Сейчас все изменилось. И когда Персиков сообщил о предоставлении отпуска, я первым делом подумал не о том, что наконец-то обрету долгожданную свободу, разорвав в клочья так называемую личную охрану, а о том, как встречусь с Рамоной, как мы вместе будем тратить деньги, и как тридцать вечеров подряд я буду засыпать рядом с ней! Мне стало не по себе от осознания радикальных перемен, происшедших в мозгу бывшего майора десантно-штурмового батальона за истекшие полгода. Я решил для начала вырваться с базы, а уже потом окончательно привести в порядок свои мысли относительно дальнейшей работы на мафию. Тем более что времени у меня будет достаточно – целый месяц.
* * *
Сигнал, отправленный с наружной, замаскированной под сухую сосну антенны, добрался до спутника за считанные секунды, так же стремительно ворвался в телефонную сеть, пробежал по проводам и достиг радиотелефона, стоящего на туалетном столике возле кровати Рамоны. В этот самый момент она как раз лежала и читала журнал "Космополитен".
Услышав звонок, молодая писательница лениво протянула руку, не глядя, сняла трубку и приложила ее к уху.'
– Да?..
– Алло, Кремль? Владимира Ильича будьте добры. – Конечно, это был я. Я всегда так начинал разговор.
– Его нет, он в Швейцарии. – Рамона бросила журнал и радостно села на широкой кровати.
– С кем имею честь говорить, сударыня? Уж не Надежда ли Константиновна у аппарата?
– Она самая. Здравствуйте, Феликс Эдмундович! Я уже просто заждалась вас… – вполне серьёзно сказала Рамона и одарила меня телефонным поцелуем. – Какие новости?
– Завтра утром я буду свободен, словно птица. – Мне было очень приятно снова слышать её голос. Тем более сообщать такую долгожданную для нас обоих новость. – Жди. Скоро буду.
– Правда?! – Мне показалось, я ощутил, как радостно стали булькать волны внутри водяного матраса, на котором, надо полагать, сейчас лежала моя любимая девочка. Матрасик, скажу я, был что надо! Кто хоть раз спал, а уж тем более занимался сексом на таком чуде спального дизайна, тот понимает. Нет лучшей кровати, чем водная.
– Готовься к встрече дорогого гостя, выгоняй из-под одеяла любовников и убирай дом! – отчеканил я. – Приеду – проверю! Приказ ясен?
– Так точно, товарищ подполковник, – отрапортовала Рамона. – Когда ждать?..
Она не смогла выдержать до конца игривый тон и последние слова произнесла нежно и ласково.
– А почему подполковник? – Я впервые услышал о "посмертном" присвоении майору Боброву очередного воинского звания.
– А потому. Мне так больше нравится! – Рамона решила не болтать по телефону о серьезных вещах. – Когда до меня доберешься?
– Дня через два. – Я был уверен, что в Пярну буду раньше, но решил не загадывать заранее. Мне хотелось въехать в город на белом коне. – Всё, солнышко, заканчиваю. Жди меня, и я вернусь, только очень жди! – Слова из песни пришлись как нельзя кстати.
Рамона ответила коротким:
– Слушаюсь! – И на этом разговор завершился.
– Красивая? – спросил дежурный узла связи, до этого молча сидевший рядом и прослушивающий разговор через наушники.
– Очень, – ответил я и, подмигнув парню, направился к выходу.
Вечером ко мне в комнату за консультацией пришёл Донат Рысько. Мы проговорили минут сорок, потом я выгнал его, принял душ, свистнул ближайшего охранника и сказал, чтобы пригласил ко мне кладовщика вещевого склада. Кладовщик шел долго, наверное, целый час, за что чуть не получил подзатыльник. Мой метод убеждения действовал даже на тех, кто не подчинялся мне согласно правилам внутреннего распорядка. Я выбрал пару десятков предметов из списка, а потом сам лично пошел вместе с кладовщиком в его закрома подбирать приличную одежду. Всё-таки в отпуск еду, а не бутылки собирать – там, на воле, лоск нужен.
