Альберт только начал приходить в себя, как ему тут же крепко стянули за спиной запястья, протянули проволоку через крюк в потолке так, чтобы поднять руки как можно выше, но чтобы ноги жертвы все еще касались пола. Он никак на это не отреагировал, потому что вообще "потерялся" и уже не мог адекватно воспринимать происходящее вокруг, хотя совсем скоро его лишенные доступа крови кисти стали сначала красными, потом – синими. Ещё полчаса в таком состоянии, и они превратятся, подобно изуродованному ранее глазу, в отработанный материал. Только вот вопрос: проживет ли сам хозяин эти тридцать минут?
– Начинайте, – небрежно бросил Жаров, и четыре массивных кулака с набитыми до нечувствительности "кентусами" тотчас вгрызлись в и без того истёрзанное донельзя тело.
Я напрягся так сильно, что каждой клеткой своего организма стал ощущать ускоряющийся с каждой секундой пульс. Мне было глубоко плевать на Альберта, но своими глазами наблюдать пытку не хотелось. Но едва я попробовал опустить взгляд, как это сразу заметил полковник. Он, до сих пор стоящий прямо напротив меня у двери и с плохо скрываемым удовольствием наблюдающий за выбиванием остатков жизни из пленника, сразу посуровел, подбежал ко мне и схватил за подбородок.
– Смотреть, смотреть, я сказал! Пока не будешь говорить…
– Я согласен. – Мне показалось, что моим голосом воспользовался кто-то другой. Но теперь уже не важно. Главное – сказано.
– Прекратите, – остановил "мясников" Жаров и внимательно заглянул мне в глаза, прерывисто дыша прямо в лицо. Я даже ощутил, как противно пахнет у него изо рта. Мразь! – Рассказывай все, что знаешь про базу в Карпатах. – Полковник снова сел за стол, а одетые в камуфляж ироды заняли свои места у меня за спиной.
Альберт, истекая кровью из вновь открывшихся ран, с которых пудовые кулаки содрали едва образовавшуюся корочку, продолжал висеть. Он был еще жив, но одной ногой уже прочно стоял в могиле.
– Что вы хотите знать? – я умышленно тянул время.
– Всё! – отсёк Жаров. – Начиная с момента твоего первого контакта с мафией. Имена, адреса, планы, местонахождение базы на карте, количество боевиков, вооружения и прочих материальных ценностей, там сосредоточенных. А еще…– Он на секунду задумался.
"Ну и кретин этот липовый полковник, – подумал я, – всерьёз рассчитывает, что сейчас услышит и без того ему прекрасно знакомые факты из жизни "теневой власти", на службе у которой сам состоит со всеми потрохами. Я, мудило ты конское, расколол твоих ублюдков еще в ресторане, когда заметил не снятые с предохранителей автоматы и топорную организацию захвата. ОМОН никогда так не работает! И резиновые пули не применяет. Боже, какой придурок все это придумал?! Конечно, я был на сто процентов уверен, что Персиков захочет лишний раз удостовериться в моей "благонадёжности". Но он сильно прокололся, когда рассчитывал взять меня на испуг. Думал, не станет Бобров стрелять в бойцов спецподразделения милиции. И правильно думал – в настоящих не стал бы. А в тупорылых мордоворотов – с удовольствием! Надо же, своего собственного пса Альбертика не пожалели, чтобы уличить меня в желании сдать его контору официальным властям. Ладно, сыграем в "дурочку"… Сам напросился".
– Понял. – Я согласно кивнул головой. – Только вот помочь не могу ничем, потому что не знаю ни имен, ни фамилий, ни базы, ни того, что там прячет мафия. Я – Полковников Сергей Сергеевич, мне сорок лет, еду… ехал с Дальнего Востока в Ригу. И хоть бейте меня, хоть режьте, хоть наркотики вкалывайте – ничего вам сказать не могу! А этого, – я показал на вздыбленного боевика, – можете мочить, согласен. Из-за его поганого пистолета я вынужден теперь сидеть тут с вами и доказывать, что я не ишак! И еще знаете что? – Я специально выдержал эффектную двухсекундную паузу. – Пошли вы все в жопу!!!
Лже-Жаров аж вытянулся от такой наглости. И настолько разозлился, что схватил лежащий в столе "стечкин", молниеносно снял с предохранителя и выпустил все оставшиеся в нём патроны в подвешенного на стальной проволоке Альберта. Хотя… нет. Я знаю, сколько их там было – сам заряжал. И если не ошибаюсь, то один "желудь" он все-таки оставил. Для меня. Теперь совсем интересно… Он решился на последний ход!
