* * *
Куликовский встретил его на вертолетной площадке. Он приехал на юрком газике, сидя сам за рулем.
– Как долетел? – спросил он, когда они поздоровались.
– Жив остался – и на том спасибо.
– А что случилось?
– В горах чеченцы обстреляли.
– Из ущелья?
– Ну да. Замаскировались в бункере – сверху ничего не видно. А пуляют прицельно – видно, новые зенитные орудия из-за рубежа получили, – сказал Матейченков.
– Все живы?
– Несколько осколков пробило днище вертолета. Но, к счастью, никого не задело.
– И то хлеб.
– Я сразу передал координаты в штаб, сейчас боевиков, наверно утюжит наша авиация, а я вот к тебе…
– Может, отдохнешь чуток с дорожки?
– Не получится, Константин Борисович, – покачал головой генерал.
– Почему?
– Напряженные у нас там дела.
– Понимаю.
– Меня могут выдернуть отсюда в любую минуту. Так что поехали на место, не будем терять времени.
– Как скажешь.
– Куда поедем?
– А вот тут есть госпиталь, совсем недалеко от вертолетной площадки… – предложил Куликовский.
– Нет, брат, так дело не пойдет.
– Что тебе не нравится?
– Давай соблюдем чистоту эксперимента.
– Не понял.
– Ты все госпитали в городе знаешь?
– Конечно. Теперь это моя прямая обязанность.
– Будь любезен, перечисли мне их быстренько, а я сам назову, в какой из них поедем.
Куликовский покачал головой:
– Ну, брат, ты и дотошный.
– На том стоим.
Минут через пятнадцать бешеной езды по краснодарским улицам они въезжали в обширный двор военного госпиталя, на который пал выбор генерала Матейченкова.
Вахта открыла массивные ворота, только тщательно проверив их документы, это Матейченкову понравилось.
– Молодцы, – негромко сказал он Куликовскому, нагнувшись к нему. – Бдительность – первое дело.
– На том стоим.
Госпитальный двор был великолепен – огромный, тщательно распланированный, снабженный скамейками и беседками. Двор был усажен яблонями – по сути, это был огромный сад.
Когда на газике пересекали двор по центральной аллее, Матейченков подумал, что летом, должно быть, здесь особенно хорошо.
Сейчас все было покрыто снегом.
Начиналась оттепель, но снег не успел растаять, он толстым пушистым слоем лежал на земле, на ветках деревьев, на лавках и крышах беседок. Только крыльцо было тщательно выметено.
В небольшом кабинете главврача остро пахло карболкой и еще какими-то препаратами.
Куликовский, которого здесь, похоже, все знали и держали за своего, велел срочно вызвать в кабинет кого-нибудь из медицинского начальства, которое свободно.
Через несколько минут в кабинет быстро вошел, почти вбежал невысокий коренастый мужчина в белом халате.
– Подполковник Игорь Крашенинников по вашему приказанию прибыл! – четко доложил он.
– Вольно, товарищ подполковник, – улыбнулся Куликовский, – мы не учебных занятиях. – Игорь Русланович – ведущий хирург госпиталя. – негромко пояснил он Матейченкову.
Они обменялись приветствиями.
– Иван Иванович хочет ознакомиться с работой госпиталя, – пояснил Константин Борисович.
Взгляд хирурга стал настороженным:
– Комиссия?
– Вся комиссия в одном моем лице, – сказал Матейченков. – Давайте сначала побеседуем с вами, а потом вместе пройдемся по палатам. Не возражаете?
– Никак нет.
Они наскоро присели втроем к узкому белому столику, уставленному пузырьками разных размеров.
– Ты, Игорь Русланович, не тушуйся, – первым нарушил короткую паузу Куликовский. – Можешь говорить все как есть, этот товарищ – свой человек. Если есть жалобы, пожелания, в чем-то недостача – выкладывай.
– Все?
