* * *
- Я ничего не покупаю, - раздался из-за двери дома номер шестнадцать голос пожилой женщины. - Никогда не имела дел с разъезжими коммивояжерами.
- Мы ничего не продаем! - крикнул я в ответ. - Просто хотим задать вам несколько вопросов.
- И религиозные брошюры меня тоже не интересуют, - громко сказала она. - Уходите.
- Помните случай, когда кто-то запустил кирпичом в окно дома ваших соседей? - спросил я ее.
- Что?
Я повторил вопрос громче.
- Да никакой это не сосед, - возразила она. - Это дом в самом конце квартала.
- Какой дом? - спросил я ее через запертую дверь.
- В самом конце, - ответила она.
- Это я понял. Но чей именно дом?
- Джорджа Саттона.
- Номер?
- Номеров не знаю, - ответила она. - А теперь уходите.
На матовом стекле возле двери я заметил наклейку с надписью "ДОМ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ" и не решился настаивать. Не хватало еще, чтобы она вызвала полицию.
- Ладно, идем, - сказал я Изабелле. А потом добавил громко в сторону двери: - Большое спасибо! Желаю удачного дня!
Мы вернулись к "Гольфу", тут я снова заметил, как шевельнулись занавески на окне. Садясь в машину, я помахал рукой подозрительной обитательнице этого жилища, и мы отъехали. Двинулись по улице к окраине поселка.
И вот машина остановилась, и я спросил:
- Какой дом, как тебе кажется?
- Давай попробуем тот, где машина у въезда, - предложила Изабелла.
Мы прошли по дорожке мимо ярко-желтой "Хонды Джаз", позвонили в дверь. Открыла красивая молодая женщина с младенцем на руках.
- Да? - сказала она. - Чем могу помочь?
- Привет, - сказала Изабелла и выдвинулась вперед, взяв на себя всю инициативу. - Привет, малыш! - Она пощекотала младенца под подбородком. - Какие мы славные!.. Мы пытаемся разыскать мистера Саттона.
- Старика Саттона или его сына? - спросила женщина.
- Или того, или другого, - ответила Изабелла.
- Старик Саттон отправился в дом престарелых, - сказала молодая мать. - Ну а сын иногда появляется забрать почту.
- И давно мистера Саттона отправили в дом престарелых? - спросил я.
- Да еще перед Рождеством, - ответила она. - Бедняга совсем сдал. Никто за ним не ухаживал. Просто стыд и позор! Такой славный был старикан.
- А куда именно его отправили? - спросил я.
- Извините. Не скажу, не знаю, - она покачала головой.
- А номер его дома?..
- Восьмой, - и она указала через дорогу.
- Вы помните историю, когда кто-то запустил кирпичом ему в окно? - спросил я.
- Да, слышала, но это случилось до того, как мы сюда переехали. Мы живем здесь месяцев восемь, не больше. С рождения Джимбо. - И она улыбнулась малышу.
- Не подскажете, как мне связаться с сыном мистера Саттона?
- Погодите, - ответила она. - Вроде бы у меня был где-то записан телефон.
Она исчезла в глубине дома и довольно скоро возникла снова, с визиткой, но уже без маленького Джимбо.
- Вот, нашла, - сказала она. - Фред Саттон. - Прочла номер вслух, Изабелла его записала.
- Огромное вам спасибо, - сказал я. - Непременно ему позвоню.
- Ну, сейчас он, должно быть, на работе, - заметила женщина. - Работает посменно.
- Ничего, как-нибудь найду. А чем он, кстати, занимается?
Женщина всмотрелась в визитку, которую до сих пор держала в руке.
- Он полицейский, - ответила она. - Сержант, детектив.
* * *
- С чего бы это тебе вдруг расхотелось звонить Фреду Саттону? - спросила Изабелла. Мы снова сидели в машине, уже выехали из Уиллоу-Клоуз и ехали по центру Хангерфорда.
- Почему? Я позвоню. Но только позже.
