- Штрафы меня в этом Нью–Йорке уже достают, - сетовал Боря, склонив лобастую облысевшую голову над двигателем и вывинчивая из его чрева свечу, облепленную густой масленой чернотой. - Вчера за смену два тикета сорвал, как волчьи ягоды с куста! Тормознулся в Бронксе на минутку всего, в бакалею за водичкой сбегать, прихожу - под щеткой бумага. Поехал на станцию к Эдику, он мне справку для судьи накатал, что у меня вроде как аккумулятор сдох и меня на траке тянули… А уже ночью еду в районе Сити–Холл, в сортир приспичило так, что аж зубы о зубы крошу! А банку из‑под огурцов, рабочую, разбил… Ну, паркуюсь под мостом, вокруг никого, тишина, начинаю облегчаться, и вдруг шорох какой‑то за спиной. Оборачиваюсь - вот он, родной! Мент! И пишет чего‑то, фонариком подсвечивая. Я–в горячие оправдания, а он мне - небрежно так - по плечу ладошкой - мол, продолжай, продолжай, не стесняйся. И - бац в оконцовочке тикет на сто долларов! Я говорю: за что? А он: соли вашей мочи разрушают Бруклинский мост, до свидания. Сука, да? Я–к Нинке, она уролог, накатала мне справку про недержание мочи, как думаешь, пройдет в суде?
- Отвечу тебе уклончиво: хрен его знает, - пожал плечами Забелин. - А менты тут как роботы, диспуты в их обязанности не входят.
- Никаких эмоций! - с горестью согласился Борис. - Вот наши… с юмором, да? Остановит меня родимый гаишник, я ему: какой русский не любит быстрой езды? Он: ваши права! Я: какие у еврея права? Похохотали и разошлись. Я помню, первый раз за руль сел еще на "Волге" старой, и из правого ряда на светофоре развернулся поперек движения. И - точно к постовому подрулил - бампером к сапогу. Выскочил, дрожу от страха, но брякаю ему возмущенно, как хорек затравленный: "У машины же радиус!" Он аж присел от смеха!
- Контакты у тебя в реле стартера, по–моему, залипают, - откликнулся Забелин.
- И чего делать?
- Молоток есть? Постучим, может, стрясем окись…
Боря, достав из кармана телефон, принялся набирать свой домашний номер.
- Петя, сыночек? Это папа… Я тут через блок, у прачечной… С подполковником морским–заморским нашего кормильца в чувство приводим… Молоточек поднеси, ага? - Обернулся к Забелину. - Как насчет пивка?
Они едва успели раскупорить банки, как рядом возникла полицейская машина. Выйдя из нее, стражи порядка, поправляя под лощеными черными куртками ремни, отягощенные правоохранительной аппаратурой, двинулись к ним.
Один из полицейских развернул на ходу блокнот со штрафными квитанциями.
- В чем дело? - испуганно проговорил Боря, уставившись на приближающиеся позолоченные кокарды.
- Пиво? - вопросил полицейский голосом, требующим повиновения.
- Д–да…
- Пить пиво на улице запрещено, - сообщил страж порядка, поправляя аккуратный узел черного узкого галстука.
- Так пиво же в пакете… Если банка прикрыта, то можно…
- Согласно новому постановлению - уже нет!
- Мы не знали… - забормотал Борис. - Приносим дикие извинения…
Забелин стесненно кашлянул, узрев, как по тротуару, держа в руке молоток, шагает Борин сыночек Петя в драных джинсах и в жокейской кепке с козырьком, повернутым на затылок,, За Петей, сверля его спину настороженными взорами, следовали двое полицейских, видимо, заинтересованных, с какой целью и куда шагает по вечерней улице неблагополучного района человек с молотком.
- Все не слава богу! - обернувшись на своего приближающегося отпрыска, прокомментировал Боря.
Полицейские, сопровождавшие Петю, явно напряглись, уяснив, что объект их внимания направляется к стоящему с открытым капотом "Кадиллаку", возле которого остановилась патрульная машина.
Петя, в чьих ушах гремела музыка из карманного плеера, укрепленного на брючном ремне с застежкой–черепом, равнодушно глядя на полицейских, вручил папе молоток, озаботив таким поступком уже всю правоохранительную рать.
