– Чисто по жизни, я бы тоже так сделал, – признался Пухлый.
– Чем это его ебарезнули? – покосился я на страшную рану.
– Ножом.
– Ножом так вспороть? – не поверил я. – Это ж сколько силы надо приложить?
Пухлый выразительно глянул на дерево.
– Прилично, чтобы затащить его на сосну. Лесника распластали, когда поднимали на ноже.
– Прямо Предэйтор [30] какой-то! – воскликнул я.
– Похоже на работу спеца из военной разведки, – сделал вывод Пухлый. – У немцев есть служивший в армии трофейщик.
– Который здесь копал.
– Возможно, мы даже встречались в лесу.
– Интересно, как он заманил лесника к дереву?
– Догадываюсь, – Пухлый указал на сосну. На высоте живота потемневшие чешуйки коры были содраны, под ними обнажились более светлые, рыжие. – Над дорогой протянули шнур. Когда лесник ехал, его сбросило с мотоцикла. Естественно, он вскочил, пошёл посмотреть. Приблизился к дереву. Наверное, хотел снять верёвку. Лежащего на ветке он не заметил. Видишь, какая хвоя кучерявая. Я бы сумел там спрятаться. Засадный ганс тоже умел, поэтому лесник подошёл безбоязненно. Тогда древолаз свесился, воткнул в него нож, затянул на ветку и там прикончил.
– Потом оставил висеть, как перемётную суму. Снял верёвку и ушёл.
– В лесу появился любитель ставить натяжники, – Пухлый внимательно изучил землю вокруг сосны, – и это не снайпер, которого мы подшибли.
– Почему ты так решил?
– Смотри след.
Падающие с дерева иголки образовали вокруг ствола плотный ковёр, но там, где хвоя кончалась, открывался мягкий лесной грунт. Он хорошо сохранил отпечаток здоровущей бесформенной подошвы.
– Что ты этим хочешь сказать? – осведомился я, не будучи столь искушённым следопытом как Пухлый.
– Он ходит в чулках от озэка [31] , а на снайпере их не было, – просветил Вован. – Да и, сдаётся мне, не настолько он желторотый, чтобы угнездиться в развилке на самом виду как слепая кукушка.
– Как тупая петушка, – вспомнил я бездарно погибшего альбиноса. Ему не по плечу была столь изощрённая засада.
Лесника кокнул опытный боец. "Светлое братство" наняло проводника, разгуливающего по Синяве в чулках от комплекта химзащиты. Совсем как мы раньше, когда булькали на картах. Вероятнее всего, это трофейщик, хорошо знающий здешние леса и местного шерифа, раз уж не преминул свести с ним счёты, когда представился случай. Да ещё столь зверским способом, требующим изрядной дерзости и подготовки. Не хватало нам только рейнджерствующего Дерсу Узала, но мы его получили. По всему выходит – дело табак.
– Наверное, он и застрелил Акима, – добавил Пухлый. – Запросто мог и нас ухлопать, но не стал. Представляешь, в каком мы говне?
– Вляпались по самые уши, – отрицать сей очевидный факт было невозможно.
– Вчера лесника, сегодня с утра Акима, а нас он приберёг на вечер.
Крутой Уокер был зарезан давно – мухи успели отложить на его лице яички. Они усеяли ноздри и губы словно россыпь мелких зёрен. Так не хотелось уподобиться лесничему, хоть волком вой. Я понял, что мы зря теряем время. Чтобы выбраться живыми, лучше поторопиться. Здесь мы всё осмотрели и сделали соответствующие выводы. О чём я и сообщил Пухлому.
– Ладно, почапали, – сказал он. – С засадным немцем встретимся в другой раз.
– И в более приятной обстановке.
Но встречаться с ним никто из наших не отважился.
– В Синяве появилась опасная разновидность немцев: древолаз засадный, – "обрадовал" перепуганных трофейщиков Пухлый.
– Где Аким? – спросил Глинник.
– Акима больше нет, – ответил я и вкратце рассказал, что с нами случилось.
Следопуты дружно изъявили желание покинуть лес. Вова установил натяжник сигнальной мины поперёк тропы, ведущей к месту ночёвки, и мы выступили.