- Но я думала, ты хочешь разобраться в той истории с кирпичом, - возразила она.
- Конечно. - Мне страшно хотелось знать, почему в окно Саттонов запустили кирпичом, но разве я осмелюсь спросить?
- Так звони ему!
Я уже начал жалеть о том, что попросил Изабеллу подвезти меня. Как мог объяснить я ей, что не могу обсуждать историю в Уиллоу-Клоуз с полицией и уж тем более - с сержантом-детективом? Если он хороший детектив, то сразу учует неладное, стоит только упомянуть о Родерике Уорде, особенно если он, сержант детектив Фред Саттон, является, как я подозревал, тем самым полицейским свидетелем, который видел, как молодой мистер Уорд зашвырнул кирпичом в окно в доме его отца.
- Не могу, - сказал я. - Не могу и не хочу вовлекать в это дело полицию.
- Почему нет, черт побери? - удивленно спросила она.
- Просто не могу, и все, - ответил я. - Обещал тому молодому солдату, что не скажу полиции.
- И все-таки почему нет? - не отставала Изабелла.
Я взглянул на нее.
- Знаешь, мне страшно жаль, но я никак не могу тебе сказать. - Даже на мой взгляд прозвучало это как-то слишком мелодраматично.
- Тоже мне! - обиженно фыркнула она. - Не хочешь, не говори. Думаю, самое время отвезти тебя домой.
- Да, наверное, так будет лучше, - кивнул я.
Шансы мои на получение в будущем бонусов стали совсем уже призрачными.
* * *
Весь день я провел за компьютером матери, в ее кабинете. Влез в Интернет без ее разрешения. Ей бы наверняка это не понравилось, но, когда Изабелла привезла меня, матери дома не было, так что и спрашивать было некого.
У меня был свой компьютер, ноутбук. Его вместе с остальными вещами я привез из Элдершота, но мать еще не вошла в эпоху беспроводной связи, так что пришлось использовать ее старую стационарную модель, где кабель Интернета втыкался в телефонную розетку на стене.
Я просматривал отчеты о дознаниях, выложенные в сервисе "онлайн" "Оксфорд мейл". Их было множество, сотни и тысячи.
Я искал сообщение, где фигурировало бы имя Родерик Уорд, и нашел, совсем коротенькое, опубликованное на странице газеты в среду, 15 июля. Но там говорилось лишь об открытии дела по факту несчастного случая и начатом расследовании.
Похоже, полного расследования еще не проводилось. Однако тот коротенький отрывок содержал информацию, которой не было в статье из "Ньюбери уикли ньюс". Согласно сообщению на веб-сайте "Оксфорд мейл", тело Родерика Уорда прошло официальное опознание, и то, что это он, подтвердила его сестра, некая миссис Стелла Бичер, тоже из Оксфорда.
Возможно, мистер Родерик Уорд действительно отошел в мир иной.
Глава 07
Во вторник вечером, ровно в девять, мать получила очередное требование от шантажиста.
Три пребывавшие в унынии резидента дома Каури ужинали за кухонным столом, когда вдруг зазвонил телефон. Мать и отчим так и подпрыгнули со своих мест, потом переглянулись.
- Девять вечера, - сказал отчим. - Он всегда звонит ровно в девять.
Телефон продолжал звонить. Никто из родных, похоже, не стремился снять трубку, поэтому я поднялся и двинулся к телефону.
- Нет! - вскрикнула мать и вскочила. - Я отвечу.
И она пролетела мимо меня и сняла трубку.
- Слушаю, - нервно бросила она. - Да, это миссис Каури.
Я стоял рядом и пытался расслышать, что говорит человек на том конце провода, но он - или она - говорил слишком тихо.
Мать молча слушала с минуту.
- Да. Я понимаю, - наконец сказала она. И повесила трубку. - Сайентифик в Ньюбери, в субботу.
- Должен проиграть? - спросил я.
Она кивнула:
- Да, в стипль-чезе "Дух Игры".
