Ущерб был незначителен: исчезли какие‑то цацки, две кредитные карточки, мгновенно аннулированные, но Уолтера озаботила странность иных пропаж: копий чеков, дискет с деловой информацией и компьютера. Похоже, кража являлась ширмой для акции извлечения информации, касающейся его бизнеса.
Он не успел доподлинно выяснить детали происшедшегокак вдруг прервалась связь.
Попытался набрать номер вновь, но тут его постигло тягостное открытие: предоставленный арабом личный телефон, дарующий единственную радость общения с далеким, как иная планета, миром людей и полноценной жизни, сдох.
"Нет! Худо - оно без добра!$1 - думал Уолтер, отправляясь к капитану, чтобы потребовать предоставления ему запасного канала связи.
Бесстрастно выслушав его, хозяин судна счел допуск постороннего лица то есть его, Уолтера, - в помещение службы связи недопустимым, и, хотя невнятно пообещал содействия в решении проблемы с телефоном, чувствовалось, никакой поддержки, конечно же, не окажет, обойдясь отговорками.
Помощник руководителя экспедиции Крохин, у кого Уолтер решил попросить телефон, скорбно развел руками, сообщив, что, видимо, произошла какая‑то неполадка на спутнике, ибо его аппарат тоже приказал долго жить. Впрочем, как он с оптимизмом добавил, напасть стоит претерпеть, поскольку авось да все скоро и наладится.
В словах его Уолтер почувствовал некоторую наигранность, за которой, если следовать логике, крылась заведомая вероломная ложь.
Взбешенный, он вернулся к себе в каюту, где, матерясь и бессильно сжимая кулаки, внимал вибрации переборок и начавшейся качке: у побережья Швеции судно попало в затяжной свирепый шторм.
Вода стала тугой и твердой, как булат, лезвия волн полосовали борта, упорно и методично нащупывая слабину в обшивке.
Корпус дрожал от натуги машин и яростных ударов литых валов. Высокие всплески, срывавшиеся с гребней, шлепали в якорные клюзы, как комья шпаклевки. Стихия отрывала небо от неба, воду от воды, дробила и смешивала их в пространстве единого слепого хаоса.
"Скрябин" отвернул с курса, держась ближе к береговой линии.
Утром непогода мало–помалу улеглась, утихомирилась непреклонная злоба студеных волн, и душевное равновесие Уолтера, несмотря на мертвый телефон с деревянной пустотой в мембране, несколько стабилизировалось.
Впрочем, ненадолго.
Прошедшую ночь ознаменовало чрезвычайное происшествие: с судна исчез штурман. Пропажа была внезапной, бесследной, а потому носила характер загадочный и зловещий.
Тщательный обыск судна никаких результатов, способных приоткрыть завесу тайны, не принес. Старпом Сенчук полагал, что бедолагу, вышедшего на ночную палубу, мог смести за борт шторм, и такую версию поддерживал научный руководитель экспедиции Кальянраман, сообщивший, что штурман навестил его каюту вечером, сказав, будто намеревается от него пойти в свою рубку.
"Скрябин" застопорил ход: надлежало связаться с заказчиками экспедиции, ответственными за принятие решения о продолжении плавания или же о его приостановке.
К вечеру, выйдя на палубу, Уолтер столкнулся с судовым врачом - Сергеем.
Кивнули друг другу, затем вяло пожали руки - оба пребывали в состоянии угнетенном, целиком погруженные в невеселые мысли, которым немало способствовала и унылая северная погодка.
- Как ваш телефон? - спросил врач. - Выздоровел?
- Никаких признаков жизнедеятельности, - устало отмахнулся Уолтер.
- А у этого, у Крохина?
- Представьте себе, тоже тихо скончался.
- Вы уверены?
Уолтер поднял глаза на врача, наткнувшись на его встрево–женно–испытующий взгляд.
- Н–не уверен, - произнес с заминкой.
- А в чем вы не уверены еще?
