как бы со стороны. Вот он, а по другую сторону ведьма, колдунья - враг, под руководством которого бандиты бомбили банки и сберкассы. Сколько людей она погубила, скольких растлила своей магией. И все же Василия передернуло, когда он вспомнил, как, охваченный яростью, палил из револьвера в труп старухи.
Схватив девку за волосы, Валерий Федорович выволок ее в коридор.