Я внедрился в ванную, брызнул в лицо пригоршню холодной воды и вытерся полотенцем, неприятно пахнущим тёщей.
– Как Славик? – поинтересовалась Маринка, когда я вернулся в комнату.
– Занедужил, – лаконично ответил я. – Скоро будет.
– Скажите, Илья, – с прохладцей осведомилась Валерия Львовна, – конечно я не надеюсь, что вы мне ответите правду, поскольку не нахожу вас возможным самостоятельно решить данную проблему, но всё же мне хотелось бы знать, какой вы видите дальнейшую совместную жизнь с нашей дочерью в свете противостояния с данной организацией?
Хороший вопрос, для Наполеона Буанапарте. Мадам явно нарывалась на скандал. Тёща есть тёща. Ну что ей ответить, так, чтоб без мата?
– Безоблачной, – улыбнулся я и тут в появился Слава.
Сразу захотелось побыковать.
– Ты что там, ключи от жопы потерял? – напустился я на него, игнорируя присутствие воспитанных по поэзии серебряного века женщин. – Три часа ждали, пока ты облегчишься. Верно ведь? – обратился я к аудитории.
Женщины промолчали, застигнутый врасплох тесть машинально кивнул.
– Чего-то не того схавал, – недоумённо пожал плечами Слава. – Вроде бы с водки табуретка ломаться не должна.
Друг был неподражаем в своей простоте.
– Ладно, нам пора. Похряли. По случаю этого дела, – я звонко щёлкнул по горлу, – мы не при колёсах, а на холопских добираться больно медленно – общественный транспорт ходит нерегулярно. Так что пошлёпали, дорогая, ехать нам долго.
От этой новости Маринка совсем скуксилась, но не стала возражать. Её готовность следовать за мной была выше всяких похвал. Я люблю свою жену, а тёща… Да фиг ли мне тёща, её не исправишь. Опять взялась за старое, но второго развода не дождётся. Я люблю Марину, она меня, а на тёщу – до ветру.
Последнего и в самом деле было неслабо. Валерия Львовна морщила нос, у тестя слезились глаза. Должно быть, Слава подпустил шипуна. В животе корефана периодически утробно урчало и я начал сомневаться, доедет ли он до дома, по пути целиком не изойдя на говно.
Хмель развеивался, в голову снова полезли покаянные думки. Такой уж был день. С убиенного синьхуана мысли перетекли на тюрьму и, по ассоциации с корефановой аварией, мне вспомнился дон Дракон.
…Население камеры 584 было здорово озадачено заскрежетавшим в девять вечера замком. Ничего хорошего это не предвещало, слишком уж неурочным был час для любого движения, а всяческие новации в тюрьме приносят подследственным исключительно головную боль. Какие предположения пронеслись в бритых шарабанах – одному Богу известно. Ждали проверку, подсадку, маски-шоу. Последнего особенно, поскольку боялись больше всего. Камуфляжные громилы с обтянутыми чёрной тканью лицами безжалостными побоями наводили жуть на "Кресты". Попадать под дубинал по поводу и без повода желающих находилось мало, тем более, что гарантировавшие неопознаваемость маски фактически дозволяли отморозкам безнаказанное убийство.
"До утра посидит. Не бейте его", – предупредил цирик, запуская в камеру зашуганного коротышку.
Дверь закрылась. Двенадцать пар глаз настороженно осматривали вошедшего. Он был неимоверно грязен и оборван: драная у ворота футболка, потёртые тренировочные штаны и дырявые шлёпанцы на босых ногах составляли его одеяние. В руках он держал полиэтиленовый мешок с тряпьём. Стоял потупившись у дверей и шмыгал носом. На вид ему было лет пятнадцать.
Попытки выяснить происхождение, имя, возраст и сексуальную ориентацию дали своеобразный результат: в каждом случае ответ оказывался разным. Стало понятно, что человек не в своём уме. Олигофрена определили под шконку, куда он забрался с превеликой охотой – видать был привычен. Для ясности окрестили его доном Драконом: белые пятна на штанах идиотика имели несомненное малафейное происхождение.
Разбудила меня возмущённая брань. Со второго яруса дон Дракон казался совсем маленьким. Он стоял в проходе между шконками со спущенными штанами. Изнутри штаны были рыжие от кала.
"…Ты что же, сука?!"
"Я обосрался!" – довольным голосом сообщил бесстрашный дон Дракон.
"Кекоз!" [15] – сказал я.