- Как вам сказать? Если я начну перечислять, то закончу к концу плавания, вероятно…
- Хорошо, поставим вопрос иначе, - сказал Сергей, почему‑то переходя на шепот. - Вы полагаете, что капитан не допускает вас до рубки связистов исключительно из‑за упрямства служаки, следующего тупым предписаниям? Или из‑за личного к вам нерасположения? Я слышал ваши с ним словесные баталии, отсюда и…
- Да, именно эти вопросы меня и смущают, - согласился Уолтер. - Но капитану их не задашь. А в каких‑либо спорах с ним истина вырождается, а если вдруг и родится - то опять‑таки спорная… Твердолобый кретин! Объяснять ему, что без связи нет бизнеса, - все равно что объяснять бомжу о котировках на лондонской бирже! Его это принципиально не интересует. Для него существуют две наиважнейшие категории: зарплата и инструкции. И вообще у меня такое впечатление, что если с ним говоришь на равных, то он сразу же подозревает у тебя манию величия. И это, доктор, не лечится.
- Почему? - усмехнулся Сергей. - Есть хорошее средство… ! Именно что от мании величия. Называется пурген.
Невесело хохотнули.
- Положим, у капитана определенные начальственные амбиции, - продолжил врач. - Но почему темнит Крохин? Наверняка он платит за связь не из собственного кармана. Тогда отчего ему жалко дать вам позвонить?.. Тем более сегодня он с кем‑то беседовал по своему неисправному телефону. На английском языке.
- Точно?
- Абсолютно.
- Забавно, - хмыкнул Уолтер. - Хотя у этого парня просто на роже написано, что он мастер делать два делаодновременно: думать одно, а говорить другое.
- Да, этот глазом не моргнет, объясняя, что земля имеет форму чемодана, неопределенно высказался Каменцев.
- А теперь вопрос: откуда у вас склонность к этакой болезненной наблюдательности? И вообще к скептицизму? - спросил Уолтер.
- Эти склонности, - ответил Сергей, вновь понизив голос, - появились с той недавней поры, когда я уяснил, что не только наш соотечественник Крохин умело разделяет мысль и слово. - Помедлил. - Скептик, кстати, живет за счет общего оптимизма. А его, оптимизма, на данной посудине нет. Вы присмотритесь, и наверняка признаете мою правоту. Здесь собрались очень странные иочень сосредоточенные люди.
- И происходят странные события, - буркнул Уолтер, ежась от вечерней сырости. - Заставляющие меня не верить никому и ничему, даже сигналам точного времени.
- Какие же события? - вновь испытующе взглянул на него доктор.
- Ну… телефон - ладно. А вот куда делся штурман?
- Убит и выброшен за борт, полагаю, - произнес Сергей напряженным голосом.
- Да вы сума…
- Стоп! - оборвал его врач. - Давайте я вам все изложу по порядку. Итак, с чего началась у меня утрата этого самого оптимизма…
Чем дальше выслушивал Уолтер то, что говорил ему собеседник, тем больше охватывала его тревога и безысходность.
- И… выводы? - спросил он сипло, глядя в сгущающуюся темень.
- У экспедиции существует вторая, неизвестная нам задача, - ответил Сергей. - Далекая от обследования радиоактивного хлама.
- Может, мы имеем дело с какими‑нибудь террористами? - вымученно улыбнулся Уолтер. - Достанут из глубины парочку–другую стратегических боеголовок… А потом - как в том анекдоте: дорого ли–стоит атомная, бомба? Дорого. Тогда гляди, какое богатство летит к нам на балкон!
- Думал, - отрицательно качнул головой врач. - У них не имеется оборудования для подъема…
- Почему? Батискаф с манипуляторами…
- С его помощью ни люков, ни обшивки лодки не вскрыть. И если бы это было столь легко, давно бы уже нашлось кому это сделать.
- Тогда какой же вывод?
Послышались шаги - с трапа спускался капитан.
- Какие новости? - обернулся к нему Каменцев.
- Ждем распоряжений, - отчужденно буркнул тот.
- О! А что это? - Врач указал на сверкнувший в темени огонек.
- Морская нефтебаза, - ответил капитан, скрываясь за дверью, ведущей на нижнюю палубу. - Норвежская.