- В чем дело? - кивнув на молоток и настороженно отодвинувшись от Бориса, вопросил долговязый сержант, блюститель алкогольного уличного воздержания.
- Мы ремонтируем машину, - последовал честный ответ Забелина.
Полицейские сумрачно переглянулись.
- То есть?
Забелин, приняв молоток, воздел его над зевом капота, нанеся увесистый удар по стартеру. Объяснил кратко:
- Барахлит реле. - И, усевшись за руль, повернул ключ в замке зажигания.
Стартер бодро провернул шестеренки, и двигатель завелся.
- Так ремонтируют машины в России? - прищурился один из стражей порядка.
- Да, и результат - налицо, - с вызовом сказал Забелин.
- Вы кончили ремонт? - поинтересовался сержант. - Тогда… уберите молоток в багажник.
- И пиво, - вставил его напарник.
- Вам, кстати, пишут тикет, - сообщил ему Борис. - Вы поставили свой "Форд" возле пожарного гидранта.
У патрульного автомобиля и в самом деле стояла расплывшаяся чернокожая дама в форменном коричневом кителе дорожной службы и старательно выводила какие‑то каракули в своих служебных бумагах.
Внимание полицейских мгновенно переключилось на своего коллегу по соблюдению городского правопорядка.
Вспыхнула возмущенная перебранка, изобилующая агрессивной нецензурной лексикой.
Боря, сверкнув золотой фиксой, с довольным видом подмигнул криво усмехающемуся Забелину, уже не впервые наблюдавшему конфликт между "голубыми" так именовались городские полицейские - и "коричневыми$1 - специалистами исключительно по незаконным парковкам.
Это был антагонизм, чьи корни уходили в прошлое какого‑то давнего конфликта служб, едва ли не каждодневно обменивающихся ныне друг с другом взаимными унижениями. Месяц назад Забелин наблюдал, как полицейскую машину едва не уволок штрафной буксир и офицеру, грозившему шоферу буксира оружием, пришлось, дабы отбить служебный транспорт, вызывать на помощь подкрепление, мгновенно заголосившее сиренами по всему Бруклину.
- Сваливаем, - сказал Боря, опуская капот. - Пока волки грызутся, овцам самое время в сарай под запор… Пошли ко мне, пропустим стаканчик–другой под селедочку в сметанке…
Усевшись за стеклянным столиком в гостиной, разлили по рюмкам ледяной "Абсолют".
- Значит, за твое новое назначение! - предложил Борис и, выпив, приложил к синяку на скуле новенький цент, взяв его из вазочки, заполненной мелочью.
- Чего случилось? - спросил, кивнув на синяк, Забелин.
- Да вчера… - неохотно поведал Борис. - Пассажиры…
- Грабануть хотели?
- Ну да… Два латиноса с ножичками…
- И на сколько влетел? - сочувственно поинтересовался Забелин.
- Влетел? Да хрен они угадали! Я же, ты знаешь, чего не люблю, так это платить! У меня, как платить, всегда чего‑то с головой происходит, мысли путаются и никогда не получается… Но по фейсу они мне все‑таки умудрились, паскуды…
- Ты к шишке доллар приложи, а не цент, - посоветовал Забелин.
- Зачем?
- Исчезнет в сто раз быстрее.
- Мысль, - сказал Борис равнодушно. - О, кстати, возвращаясь к ментам… Не знаю, кому они там помогают, но у меня, помню, когда еще в Одессе жил, квартиру обокрали… Так не то чтобы воров не нашли, а покуда протоколы заполняли и всякими кистями орудовали, чтобы отпечатки пальцев выявить, блок сигарет увели, три кассеты магнитофонные и шарф… И в тот же, представь, день, я в такси тогда работал, подвез одного патрульного, все честь по чести, бесплатно, а вышел он, я глянул - оп–па! - ручки стеклоподъемника нет, свинтил ее мент! Так и тут. Доят козлов отпущения, неуклонно увеличивая их поголовье! Из‑за пива цепляются, а вот окажись ты где‑нибудь в Гарлеме - попробуй до этих спасителей докричаться! Они туда и носа не сунут… Кстати, в прошлом году еду там - и вдруг колесо спустило. А запаска тоже пробитая. Вылезаю - ночь, ни одного фонаря, только луна светит, пустые дома, и тут целая делегация отмороженных "шахтеров" из‑за угла выруливает. Ну, думаю, вот где будет моя могила.
