Впрочем, среди учёных и лжеучёных Аненербе нашёлся и настоящий людоед доктор Рашер, проводивший в Дахау изуверские опыты над людьми. По иронии судьбы он закончил свои дни заключенным в этом же Дахау. Так же и проект Аненербе, порождённое гитлеровским режимом, умер вместе с ним. Осталась поучительная история, её сильная сторона в организации процесса, слабая – целеполагание. Лидеры фашистского движения в Германии были мистиками и метафизиками, а аналитика строится преимущественно на логических построениях, разработанных в рамках диалектического метода познания мира. Я написал про Аненербе лишь для того, чтобы показать пример организационных усилий руководителей государства по достижению поставленных целей. В современной аналитике тоже следует учитывать эту организационную сторону, которая играет существенную роль. Приведенный пример показывает: что при определенных условиях можно консолидировать большие интеллектуальные силы на решении каких-либо целей и задач, актуальных для общества и государства, но при этом по сути абсурдных. Естественно, эти задачи из-за своей мистической основы всегда нереальны.
Если попытаться абстрагироваться от интеллектуальных спекуляций на эту тему, политической идеологии и обвинительных ярлыков, и выйти на более высокий уровень обобщения, то можно сказать, что в 30–40-х годах прошлого века в США, Германии, СССР, Великобритании, несмотря на их специфику, были развернуты полномасштабные научно-аналитические структуры, обеспечивавшие сопровождение государственной политики и экономики, военного дела.
Интересно проследить динамику становления аналитики как научной школы на примере США. Первый мощный блок идей, вошедших в мировую аналитику, появился еще в XIX веке и был связан с геополитикой. Американская геополитическая школа сформировалась под влиянием разработок военно-морского историка адмирала Альфреда Мэхена (конец XIX – начало XX вв.). В работах "Влияние морской силы на историю (1660–1783)" и "Заинтересованность Америки в морской силе" Мэхен выдвинул концепцию "морской силы" как фактора, обеспечивающего безусловное геополитическое превосходство. Именно обеспеченность страны морскими базами и торговым флотом, а также мощь военного флота делают её великой державой, решающей судьбы мира, а морская цивилизация обеспечивает более благоприятные условия для развития. Видя в истории противостояние морских и сухопутных держав, Мэхен предложил использование в качестве глобальной геополитической стратегии принципа Анаконды – удушения противника путем морской блокады его стратегических объектов.
После I Мировой войны западная аналитика развивалась, прежде всего, в русле новых геополитических представлений. Дальнейшее развитие было связано с именем английского учёного X. Маккиндера (конец XIX – середина XX вв.), его иногда называют отцом-основателем геополитики, хотя сам он этого понятия не употреблял. В период 1903–1908 он возглавлял престижное учебное заведение – Лондонскую школу экономики и политической науки, является автором многих терминов понятийного аппарата геополитики. Идеи Маккиндера сначала воспринимались как некие абстрактные схемы, не имеющие, на первый взгляд, практического значения. Однако с течением времени они легли в основу многих геополитических теорий и аналитических школ.
История американской армии это отдельная тема, здесь же обратим внимание на ряд моментов. В XVIII в. привлечение сотен французских офицеров помогло реформировать американскую армию.
История США и их армии покоится на мифах с самого начала возникновения этого государства и его Вооружённых Сил. Независимым государством США стали не 4 июля 1776 года, а 10 лет спустя. В 1776 году начался мятеж, а затем партизанская война части североамериканских колоний против британских властей. А избранный непонятно кем президентом США бывший полковник британской армии Джордж Вашингтон скитался по сельской местности, скрываясь от крупных частей британских войск. В конце концов, британские войска победили бы разрозненные шайки мятежных колонистов, но в 1783 году войну с Англией начала Франция. Французский флот доставил в Северную Америку значительные силы французской армии. Действиями французской армии и флота английские войска в Северной Америке были разгромлены и капитулировали. И только тогда на политической карте мира появились США, отблагодарив своих французских друзей весьма своеобразно: в 1803 году, воспользовавшись занятостью Франции войнами в Европе, американцы отобрали у неё Луизиану – последнюю французскую колонию в Северной Америке. На территории этой бывшей французской колонии было создано несколько североамериканских штатов. Но когда американцы захотели проделать аналогичный фокус с Англией – отобрать у неё Канаду, также воспользовавшись её занятостью войной с Францией, то эта война для американцев чуть было не закончилась потерей недавно полученной независимости. В 1814 году английская армия сожгла американскую столицу вместе с Белым Домом. И после этого в течение 84 лет американцы не рисковали сталкиваться с армиями европейских государств, отводя душу на индейцах и мексиканцах, да ещё истребив друг друга числом 1 млн человек во время Гражданской войны (1861– 1865). Эта война оказалась столь кровавой (население США в то время составляло около 30 млн человек), потому что генералы и офицеры северян и южан имели очень смутные представления не только об оперативном искусстве, но и об элементарных основах тактики. А дисциплина в обеих армиях была, пожалуй, ниже, чем у действовавшей в России в годы гражданской войны армии Махно.