Уолтер проводил его настороженным взглядом. Теперь все казалось фальшью и коварством, все несло второй смысл и опасность.
Около получаса они еще постояли, перебирая шепотом разнообразные версии, касавшиеся странностей экспедиции.
"Скрябин" дрейфовал, приближаясь к огням нефтяного промысла.
- Слушай, - произнес Уолтер, обращаясь к врачу. - Истина может выясниться тогда, когда она уже не будет стоить ни шиша! И сейчас не время руководствоваться высоколобой аналитикой, куда лучше - условными рефлексами. Надо срочно отсюда сдергивать.
- Куда?
- Да вот же он - шанс! - Уолтер указал на тускло мерцающие в океане светлячки.
- Мы не спустим спасательную шлюпку - заметят.
- У меня есть два гидрокостюма.
- Не–ет. - Сергей мотнул головой. - Мой паспорт… Он у капитана.
- Подумаешь - паспорт!
- Нет, - уже решительно повторил врач. - Мне, увы, придется каким‑то образом выживать здесь. Ничего объяснять не стану, поскольку попросту не могу, но… Единственно жаль, если вместе с вами уйдет и Забелин, я не знал, что он ваш приятель…
- Тогда - пока! - хлопнул его по плечу Уолтер. - Все, что в состоянии предпринять, - поставить в курс дела всякие–разные инстанции… Хотя что я им сообщу?
- М–да, - неопределенно откликнулся Сергей.
Чувствуя, как пылает лицо от внезапного нервного напряжения, Уолтер постучался в каюту Забелина.
Никто ему не ответил.
С полчаса он ходил по судну, разыскивая товарища, пока не выяснил, что тот находится на каком‑то совещании научного состава экспедиции.
Уолтер подошел к кают–компании, где заседала ученая братия, но смуглолицый матрос, стоявший у двери, категорически отказал ему в доступе к занятому Забелину - дескать, получен приказ никого постороннего на научно–производственное собрание не пускать и участников его ни под каким предлогом не беспокоить.
Уговоры, обращенные к привратнику, не помогли. Чем больше аргументов для вторжения в кают–компанию Уолтер изыскивал, тем отчетливее проступало на лице морячка упрямство и даже готовность к физическому отпору назойливого визитера.
Между тем в препирательствах истекал подходящий и единственно возможный для побега момент.
В коридоре Уолтер вновь столкнулся с Каменцевым. Сказал, с безнадежностью сознавая, что непонятное свое решение врач принял и от него не откажется:
- Ну, пошли к водичке?
- То есть?
- Так называется океан…
- Нет… Я же сказал… А… что твой друг?
- Друг засел у арабов на совещании. У двери - цербер с оскаленной пастью из стальных зубов… Господа заняты! Ни в какую!
- Понял. Удачи тебе, - проронил врач. - Доплыви… Уолтер, поджав губы, легонько толкнул его в плечо:
- И тебе не потонуть.
Войдя в свою каюту, он надел кальсоны, теплый спортивный костюм, уместил в одежде бумажник и паспорт и втиснулся наконец в резиновую хламиду подводного пловца.
Натянул ласты, раздраил иллюминатор, высунул в него голову.
Накрапывал редкий дождик - предвестник нового скорого шторма. Огни базы приблизились, но ярче не стали. Обложной дождь размывал их в черной ненастной ночи.
По обшивке прошла дрожь - пустили машину, корректирующую дрейф, - и он ясно ощутил, как судно отворачивает от спасительной базы нефтепромысла.
На миг его пробрала жуть, но он справился с ней: прижал к лицу маску, уместил во рту загубник, хранивший хинную горечь высохшей морской соли, и выпростался в неизвестность.
"Как покойник, ногами вперед", - подумал механически.
Резина плотных перчаток соскользнула с края проема, и он полетел, в последний момент с силой оттолкнувшись от клепаного железа борта, в далекую темень.
Он падал с большой высоты, обмерев от страха, что будет затянут под винты, и провалился в тугую холодную ямы бездны, в мгновение преодолев добрых пять метров глубины, но все‑таки отчетливо ощутил ту часть этого мгновения, когда плоскость моря прошлась по сердцу, оборвав дыхание.