- Так! - сказал Забелин с интересом.
- Вот и так! Я проявляю инициативу - бросаюсь к ним, как к маме родной, трясу руку ихнего вождя обкуренного, всячески выражаю радость и говорю, что прибыл сюда сегодня утром из СССР, попал в беду с колесом, но теперь душа моя поет, ибо эти люди, чье благородство просто высветляет их негритянские лица в кромешной тьме, уж наверняка бедному туристу с двумя долларами в кармане помогут! Они даже от такого напора одурели. Вождь почесал бейсбольной битой свой лоб и кивнул одной из "шестерок". И через три минуты, в течение которых я им дальнейшие комплименты произносил, "шестерка", представь, прикатила хорошенькое колесо. И тут банда безо всякого домкрата дружно мой тарантас приподнимает, меняет мне колесо, я жму лапу вождю, а он мне, значит, советует смущенно: дескать, ты больше в этом районе не появляйся, опасный, дескать, район… Я ему снова - на! - крайнюю признательность и лучшие характеристики, лесть ведь и глухие слышат, а он мне застенчиво так: чего это ты, кстати, насчет двух долларов‑то упоминал?.. И знаешь, дал я ему эти два бакса, не стал кроить! От души дал, платил, как сам себе…
Забелин, механически улыбаясь, вздохнул. Подумал: "Вот твоя нынешняя компания - осколки бывшей Страны Советов, нынешняя нью–йоркская лимита, собранная магнитом ложной американской мечты… Сегодня магнит поменял полярность и выталкивает тебя в прошлое. И кто знает, может, вскоре увидишь ты в тусклом сером экранце монитора лежащую на дне лодку с твоим дружком Димой, и вспомнишь ее иной - стоящей, притопив китовьи бока, солнечным деньком у причала, и дружка жизнерадостного вспомнишь, чьи иссохшие останки, зеленые от радиации, разваливаются сейчас на таких же бирюзово фосфоресцирующих во тьме свинцовых сотах пола в реакторном отсеке, задраенном наглухо и навсегда…"
Внезапно ему показалось, что из этого морского похода он уже сюда не вернется, поход будет последним.
То ли от выпитой водки, то ли от нервного прошедшего дня к нему пришло впечатление, словно его настигла и теперь уносит от берега властная, горделивая волна. И вдруг показалось, будто он давно знал, что будет сидеть в этой гостиной в предчувствии, будто видит ее в последний раз, и захочет отказаться от плавания, от предложенной работы, а человек, сидящий напротив, скажет, что это глупость, а он будет упорствовать, что никуда завтра не пойдет, но, покинув этот дом, сдастся и отправится в проклятый офис.
- Завидую, - говорил Борис, вновь наполняя рюмки. - Мне бы кто предложил прошвырнуться по морям–океанам…
- А я вот думаю отказаться, - проронил Забелин.
- И дурак! Здесь хочешь сгнить?! У меня - ладно, гиря семьи на ноге, умею только баранку крутить, поскольку имею две левые руки и башку, в которой одни хохмы, да и те про себя самого… Я даже не еврей, а так… просто устал. А у тебя - профессия!
- Да поздно уже… - покривился Забелин. - Вышел запал.
- Ну, чувствую, ты устал больше меня… - Борис укоризненно покачал головой. - Тебе же серьезную протекцию устроили! Молчание - золото, слово серебро, а замолвленное словечко - брильянт! Отвергни его - обидишь солидных людей. А придешь к ним снова - они тебя пошлют… Иди, скажут, к господу богу, у него своих забот нет…
Забелин посмотрел в потемневшее окно.
- Пойду. - Тяжело приподнялся из кресла. Вновь ударила боль в бедро, спиралью спустилась ниже, кольцом охватив колено.
- Да погоди, жена придет, ужин сготовит… Посидишь между двух лиц противоположного пола с синяками на рожах, желание загадаешь…
- А ей‑то как синяк пристроился?