– Так, падла, да?!! – в ярости взревел он, обрызгав слюнями все ближайшие окрестности. – Ну всё, жмурик, доигрался! – Он с трудом перевел дыхание. – Тащите его к стенке!
"Мясники" бесцеремонно сорвали меня со стула, с гулким стуком упавшего на холодный и сырой каменный пол, дотащили до ближайшей стены и воткнули в нее лицом. Да так сильно, что хрустнул носовой хрящ. Целый поток крови пробежал по моим губам, скатился по подбородку и впитался в дорогую, импортную, некогда белую рубашку.
– Нет, лицом ко мне! – завизжал командир, проверяя наличие в обойме ещё одного патрона. – Пусть обмочится от страха, паскуда!..
Меня схватили за шиворот и развернули на сто восемьдесят градусов. Один из гадов не удержался и коротким кистевым ударом заставил меня влипнуть в штукатурку и оглохнуть на правое ухо. Какая непростительная наглость с его стороны…
– Слушай сюда, скотина! – Прямо мне в лоб смотрело дуло одного из самых смертоносных пистолетов мира. – У тебя есть только три секунды…
– Хорошо, я согласен. Но при одном условии. Трахни себя в задницу!!! – и я демонстративно рассмеялся.
Вероятно, любой нормальный человек, увидевший меня в этот момент, решил бы, что парень окончательно рехнулся. Или просто полный псих, так как даже перед лицом неминуемой смерти не намерен раскрывать спрятанные в самых дальних уголках мозга-самоубийцы ценные знания.
Я же просто и цинично блефовал, уверенный в своей победе. И, как выяснилось уже через мгновение, не ошибся.
"Полковник Жаров" нажал спусковой крючок "стечкина", и во внезапно установившейся тишине комнаты раздался звонкий звук вхолостую ударившего бойка. В обойме больше не было ни одного патрона. Он догадывался, что я, как настоящий профессионал, буду автоматически считать выстрелы, и поэтому предусмотрительно вытащил из обоймы один "желудь". Признаюсь, на это я не рассчитывал. Я просто думал, что он выстрелит мимо. Старые стены подвала, отсыревшие за долгие годы, не позволили бы пуле срикошетить. Она бы неминуемо застряла на глубине в нескольких сантиметрах от входного отверстия.
– Хватит… – "Полковник" опустил пистолет, сел, бросил "стечкин" на стол.
Я по-прежнему стоял у стены, подпираемый двумя автоматами боевиков. Но командир поднял руку и сделал отстраняющий жест, будто прогнал назойливую муху.
Боевики молча переглянулись, а потом один из них осторожно спросил:
– Не понял, хозяин…
– Вон! – крикнул "Жаров", лицо его исказила презрительная гримаса: "Боже, какие идиоты…"
Когда облаченные в камуфляж псы покинули помещение, он посмотрел на меня, тяжело вздохнул, достал из кармана чистый носовой платок и вытер им крупные капли пота на основательно просвечивающих залысинах.
– Садитесь, Валерий Николаевич…
Я, изображая на побелевшем (хочется верить, что старый театральный прием у меня получился) лице крайнюю степень удивления, несмело отделился от стены, поднял опрокинутый стул и сел, выжидая начала конструктивного диалога.
– Приношу вам свои извинения за столь циничную подставку, но руководство дало мне распоряжение любой ценой проверить благонадёжность начальника охраны нашей самой крупной базы. Не скрою, такой процедуре в том или ином виде подвергаются все, вновь принимаемые в структуру сотрудники, если им предлагаются серьезные и ответственные места в иерархии. В вашем ведении серьезная информация и очень крупные материальные ценности. Соответственно, и проверка должна была проводиться на самом высоком уровне. – Его слова звучали более чем убедительно, если учесть, что всего в полутора метрах от стола висел мертвый Альберт. – Я очень рад, что вы проявили себя исключительно с лучшей стороны, хотя, что здесь греха таить, три организма все-таки вывели из строя. Если бы не бронежилеты…
Я по-прежнему не менял выражение лица, решив играть свою роль до конца, то есть до тех пор, пока не получу абсолютные доказательства имевшей место провокации.
– Вы снова говорите загадками, гражданин начальник. – Я покачал головой. – По-моему, один из нас срочно нуждается в серьёзной помощи психиатра.
– Оставьте! – "Жаров" устало махнул рукой, потом немного подумал, достал из кармана пиджака сотовый телефон и быстро нажал несколько кнопок. В комнате было так тихо, что я отчетливо слышал не только протяжные гудки вызова абонента, но и щелчок соединения с линией.
– Алло? Владимира Адольфовича. С четырнадцатой базы.
Было заметно, как он нервничает.