А потом всплыл, выдул из трубки воду, неторопливо промыл маску, вновь натянув ее - спасительный кусок штампованной резины с овалом стекла.
Эта маска ценой в пять долларов ныне бесценна, она сэкономит силы, ибо в основном уходят они на то, чтобы поддерживать голову над водой, а это ему теперь не столь и необходимо.
С огромным облегчением он осознал и то, что теплая одежда и сухой костюм надежно защищают от несущего смерть холода.
Разгребая рыхлые белесые комья шути - смерзшегося ледяного "сала", поплыл вперед, лишь один раз оглянувшись на отдаляющийся "Скрябин" с конусами скупых высветлин от палубных ламп.
Надстроечные прожектора судна вытягивали в ночи полосы Мёртвого белого света, озарявшего ряды низких тягучих волн.
Через полтора часа он подплыл к одному из трапов базы. Взбираясь на клепаную металлическую платформу, подумал:
"Мой ангел–хранитель уже, наверное, взопрел от забот…"
Затем, обнаружив темный закуток между катушками с толстенными промасленными тросами, устроился в нем поудобнее и погрузился в ожидание.
Он действовал подобным образом опять‑таки повинуясь не столько логике и умозаключениям, сколько наитию затравленного животного.
Когда огни "Скрябина" растаяли вдалеке, он разделся, выкинув в воду гидрокостюм и маску с трубкой, так и не изведавших епленьких атлантических вод.
Дождь утих, и наступила давящая тишина.
Он снял с себя спортивный костюм, намочил его и снова надел на себя. Затем вылил две пригоршни воды на волосы и размазал ледяную влагу по лицу.
А дальше было тепло человеческого жилья, ужин, коньячок, история о том, как он по оплошности сверзился с палубы в воду, я - восхищенные междометия нефтяников - дескать, какое же необходимо здоровье, чтобы выжить в смертоносной купели студеного моря?
Уолтер, благодарно воспринимая комплименты, невозмутимо врал о давнем опыте "моржа", закалённого регулярными зимними купаниями.
На "Скрябин", с которым связалось руководство промысла, он возвращаться не пожелал, сказав, что на первом же дежурном удне отбудет в Норвегию, а оттуда вылёпдт в Штаты. Утром его разбудили, подозвав к телефону.
- Вы отчаянный человек, - услышал он голос араба; - И я очень огорчен, что вам не суждено убедиться в работоспособности поставленного вами оборудования… Впрочем, ваша жена уверена в его высоком качестве… Хотите с ней поговорить? Нет проблем! Но прежде совет: думаю, надо преодолеть искус тщеславия и обойтись без освещения в прессе вашего подвига выживания в северных водах… Или вас гложет желание прославиться?
- Я все понял, - ответил он. - Вернее, пока еще ничего не понял, но считайте - мы договорились.
ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ
Разговор Прозорова и его шефа - генерала Ладыгина - затянулся на два часа - столько времени заместитель начальника управления выделял для рандеву сотрудникам среднего звена не часто.
Впрочем, Прозоров, любимец генерала, под чьим началом тот отслужил уже двадцать лет, пользовался известными привилегиями во внеочередных визитах в начальственный кабинет и в нелимитированном пребывании наедине с шефом.
- С армейскими нашими жуликами мы разберемся, - говорил генерал. - И каждому воздается - это, Ваня, вопрос времени и добросовестного следствия, благо, его нам вернули демократические, х–ха, власти! А вот что делать с Егоровым этим?.. Серьезный перчик! Он только судно назвал, и все?..
- Если бы я мог его додавить, то…
- Понимаю… - Генерал скривился досадливо. - Вот… времена! С какой‑то шпаной, как с папой римским, канителишься в реверансах… А может, попробовать пожестче, а?
Прозоров, невесело улыбнувшись, посмотрел на часы.
- Во–первых, не наша компетенция… Во–вторых, пять минут–назад, если верить расписанию, взлетел самолет, уносящий его на Канарские острова. К законному иностранному дому и законной жене.