- Да сплю беспокойно, двинул ей локтем… Шипит, говорит, теперь на работе не появиться, пудрится…
- Почему? Бьет - значит, любит. Или - ревнует, тоже неплохо.
- У нее другой аргумент, - вздохнул Боря. - Не ревнует - значит, уважает!
- Давно я уже позабыл такого рода диалоги, - сказал Забелин. - Но впрочем, сегодня с хозяйкой своей объясниться тоже придется…
- Относительно несостоявшегося брака по расчету? - спросил Борис.
- М–да, - буркнул Забелин, надевая пальто. - Жених уходит в солдаты, так что надейтесь и ждите, свадьба откладывается.
- Представляю восторг невесты, - сказал Боря. Поднявшись скрипучей деревянной лестницей, заваленной пакетами с мусором, на свой этаж, Забелин, открыв хлипкую входную дверь, сбитую из фанерных листов, вошел в коридор, куда незамедлительно выглянула невеста Нина.
Она уже собралась ложиться спать, и на ней был ситцевый халат, из‑под которого выглядывала ночная рубашка.
- Ужинать будешь?
Забелин отрицательно качнул головой. Сказал, усаживаясь за обеденный стол в гостиной:
- У меня новости. Нашел работу.
- Прекрасно! - воодушевленно произнесла она, присаживаясь напротив него со сложенными на коленях руками.
Забелин размеренно поведал о предстоящем ему морском походе неопределенного по протяженности срока, отмечая, как на лице сожительницы явственно проступает унылое разочарование.
- Значит, - вывела она резюме, - вступив в гражданский брак в начале осени, мы прожили в мире и согласии до самого ее конца, так? Результат, достойный Книги рекордов. - В голосе ее звучал вызов.
- А что делать? - спросил он равнодушно. - Отказаться от работы и сесть тебе на шею?
- Я же сказала, что куплю тебе машину!
- Таксист - не моя специальность, - отрезал Забелин. Она поднялась из‑за стола, нервно подошла к плите, включила под чайником газ и тут же его выключила, с силой крутнув обратно ручку регулятора.
- Почему‑то только проходимцы мимо меня не проходят - подытожила с чувством. - В общем, все ясно: сделал дело - бабу с воза.
- И получил землетрясение в пять баллов. - Беспечно улыбаясь, Забелин встал, обнял ее за плечи.
От волос ее тянуло горьковатыми дорогими духами. Он почувствовал активную работу желез внутренней секреции - всех сразу, словно невидимый дирижер взмахнул палочкой и такой же невидимый оркестр грянул боевой марш.
- Да пошел ты! - зло оттолкнула она его локтем. - Нашел… дуру на общественных началах!
- Но, Нина…
- Ишь ты, умник! - Лицо ее исказила гримаса ненависти и отвращения. Запахнув халат, она, передернувшись от негодования, отступила от него к стене. - Решил хорошо устроиться! Дуру нашел! Ага! Поцелуй меня в задницу!
- С удовольствием! - оживленно отозвался Забелин. Не найдя подходящей для ответа колкости, она яростно выдохнула воздух через нос - и скрылась за дверью своей комнаты, щелкнув задвижкой запора. Затем дверь открылась вновь, и последовало напутствие:
- Обращайся в Красный Крест, там все бесплатно! - После чего вновь сработала задвижка.
Забелин, посмотрев в настенное зеркало, озорно себе подмигнул, подняв кверху большой палец.
Что же… Вот он, оскал капитализма. Вот те клыки, которые рано или поздно вцепились бы ему в горло. Избежал‑таки. Сумел.
И выбор теперь стал очевиден и прост: отныне он живет в своей комнате, спит на бугристом матраце старой кровати, очевидно, притащенной сюда с какой‑то негритянской помойки, завтра идет на работу и начинает потихонечку собирать походную сумку.
Все в порядке, капитан! - шепнул он себе под нос, пытаясь удобнее устроиться между выпирающими пружинами своего сиротского ложа и вспоминая удобную, в полкомнаты, постель разобиженной на него хозяйки. - Именно в полном порядке, как при боевом расчете! Туман рассеялся, орудия противника стали видны отчетливо расчехленными… А вот бы влип, а?!
КАМЕНЦЕВ
Сначала было ощущение солнца, покоя и воздуха с щемящим, чуть горьким ароматом каких‑то цветов, чей высохший букет стоял в вазе у изголовья.