Я выбрал самый модный костюм зеленого цвета, три белых рубашки, три разных галстука, остроносые ботинки с утеплителем – все же не май месяц, а только март – и длинное кашемировое пальто, тоже темно-зеленое, под цвет костюма. Затем набрал всякой мелочи типа расчесок и различных видов одеколона и понес все это в свои апартаменты, порекомендовав кладовщику принести мой заказ не позже чем через пятнадцать минут, если он не хочет нарваться на неприятности. На что кладовщик только озлобленно оскалился.
Я включил утюг и собрался привести в божеский вид одну из рубашек, когда дверь комнаты открылась и вошел Персиков. Он понаблюдал с усмешкой благодетеля за моими приготовлениями и сказал:
– В семь сорок пять.
Хлопнул дверью и пошел дальше по коридору. Проверка на местах. Обычное явление. Спустя какое-то время он вернулся, положил передо мной две банковские упаковки пятидесятидоллоровых купюр и добавил:
– С тобой поедут Альберт и Самурай.
Посмотрел, как я отреагирую на это сообщение (никак я не отреагировал) и вышел.
Альберт – это ерунда. Он не доставит лишних заморочек. А вот второй… Самурая совсем недавно перевели во внутреннюю охрану из первой колонны, и я знал его только поверхностно. Но все-таки кое-какая информация о нем у меня имелась. А именно – этот полукореец, полубурят говорил только тогда, когда его о чем-то спрашивали. Стрелял ничуть не хуже, а даже наверняка лучше, чем я или кто-либо еще из охраны базы. В совершенстве владел джиу-джитсу и тайским боксом. Мог три минуты находиться под водой без воздуха. Спал на деревянной доске, без одеяла и подушки. Откуда он, я не знал, но однажды в спортзале слышал разговор его бывших "коллег" по структуре. Один из них шепотом говорил, что Самурай – представитель дружественной организации из Сингапура, направленный в нашу мафию вроде бы как для стажировки, а на самом деле для выяснения силы и возможностей контролирующей территорию бывшего Союза теневой власти. Самурай через каждые два месяца менял подразделение, вникая в вопросы их функционирования и взаимодействия с центральной властью мафии. Говорил он с небольшим восточным акцентом, но в целом вполне прилично. Ни с кем не общался, никому не звонил. Два раза в неделю – в среду и пятницу – два часа проводил в бункере Персикова. О чем там шла беседа, естественно, никому не было известно.
Вот такая информация была у меня на боевика по прозвищу Самурай. Никто не знал его имени, все называли по кличке. Он не противился и имени своего не сообщал.
Имея такие данные на человека, приставленного ко мне на целый месяц, я решил повнимательнее приглядеться к нему. Ясно, что в процессе "охраны" моей драгоценной персоны он будет играть первую скрипку. И, само собой разумеется, регулярно докладывать на базу о моем поведении "на воле". В результате чего господин Персиков будет делать выводы. Далеко идущие…
Я привёл в порядок костюм, рубашку, галстук, пальто, с которым с непривычки пришлось порядком повозиться, сложил необходимые вещи в сумку и, развалившись на кровати, стал смотреть спутниковое телевидение. Как раз в это самое время транслировали матч за звание чемпиона мира по боксу среди профессионалов – между моим любимцем Длсорджем Форменом и ещё каким-то негритосом, фамилии которого я не расслышал. Это всё равно было не важно, так как нового чемпиона из претендента не вышло ни на грамм. Уже в третьем раунде он решил, что спать на ринге очень даже можно, и уснул так сильно, что ни судья, ни врач не смогли его разбудить как минимум две минуты. Потом бедолага все-таки продрал глаза, непонимающим взглядом оглядел стоящих вокруг людей и, я был в этом совершенно уверен, если бы мог говорить, то наверняка спросил бы у них: "Где я?.." Но дар речи к нему еще не вернулся, так что пришлось бедняге опереться на массивные плечи врача и тренера и, с трудом передвигая ватные ноги, отправиться досыпать в раздевалку. А невозмутимый старина Джордж смотрел на это представление ясными карими глазами и, казалось, скучал. Весь его чемпионский вид выражал только одну мысль: "Ну вот, опять студента какого-то приволокли. Совсем скучно становится на профессиональном ринге без серьезных соперников. Пойти, что ли, выпить пивка?.."