А потом, как зомби, она побрела к столу и тяжело опустилась на стул.
Я поднял трубку и набрал 1471 - то был код, позволяющий определить номер последнего звонившего.
- Прошу прощения, - раздался в трубке безликий женский компьютерный голос, - номер определить не удалось.
Этого следовало ожидать, но попробовать все же стоило. "Интересно, - подумал я, - может ли телефонная компания дать мне этот номер. Нет, они наверняка потребуют объяснений, зачем это он мне понадобился. К тому же вряд ли шантажист звонил со своего телефона или же другого, номер которого можно было проследить".
- А каковы шансы у Сайентифика? - спросил я.
- Очень высоки, - ответила мать. - Он, правда, у нас новичок, но хорошо подготовлен, и эти скачки позволят ему продвинуться в классе. - Она сутулилась. - Нет, это просто нечестно по отношению к лошади! Если я снова отравлю его, это может погубить его навсегда. Скачки будут ассоциироваться у него с болезнью.
- Неужели лошади обладают памятью? - спросил я.
- О да, - ответила она. - Знаешь, многие мои хорошие скакуны показывали дома плохие или очень средние результаты, зато на соревнованиях летели как ветер, потому что им там нравилось. Много лет тому назад у меня был гнедой жеребец по кличке Баттерфилд, так он хорошо выступал только в Сэндауне. - Она улыбнулась этим своим воспоминаниям. - Старина Баттерфилд просто обожал Сэндаун. Я думала, все дело в дорожках с правосторонним движением, но в Кемптоне точно такие же, а там результатов он не показывал. Только Сэндаун, и все тут. Он его помнил.
В глазах матери вспыхнули искорки, и я узнал ее, прежнюю. Она была прекрасным тренером, обожала своих лошадей, а о Баттерфилде говорила как о личности, с искренней любовью и пониманием.
- Но Сайентифик, насколько я понимаю, не является таким же фаворитом, каким был Фармацевт в Челтенхеме на прошлой неделе?
- Нет, - ответила она. - Там будет одна очень хорошая в стипль-чезе лошадь по кличке Соверен. Вероятней всего, он и является фаворитом, но думаю, мы могли бы побить его, особенно если накануне пройдет небольшой дождь. Ну и еще Ньюарк Холл, тоже может бежать вполне прилично. Он из конюшен Ивена, и у него есть все шансы.
- Ивена? - спросил я.
- Ивена Иорка, - ответила она. - Тренирует в деревне. В этом году у него появилось несколько хороших лошадей. Молодые наступают.
Ее тон наталкивал на мысль, что Ивен Йорк куда больше угрожает ее положению ведущего тренера из Лэмбурна, и она не слишком этому рада.
- Так что Сайентифик не является стопроцентным фаворитом? - спросил я.
- Он может выиграть, - ответила мать. - Если только не собьется на перекрестный галоп.
- Перекрестный галоп? - удивился я. - Что это такое?
- Ну это когда лошадь в галопе выдвигает вперед переднюю ногу, противоположную задней, - объяснила она.
- Ясно, - пробормотал я, хотя толком так ничего и не понял. - А Сайентифик этим балуется?
- Иногда. Обычно и галопом, и рысью идет нормально. Но если начинает крестить, то может сам себя поранить, задеть копытом задней ноги по передней. Правда, давно такого не вытворял.
- Ясно, - повторил я. - Так ты считаешь, что, если даже Сайентифик не станет крестить, никто особенно не удивится, если он не выиграет?
- Да, - кивнула она. - Печально, конечно, но особого удивления это не вызовет.
- В таком случае, - начал я, - после звонка от этого нашего друга мы должны сделать все, чтоб Сайентифик не победил. Но сделать это так, чтоб ему впредь вовсе не расхотелось участвовать в скачках, без всяких там картофельных очисток.
- Но как? - она уставилась на меня.
- Можно что-то придумать, способы есть, - сказал я. - Ну, а если он вообще не будет участвовать? Ты просто заявишь, что он болен, захромал, и его снимут с соревнований.