Пухлый повёл нас через немецкие позиции, где мы недавно баловались с летучками. Он знал, что в лесу короткий путь далеко не самый быстрый. Основной заботой было выйти к мемориалу. Оттуда до Молодцово километра три, а там уже цивилизация: ходит автобус до Синявино, рукой подать до дачи Чачелова, где хранятся Доспехи Чистоты и ожидает верная "Нива". Это средство эвакуации унесёт нас из зоны боевых действий. Куда? Неважно. Главное – отсюда.
– Стой!
– Бросай оружие! – как гром среди ясного неба обрушилось на нас из кустов.
– Хенде хох! – рявкнул над моим ухом Боря, с лязгом подхватывая за цевьё сброшенный с плеча дёготь.
– Не-емцы!!! – истошно завизжал Крейзи и мы рванули от затаившегося пикета "светлых братьев", а вездесущие немцы, не стреляя, погнались за нами.
Бежали как очумелые. У меня перед глазами стоял изрезанный труп лесника. Пухлый, похоже, думал о чём-то подобном. Остальные ломились за нами, гонимые стадным инстинктом. Немцы хрустели ветками где-то неподалёку.
"Если возьмут в плен, скажу, что был в отряде поваром", – мелькнула абсурдная мысль. В Братстве полно людей, способных меня опознать, и гнать порожняк было бы бесполезно.
Лес поредел. Начинались канавы разрытых позиций.
– В окопы! – скомандовал Пухлый и подал пример.
Мы попрыгали следом, сбрасывая рюкзаки. Я сиганул в траншею, местами расчищенную трофейщиками почти до полного профиля. Там мы и заняли оборону.
– Заряжай, – крикнул Дима, передёргивая затвор светы.
Мы рассредоточились по траншее. Рядом со мной Боря, воткнув сохи глубоко в рыхлый отвал на краю окопа, изготавливал для стрельбы дёготь, клацая на всю Синяву.
Между деревьями замелькал приметный камуфляж "светлых братьев". Немцев оказалось неожиданно много. Должно быть, мы наткнулись на сосредоточение групп и теперь они стягивались сюда. "Сыновья Солнца" были хорошо организованы, их скоординированности можно было позавидовать.
– Не стрелять подпустим поближе, – взял на себя командование Дима, в приказах которого никто не нуждался.
Немцы пёрли на нас. Уже можно было различить лица. Доносились призывы сдаваться.
Но мы с Пухлым хорошо помнили лесника и то, что случилось с Акимом.
Кроме того, я не питал иллюзий относительно собственной участи при пленении. Терять мне было нечего, поэтому я выстрелил первым. Резво перебиравший ногами "светлый брат" отбросил автомат и крутнулся на месте, обхватив руками пробитую голову. Вслед за мной те, кому было что терять, машинально придавили гашетки. Загрохотали выстрелы. Окоп окутался дымом. Лупили по врагу не жалея патронов, словно торопливо навёрстывая упущенное. Наступавшие залегли. Кто-то надолго, кто-то навсегда. Застучали в ответ автоматы Калашникова. Атакующие поползли, прижимая нас огнём. Лупили поверх голов, чтобы ненароком не лишиться хранителя тайны Доспехов Чистоты, во всяком случае, убитых и раненых среди нас не наблюдалось. Должно быть, Общество сильно нуждалось в священной реликвии, если наказало "братьям" взять меня живым. Дисциплинированные немецкие юноши пёрли, не считаясь с потерями.
Мы херачили по ним, они палили в нас. Свиста пуль над головой не было слышно. В бруствер тоже ничего не попадало. Хлосотыми они, что ли, бьют?
Стали заканчиваться боеприпасы. Смолк Борин дёготь, выпустив все сорок семь патронов из диска, затем заткнулся Сашкин ППШ. Пухлый расстрелял рожки из МП, сдохла ментовская СВТ, и я выстрелил в последний раз – сказался хронический дефицит трёхлинейных маслят. Правый фланг пока ещё прикрывали Глинник с Балдорисом, черпавшие запас из водяного цинка, а у нас закипел рукопашный бой.