– Это Олег, – заговорил "полковник" после не долгой паузы. – Мы закончили… Нет… В высшей степени бесцеремонно… Одному просто разбил "копилку", а двое других едва не зажмурились… Здесь… Да, Рыжего… Рядом со мной болтается! – Толстяк осклабился. – Хорошо, так и сделаю. Даю его. – Он протянул мне телефон.
– Да.
– Приветствую, Валерий Николаевич! – Я услышал голос Персикова. – Рад сообщить, что вы с достоинством прошли проверку на вшивость. Теперь я нисколько в вас не сомневаюсь. Новую одежду, медицинскую помощь и машину вы получите немедленно. Вас отвезут в гостиницу, там отдохнете, выспитесь, а завтра можете спокойно ехать в Пярну и целый месяц наслаждаться обществом вашей очаровательной дамочки. Дата возвращения остается прежней – в назначенное время вас будут ждать во Львове. Да, за свою новенькую "восьмерку" не волнуйтесь, она уже во дворе базы, в десяти метрах от вас! – Персиков хмыкнул. – Поедете без охраны. Альберт получил то, что ему давно полагалось, а кореец… уже несколько часов на базе. Отдыхайте. И – передайте трубочку Олегу.
Они перекинулись парой слов, затем "полковник" спрятал телефон в карман пиджака и сказал:
– Пойдёмте наверх. Примите душ, поедите, вас посмотрит врач… Хотя, по-моему, кроме дезинфицирующего раствора и йода ничего не понадобится!
Он первым покинул помещение. А я остановился на пороге, обернулся и на миг задержал взгляд на трупе боевика. Мне вдруг показалось, что губы его слегка вздрогнули, будто он начинал приходить в себя после сильного болевого шока, вызванного многочасовым избиением и девятью смертоносными, застрявшими в теле пулями.
– Бред, – я не смог удержаться, чтобы не произнести это слово вслух.
Повернулся и быстро, насколько позволяло самочувствие, пошёл по направлению к выходу из старого армейского карцера.
* * *
Мы поднялись по ступенькам до второго этажа и очутились в просторной светлой комнате, судя по оборудованию – медпункте. Тотчас из соседней двери показалась красивая брюнетка с зелеными глазами и одарила меня прелестной улыбкой.
Я осмотрелся по сторонам. "Полковник Жаров" уже смотался, оставив меня наедине с женщиной в белом халате.
– Вам, несомненно, нужно сходить в душ, – выдала она свое компетентное заключение. – Потом аккуратно, чтобы не повредить ранки, оботритесь полотенцем и, не одеваясь, подходите ко мне.
– Прямо так сразу? – впервые за последние сутки я заставил себя улыбнуться. – А потом так и ходить голым? Мне нужна одежда.
– Вы пока идите в душ, – брюнетка указала на дверь, из которой только что появилась, – а я приготовлю одежду. – Она осмотрела висящий на мне, словно половая тряпка, зеленый костюм и ободранные донельзя ботинки. – Все на свалку! Какой размер одежды и обуви?
– Костюм – пятьдесят два, обувь – сорок три, – я напряг память и вспомнил еще кое-что. – Мне так же жизненно необходимы две банки холодного немецкого пива. Можно обойтись без врачебной помощи, но без пива… – я развёл руки.
– Когда будете завтракать, там спросите. А у меня медпункт. – Брюнетка ещё раз ткнула пальцем в сторону второй двери, где надлежало искать душ, и вышла, оставив меня совершенно одного…
Под бьющие сверху тоненькие струйки тёплой воды я забрался с огромным удовольствием. Правда, тут же ноющей болью напомнили о себе и руки, и ноги, и лицо, но по сравнению с процедурой очищения от засохшей крови и прочей налипшей на тело дряни – песка, грязи и пота – это было сущей мелочью. Рядом с краном, на пластмассовой подставочке, лежали тюбики с травяным шампунем и жидким розовым мылом, поролоновая губка. Вряд ли этой уютной душевой кабинкой пользуются боевики. Ну, может быть, не считая любимого жеребца зеленоглазой брюнетки. Или – жеребцов. Откуда я могу знать такие интимные подробности?
Я не смог отказать себе в удовольствии простоять под тугими струями воды целых пятнадцать минут. До тех пор, пока штора не отдернулась и не показалось милое личико брюнетки. Она, бьюсь об заклад, не только с врачебным интересом осмотрела мое мокрое тело, несколько раз провела по нему рукой в требующих дезинфекции, йода и пластыря местах, а потом сказала:
– Вытирайтесь и ложитесь, – а сама подошла к стеклянному шкафчику со всевозможными пузырьками, открыла его и задумалась, какой бы такой штуковиной намазать этого здорового мужика?