- Но он сказал, что лошадь должна бежать, - мрачно заметила она.
"Что ж, переходим к плану В".
- Ну а что, если его немного перетренировать в четверг или пятницу? Погонять как следует галопом, чтоб никаких сил на субботу не осталось?
- Нет, все сразу узнают, - возразила она.
- Неужели узнают? - Мне показалось, она преувеличивает.
- Конечно, узнают, - ответила она. - Всегда находятся люди, очень пристально следящие за работой лошадей. Есть среди них журналисты, но в основном это наблюдатели из букмекерских контор. Они знают каждую лошадку в Лэмбурне, по ее виду сразу могут сказать, нагружала ли я Сайентифика больше положенного в четверг или пятницу.
"Тогда план С?"
- А нельзя устроить так, чтоб седло у него соскользнуло, что-то в этом роде? - спросил я.
- Подпруги затягивает помощник распорядителя, прямо на старте, перед началом скачек.
- Но разве ты не можешь пройти на старт и сделать это сама? Немного ослабишь подпругу, и все. - "Неужели я цепляюсь за соломинку?.."
- Тогда жокей может упасть, - сказала она.
- Если упадет, уж точно не выиграет.
- Но он может пораниться. - Она покачала головой. - Нет, я не могу этого сделать.
"План D?.."
- А что, если незаметно подрезать поводья, так чтобы они лопнули во время скачек? Если жокей не сможет управлять лошадью, тогда уж наверняка не выиграет.
- Скажи это Фреду Уинтеру, - ответила она.
- Кому?
- Фреду Уинтеру, - повторила она. - Он выиграл Гран-при по стипль-чезу в Париже на лошади по кличке Мандарин вообще без поводьев, и было это в начале шестидесятых. Они порвались, и он использовал для управления ноги. Сдавливал ими бока лошади, чтоб удержаться на трассе в виде восьмерки. Феноменальная победа.
- Может, пригласить на субботу этого Фреда Уинтера в качестве жокея? - спросил я.
- Это невозможно, - ответила мать. - Он уже давным-давно умер.
- Но разве в этом случае ты не считаешь такой способ хорошей идеей?
- Какой способ?
- Сделать так, чтоб поводья лопнули. - "Господи, как же это все сложно!"
- Но…
- Что "но"? - спросил я.
- Я стану всеобщим посмешищем, - с несчастным видом ответила она. - Лошади из конюшен Каури никогда не выходили на ипподром без надежной упряжи.
- Ты предпочитаешь, чтоб над тобой смеялись или упекли за решетку за неуплату налогов?
Жестоко было говорить ей это, но пусть посмотрит на проблему реалистично.
- Томас прав, дорогая, - заметил отчим, с запозданием присоединившись к разговору.
- Тогда решено, - сказал я. - Мы не станем травить Сайентифика этим мерзким зеленым картофелем, мы попробуем сделать так, чтоб во время скачек у него лопнули поводья. Больше шансов нет.
- Ну, наверное, - нехотя произнесла она.
- Вот именно, - решительно заметил я. - Так что первое решение принято.
Мать подняла на меня глаза.
- Какие еще решения у тебя на уме?
- Да так, ничего особенного, - ответил я. - А вот вопросы кое-какие имеются.
Она окинула меня скорбным взглядом. Наверное, предчувствовала, что вопросы эти будут малоприятными.
- Во-первых, - начал я, - когда ближайший срок уплаты налогов?
- Я же говорила, я не плачу налогов со своего бизнеса, - ответила мать.
- Но во всех конюшнях должна вестись хоть какая-то бухгалтерия, а также присутствовать счета за корма для лошадей, приобретение упряжи и всякого прочего оборудования. Разве доступ к скачкам не предполагает предъявления регистрации?
- Родерик отменил нашу регистрацию, - ответила она.
Если б этот Родерик не помер, я бы самолично свернул ему шею.