Стараясь не прикасаться к радостному дебилу, его сопроводили к унитазу, в котором уже шумела пущенная на полный напор вода. Приказали сесть и как следует подмыться.
Пока дон Дракон наводил гигиену, мы вчетвером спешно решали, что с ним делать. Бить такого демона бесполезно. Оплеух этот чёрт за свою жизнь выхватил немало и кулаком его уже не проймёшь. Можно отлупить, но на утренней проверке кровопотёки заметят и начнутся неприятности – ведь просили же чушка не трогать, заранее рекомендовали. И тут мне пришла в голову свежая идея. Я предложил использовать дона Дракона в качестве биологического оружия. Всё равно в нём осталось мало человеческого, а если и было когда – тюрьма давно сточила.
Важнее всего было точно рассчитать время. Опытным путём определив, что пища в организме дона Дракона усваивается за пять часов, ибо ужин был в шесть, а обосрался он в одиннадцать, мы спланировали акцию против коллектива соседней камеры. В ней сидели десять азерботов, с которыми у нас была тихая вражда.
Утром дон Дракон, заряженный миской перловки и парой буханок хлеба (вот кто жрал как умалишённый), был выведен в стакан. С корпусным, ведавшим распределением лыжников [16] , за деньги решались любые вопросы и вскоре мы услышали, как лязгает замок азеровской хаты.
Поднявшая вой после взрыва "бомбы замедленного действия" пиковая масть за стенкой была, в силу своей национальной особенности, по беспределу укрощена не ведающими пощады масками. Дона Дракона мы больше не видели. Только по галёре, перебивая запах свежей баланды, расползалась вонь химического заряда небывалой мощности…
Тюрьма сама по себе ужасное место, а уж извращения в ней поддаются лишь описанию, но никак не оценке.
От мрачных раздумий меня отвлекла Маринка.
– Милый, будь с мамой помягче, – попросила она.
– Она сама ищет ссоры со мной, – возразил я.
– Всё это так, но не мог бы и ты сдерживаться? – ласково проворковала жена.
– В другой раз постараюсь, – обещал я.
– Спасибо, милый, – Маринка всегда добивалась чего хотела.
Мы не спеша шли дворами – я под ручку с супругой, рядом ковыляло слабое подобие дона Дракона. После застолья было приятно пройтись, малость развеяться. Слишком много на сегодня выпало дурных эмоций. Вдобавок Анатолий Георгиевич дал повод призадуматься. Со "Светлым братством" дела обстояли даже серьёзнее, чем мне поначалу казалось. Когда политическая организация по совместительству является коммерческой структурой, вставлять ей палки в колёса становится смертельно опасно. Надо было спешно искать выход, но сейчас ломать голову над этим не хотелось. Вечер был просто прекрасен и в компании близких мне людей я тщился найти отдохновение.
– Я ненадолго, – оповестил Слава, вдруг заторопившись к ближайшему парадняку. – Идите, я догоню.
– Подождём? – заботливо спросила Маринка.
– Догонит, – пробурчал я. Телефонный разговор, в котором жена перепрыгнула через мою голову, задевал за живое. – Никуда твой любимый Славик не денется.
– Не дерзи, – осадила Маринка. – Что ты опять навыдумывал?
– Я не навыдумывал, – огрызнулся я. – Могла бы для приличия меня к телефону позвать.
– Ах, ты об этом, – догадалась Марина. – Ну что ты, правда, как маленький.
– Да и ты хороша, подруга. Проигнорировала меня будто пустое место. Так ведь тоже нельзя…
– Прости. Не подумала, милый, что это тебя так заденет. Ну не дуйся, солнышко.
– Я не дуюсь. На надутых воду возят и разные тяжести кладут, – в разговоре с женой тет-а-тет я избегал бранных слов.
Мы брели вдоль длинного дома с таким расчётом, чтобы Слава успел догнать нас раньше, чем дом закончится.
– Ну вот, ты опять.
– Что "опять"?
– Вечно ты ищешь во всём несуществующий подтекст. Слишком плохо думаешь о людях. Даже о самых близких людях, – неодобрительно заявила Марина.
– Не надо давать повода.
– Ищущим повода, – переиначила на свой лад супруга. Манеру украшать речь цитатами она переняла у меня. Самые расхожие из Библии даже знала наизусть. – Сколько лет ты уже ревнуешь меня к Славе? Наверное, с первого дня. А ведь знаешь, что у нас с ним ничего быть не может и не было никогда, но всё равно ревнуешь.