- В нашем мире расстояния не спасают, - проронил генерал.
- Но все‑таки затрудняют общение, - заметил полковник.
- Это… да. - Генерал подавил вздох. - Итак. Заказчик взрывчатки неизвестен, адресат - тоже, назначение - и подавно. Где сейчас судно, выяснил?
- Болтается у норвежских берегов.
- Почему болтается?
- Сильный шторм. Утихомирится стихия, двинутся исследовать "Комсомолец".
- Не нравится мне этот интерес к нашим подводным лодочкам, - произнес Ладыгин задумчиво. - Как бы чего не вышло…
- А что может выйти? - спросил Прозоров. - Ничего… Я уже говорил со спецами. Да, на дне лежат готовые арсеналы для террористов. Поднять их на поверхность стоит не так уж и дорого, если задасться такой целью. Но для этого необходимо иметь спецоборудование. Минимум - маневренный батискаф с универсальными манипуляторами и специальными резаками. Максимум - подводных роботов, управляемых с борта. Ничего подобного на "Скрябине" нет. Батискаф, правда, имеется, но такой… прогулочного типа…
- Кстати, - задумчиво перебил Ладыгин, - одна из боеголовок на "Комсомольце" лежит прямо под дырой в корпусе диаметром полтора метра. Имей необходимые приспособления, можно достать ее за несколько часов.
- А… почему, собственно, на государственном уровне…
- А потому, - перебил генерал недосказанный вопрос подчиненного. Потому что нет свободных денег, потому что существует риск нарушить целостность боеприпасов и заразить море, потому что, в конце концов, всем наплевать! Лодки лежат далеко и глубоко, они вроде бы и существуют, но - где‑то… И еще: зачем вытаскивать на сушу дерьмо - чтобы, поносившись с ним и не зная, куда приткнуть, вновь утопить его в океане?
- А заводы по утилизации? - спросил Прозоров.
- От Норвежского моря до челябинского химкомбината "Маяк$1 - путь золотом выстлан, - сказал Ладыгин. - К тому же со спецэшелонами - беда! В Северодвинске - три десятка списанных атомоходов и их частей, полнейший запар… На Дальнем Востоке приличные хранилища, но опять‑таки - дорога… И между прочим, хранилища не резиновые, а сейсмология там - ого–го! Если тряхнет как следует, читайте, граждане всего мира, Апокалипсис и примеряйте его ужасы на себя.
- Ну а норвежцы?
- Норвежцы - тоже люди, - сказал генерал. - И потому волнуют их в первую очередь приоритеты сегодняшнего дня, а не завтрашнего. Там, где лежит "Комсомолец", ими добывается восемьдесят процентов экспортной рыбы. А мировой рынок диктует жесткие условия. Поэтому даже их пресса помалкивает, тема запретная… В общем, на суд потомков явка необязательна, принцип известный. Ну и нам в этом кабинете ничего не решить. Поэтому так: тема грустная, однако лодки - лодками, а взрывчатка - взрывчаткой.
- Мое мнение такое, - сказал Прозоров. - Исследование лодок - ширма. И заботит меня то, что судно крутится недалеко от Ирландии. Может, товар предназначен туда? Ирландских п судин в Норвежском море–тьма…
- Перегруз? - спросил Ладыгин напряженно.
- Или выгрузка в ирландском порту… - произнес Прозоров. - Думаю, имеет смысл связаться с их властями. Причем немедля.
Ладыгин меленько хохотнул:
- Сначала, Ваня, давай свяжемся с властями здешними. - Указал в потолок. - И если получится связаться с ними немедля, как ты говоришь, считай, повезло. А уж насчет всяких там ирландских сфер… Ну, чего я тебе объясняю, ты не вчера в Контору пришел. Ладно! - рубанул сухеньким ребром ладони по столешнице. - Что по экипажу?
- Весь отдел на Лубянке глаз не смыкает, - сказал Прозоров. - Но с выводами пока… А! - Хлопнул себя по лбу. - Старшим помощником там - отставник КГБ. Из управления "Т". Некто Сенчук. В бытность свою, кстати, плавал именно на "Скрябине".