Готовясь к сессии 1883 г., правительство находилось в нерешительности. Смятение особенно остро чувствовалось в январе-феврале из-за состояния руководителя партии. Зимой 1883 г. Гладстон отправился на юг Франции восстановить здоровье, до того как было принято какое-либо решение по новой программе, и, по словам Дилка, "предполагали, что он уже не вернется в большую политику". Королева поспешила предложить Гладстону принять звание пэра и уйти в отставку. Хотя Гладстон серьезно не рассматривал такой ход событий, он не стал рассеивать слухи о его грядущей отставке и поделился своими сомнениями по поводу будущего с Гренвиллем, которому он поручил руководство партией. "Великий старец" предупреждал, что не может взять на себя ответственность за такой важный законодательный проект, как расширение избирательных прав и объяснил: "Лично я очень хочу, чтобы он (билль. – Е.Н.)прошел, но я не чувствую в себе необходимой энергии, позволяющей мне охватить в моем нынешнем состоянии такую широкую и сложную тему. Прежде чем кабинет приступит к рассмотрению, мне необходимо, вероятно, уйти в отставку".
В итоге кабинет оказался парализованным в отсутствие руководителя, а недоверие между вигами и радикалами усилилось из-за неопределенности. С точки зрения радикалов, вакуум в руководстве давал им возможность энергично двигаться вперед. Во время январских заседаний кабинета Чемберлен и Дилк в очередной раз стали настаивать на немедленном внесении билля о реформе, а вопрос о перераспределении предлагали отложить на будущий год. Радикалы подробно обсудили этот вопрос с коллегами. Дилк так описывает результаты переговоров в своих мемуарах: "Чемберлен и я посоветовались с кабинетом, однако большинство было против нас. Хартингтон, лорды Спенсер и Селборн настаивали на совместном рассмотрении билля о правах и перераспределении парламентских округов. Лорд Гренилль считал, что вносить законопроект избирательной реформы означало бы преждевременный конец работы парламента. Лорд Дерби и Кимберли открыто искали повода не затрагивать опасную тему". В итоге кабинет наложил вето на немедленное внесение билля.
В итоге на 1883 г. была принята довольно скромная программа. Основными мерами стали: законопроект о представительстве Лондона и, "если позволит время", билль о реформировании местного управления и законодательства о коррупции. Последовательность вопросов совершенно не соответствовала желаниям левого крыла. Однако они были счастливы, что наметился хоть какой-то прогресс.
Воинственность радикалов на время вышла за пределы кабинета. Чемберлен открыто заявлял общественности о расхождении взглядов с официальным политическим курсом. Более того, в частных компаниях лидер радикалов гарантировал на следующий год абсолютное первенство избирательной реформе. Основными действиями радикалов за стенами парламента в 1883 г. стало проведение агитации, основной целью которой было, с одной стороны, навязать кабинету свою программу, с другой, – заручиться общественной поддержкой. Вскоре радикалы убедились, что смогут одержать победу и взять вверх.
Возвращение Гладстона к активному руководству в начале весны означало надежду на проведение реформы. Премьер-министр пребывал в отличной форме, абсолютно отбросив все мысли об отставке! Его секретарь Эдвард Гамильтон писал в середине мая: "Я с удивлением обнаружил, что, комментируя будущее правительства, он не считал следующую сессию последней. Даже если билль о реформе будет внесен в будущем году, парламент постарается протянуть еще одну сессию, чтобы рассмотреть вопрос о парламентской реформе в Шотландии и Ирландии". После личной беседы с премьер-министром, Дилк заявил Чемберлену: "Гладстон говорил о билле с интересом и отбросил мысли об отставке". Смена настроения премьер-министра имела важное значение. Было бы невозможно навязать билль о правах кабинету, не говоря уже о том, чтобы провести билль через палату общин без активного участия Гладстона.
В целом парламентская сессия 1883 г. оказалась такой же непродуманной, как и предшествующие. Программа правительства особых успехов не снискала. Был принят лишь билль о коррупции, но объявленная мера об управлении графствами так и не была внесена на рассмотрение. В мае чуть было не сняли с обсуждения основной вопрос на сессии – билль о представительстве Лондона. В ответ Чемберлен выразил протест Гладстону: "Отказ от лондонского билля на этой сессии означает откладывание его до греческих коменд (навсегда). Следующая сессия, надеюсь, будет посвящена биллю о расширении избирательных прав! Может пройти десяток лет, прежде чем появится возможность затронуть этот вопрос. Если его нужно оставить, я горько сожалею о такой необходимости, это станет потерей не только для графств, но и серьезным ударом по доверию правительства". В итоге на майском заседании было достигнуто соглашение, что в 1884 г. на рассмотрение парламента будет внесен билль о правах. Никаких других мер парламент на этой сессии так и не принял. Чемберлен с прискорбием констатировал: "Я уже не жду ничего хорошего от нынешней палаты общин. В следующем году мы должны внести билль об избирательных правах и распуститься".
