Из "мерседеса" вальяжно вылезли двое кавказцев и с угрожающим видом вразвалочку направились к спортивной тачке.
Сергей тоже вышел из автомобиля и принял выжидательную позицию, широко раставив ноги. До него донеслись слова с характерным кавказким акцентом:
- Вай мэ, ты что, совсем страх потерял, да? - спросил тот, что сидел рядом с водителем.
- Застегни хлеборезку, баклан, а то нечем будет балагас мельчить, - зло ответил Никитин, тут же поняв, какой тон надо взять с нахалами.
Кавказцы переглянулись, уже менее уверенно приближаясь к Сергею.
- Слушай, да ты нас совсем не уважаешь. Надо тебя за это на куски порвать да выбросить паршивым собакам, - вступил в разговор второй.
- Тебя, банабака, и твой вонючий пердильник даже мой бабский угодник не уважит, - сказал Сергей, в сердцах сплюнув под ноги кавказцам, и закончил:
- давай, зяблик, не зюкай и отваливай отсюда, пока садило не в духовке у тебя, а у меня в кармане.
По-видимому, не до конца поняв всей тирады, а, может, наоборот, кавказцы, не раздумывая, бросились на Писаря с кулаками.
Ближайшим оказался тот, который сидел рядом с водителем. Перехватив его руку в полете своей левой, Сергей нанес ему сокрушительный удар в челюсть правой рукой. Все было проделано так молниеносно, что второй не понял, отчего упал его товарищ.
Воспользовавшись секундным замешательством второго, Сергей подскочил к нему и провел давно наработанный прием, в результате которого кавказец был повержен на землю, а Сергей держал его левой рукой за горло так, что тот не мог дышать, а лишь надсадно хрипел.
В то же мгновение в правой руке Сергея блеснуло тонкое лезвие ножа:
- Я тебе обещал очко вспороть? - ощерился он. - Обещал? - и, не дождавшись ответа, продолжил:
- А я фуфлыжный треп не люблю - вот и наслаждайся! - с этими словами он с силой воткнул нож в ягодицу поверженного противника.
- Ой! - только и сумел прохрипеть тот.
- Шакал! - со злостью выдавил из себя Никитин, вытирая окровавленный нож об одежду жертвы.
Когда он отпустил горло кавказца, раздался дикий вопль боли и ужаса. Повернувшись к другому и убедившись, что тот все еще без сознания, Никитин сплюнул сквозь зубы и прошипел:
- Повезло, козел.
Спрятав нож в карман и уже собираясь уехать, он, вдруг будто о чем-то вспомнив, неторопливо подошел к "мерседесу" и вытащил ключи из замка зажигания. Размахнувшись посильней, он забросил их за забор находившегося здесь какого-то предприятия.
Настроение на весь день было испорчено. Разумеется, ни о какой тренировке после случившегося думать не хотелось.
Доехав до Калининского проспекта и припарковав машину, Сергей отправился в давно полюбившееся ему кафе на Арбате. Здесь, за столиком, заказав чашку кофе и пачку "Мальборо", Сергей достал из сумки газету "Московский комсомолец" и снова прочел обведенное объявление: "Куплю шубу из натурального меха, т. 500–17–20". Он знал, что если и есть в Москве абонент с таким номером, то уж никак не потенциальный клиент для приобретения зимней одежды, а тем более из натурального меха. Данное объявление было одним из многих способов передачи информации. Это был условный знак, пароль - словом, конспирация, для которой были свои причины.
Встав из-за столика и подойдя к стойке бара, Сергей попросил телефон. Он набрал номер и, дождавшись ответа, спросил:
- Татьяна? Вас беспокоит ваш старый знакомый, Антон… - на этот раз он представился этим именем. - Если помните…
В ответ послышался приятный женский голос:
- Здравствуйте, Антон, рада вас слышать, - хотя по тону, каким была произнесена эта фраза, трудно было догадаться о ее действительной радости.
- Я так понимаю, что вы созрели для окончательного ответа, - Никитин улыбался, как будто разговаривал с милой пассией и она была рядом, - если я прав, то могу с вами сегодня встретиться.
- Хорошо, где и в котором часу? - спросила Татьяна после непродолжительной паузы.
Сергей предложил ей встретиться тут же, в кафе, и она согласилась.
- Жду вас через тридцать минут, - тоном, не терпящим возражений, сказал он.
- Тридцать минут, - казалось, на том конце провода вот-вот рухнут стены от неожиданного крика, - к вашему сведению, я еще в постели. Так что раньше, чем через час, не ждите.