- Ну а уплата прочих налогов? - спросил я. - От твоих личных доходов? Когда их следует платить?
- Всем этим занимался Родерик.
- Но ведь кто-то делал это после его смерти? - уже совершенно отчаявшись, спросил я.
- Никто, - ответила она. - Но мне все же удалось в прошлом месяце самостоятельно заполнить декларацию по системе "ПКЗ".
По крайней мере, хоть что-то. Именно по этой системе "Плати, как зарабатываешь" большинство работающих в Великобритании платили подоходный налог. Он вычитался из их зарплат нанимателем, деньги прямиком отправлялись в казначейство. Непоступление этих денег, как правило, служило первым знаком сборщику налогов, что данная компания находится в глубоком финансовом кризисе. В налоговых органах поднимали тревогу, били во все колокола, и вскоре в дверь должника уже стучали представители налоговой службы ее величества.
- А где ты держишь документы по налогам? - спросил я.
- Они были у Родерика.
- Но хоть копии должны сохраниться, - предположил я.
- Наверное, - ответила она. - Лежат где-нибудь в кабинете, в ящиках стола.
Я был просто потрясен тем, что такой человек, блестящий организатор и тренер семидесяти двух лошадей, как моя мать, соблюдающая все правила и законы скачек до последней буковки, может быть столь беспомощен, когда речь заходит о финансовой стороне дел.
- Разве у тебя нет секретаря? - спросил я.
- Нет, - ответила она. - Мы с Дереком поделили между собой всю бумажную работу.
"Или вовсе не занимаетесь ею", - подумал я.
* * *
Я полагал, что все личные документы матери по налогообложению, как подобные декларации других людей, имеющих свой бизнес в Соединенном Королевстве, должны быть предъявлены в налоговое управление не позднее полуночи 31 января, вместе со справками о выплатах по любым другим видам налогов.
Взглянул на календарь, что висел на стене над столом. Сегодня уже 9 февраля. Крайний срок прошел, исключений не делалось никому, так что матери грозит штраф за несвоевременную подачу декларации, уже не говоря о пени за каждый просроченный день.
Я влез в Интернет и проверил сайт налоговой и таможенной службы ее величества. Так и есть, ей автоматически начислен штраф в 100 фунтов за опоздание в подаче декларации плюс начисления за каждый просроченный день. Там также говорилось, что если она не подаст декларацию и не погасит задолженность до конца февраля, за каждый день будет начисляться уже по пять процентов вдобавок к существующим.
И очень скоро налоговики начнут задавать малоприятные вопросы о состоянии счетов миссис Каури. Сколько осталось времени, чтоб разгрести эти завалы, неизвестно, но я подозревал, что совсем немного. Возможно, вообще уже слишком поздно и завтра с утра в дверь к нам постучатся строгие чиновники.
Интересно, а как обстоят дела с налогами у меня?
Как нанятый государством служащий я не был обязан сам ежегодно заполнять налоговую декларацию. В армейской бухгалтерии высчитывали мой налог и страховые взносы перед тем, как отправить то, что осталось от зарплаты, в банк, где деньги поступали на мой счет. Иногда они высчитывали также деньги за питание и жилье, но последнее время этого не наблюдалось. Даже армия не могла высчитывать с меня за пребывание в Национальном реабилитационном госпитале.
И вскоре я должен был получить свободную от всех налогов и довольно кругленькую сумму в сто тысяч фунтов согласно схеме компенсации вооруженных сил, хотя как они могли оценить потерю ступни и нижней части ноги именно в эту сумму - для меня оставалось загадкой. Майор, посетивший меня в госпитале, забрал все необходимые справки и формы и обещал заняться этим незамедлительно. Прошло вот уже около трех недель, но я уже давно усвоил один урок: все, что касается "быстрого" перевода армейских финансов, занимает не меньше шести месяцев.
Возможно, эти деньги помогут спасти мать от наручников налоговиков. Но будет ли их достаточно? И когда они придут?