Я от души порадовался за маэстро Формена, пожелал ему новых побед над лопоухими щенками и, не раздеваясь, улегся спать. Чтобы как можно скорее наступило завтра. И оно, естественно, наступило. Слоном на ухо. Проснулся я оттого, что один из парней охраны тормошил меня за плечо и что-то громко кричал. Я лениво потянулся, сел на кровати, зевнул, едва не вывихнуй челюсть, и наконец спросил:
– Какого чёрта?
– Половина седьмого. Пора собирать манатки, начальник. – Парень вел себя не совсем деликатно, но я не обижался. Просто вечером забыл завести свой электрический будильник и проспал время подъёма. Вертолёт должен быть на полосе через час пятнадцать.
– Чёрт! – Я вскочил, словно была объявлена боевая тревога, сказал охраннику, чтобы сообщил – буду через пять минут, а сам, быстро умывшись, начал второпях надевать гражданскую одежду, от которой за шесть с лишним месяцев несколько отвык. Спустя шесть минут я появился возле входа в гараж. Меня ждали. Альберт и Самурай почти не отличались от меня по внешнему виду и при первом взгляде очень могли сойти за "новых русских". Если не смотреть на рожи. В руке у каждого из моих принудительных спутников был чемодан с личными вещами.
– Кто-нибудь знает, на какие деньги будут жить мои дорогие телохранители? – крикнул я. – Эй, ребята, босс не говорил, кто должен обеспечить вам проживание и питание во время моего отпуска?
– Тебе разве не сказали? – удивился Альберт. – Ты, и никто другой. Но – за наш счет. Мы будем жить в замечательном двухэтажном доме недалеко от моря! – язвительно затянул Альберт, повернувшись к Самураю. Но Самурай только безразлично взглянул на напарника и усмехнулся. Альберт не унимался: – Я там уже был, правда, начальник?
Я подумал, что рыжий явно пришел в экстаз, когда узнал, что не является моим подчиненным во время отпуска, а наоборот – должен всячески пасти меня и докладывать на базу об имевших место неосторожных высказываниях и, не дай Бог, попытках связаться с силовыми структурами с целью заложить всех с потрохами.
– Послушай, Мойша, не пора ли тебе заткнуть клоаку? – Я подошел к нему вплотную, так что почувствовал его тяжелое дыхание. – Или мало я вас, сволочей, учил соблюдать вежливость по отношению к командиру? Мой отпуск ровно тридцать дней, а потом мы вместе снова будем здесь – ты и я. Так что стучи себе спокойно, пока стучится, а злить меня не советую. А то сначала будет больно, а потом… – закончить я не успел.
Самурай тихо свистнул, подождал, пока я не повернусь в его сторону, а потом медленно, сверля меня острым холодным взглядом, покачал головой.
– Не трогай его. Он не будет больше так говорить. – Самурай ткнул рыжего в грудь крепким, как стек, указательным пальцем, отчего тот охнул и стал конвульсивно откашливаться, пытаясь восстановить дыхание. – Правда, напарник?
Альберт прошипел, как гадюка, с ненавистью глядя то на меня, то на Самурая:
– Правда…
– Тогда пошли в джип. – Я кивнул узкоглазому и первым вошел в открытые двери гаража.