Никитин протяжно вздохнул и, смиряясь с неизбежной потерей времени, сказал:
- Что с вами поделаешь, так и быть, сорок минут, но ни секундой дольше. Я ведь знаю женщин - где тридцать минут, там и час, а где час - там и все два.
- Договорились, - явно повеселев, воскликнула Татьяна, - буду через час.
Сергей хотел было что-то еще сказать, но вместо женского голоса трубка ответила короткими гудками.
Минут через пятьдесят в кафе вошла одетая с претензией на светскую элегантность броская молодая блондинка. Видимо, это и была та самая Татьяна. Беглым взглядом окинув зал, она без труда выделила стройную спортивную фигуру высокого молодого человека и, мило улыбнувшись, двинулась по направлению к нему.
- Антон? Еще раз добрый день, - нараспев промолвила она.
- Вы не хотите пройтись? - не отвечая на приветствие, почти утвердительно спросил Никитин. - Тем более погода сегодня нас так балует…
- Почему бы и нет?
Они вышли на булыжную мостовую Арбата и направились в сторону Калининского проспекта.
Стараясь казаться спокойным и безразличным, Никитин спросил:
- Татьяна, вам полный отчет или достаточно кое-каких подробностей, которые удовлетворят ваше любопытство?
- Мне просто интересно, как можно сжечь машину в центре города на охраняемой стоянке, не повредив при этом соседние автомобили? поинтересовалась девушка, заглянув собеседнику в глаза.
- Ну положим, упомянутое вами событие - это не моя заслуга, а местных сторожей, - ответил Никитин. - Больше вас ничего не интересует, я правильно понял?
- Пожалуй, вы правы. Да, кстати, - спохватилась Татьяна, - здесь оставшаяся сумма.
Она попыталась вытащить из дамской сумочки туго перевязанный пакет, завернутый в крафтовую бумагу. Никитин жестом остановил ее, а потом добавил:
- Сейчас мы с вами зайдем вот в эту милую лавчонку, купите себе что-нибудь, скажем, какую-нибудь безделушку. Когда будете расплачиваться, то оставьте пакет на прилавке, а я его спрячу.
- Ох уж эта конспирация, - улыбнулась Татьяна.
Они зашли в магазин сувениров и сделали все так, как просил Никитин. Когда они вновь вышли на улицу, он обратился к Татьяне с вопросом:
- Надеюсь, вы всем остались довольны? - и, выдержав паузу, добавил:
- Мне тоже было очень приятно иметь с вами дело. Ну что ж, до свидания.
Он повернулся, собираясь уйти.
- Погодите, Антон, - Татьяна взяла его за рукав куртки, - еще один, чисто женский, вопрос.
- ?
- Вам было страшно?
- Страх не входит в список оплаты моих услуг, - с некоторой отстраненностью произнес Никитин.
- Знаете, Антон, вы мне представляетесь именно тем мужчиной, о котором мечтает каждая девушка еще со школьной скамьи, - и несколько помедлив, добавила:
- А я вам нравлюсь?
- Это тоже не входит в мои услуги, если хотите, дам вам телефончик, где вас смогут удовлетворить, - он понимал, что груб с нею, и она действительно ему нравилась. Но он дал себе зарок не поддаваться женским чарам.
Как много известно случаев, когда из-за такой вот милой "кисы" сгорали лучшие профессионалы!
Будучи психологом по необходимости, а не по профессии, молодой человек знал, что достаточно небольшой грубости или насмешки, чтобы симпатия превратилась в злость и ненависть к нему.
Поэтому, изобразив на лице похабно-наглую гримасу, он произнес:
- У вас привлекательная обертка, но я уверен, что вместо сладкой шоколадки внутри жесткая карамель, - и желая поставить точку, высокомерно добавил:
- Да и потом, океанский лайнер никогда не войдет в воды сточного озера.
Развернувшись, Писарь пошел прочь. Ему не нужно было оглядываться, чтобы проверить, какое впечатление произвели на девушку его слова.
Вслед ему донеслось:
- Высокомерный болван, кретин…
* * *
Дойдя до Калининского проспекта, Сергей, порывшись в карманах, извлек двухкопеечную монету и опустил ее в телефон-автомат.
В телефонной трубке раздался хрипловатый старческий голос:
- Слушаю.
- Привет, Григорьич, это я, Писарь.
- Здорово, узнал тебя, - на том конце провода прокашлялись, - извини, прихворнул маленько.
- Весна на улице, - засмеялся Сергей, - пора выздоравливать.
- И не говори. Что, есть какие-то новости? - спросил Григорьич. - Или так позвонил?
- Хочу в гости подскочить. Может, привезти тебе чего?