– Все как есть, – подтвердил Куликовский. – Иван Иванович – волшебник, он все может.
– Сколько ревизий у нас было, а волшебник явился в первый раз, – сказал подполковник.
– Вот и пользуйся.
– Каких раненых в госпитале больше – тяжелых или легких? – спросил Матейченков, сразу беря быка за рога.
– Динамика такова, – ответил Крашенинников, не задумываясь. – после начала военных действий шли в основном легко раненые. А теперь, недели полторы, поступают только тяжелые. Совсем с ними замучились, даже средний медперсонал.
– Какие ранения самые тяжелые? – продолжал Матейченков.
– Обширные повреждения мягких тканей, вызванные минными взрывами. Открытые черепно-мозговые ранения. Травмы грудной клетки, и особенно – внутренних органов. Особенно много огнестрельных сложных переломов конечностей.
– Легко раненые есть?
– Есть и легко раненые. Это те счастливчики, которых чеченские пули задели по касательной.
Куликовский покачал головой:
– Мясорубка.
Матейченков спросил:
– Как у вас с медикаментами?
Подполковник вопросительно посмотрел на Куликовского.
Тот спросил:
– В чем дело?
Крашенинников еле заметно пожал плечами.
– Говори всю правду, – велел генерал-лейтенант. – всю как есть, ничего не утаивай. Ясно?
– Ясно, товарищ генерал-лейтенант. Медикаментов вроде поступает много, но все равно не хватает, – обратился он к Матейченкову.
– Как так? – удивился Матейченков.
– Да расходуется много, Иван Иванович, – пояснил Куликовский. – Прорва уходит каждый день, я сам наблюдал.
– Пошлите кого-нибудь, подполковник, забрать в машине три ящика медикаментов. Я на всякий случай захватил из Грозного.
Куликовский спросил:
– Из гумпомощи?
Матейченков кивнул.
– Очень кстати, – обрадовался подполковник. – Скажите, пожалуйста, там и антибиотики есть? – и он перечислил несколько мудреных и длинных названий.
– Обязательно, – произнес Матейченков. – Я в курсе дела. Сам следил за упаковкой ящиков, чтобы не надули ненароком.
– А как с перевязочными материалами?
– Тоже не хватает?
– Да.
– Вот их не прихватил, – сокрушенно произнес генерал-полковник. – А на складе у нас их навалом. Непорядок. Завтра же подошлю. А вы мне напишите, чего и сколько требуется. С запасцем.
– Будет сделано.
– А к тебе, Константин Борисович, большая просьба, – обернулся Матейченков к Куликовскому.
– Что?
– Поручи кому-нибудь выяснить по остальным краснодарским госпиталям, чего и сколько требуется.
– Тоже с запасом?
– Обязательно.
– Ладно. С чего начнем, Иван Иванович? – спросил Куликовский.
Хирург стоял молча, переводя взгляд с одного на другого.
– Пройдем по палатам, если Игорь Русланович не против, – произнес полпред президента.
– Можно, если коротенько, – сказал Крашенинников, и по лицу его пробежала легкая тень.
– Но сначала я хотел бы побеседовать со всеми ходячими, – продолжал Матейченков.
– Нет проблем.
– Найдется у вас такая комната?
– Да. Библиотека.
– Сколько там мест?
– Пятьдесят.
– Все поместятся?
– Ходячих не больше.
– Соберите их в библиотеке, – попросил Матейченков. – Да медикаменты не забудьте забрать из машины.
Куликовский добавил:
– А то обратно увезем.
Хирург вышел.
– Ты тоже будешь говорить с ребятами? – спросил Матейченков.
– Да, скажу несколько слов, – решил генерал-лейтенант. – Многие ведь меня знают.
– Мне интересно выяснить, каков у них боевой дух, – признался Матейченков.
– И что они о войне думают.
– Вот-вот.
– Несколько минут посидели в молчании.
– Хороший хирург этот Крашенинников?