До взлётной полосы мы ехали на том же самом камуфлированном "уазике", который когда-то доставил меня на базу. Только на этот раз до пункта назначения машина доехала за двенадцать минут, а не за час, как раньше. Уже не было необходимости пудрить мозги начальнику охраны, которому по должности необходимо было знать каждый куст на пять километров вокруг скалистого холма, в котором размещалась база. Вертолёт уже ждал нас. Мы быстро взбежали по низкому трапу из трех ступенек, второй пилот закрыл дверь и дал команду на взлёт. Тотчас пронзительно взвыли двигатель и редуктор, и лопасти винта стали стремительно набирать обороты. Через пару минут шасси плавно оторвались от гладкого покрытия взлетной полосы, и мы поднялись в воздух. Я сел ближе к иллюминатору и с любопытством смотрел на заснеженный лес, простирающийся до самого горизонта, на скалистые Карпаты, в этот утренний час светящиеся оранжевыми отблесками поднимающегося из-за горизонта солнца, и мне отчетливо вспомнился мой полёт на маленькой пластиковой "стрекозе", завершившийся в результате такими переменами в жизни майора Боброва. Такой уж я человек, мне всегда требуется ощущать себя уверенным в завтрашнем дне. И когда представился шанс перевестись на не особо пыльную и хорошо оплачиваемую службу в "Золотой ручей", я не долго думал. Афганистан сидел в печёнках, хотелось покоя, размеренности и осознания железной стены за спиной. Пять лет я наслаждался покоем, но вот в одночасье всё встало с ног на голову. И теперь я работаю на людей, одно упоминание о которых когда-то вызывало во мне чувство плохо скрываемого презрения. В моей судьбе наступил период, следом за которым неизменно должен был последовать Апокалипсис. Я чувствовал. И точкой отсчета моего обратного пути должен стать именно день сегодняшний. Но я не хочу уйти просто так. Я жажду забрать с собой как можно больше голов этого проклятого чудовища, своими когтистыми лапами охватившего всю страну, все города, всех; Многие еще наивно верят, будто мафия где-то там, за высокой стеной. Нет, она совсем рядом, она уже давно и незримо управляет нами, как марионетками, она не убивает нас только потому, что своим присутствием на земле мы делаем ее еще богаче, ещё могущественней, ещё сильнее…
– Я сяду недалеко от Львова, на спортивном аэродроме! – прервал мои мысли громкий оклик пилота, обращавшегося к нам всем. – Там выйдете на трассу и увидите красные "Жигули", номер "а35-78ЛИВ". Это наши. Дальше разберетесь сами! – Он обернулся и окинул троицу "бизнесменов", облаченных в модные импортные шмотки, оценивающим взглядом. Затем отвернулся, поправил наушники и стал кого-то вызывать по рации. Понять, кого именно, не представлялось возможным, так как треск в салоне вертолета стоял оглушительный.
Я непроизвольно посмотрел на свою охрану и с удовольствием отметил кислые, похожие на выжатый лимон, физиономии. Страдающему жестоким похмельем Альберту было особенно худо. Замечательно. Если им плохо, значит мне – хорошо. Хотя оглушающий рёв действовал, безусловно, и на меня, но я предпочитал не обращать на него внимания. Мысленно я находился уже далеко отсюда, на побережье Балтийского моря.
Казалось, прошла вечность, прежде чем шасси вертолёта коснулись щербатого покрытия старого досаафовского аэродрома, отделенного от скоростного шоссе только узкой лесозащитной полосой и полуразвалившимися строениями бывших авиационных мастерских.
– Орёл. – Самурай смерил начинающего приходить в себя Альберта хитрым взглядом. – Вставай, пора освежиться! – Он поднял и вложил в руку рыжего стоящий рядом чемодан и сильно подтолкнул в спину, одновременно открывая дверь вертолёта. – Прыгай вниз!
Мы сошли на покрытую слоем тающего снега землю и огляделись по сторонам. Самурай сразу же заметил стоящую на обочине шоссе красную машину и указал на неё:
– Вон они, ждут. Пошли, – и, не прощаясь с пилотами, первым направился через все поле по направлению к дороге. Следом пошел я. Рыжий замыкал наше шествие по белому заснеженному ковру спортивного аэродрома.
В припаркованной на обочине шоссе машине сидели двое мужчин, совсем не похожих на уголовников или боевиков. Они заметили нас ещё тогда, когда мы друг за другом поднимались по узкой протоптанной тропинке вверх по боковому склону дороги. Тот, что сидел за рулем, вышел из машины, оглядел нас и спросил:
– Кто из вас Валерий?
– Я Валерий. – Я вышел вперед. – А вы, надо полагать, от Владимира Адольфовича… – Я достал из кармана пачку сигарет "Лаки Страйк" и закурил. – Какие у вас распоряжения относительно нас?