Немцы добегали до траншеи и прыгали на нас, стараясь сверху поразить ногами или прикладом. Некоторые были вооружены короткими мечами, это, наверное, были особо злые "светлые братья". Таких оказалось двое, а всего добравшихся до нас арийцев – шестеро. Когда настало время окопной резни, чаша их терпения переполнилась. Они дрались яростно, словно обдолбались перед атакой анаболическими стероидами. Мы тоже – нам теперь всем терять стало нечего.
Началась кровавая рубиловка. Боря выхватил штык-нож и всадил по рукоятку в пузо наскочившего немца. Тут же другой "светлый брат" долбанул прикладом "калашникова" моего компаньона по каске. Люфтваффовский шлем выдержал удар, но Боря зашатался. Обнажив охотничий нож, я пришёл другу на выручку, косо пырнув "светлого брата" под диафрагму. Увидел занесённый над собой меч и понял, что не успею ни отскочить, ни закрыться.
Выстрел отбросил арийца, не дав завершить удар. Балдорис вторично пальнул в меченосца из револьвера. Глинник, примкнувший к винтовке штык, насадил на него целящегося в друга немца. Тот выронил опустевший "калашников", на курок которого продолжал в запарке давить, и с громким криком повалился на Глинника. Трофейщик не удержал ганс-винт, на который немец навалился всей массой. Ноги "светлого брата" оторвались от земли, он описал в воздухе дугу, повиснув на стволе упёршейся в землю винтовки, пролетел над окопом и рухнул на другой его край.
Подрезанный в живот немец оседал на меня. Ещё один "светлый брат" сунулся ко мне с автоматом, держа его за ствол, как дубину. Я отшатнулся. Дёрнул за плечи раненого "братка" и вильнул за него. Приклад, чиркнув по плечу, врезался в стенку окопа. Боря, закатив глаза, валился на бок, толку от него было мало. Я развернул к себе раненого ганса и толкнул на машущего волыной противника. Отыгранной пары секунд хватило, чтобы подобрать со дна траншеи меч и встретить нападающего во всеоружии.
"Светлый брат" атаковал с первобытной неукротимостью дикаря. Бил, впрочем, расчётливо – по ключице, чтобы вывести из строя, а ни в коем случае не убить. "Братан" с охотником в брюшине валился ему под ноги, лишая свободы манёвра. Я отступил. Приклад пронёсся перед грудью. Удар мог запросто размолотить кость, но такой возможности я арийцу не дал; ухитрился цапнуть левой рукой за ремень автомата и рванул к себе. Немец, потеряв равновесие, пошатнулся. Я пнул его изо всей силы в пах. "Светлый брат" повалился на спину. Я прыгнул сверху, обрушившись тазом ему на грудь, перехватил меч, обратив остриём вниз, и обеими руками воткнул клинок, целиком погрузив в тело немца, для надёжности навалившись на рукоять. Враг подо мной задёргался и я почувствовал, что он не может сдвинуться с места – клинок пронзил его насквозь, приколов к земле как жука булавкой. Рядом громко сипел и корчился в агональной судороге смертельно раненый в живот "светлый брат".
Мы отразили атаку немцев, фактически, обойдясь без потерь. Только Борю пришлось приводить в себя – плюха по каске немного встряхнула ему мозги. Компаньона тошнило, но идти он мог.
Мы поспешно оставили позиции, забрав оружие противника. Своё, трофейное, бросили, кроме Глинника, у которого для ганс-винта имелись боеприпасы Мы подобрали шесть АКМов, остальные "светлые братья" унесли вместе с убитыми и ранеными при отступлении. Бросить хорошие, не тронутые ржавчиной волыны, не позволяла трофейщицая натура.