– Неправда, – пробормотал я, но мой голос не был услышан.
– Правда-правда. Ты меня к каждому столбу ревнуешь, даже к маме, боишься, что она может меня отнять. В принципе, ревность это нормально, когда в меру. Только вот насчёт сегодняшнего ты зря. Славик парень неплохой.
"Только дрищет и глухой", – посмеялся я в себе.
– На самом деле ты ему больше чем мне доверяешь, – продолжила между тем Маринка. – Помнишь, когда к нам эти бандиты из "Светлого братства" с мечами пришли, ты меня совершенно спокойно со Славой оставил, когда к Ксении убежал… ой, извини, вынужден был скрываться от милиции. Перепоручил ведь, ничуть в тот момент не сомневаясь, что мы можем воспользоваться твоим отсутствием.
– Не говори глупостей.
– Когда мужчина хочет сказать женщине, что она дура набитая, он обычно говорит ей: "Ты совершенно права, дорогая", – ехидно напомнила Марина. – А вот Слава, между прочим, тебя ко Ксении ничуть не ревнует. Я совершенно точно говорю. Мы с Ксюхой на эту тему немало разговаривали. Она его, кстати, тоже ко мне не ревнует.
– Неужели? – вырвалось у меня.
– Можешь сам спросить.
– Обязательно, – неохотно пообещал я.
Вынырнувшая откуда-то со стороны детской площадки четвёрка молодых людей быстро направилась к нам. Я продолжал вести Маринку как ни в чём не бывало, а у самого торопливо застучало сердце. Мне не понравилась их целеустремлённость. Шли несомненно по делу. Ребятки обладали внешностью дворовой шпаны, проводящей досуг в возлияниях под окнами родного дома. Теперь им явно не хватало на бутылку. Брешь в бюджете должен был залатать неосмотрительно забредший в их дворик прохожий со своей барышней.
Как бы невзначай я опустил руку в карман, где лежал светошоковый фонарь.
– Мужик, дай закурить, – обратился главшпан – высокий тинейджер в серой клубной куртке.
Я не курил, о чём мог бы сказать, но не захотелось терять лицо в присутствии Маринки. Да и не помогло бы. Так к чему унижаться!
– У меня одна.
– Давай одну.
Кодла обступила нас по полукругу. Справа от главшпана стоял мальчонка в клетчатой кепке и чернявый пацан с пэтэушными усиками, слева помещалось нескладное пирамидальное творение пьяных люмпенов с узкими плечами, толстой жопой и огромным губастым ртом под приплюснутым носом-пуговкой. Подростки меряли нас оценивающими взглядами, особенно Маринку, сволочи!
– Вы такие не курите, – ответил я, сожалея, что не остановился и не подождал Славу.
– Курим, курим, доставай, – насмешливо произнёс главшпан, а мальчонка не преминул спросить: – Что за сорт?
– "Красный богатырь", – ответил я, поражаясь собственному бесстрашию. – Только предупреждаю, она одна на всех.
– Чего? – не врубился сразу главшпан. – Что за богатырь?
– Красный, – ответил я, – с мохнатым фильтром и задними колёсами.
Со смекалкой у ребят был напряг. Только чернявый просёк, что над ними глумятся, и быстро ткнул меня в лицо кулаком.
Удар пришёлся в губы, был он несильным. Я отступил и выдернул наружу фонарь.
"Везёт на синьхуанов", – подумал я, нажимая на кнопку, но чернявый опять опередил меня. Удар ногой, ловкий и незаметный, выбил из руки шокер. Фонарик улетел, а кодла бросилась в драку. Отступать было некуда, Маринка связывала по рукам и ногам, да и не дали бы убежать молодые и резвые. Догнали бы и растерзали, поганцы.
В озверелом обществе действовали законы стаи. Атаковал самый старший. Уклоняясь от удара, я пригнулся и поддел плечом движущегося по инерции главшпана. От удара под дых он содрогнулся, согнулся и отвалил. Я пнул изо всей силы оказавшегося поблизости мальчонку. Жёсткий рант модельного ботинка угодил ему по голени. Поганца словно ветром сдуло, он отскочил, визжа.