- Папирос купи по дороге, - старик по привычке называл папиросами любые табачные изделия, будь то сигареты, трубка или сигары.
- Ладно, через полчаса буду, - сказал Сергей, вешая трубку.
Григорьич, или, если быть точным, Василий Григорьевич Корин, был очень авторитетный вор старой закалки. "В законе" он не был только потому, что имел семью и не хотел лишать себя мирских радостей. За свою первую отсидку еще в молодости он получил кличку Вася Доктор.
Корин тогда залез в квартиру к одному известному московскому врачу-кардиологу, у которого водились немалые деньги. Когда докторские ценности и деньги перекочевали в карманы грабителя и он собрался уходить, на пороге квартиры некстати возникла возвращавшаяся из магазина мать врача.
Увидев Васю, она громко вскрикнула и потеряла сознание. Падая, старуха разбила себе голову.
Молодой вор хотел было сбежать вниз по ступенькам, но, увидев, что распластавшаяся на лестничной клетке пожилая женщина разбила себе голову, задержался. Достав из кармана не первой свежести носовой платок, он приложил его к кровоточащей ране.
В это время как назло с дежурства вернулся участковый, живший на одном этаже с хозяином, и это предопределило судьбу Корина.
Моментально оценив ситуацию, милиционер задержал незадачливого вора.
В зоне зеки от души смеялись над сердобольным Василием. С тех пор и пошло: "Вася Доктор".
Правда, один из авторитетов, выслушав тогда рассказ Корина, резюмировал:
- То, что ты попался, - это, конечно, плохо, но что не бросил старушку помирать, - это хорошо.
Человек, который ценит не только свою жизнь, никогда не станет негодяем. Из тебя будет толк.
"Авторитет" не ошибся. Именно Вася Доктор в свое время здорово помог Никитину - и в переполненной камере Бутырки, когда тот терял сознание, и на пересылке…
После первой отсидки Вася Доктор стал совершенно другим человеком.
Первое, на что он обращал внимание в людях. была порядочность. Если какую-нибудь спорную ситуацию брался рассудить Корин, то обе стороны были уверены в справедливости его решения. И к нынешним шестидесяти годам его авторитет держался не на громких кражах и долгих отсидках, а лишь на славе справедливого человека. Единственным исключением, с кем Доктор мог быть лживым, подлым и беспредельно необязательным, были служители Фемиды. Ментов он ненавидел лютой ненавистью и даже обучал своего огромного дога на манекене, одетом в милицейскую форму.
* * *
Сергей вошел в просторный холл трехкомнатной квартиры Корина, расположенной в одном из спальных районов Москвы. Хозяин, большой аккуратист, предложил ему домашние тапочки. Они обменялись крепким рукопожатием, улыбнувшись друг другу.
- Пойдем на кухню, - вполголоса предложил Доктор, - а то моя в комнатах курить запрещает.
- Как скажешь, - равнодушно ответил Сергей.
Они, прошли в просторную кухню - Доктор плотно прикрыл дверь.
Гость выложил на стол из принесенного пакета блок сигарет "Мальборо", коробку шоколадных конфет и две бутылки немецкого пива.
Корин улыбнулся:
- Опять балуешь девчонок. Жена мне запретила покупать им сладости, говорит, что много сладкого вредно. Наверное, она права…
Доктор жил со своей женой, Галиной Никаноровной, уже пожилой, но достаточно симпатичной и энергичной женщиной, и с двумя внучками.
Дети Кориных - тридцатилетний сын Андрей со своей женой и незамужняя дочь Анна - имели собственные квартиры в другом конце Москвы.
Анна Корина работала переводчицей в "Интуристе", предпочитая свободный и независимый образ жизни, как сама не раз подчеркивала, и поэтому не имела ни мужа, ни детей, но втайне от всех она мечтала выйти замуж за американца и уехать в Штаты.
Сын Андрей и его жена Марина были, по утверждению Галины Никаноровны, приходящими родителями. Никакие уговоры бабушки и родителей не могли убедить девятилетнюю Лену и семилетнюю Иру жить с папой и мамой. На все вопросы девочки обычно отвечали: "Но мы же разрешаем родителям приезжать к нам на выходные!"
Справедливости ради надо отметить, что капризностью нрава дети были обязаны исключительно деду.
Человек неискушенный, глядя на хозяина квартиры, вряд ли бы сказал, что за плечами этого человека не одна "ходка" - настолько располагающим к себе, каким-то домашним выглядел Григорьич. Ни дать ни взять - собесовский пенсионер…
- Балуешь, Писарь, девчонок, балуешь, - продолжал усмехаться Доктор, глядя на гостинцы.