Накануне II Мировой войны США были слабы в военном и разведывательно-информационном плане, они были вторичны, фактически копировали европейские методы и приёмы организации, да и в целом были весьма провинциальны. Кризисы в периоды 1929–1933 и 1934–1937 гг. потрясли американское здание до основания, вполне оправиться от них они смогли только в ходе глобальной войны. Но сам ход событий и географическая удалённость от основных театров военных действий сделали США лидером Западного Мира и, наряду с СССР, лидером антигитлеровской коалиции. Новые задачи в Европе и Тихом океане, а также необходимость координации действий с союзниками (Францией, Великобританией, Китаем, СССР – планирование, поставки по ленд-лизу, обмен развединформацией, развёртывание многомиллионной армии со всеми необходимыми вооружениями, а также и флот), в конце войны атомный проект, а также послевоенное устройство Западной Европы и Азии, отбрасывание коммунизма, план Маршалла – резко изменили характер государственного управления Штатов, грандиозно усложнили характер и форматы решаемых задач. На место провинциального изоляционизма, доктрины Монро, пришла многовекторная наступательная политика во всём мире, где Америка определилась со своими интересами. Оказались востребованными геополитические подходы и стратегические ориентиры, разработанные ещё в самом начале XX века, до I Мировой войны, советником президента США Вудро Вильсона полковником Э. Хаузом [Хауз 43] о превращения США в мирового лидера, идеи Дж. Кейнса о приоритетном (вместо меркантилизма) росте государственных затрат, вложений в инфраструктуру, технологические инвестиции, заработали инвестиционные механизмы развития науки.
В этих условиях опережающими темпами росли научно-аналитические, управленческие структуры разного порядка, создавались спецслужбы. В годы войны, как никогда, стало ясно, что наука может внести огромный вклад в дело обеспечения безопасности страны, и с тех пор американское правительство стало считать науку и технику областями, заслуживающими его поддержки. По окончания II Мировой войны (в отличие от армии и флота) эти структуры не только не сократились, но и стали главным инструментом американской внешней политики. С тех пор, примерно с 1948 года, "фабрики мысли" образовали сложную многомерную ткань, сеть центров, фондов, лабораторий, СМИ, учебных заведений разного профиля, адвокатских контор, неформальных объединений государственных чиновников, сенаторов, групп лоббирования – они-то и реализуют на сегодня потенциал экспертно-аналитического сообщества в США [Диксон 86].
Наибольший рост этих структур происходил в период с конца 40-х до конца XX столетия. Основы национальной научной политики США в XX веке сформулировал выдающийся организатор научных исследований Ванневар Буш, он представил в июле 1945 года президенту США Трумэну доклад "Наука – безграничные рубежи", приравнявший завоевание новых границ человеческого познания к важнейшим стратегическим целям развития американской цивилизации "в пространстве и времени".
"Модель науки" по Ванневару Бушу включала три элемента: (1) федеральное правительство, (2) университеты и колледжи, (3) промышленность, за которыми были закреплены и расписаны конкретные роли. Федеральное правительство должно было финансировать большую часть фундаментальных исследований в университетах и колледжах, а частные промышленные компании – доводить разработки до коммерческого использования.
В мае 1950 года был создан Национальный научный фонд США (НФ), а после запуска советского "Спутника" в ноябре 1957 года законодательно учреждён пост Советника по науке и Совет научных консультантов при президенте США. В 1961 году было создано Управление по науке и технике, преобразованное в 1973 году в Управление научно-технической политики (советник по науке при президенте США является его директором). Окончание "холодной войны" позволило впервые с 1940-х годов переориентировать науку на сугубо мирные цели. В 1994 году Клинтон и Гор объявили об отходе от "модели Ванневара Буша" и переходе к "коммерциализации науки" путём сокращения федеральных расходов на военные НИР и предоставления "полной свободы рук" частному сектору. Главным научным приоритетом стало не расширение фундаментальных знаний, а увеличение "доли корпораций на мировых рынках".