– Бог в своем деле, – коротко ответил Куликовский. И добавил: – Раненые на него молятся. У них идет молва, что он любого тяжелого может из могилы вытащить.
– Хорошо, что сказал. Надо будет поощрить его.
– Его сманить у нас пытаются.
– А он?
– Ни в какую.
– Куда сманить? В Москву?
– Бери повыше, – улыбнулся Куликовский. – В Америку.
– Ну да.
– Ей богу. Целая делегация приезжала, уговаривать. Клинику свою там обещали, деньги для исследований.
– Каких исследований?
– Он там какой-то новый способ лечения открыл. Сращивания разорванных взрывом тканей.
– А они как узнали?
– Очень просто. Он статьи об этом писал, и в разных медицинских журналах публиковал.
– Не ценим своих людей, не ценим. Ну, ничего придумаем что-нибудь. Да, а что же Крашенинников ответил американцам?
– Отказался.
– Напрочь?
– Напрочь.
– Что же он сказал им, не знаешь?
– Я, говорит, здесь больше нужен. Здесь находится мой боевой пост, и я не могу его покинуть.
– Ты что, присутствовал при разговоре?
– Да. Он сам отказался разговаривать с американцами наедине.
– Ты запретил, что ли?
– Он сам меня пригласил. У меня, говорит, нет никаких секретов, – произнес Куликовский.
– Так они от него и отстали?
– Нет, долго уговаривали. Здесь, говорят, это ваш потолок – главный врач в военном госпитале. А у нас вы будете главой нового направления в медицинской науке. Особенно распинался один старенький профессор, говорят, мировое светило. У нас, говорит, вы станете звездой первой величины.
– А он?
– Я и здесь, говорит, придет время – звездой стану.
– Молодец.
– Игорь такой – за словом в карман не лезет.
– А дальше?
– У вас, говорит, будет куча денег.
– У меня и тут денег не меньше будет, – отвечает Игорь.
Профессор не отстает:
– У вас государство бедное.
– А Игорь? – спросил Матейченков.
– Игорь режет свое: придет время – деньги для меня найдутся.
– Ах, молодчина! – воскликнул Иван Иванович и, вытащив свою записную книжку, что-то записал туда бисерным почерком. – Такому человеку грех не помочь, добавил он, пряча записную книжку.
В комнату вошел Крашенинников:
– Солдаты собраны в библиотеке.
Матейченков спросил:
– Медикаменты забрали?
– Так точно.
Они вышли втроем и направились в библиотеку.
Небольшое помещение оказалось набитым до отказа. Желающих набилось столько, что вскоре дышать стало нечем, и пришлось открывать заботливо законопаченные на зиму окна.
– Персоналу можно присутствовать? – спросил хирург.
Матейченков кивнул:
– Конечно.
– Всем, кто свободен от дежурства, – внес уточнение Куликовский.
Стайка медсестер и несколько врачей – в основном женщин – не медля, просочилась в зал. Поскольку все места к этому моменту были заняты ранеными, они стали вдоль стен и вдоль полок с книгами.
Сама библиотека, которую мельком оглядел Матейченков, прежде чем обратиться к собравшимся, напомнила ему ту, в Черкесске, в Доме правительства, где он побывал совсем недавно. Те же разношерстные тома, но впрочем, аккуратно, с любовью расставленные на наспех сколоченных полках, даже те же заботливые таблички со старательно выведенными надписями – "Научная фантастика", "Приключения", "Детективы"…
А вот "Православный календарь", подаренный ему пожилой черкесской библиотекаршей, стал для Матейченкова чуть ли не настольной книгой: когда выдавалась минутка, он читал его на сон грядущий.
…Острый и опытный взгляд генерал-полковника легко отличал только что или недавно прибывших раненых от тех, кто давно уже находится на излечении.
Первые, казалось, еще хранили на себе дыхание сражения – это ощущалось по выражению глаз, по какой-то особой порывистости движений. Бинты на них были свежие, незахватанные, кое-где на них проступала кровь – алые пятна различных размеров.