– До Львова довезем, – пожал плечами мужчина. – Дальше сами. Куда едете-то?
– В Прибалтику. – Я подумал, что не стоит в подробностях рассказывать о своих планах каждой шестёрке. – У вас в городе есть места, где можно быстро купить машину?
– Смотря какую и смотря за сколько. Если подешевле, то надо ждать воскресенья. Ну а если деньги есть, то можно уже через два часа быть при колёсах и номерах. Хочешь взять тачку прямо сегодня?
– Хочу. Лучше, если "семёрку" или "восьмёрку". Новую.
– Сколько имеешь? – с явным интересом спросил мужик. Вероятно, у него были во Львове связи по автомобильным делам.
Мне не хотелось торговаться, благо денег было достаточно и на месяц отпуска, и на покупку "колёс".
– Сколько нужно, лучше скажи. Я шесть месяцев не ходил по магазинам. Но предупреждаю, вздумаешь срубить слишком много, узнаю, вернусь и заставлю компенсировать стоимость машины в тройном размере.
Вероятно, мой категоричный тон убедил его. Он подумал с минуту и сказал:
– Шесть тысяч зелёных за "восьмёрку" устроит?
– Поехали. – Я кивнул и сел вперед, нарочно не обратив внимания на второго встречающего. Тот сидел сзади и с хмурым видом таращился в окно. В отношении взаимного интереса наши позиции очень совпадали.
В отличие от моей спортивной полупустой сумки, Самурай и Альберт набрали целые чемоданы всяких шмоток и вынуждены были загрузить их в багажник "Жигулей". А потом втиснуть свои задницы рядом со вторым представителем местного "филиала". Водила сел за руль, запустил двигатель, прогрел его и, включив левый поворот, выехал на шоссе. Вскоре мы уже неслись по направлению к столице Западной Украины. Львов встретил нас мокрым снегопадом и слякотью. Автомобильные щетки не успевали очищать лобовое стекло от налипающих хлопьев сырого весеннего снега, сразу после падения превращающегося в мерзкое серое месиво, медленно стекающее на кузов. Видимость была аховая, машины еле тащились, включив для безопасности ближний свет фар. Кто-то уже успел воспользоваться подарком природы и помять задний бампер впереди идущего автомобиля. Образовалась пробка. Все стоящие сзади машины стали нетерпеливо сигналить, превратив привычный шум улицы в пронзительную какофонию. Я посмотрел на часы. Ровно десять.
– Сколько нужно на оформление документов? – Я повернулся к сидящему слева от меня водиле.
– Час, – самодовольно ответил он и ощерился в улыбке: – Всё схвачено, не беспокойся!
Мы свернули на небольшую, почти пустынную улицу, и водила добавил газу. Мотор радостно заурчал, и старенькие "Жигули" без труда разогнались до ста километров за каких-то двадцать секунд. Я удивленно вскинул брови и спросил:
– У тебя случайно не танковый движок под капотом?
Мужик снова расплылся в улыбке:
– Будем знакомы. Меня зовут Колесник, я самый первый человек в этом городе по части автомобилей! – гордо представился он. – Правда, старый?
– Правда, – лениво отозвался его дружок с заднего сиденья, придавленный к левой дверце толстой задницей рыжего.
– Темняк крутишь? – Я затушил в пепельнице окурок сигареты, опустил стекло и чуть высунулся наружу. Снегопад незаметно стих. Мне в лицо ударил сильный, уже по-весеннему тёплый ветер. В этот самый момент мы как раз проезжали пост ГАИ.
– И темняк, – согласился Колесник. – И новье. Я всё кручу. Рынок, магазины…
Прямо перед нами взлетела вверх полосатая палочка милиционера. Мой сосед тихо выругался, включил правый поворот и подъехал к тротуару.
– Сержант Радченко, – козырнул мокрый от налипшего снега сотрудник ГАИ в серо-синей ментовской плащ-палатке. – Почему нарушаем, товарищ водитель?
– Неужели? – Колесник сделал невинные глаза. – А что именно нарушаем, товарищ старшина?