Эта попытка выстроить эффективную национальную научную политику на принципах "коммерческой модели" потерпела неудачу, потому что проявилась "органическая" несовместимость науки с рыночным функционированием современной экономики США. Демилитаризация научной деятельности лишь на первый взгляд освободила науку от "ауры сверхсекретности", так как коммерческое использование результатов научных исследований обернулось установлением ещё более жёсткого режима коммерческой тайны.
В США всё чаще стали встречаться учёные-предприниматели, совмещающие преподавание и научные исследования с работой в коммерческой фирме, нередко специально созданной ими же (иногда с коллегами из своего или других академических центров) для практической реализации собственных научных открытий.
В период 1991–2000 гг. число академических центров, активно занимающихся патентованием своих изобретений и выдачей лицензий, увеличилось на 42 % количество вновь основанных фирм для использования запатентованных изобретений и открытий более чем вдвое, число полученных патентов в 2,5 раза (с 1,3 до 3,2 тыс.), а нетто-доходы от их использования в 5 раз (с 200 млн до 1 млрд долл.). Федеральные расходы США на НИР в 1940 году составляли 250 млн долл., в 1948 – чуть менее 1 млрд, в 1957 достигли 3 млрд, в 1960 году подскочили до 8 млрд, а впериод 1967–1971 годов уже превышали 16 млрд долл. в год.
США вступили в новое тысячелетие, уверенно сохраняя своё мировое лидерство в сфере НИР. Расходы на проведение НИР в 2000 году в абсолютном выражении вышли на рекордный уровень в 276,2 млрд долл.; в относительном выражении они составили 2,64 % ВВП США. В абсолютном выражении Соединённые Штаты тратят на НИР больше, чем остальные шесть стран "Большой семёрки" (Великобритания, Германия, Италия, Канада, Франция и Япония), вместе взятые, это 40 % общемировых расходов на НИР. В мире из около 240 млн лиц с высшим образованием, которых международная статистика относит к категории "учёные и инженеры", около 22 % – самое большое их число – трудятся в США.
В 2011 году государственным и частным секторами было потрачено на НИР 405,3 млрд долл., что составляет 2,7 % ВВП страны.
В формирующемся многополярном мире складываются 4 главных центра научного прогресса, это США (35 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности), Евросоюз (24 %), Япония и Китай (примерно по 12 %). К сожалению, Россия в группу лидеров не входит – на нашу долю приходится менее 2 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности и 1 % по обменному курсу. Таким образом, мы отстаём от США по расходам на НИОКР в 17 раз, от Евросоюза – в 12 раз, от Китая – в 6,4 раза, от Индии – в 1,5 раза [Рогов 10], [Решетняк 05].
В 2002 году за счёт средств американского федерального бюджета финансировалось 28,3 % всех проводимых в стране НИР, тогда как на долю американских корпораций и фирм – приходилось 65,5 %. При этом на фундаментальные научные исследования направлялось 18 % совокупных расходов на НИОКР (в 2002 году это составило почти 50 млрд долл.), на прикладные исследования 24 % средств, на опытно-конструкторские разработки 58 %. Федеральное правительство финансировало свыше 60 % всех академических научных исследований (на средства промышленности проведено 18 % НИР).
В целом федеральное финансирование НИР характеризуется исключительно высокой степенью концентрации расходов по федеральным министерствам и ведомствам: 96 % всех федеральных расходов на фундаментальную науку поступают в 6 федеральных учреждений, это Министерство здравоохранения и социальных услуг (Национальный институт здравоохранения), Национальный научный фонд, Министерство обороны США, Национальное управление по исследованию и освоению космического пространства (НАСА), Министерство энергетики и Министерство сельского хозяйства.
Возможно, именно стремлением диверсифицировать базу проведения академических НИР следует объяснить наблюдающуюся с начала 1980-х годов тенденцию прямого политического финансирования академических исследований по линии Конгресса США. Общий смысл новой практики состоит в том, что при утверждении проекта федерального бюджета на очередной финансовый год Конгресс США, правильнее сказать, лоббирующие эти расходы сенаторы и конгрессмены, исходя из принципов политической целесообразности и необходимости, включает по своему усмотрению в научно-исследовательские бюджеты федеральных министерств и ведомств дополнительные средства на реализацию различных научных проектов или программ. Расходы Конгресса США на академические НИР уже достигли 1,8 млрд долл. в год и составляют 5-6 % всех расходов на фундаментальную науку.