Чернявый с пирамидой налетели на меня, мутузя с обеих сторон. Попали в голову, я потерялся. Уже ничего не видя, не слыша и не соображая, я пал на спину, локтями инстинктивно защищаясь от сыплющихся отовсюду побоев. Сучьи детки, next-поколение, глушили меня с очумелой жестокостью. Могли бы и убить, не заголоси на весь квартал Маринка. На её крик с воем примчался Слава и в шесть секунд навёл порядок, утихомирив хулиганов связками ударов. Мне оставалось только кататься по земле, чтобы не попадать под ноги дерущихся.
Когда рядом свалился главшпан, я понял, что развязка боя близка, вскочил и стал охаживать полудурка пыром [17] по рёбрам. Переросток кряхтел и ойкал, закрываясь руками, как я только что, но меня перемена ролей ничуть не смущала и я продолжал с остервенением выколачивать из него дурь.
– Хорош, Ильюха, – остановил меня корефан, – ты его так вообще забьёшь насмерть.
– Ну и пусть, – выдохнул я, сплёвывая кровавую пену, но бить перестал, – одним подонком будет меньше!
– Пошли отсюда, – взяв меня под руки, Слава с Маринкой потащили меня с поля брани, – ни на минуту тебя оставить нельзя.
– Пидоры и уроды! – брань, впрочем, продолжалась. – На людей как бешеные бросаются, лупцуют почём зря. Я же им ничего не сделал, петухам!
– Сделал, не сделал, – пробормотал Слава, – какая разница. Все мы такими были по молодым годам.
– Нет, не все, – ярость моя иссякла, только осталась злость. – В юности я таким не был, можешь мне поверить.
– Ну это ты не был, – туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате, что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с лёгкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.
Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.
– Ого, у тебя и видок, – смерила она меня эскулапским взглядом и покосилась на мужа. – Где это вы отирались?
– У тестя были, – ответил я, чем её весьма удивил.
– Ни хрена себе страна! – Воскликнула Ксения. – Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.
Жена, не отвечая, смотрела в пол.
– От тестя что-нибудь осталось? – не унималась Ксения.
– Папа здесь не при чём, – быстро сказала Маринка. – Это хулиганы напали.
Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять, на кого.
– А чего случилось? – забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.
– Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, – смутился тот.
– А ты где был? – накинулась на него Ксения, будто Слава был моим секьюрити, а она – директором охранного бюро.
– Он задержался немного, – поспешил я на выручку другу. – Мы с Мариной ушли вперёд, а он слегка подотстал.
– Нужда замучала, – нашёлся Слава.
– Ох, заняться вами некогда, – грозно подбоченилась Ксения. – Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.
Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.
– Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, – попытался приободрить я, но бесполезно.
– Илья, ты свой фонарь потерял, – сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв её за плечи, увела в комнату.
Мы как оплёванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.
– Ну ничего, – сказал корефан и стал раздеваться, – бабы сами разберутся.
Это означало, что он предлагает возобновление банкета.
– Нет, – возразил я, ещё не отойдя после разговора с Маринкой, – моя половина без меня разбираться не будет. Пойду её успокою.
С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моём появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.
– Прости, что так получилось, – сказал я, присаживаясь рядом.
– Милый, – Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась в грудь.
Я заботливо погладил её по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую причёску.
– У тебя очень красивые волосы, – совсем не к месту сказал я.
Столь нежданный комплимент привёл к тому, что под конец сумасшедшего дня я лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но всё же я предпочёл бы находиться в отдельной квартире.
– Я так за тебя испугалась, – доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.
– Ничего страшного не могло случиться, – успокоил я, утвердившись в мысли никогда не рассказывать ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. – Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.
Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.
– Так быстрее заживёт, – оправдалась она.
– Губа заживёт совсем быстро, если ты не будешь высасывать из неё кровь.
– А может она у тебя вкусная, – рассмеялась удовлетворённая Маринка, – может мне нравится.
"Доведут же проклятые гопники!" – подумал я.
9
Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день может и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. "Светлое братство" с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем, и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы "братья" не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентёры, так родственники; не родственники, так друзья. "Никто не хотел умирать". В результате, добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта и ликвидацией археолога.
Поскольку такой вариант меня ни коим образом не устраивал, я счёл нужным временно самоустраниться. Заодно проверить возможности "Светлого братства". Сумеет ли оно найти меня на даче у Славы? Друган по случаю прикупил участок земли в Горелово, оформив его на Ксению как и всё прочее имущество. Слава был парень нежадный. Он сам и предложил затихариться у него, мне же не оставалось ничего, кроме как согласиться. К маринкиным родителям на дачу дорога была однозначно заказана. Не хотелось одалживаться, да и отыскать нас там легко.