Мы взяли автоматы больше из жадности, потому что оружием эти "калаши" оказались чисто номинальным. Патроны были холостые – нас атаковали загонщики. С этими грохочущими дубинками немцы кидались напролом, под действием стимуляторов сигая в окоп, чтобы разделаться с нами в рукопашную и захватить в плен. Однако, не на тех напали – загнанные в угол, мы сами могли разнести кого угодно, что весьма характерно продемонстрировали Пухлый с Крейзи над шестым немцем. Меченосец стал махать тесаком, но оказался несостоятельным перед Вовой. Чачелов отобрал у Димона винтовку Токарева и так оторвал "сына Солнца", что он вмиг позабыл уроки фехтования. Победу довершил Сашка, ухайдакав ганса прикладом тяжеленного папаши. Жутко было представить, как он дробит череп бренчащим всеми деталями, подобно будильнику, "шпагиным". В бою у Крейзи абсолютно съехала крыша, еле оттащили его от изуродованного трупа немца…
Шальная ярость быстро угасла. Мы уходили с позиций не оглядываясь на дело рук своих. За спиной тяжело болтались окровавленные рюкзаки. Шли долго, через силу гонимые инстинктом самосохранения. Потом, не сговариваясь, остановились. Здесь было безопасно и появилась возможность пополнить запас калорий. Вдобавок, Борю шатало, он всё порывался блевануть. Требовался отдых, иначе мы вообще никуда не дойдём.
Развели костёр. Несмотря на сильные психические нагрузки, деморализованным себя никто не чувствовал. Скорее, драка плечом к плечу сплотила нас и, как мне казалось, сформировала стержень боевой воли. По крайней мере, отсутствием аппетита никто не страдал. Я раздал запитать всухомятку остатки колбасы и отослал Балдориса за водой. Ручей остался шагах в ста за спиною. Болт скрылся в лесу, долговязый и нелепый. Казанок болтался в его мосластой пакше, просторное пончо из одеяла ходило ходуном на плечах, словно жило само по себе.
Мы с Пухлым присели на поваленное дерево. Вован достал хлорницу, наполненную снадобьем для снятия стресса. Таких заветных пенальчиков у него было несколько.
– Что за уроды с нами воюют?
В ожидании ответа Пухлый глубоко затянулся. Затрещала в папиросе анаша.
Спрашивал так, будто был уверен, что я должен знать. В который раз у меня закралось сомнение, что Пухлый о чём-то догадывается.
– Какие-то отморозки, – ответил я как можно более безразличным тоном.
– Да ещё с мечами, – добавил Чачелов, словно наводя на конкретный ответ.
– Возможно, боевики тренируются, – неопределённо предположил я, – нечто типа баркашовцев или гитлерюгенда.
– Для гитлерюгенда они староваты, – заметил Пухлый.
– Значит, какое-нибудь военно-историческое общество проводит манёвры. Мало их, что ли?
– Вот мы встряли, – сдвинул набекрень Пухлый свою ВВшную бескозырку. – Точно политическая организация: все по единой форме одеты, с рациями и автоматами. Да ещё мечи эти… Похожи на парадный эсэсовский кинжал, только большие.
– Я тоже заметил, – кивнул я. – Чёрт их разберёт, этих фашистов.
– Точно – гансы, – Пухлый по мере укорачивания косяка делался всё задумчивее.
– Может какие-нибудь отряды навроде скинов? – ляпнул я.
– Немцы… – рёк Вова, его торкнуло. – А ещё у них есть тайное оружие – древолаз засадный. Это самая засадная штука, с которой я встречался.
Пухлый снова был прав. Опасаться следовало того, кого не видишь. Неизвестный специалист, со сноровкой бывалого охотника затаскивающий на деревья матёрых мужей, заставлял себя уважать. Кроме того, он владел снайперской стрельбой и минно-взрывным делом. Вероятно, неплохо знал Синяву: только у завсегдатая могли быть личные счёты с лесником.
В целом, такой проводник стоил всех "светлых братьев" вместе взятых. Перспектива встречи с ним не радовала. С нас достаточно было смерти Акимова.
– Поедим и двинем отсюда, – сказал я. – За один переход выйдем из леса и дадим дёру.
– Будем срать и драпать, – подтвердил Пухлый, оглядывая трофейную команду. – Кстати, где Болт?
– Он за водой ушёл, – без воодушевления откликнулся я.
– Его долго нет.
Замечание было весьма к месту, Балдорис мог отмочить любую корку. Например, поскользнуться и вывихнуть ногу, а теперь ползти обратно с казанком полным воды в зубах. Достаточно было обузы в виде Бори с сотрясением мозга, и лишняя совсем ни к чему.