Другие – были какими-то вялыми, лица бледными, движения – спокойными, даже безразличными.
Речь полпреда была недолгой.
Он обрисовал бойцам ситуацию в Чечне на сегодняшний день. Рассказывал спокойно, без эффектных пауз, ни разу не повысив голос. Но положение не приукрасил ни на йоту, ничего не скрывая.
Все, включая медперсонал, слушали его, затаив дыхание. Всю правду, ТАКУЮ правду им еще ни разу не приходилось слышать.
Когда Матейченков на несколько мгновений умолк, чтобы отхлебнуть воды из стакана, Куликовский, который сидел рядом, шепнул ему:
– Такого им не говорил даже Степашин.
– Он был здесь?
– Да.
– Когда?
– В октябре.
– Специально в госпиталь приехал?
– Нет, не специально. Он участвовал в краснодарском зональном совещании учебных заведений МВД. Ну, я и свозил его в госпиталь. Между прочим, с Крашенинниковым познакомил, рассказал о чудесном хирурге.
– И что Степашин?
– Обещал помощь с какой-то новой аппаратурой, необходимой Игорю для его экспериментов. Причем в ближайшее время.
– Помог?
– Пока нет. Сергей Вадимович очень занятой человек.
…Солдаты – да и медперсонал – чувствовали себя поначалу довольно стесненно, особенно слушая о мрачных вещах, которые генерал Матейченков и не собирался приукрашивать.
Однако постепенно робость прошла.
Быть может, не только потому, что гость говорил очень просто, без всякой вычурности и пафоса, но и, как говорится, обрисовывал перспективу. Дело не заключалось чернухой, которой в изобилии потчевали все без исключения газеты и все телевизионные каналы.
Матейченков сумел показать цель, к которой необходимо стремиться – разбить наголову бандитские формирования, и доказал, что цель эта достижима.
Ему поверили, и первоначальная робость у собравшихся прошла. Затем несколько слов сказал генерал-лейтенант Константин Куликовский, давний друг госпиталя.
– Какие будут вопросы, товарищи? – спросил Матейченков, когда руководитель всероссийского движения "Боевое братство" умолк.
Зал молчал.
– Да вы не стесняйтесь, – улыбнулся Матейченков. – Говорите, спрашивайте, предлагайте.
Куликовский добавил:
– У нас в стране свобода слова.
– И персоналу можно спрашивать? – спросил кто-то из врачей.
Матейченков кивнул:
– Конечно.
– Для этого мы здесь и собрались, – дополнил Куликовский и тоже улыбнулся ободряюще.
Какая-то юная медсестричка, стоявшая у таблички "Научная фантастика", решила что-то сказать, но только закраснелась как маков цвет и опустила голову.
Солдат, сидевший в первом ряду, поднял руку:
– Разрешите?
С виду молод, совсем мальчишка. Голова перебинтована, только глаза остались. Он попытался подняться.
– Сидите, – жестом остановил его Матейченков.
Солдат назвал свое имя, сказал, откуда родом. Затем спросил:
– Министр обороны маршал Сергеев говорил, что новобранцев на фронт посылать не будут. Почему же это распоряжение не выполняется?
– Расскажите немного про себя, – попросил Матейченков.
Да что про себя рассказывать? – Пожал плечами солдат, чувствуя, что на него обратились взгляды всех присутствующих. – Обыкновенная история, как заметил товарищ Гончаров в одноименном романе. Окончил среднюю школу. Между прочим, в аттестате только одна четверка, остальные пятерки… Поступал в Московский университет, не географический факультет. Но провалился – одного балла не добрал. А здесь мне аккурат восемнадцать стукнуло, меня и забрили. И тут же – в Чечню, на горяченькое.
Куликовский спросил:
– Оружием владеешь?
– Меня даже толком стрелять не научили.
– Это почему?