Он раскрыл глаза.
И тут же, охваченный внезапным страхом, судорогой перехватившим горло, подскочил на постели, замер, одичало глядя на ведущую в комнату дверь.
Внизу явственно звучали голоса - мужские, грубые.
Неужели нашли? Неужели кто‑то увидел, как он забирался в этот дом, и сообщил в милицию?
- Ни фига у тебя, капитан, тут нет, ни поленьев, ни пилы… - донеслось приглушенно. - В лес надо было заехать, говорил же! Зацепили бы за трос какое‑нибудь бревно поядреней…
- У котла посмотри, сбоку, - откликнулся второй голос.
- И там - хрен ночевал!
- Значит, прошлый раз все пожгли. Ну и хрен с ним! У соседа возьмем, он тут главный специалист по шашлыку… Нальем ему, всего и делов!
Каменцев, надев старые разбитые ботинки, стоявшие в углу комнаты, прибрал за собой постель и, осторожно приоткрыв чердачную дверь, проскользнул в спасительный полумрак, присев на жесткий засып керамзита.
Утер со лба испарину, глубоко дыша, постарался утихомирить трепыхающееся сердце.
- А хлеб‑то ты взял? - продолжил голос, принадлежавший, видимо, приехавшему к хозяину дома гостю. - Э–эх, кирпич, а не хлеб! И нож у тебя ни хрена не режет… А–а, другой стороной надо…
Затем послышался третий голос - в дом заглянул сосед.
- Петрович, - сказал хозяин, - вот, знакомься, мой начальник - Антон Евсеевич… Решили, понимаешь, отдохнуть, подсоби с шашлычком…
- Отчего ж… Мангал‑то в сарае?
- Ага, вот ключ…
- Сева, ты с техосмотром‑то мне поможешь? Осень, срок выходит, а мне бабку с внуками в город отправлять…
- Да привез я тебе талон, не боись!
- А печать? У меня ж техпаспорт старого образца…
- И печать забабахаю, она в бардачке у меня… Ты давай с шашлыком шустри, я только с дежурства, голодный, что твой цепной пес!
- А чего не был‑то так давно?
- Служба, Петрович, служба…
Голоса стихли.
Каменцев, подобравшись к чердачному пыльному оконцу, выглянул во двор. Увидел лысоватого сутулого старика в рабочем комбинезоне - видимо, искомого Петровича - и двоих мужчин в черных милицейских куртках из кожзаменителя капитана и подполковника. За штакетником забора стоял бело–голубой гаишный "жигуленок".
Вскоре в мангале заполыхали сухие березовые дрова, горький дымок полетел в чердачные щели, и Каменцев, глотая слюну, думал, что ему вновь повезло, ибо приехавшие развеяться на природу гаишники, застань его врасплох, едва ли пригласили бродягу, позаимствовавшего из гардероба вещички, разделить с ними хлеб–соль и водочку с пивом.
Милиционеры пировали до позднего вечера.
Наконец вдребезги пьяный Петрович, нелепо выбрасывая ноги, зигзагами двинулся к своему дому, оставив настежь распахнутой калитку, а стражи порядка после его ухода еще с час усердно прикладывались к стаканам, и с улицы в дом их загнал лишь начавшийся дождь.
Милиционеры переместились в комнату, включили телевизор, звук которого то пропадал, то внезапно прорывался, но скверный прием передач дачников не волновал, ибо они всецело посвятили себя горячему обсуждению вопросов профессиональной деятельности.
Слушая беседу представителей власти о служебных делах, а вернее, злодеяниях, Каменцев чувствовал, что его коротко остриженные тюремным парикмахером волосы ощетиниваются колким бобриком - кого, по его мнению, и надо было сажать, так это находившихся рядом с ним бандитов с погонами. Пожизненно, на особый режим.
- Да говорил я с братвой об этом "БМВ"! - доносился голос капитана. - Со стоянки его проще стырить, чем с улицы. Пришел ночью, дал сторожу в репу - и спокойно окучивай все эти сигнализации и запоры. Мне главное, Антон Евсеевич, чтоб твои "отвертки" все грамотно с номерами устроили…
- Чего за "отвертки"?