– Пошли его поищем, – предложил Вован, цепляя автомат.
– Вы куда? – окликнул нас Крейзи.
– Балдориса встречать, – дипломатично ответил я, чтобы без толку не тревожить друзей. – Поможем воду нести, а то он столько набрал, что не дотащить в одно рыло.
Дурачок Крейзи поверил и успокоился.
У ручья мы никого не нашли. Вова походил по берегу, вглядываясь под ноги. Мягкая земля превосходно хранила следы. Отпечатки балдорисовских подмёток здесь исчезали.
– О-о, какая попсня, – протянул Пухлый, – чую, это кикс!
– Что ты хочешь сказать, – спросил я, заметив, что Вован находится в непонятках, – уж не улетел ли он по воздуху?
– Ушёл по ручью, – Пухлый склонился, изучая илистое дно. – Вон туда.
От Балдориса я мог ожидать что угодно. Но зачем ему это понадобилось?
– Почему ты так решил? – для начала осведомился я, никаких признаков, указывающих направление маршрута латышского стрелка, не заметив.
Пухлый уверенно двинулся к кустам, росшим чуть поодаль, и достал оттуда казанок. Его великолепное знание леса было неоспоримо.
– Что же сподвигло его убежать? – обратился я к многоопытному другу. – Решил, что в одиночку драпать быстрее?
– Он не сам ушёл, его унесли, – сообщил Чачелов.
– Пойдём за ним, – сказал я, снимая "калашников". – Тот, кто его нёс, двигается медленно. Мы сможем его догнать.
– Только ступай потише и не болтай.
Так мы и сделали.
Шагов через двадцать Пухлый снова напал на след: носильщик балдорисов, устав идти по воде, выбрался на берег. След был знакомый – бесформенный отпечаток чулка от ОЗК. Затем мы нашли обронённую шапку-гансовку. Пленного тащили вглубь леса.
Я опустил флажок предохранителя АКМ. Пожалел, что не достал из рюкзака "стечкин". Из автомата с холостыми патронами я мог разве что кишки выпустить в упор. Больше он ни на что не годился.
Волына не понадобилась. Мы нашли Балдориса лежащим на земле. Он был заколот ножом в сердце. Удар был поставлен очень точно, перед смертью латышский стрелок не мучался.
Разряженный трофейный револьвер валялся рядом. Патроны из барабана отсутствовали.
– Здесь побывал наш старый друг – древолаз засадный, – заключил Пухлый. – Он взял "языка", допросил его и ликвидировал за ненадобностью.
– А теперь он не может наблюдать за нами в оптический прицел? – покосился я по сторонам, впрочем, безрезультатно.
– Навряд ли, – Пухлый даже не обернулся, настолько был уверен в своей правоте. – Наблюдения за ним убеждают, что думаем мы очень похоже. Я бы на его месте отправился громить наш лагерь. Он, наверное, сделал то же самое.
– А что мы здесь торчим?! Надо опередить его!
– Всё, что мы можем сделать, это пойти по его следам, – заявил Чачелов. – Иначе легко нарвёмся на пулю.
– Но время идёт. Нашим сейчас решку наведут!
– Не ори, – осадил Пухлый, – время есть. Пока он устроит засаду, пока пересчитает людей, у нас будет некоторая фора. Потом он поймёт, что Болта обыскались и, вероятно, нашли. Тогда он сам спохватится и примется ставить по своему следу натяжники и охотиться на нас. Но это будет не сразу, так что мы успеем.
– И что нам делать? – невмоготу было слушать разглагольствования упыханного Вована. Он считал, что засадный древолаз полностью предсказуем. Ошибка будет фатальной для оставшихся в лагере.
– Идти, пока он не прочухал, что мы здесь, – невозмутимо рассудил Пухлый.
Он взял след как хорошая гончая. Настоящий талант не прокуришь и не пропьёшь. Бог знает, по каким признакам он определял маршрут врага. Для этого нужны были исключительные способности. Сего мне было не дано, хотя временами и я замечал на земле вмятину с расплывчатыми краями – отпечаток подошвы надеваемого поверх обуви резинового чулка.