- Но мне-то этого не запрещали, - Сергей засмеялся. - ты, Григорьич, если что, смело ссылайся на меня. Мол, я пришел и все испортил.
- Спасибо за совет.
Они удобно устроились на мягком угловом диванчике. Доктор достал две массивные пивные кружки и разлил пиво.
Писарь вынул из внутреннего кармана полученый от Татьяны пакет, снял с него упаковку и разложил деньги на столе.
- Здесь и твоя доля, Григорьич, - пододвигая тому деньги, сказал Сергей.
- Спасибо, - Корин небрежно взял деньги и засунул их в ящик. - Как тебе девочка?
- Ничего, интересная, - Сергей вздохнул.
- Это все, что ты можешь о ней сказать?
- Ты же знаешь мои правила: не иметь отношений с клиентами и не проявлять излишнего любопытства. Кстати, она пыталась меня закадрить.
- Я предполагал нечто такое. Машина, которую ты сжег, принадлежала ее бывшему мужу.
- Чем же он ей так насолил? - больше по инерции, чем из любопытства, поинтересовался Никитин.
- Она застала его с любовницей в самый пикантный момент и выгнала из дома. А он приперся на следующий день пьяный и устроил скандал с мордобоем, - объяснил Доктор и добавил:
- Ее отец сидел со мной в одной зоне за хищения. Неплохой человек, но слабый. Я не дал его "опустить", о чем, кстати, впоследствии не пожалел. Он сейчас директор совместного предприятия. Помог мне построить дачу. А теперь вот обратился с проблемами дочери.
- Ладно, Бог с ними, с этими проблемами, - отмахнулся Сергей.
- И то правда, - согласился Корин.
- Григорьич, у тебя нет на примете достойного жилья? - спросил Сергей, медленно потягивая из кружки пиво. - А то я засиделся в нынешней квартире, почти четыре месяца уже, пора менять.
- Конспирируешься?
- Приходится…
- И как ты можешь так часто менять квартиры? - вздохнул Доктор. - Я вот плохо привыкаю к новому месту, хотя в этом, наверное, виноват мой возраст. Ладно, думаю, на этой неделе что-нибудь подходящее найду.
- Спасибо, - сказал Сергей, - а я пока поживу по месту прописки. Так что если понадоблюсь, звони на Сокол.
- Ладушки.
Они допили пиво, после чего Сергей, попрощавшись, ушел…
Взревел мощный двигатель, и спортивная тачка, описав правильный полукруг, медленно выкатила со стоянки.
Никитин в мыслях часто возвращался в то время и всякий раз задавал себе вопрос: а если бы случившееся с ним в зоне обернулось каким-нибудь иным образом - как бы он жил после отсидки?
Если бы на зону был прислан не Смирнов, а кто-нибудь другой, если бы тогда, в то холодное зимнее утро новый начальник отряда не взглянул бы в сторону строптивого зека, если бы тот в свою очередь не стал огрызаться, если бы будущий Писарь, как человек, связанный воровскими понятиями, не был вынужден вступиться за свое достоинство, если бы…
Вся жизнь, наверное, только и состоит из этих "если бы"…
Разве мог предположить Сергей Никитин, что его жизнь повернется таким образом, что он попадет в зону и будет прозван Писарем?
А начиналась его биография обычно, как биографии тысяч его сверстников.
Тогда, в те времена, когда по телевизору показывали не американские боевики, а репортажи с колхозных полей, когда каждый съезд партии преподносился стране как большой праздник, скромный и по-своему наивный мальчик Сережа учился в обыкновенной таганрогской средней школе. Родители его ничем не отличались от родителей других детей - фамилия Никитиных не дала родному Таганрогу ни партийных функционеров, ни богатых подпольных цеховиков, ни заслуженных артистов… Обыкновенные, на первый взгляд ничем не примечательные люди. Отец - работник прилавка, мать - простой советский инженер с простой советской зарплатой сто двадцать пять "рэ", получаемой на руки после уплаты профсоюзных взносов и всего остального…
Воспитанному на приключенческих книжках и романтических кинолентах, искренне верящему в светлые идеалы дружбы, любви и ценности человеческой жизни, Сергею суждено было разочароваться в наивных ориентирах юношества после учебки под Ташкентом он был направлен в Афганистан, в самое его пекло - в Джелалабад.
То, что ему пришлось испытать на протяжении целых полутора лет, как и многие ребята, прошедшие Афган, Никитин не очень-то любил вспоминать…
Сергей уходил в армию наивным и неопытным юношей, вернулся же ожесточенным, подозрительным, растерявшим веру в то, что казалось прежде незыблемым.