– Командир части сказал, что патроны нужно расходовать экономно, они деньги стоят, а не тратить их на балбесов-недоучек… – высокий, ломкий голос парня дрожал от обиды.
– А как тебя ранили? – спросил генерал-лейтенант.
– Потому и ранили, что меня ничему не успели обучить. А читали мы про войну совсем не то, что оказалось в действительности.
– А точнее?
– Вывели нас на боевые позиции. Отдали команду: Окапывайтесь и маскируйтесь. А я до этого саперную лопатку в руках не держал.
– Надо было доложить об этом.
– Да постыдился я, – вздохнул солдат. – А начальству это и в голову не пришло… Думаю: ну, дело нехитрое, сварганю себе окопчик да веток сверху набросаю, только и делов…
– А спросить у других не мог?
– Да кругом такие же, как я.
– У командира.
– Говорю же, решил, что сам справлюсь.
– Плохо, – резюмировал Куликовский.
– Погоди, Константин Борисович, пожалуйста, – жестом остановил его Матейченков. – Так кто же, по твоему, виноват в твоем ранении? Ну, маршал Сергеев, это понятно. Между прочим, – заметил полпред, – я и не собираюсь иронизировать. Рассказывай дальше.
– А дальше и рассказывать нечего, – произнес солдат с обмотанной головой. – Виноват командир роты, который не бережет своих солдат. Знаете, как у Пушкина сказано – я запомнил, еще в школе выучил:
Здесь человека берегут,
Как на турецкой перестрелке.
Как будто сегодня и про нас это написано, – продолжал он.
– Так. Как же, по-твоему, нужно было тебя беречь? – негромко спросил генерал-полковник.
– Да хотя бы объяснить толком, как окоп делать. Я зарылся неглубоко – подумал, авось, пронесет. Земля была промерзшая, твердая как камень, лопатка от нее отскакивала. А тут чеченец как начал садить из минометов – меня по голове и чирикнуло. Обидно, совсем повоевать не успел, – совсем по-детски закончил он.
– То, что необученных пацанов на фронт шлют – это, разумеется, безобразие, – твердо произнес Матейченков. – Я бы сказал, это головотяпство со взломом. Мы поставим этот вопрос перед компетентными органами, и виновные понесут наказание. Но скажи, положа руку на сердце: в своем дурацком ранении ты совсем не видишь своей вины?
– Вижу, – еле слышно произнес парень, но его услышали все – такая напряженная тишина повисла в библиотеке. – Потому мне и стыдно об этом в деревню писать, невесте.
– А родителям?
– У меня их нет.
– Сирота?
– Детдомовец.
– В главном ты прав, – произнес Матейченков. – Новобранцев, да еще необученных, на фронт посылать нельзя. Это преступление, и виновные за него ответят. Но в своем ранении виноват ты сам, хотя и Пушкина хорошо знаешь.
Рядом с ним сидел солдат, державший правую руку на перевязи.
– И ты новобранец? – спросил Куликовский.
– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант.
– Какого года службы?
– Третьего.
– Давно воюешь?
– Сразу с Дагестана, когда боевики туда вломились. А вообще-то я доброволец, как вся наша часть.
– Из-за денег? – в лоб спросил Матейченков.
– Да какие там деньги? – махнул солдат здоровой рукой. – Слезы одни. Да и боевые, между прочим, нам практически не выплачивают, штабисты все время тянут резину. Товарищ генерал-лейтенант знает, к нему все время ходят с жалобами ветераны.
– Это, к сожалению, так, – кивнул Куликовский. – Но теперь у нас новый полномочный представитель президента России. Думаю, с его помощью мы и здесь наведем порядок.
– Мы так с ребятами в казарме рассудили, – продолжал солдат. – Нужно России подсобить, ей сейчас тяжело, Кто же подсобит, если не мы? Известно: дело солдат – защищать страну, на то мы и призваны в армию, на то и присягу приносили, – добавил он просто.