Я тем временем обтерся, обмотал широкое полотенце вокруг бёдер и, покинув душ, улегся спиной вверх на обтянутую полиэтиленом кушетку. Начинающие подсыхать ссадины стали отвратительно чесаться…
Спустя полчаса, весь с головы до ног обмазанный и обклеенный бактерицидным пластырем, одетый в новые, но ужасно лоховские рубашку, костюм и ботинки, которые намеревался заменить в первом же приличном магазине, я сидел за столиком в кафе, где, как я понял, набивали свою утробу местные "омоновцы". Мне принесли горячий борщ, чуть подогретый люля-кебаб с рисом и красным соусом и две банки холодного пива "Бавария". Совсем неплохо, если учесть, что пятнадцать часов я провел без еды и отдыха. Я не спеша поел, выпил пиво, сразу почувствовав блаженную негу во всем организме, затем коротко переговорил с Олегом – "полковником", который напомнил, что моя белая "восьмёрка" со старым другом Колесником за баранкой ждёт меня за высоким металлическим забором его опорной базы номер четырнадцать, чтобы незамедлительно отвезти в гостиницу.
– Не напрягайся, – отказался я от гостиничных апартаментов. – Как только доберусь до машины – сразу уеду из этой грёбаной Западной Украины. Не понравилось мне ваше национальное гостеприимство.
– Как хочешь, – пожал плечами Олег. – Приказ Персикова. Номер в гостинице "Турист" на твое имя уже оплачен. Хочешь – уезжай, хочешь – нет. Мне до фени. Пойдём, провожу…
Мы вышли из здания и направились к въездным воротам. Я в последний раз окинул взглядом территорию, так замечательно меня приютившую в последние сутки, и, с превеликим удовольствием толкнув плечом одного из стоящих в узком проходе КПП боевиков, вышел наружу.
И сразу увидел Колесника. Он, вжавшись в водительское сиденье "Жигулей", дремал и даже не шелохнулся, когда я тихо открыл соседнюю дверцу и сел. Пришлось шлепнуть его ладонью по плечу. Колесник вздрогнул, широко, как пучеглазая жаба, открыл глаза, подпрыгнул и достал головой до крыши. Потом все-таки сообразил посмотреть направо.
– У-у, чёрт, напугал… – сказал он таким тоном, которым обычно поминают нечистого и сразу же крестятся. – Так и заикой можно остаться.
– Документы. – Я протянул руку.
Колесник непонимающе поморгал, вероятно, ещё не до конца проснувшись, затем понял, что от него требуется, и полез в карман.
Получив техпаспорт на "восьмёрку" и мой собственный, я коротко бросил: "Вылезай!" и первым вышел из машины, Мы поменялись местами, я повернул в замке зажигания ключ и завел мотор.
– Довезу тебя до города, если скажешь, как туда ехать.
– Э-э, да тебя что, в спальном мешке сюда везли, друг?! – рассмеялся он, но, заметив на моём лице выражение крайнего презрения к его драгоценной персоне, замолчал. – Сто тридцать километров до Львова, – он пожал плечами. – Прямо и налево. Долго налево. Там кругом указатели!
Когда мы выехали на шоссе, я попросил у него сигарету.
– Персиков снял на моё имя номер в "Туристе".
– Ну и что?
– Мне этот номер не нужен. – Я надавил на кнопку прикуривателя. До Колесника дошло через двадцать секунд.
– Слушай, так я могу?! Если тебе не надо, а всё равно оплачено! Возьму девочек, водки… – Он заискивающе посмотрел на меня. – Давай заедем, скажешь администратору, что я за тебя, а?
– Две минуты. Мне некогда.
– Конечно, конечно! Слушай, а может, и ты с нами?! Такой сейшен организуем – мама родная!
– У меня в этом городе уже был сейшен. Век не забуду…
Я предупредил администратора гостиницы, что Колесник вместо меня будет пьянствовать "в номерах" в течение ближайших суток, а сам, сделав только небольшой перерыв на посещение междугородного телефонного узла, развернул машину строго на север и помчал к границе с Белоруссией.
Рамоны всё равно не было дома. Придется нагрянуть сюрпризом. Мое, будто сошедшее с полотна обдолбанного художника, лицо произведет на неё неизгладимое впечатление.
За прошедшее с момента переворота время жизнь в стране здорово изменилась. По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно дышащие перегаром пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого прибалтийского сыра. Но с автотуристом из Западной Украины их ждал конкретный облом. Не повезло, бывает.
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что мне очень давно не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сияндем появившейся на чистом небе луны, тихо хрустел под ногами. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка. Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги, сбегавшие по лестнице со второго этажа дома. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного. Шаги остановились у двери.
– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона.
Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнёс тщательно заученную фразу.
– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнёс на "чистом" эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла ириска, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!