Интересен характер изменений в структуре финансирования различных научных дисциплин. В начале XXI в. первое место с большим отрывом занимали медицинские науки – 31,1 % средств и биологические науки – 27,5 %. Доля технических наук составила 15,3 %, физических наук (физика и химия) 8,6 %, наук о Земле (включая атмосферные и океанические науки) – 5,6 %. Социальные науки (экономика, политология и психология) находились на пятом месте – 4,4 %. Доля компьютерных наук, несмотря на их бурный рост на протяжении последних 25 лет, в начале нового столетия составила скромные 2,9 %, а доля физиологии как отдельной научной дисциплины 1,8 %. На последнем месте оказались математические науки: 1,1 %.
Финансовая поддержка федеральным правительством США различных научных дисциплин тесно коррелируется со степенью их значимости и приоритетности. В начале XXI в. средства федерального бюджета обеспечивали 67–70 % всех НИР в сфере физических наук, математики, компьютерных наук, физиологии, около 65 % исследований в области наук о Земле, почти 60 % медико-биологических исследований и разработок технических наук, однако в сфере социальных наук поддержка федерального правительства была заметно слабее и составляла не более 38 %, в том числе экономики 33,3 %, политологии 29 % и социологии 45 %.
Поддержка федеральным правительством экономической науки резко сократилась. Глубинные причины этого изменения коренятся в том, что с конца 50-х по конец 80-х годов главным направлением академических экономических исследований был осуществлявшийся ЦРУ США проект по изучению экономики СССР крупнейший в сфере социальных наук, когда-либо финансировавшийся федеральным правительством. Как отметил в своём письме весной 1991 года в Конгресс США видный американский экономист Д. Йоргенсон: "Принимая во внимание всю значимость экономических оценок Советского Союза, представляется просто невероятным, что правительство США установило внутреннюю монополию на эти оценки… Но модель, разработанная рыцарями плаща и кинжала, в новой экономической ситуации после окончания холодной войны больше не подходит. Главный урок на будущее состоит именно в необходимости иметь большую прозрачность. Правительство США должно… создать условия для интенсивной интеллектуальной конкуренции…".
Если говорить о каких-либо кризисных или острых проблемах в развитии современной американской академической науки, то в программном докладе администрации Буша о национальной научной политике США в XXI в., опубликованном в июле 2004 года, в самом общем виде эти проблемы были сформулированы как "падение интереса к научно-технической карьере во всех слоях населения". Первый тревожный индикатор падения относительной роли и значения науки в современном американском обществе – сокращение численности высококвалифицированных специалистов, занимающихся НИР; во-вторых, – это тенденция к "постарению" академических кадров. Пик численности академической "рабочей силы" высшей квалификации в США достиг рекордного уровня в 2001 году – 245,5 тыс. докторов наук. Но если в 1975 году средний возраст докторов наук составлял 42,4 года, то к 2001 он увеличился до 47,4 лет; за этот же период доля "молодёжи" сократилась с 25,9 % до 12,0 %, или более чем вдвое (!), тогда как доля "мудрецов" старше 65 лет увеличилась с 2,0 до 4,0 %, то есть тоже вдвое.
Заметно уменьшилась численность учёных с белым цветом кожи. Если в 1975 году белые составляли 91 % академических исследователей высшей квалификации, а белые мужчины – 81 %, то к 2001 году эти доли понизились соответственно до 82 и 59 %. Если в 1975 году в академической системе белые составляли 87 % молодых специалистов с докторскими дипломами, а белые мужчины 73 %, то к 2001 эти доли понизились соответственно до 72 и 41 % вследствие роста доли женщин с 10 % в 1975 до 29 % в 2001 году, а также представителей этнических меньшинств, доля которых в 1975–2001 годах возросла с 2 до 7 процентов.
В июле 2004 года, в преддверии президентских выборов, администрация Дж. Буша, явно пытаясь заручиться поддержкой американского научного сообщества, обнародовала доклад "Наука для XXI века". В качестве основных приоритетов в сфере научно-технического развития на ближайшую перспективу были выдвинуты пять основных целей:
– борьба с международным терроризмом, укрепление внутренней и национальной безопасности США;