Хотя радикалы по-прежнему оставались изолированными внутри министерства, они обладали большей свободой в парламенте, чем их соперники – виги. Они более свободно отстаивали свою позицию, открыто выражали свои взгляды и меньше следовали официальной линии, чем виги. Чемберлен с Дилком были полны решимости до конца отстаивать билль о правах и даже выйти из правительства, если законопроект не будет внесен на рассмотрении в палату общин.
В июне в Бирмингеме было проведено массовое чествование Джона Брайта. Отдавая должное радикализму старого типа, Чемберлен заявил, что следует двигаться дальше. Он во всеуслышание выразил мнение передовой группы, заявив не только об обязательстве правительства решить вопросы о расширении избирательных прав и перераспределении избирательных округов. Чемберлен пошел дальше! Он провозгласил принцип "один человек – один голос" и оплату членов парламента. "Избирательные округа, – уверял оратор, – более радикальны, чем палата общин. Палата общин является выразителем народной воли из-за изменений ее состава. Измените выборный орган, и вы измените избранный! Расширение электората будет означать перераспределение политической власти на основе равных избирательных округов. Его речь незамедлительно стала центром внимания нации".
Чемберлен не обошел вниманием и палату лордов. Его нападки на аристократическое правительство относились в одинаковой степени и к вигам, и к тори. Он в очередной раз предупредил пэров, что существование и жизнедеятельность верхней палаты зависит от конституционной и политической целесообразности, не базирующейся на абсолютном праве. А в завершение речи, совершенно не подбирая выражения, Чемберлен выразил удивление отсутствием поздравления от королевы Виктории Джону Брайту, ведь последний столько сделал для развития демократии и процветания страны.
Речь вызвала незамедлительный ответ королевы. Она отметила опасный и вульгарный язык министра-радикала и подразумеваемую им критику монархии. Со своей стороны, обеспокоенный Гладстон доказывал необходимость солидарности кабинета и предсказывал неизбежные трудности, если члены партии станут публично выражать различные точки зрения. Хотя "мятежному министру" пришлось принести извинения и заявить, что был неверно понят, в целом Чемберлен сохранил агрессивную позицию, настаивая, что "в интересах любого правительства должны быть депутаты, полностью не потерявшие свою индивидуальность, а сохранившие свой характер". Несмотря на то что Чемберлен в конечном счете был вынужден фактически отказаться от своих слов, он достиг главной тактической цели – вызванный фурор помог привлечь общественное внимание.
Менее месяца спустя основные идеи Чемберлена нашли выражение на страницах еженедельного издания "Фортнайтли Ревю": "Законодательство в соответствии с желаниями и нуждами большинства, которое не получает выгод от монополий и привилегий, должно создать фундамент для перемен через реформирование представительских институтов. Включение в избирательную систему сельских жителей станет лишь промежуточным шагом. Необходимо всеобщее избирательное право для мужчин, равные избирательные округа, каждый из этих пунктов является жизненно необходимым". Естественно, подобные высказывания, как и речи, направленные против верхней палаты, задевали за живое не только консерваторов, но и представителей либеральной партии. Промышленник, не получивший образования ни в Кембридже, ни в Оксфорде, даже не член англиканской церкви смеет произносить речи против древних и влиятельных родов Великобритании! К таким как раз и принадлежал маркиз Солсбери, бывший для Чемберлена воплощением всех ненавистных ему черт торизма: снобизма, высокомерия, презрения к нуждам и чаяниям простого народа. Тогда никто не мог представить, что пройдет чуть более 10 лет, и Чемберлен займет пост министра колоний в составе третьей администрации Солсбери.
А пока Солсбери, будучи лидером оппозиционной партии, естественно, стремился подорвать престиж "мятежного" министра, а заодно сыграть на противоречиях в кабинете. Выступая в Бирмингеме, родном городе противника, перед местными консерваторами он рассказывал о голландских часах, в которых при хорошем прогнозе погоды появляется старик, а при плохой – старуха. "Мы можем с уверенностью сказать, что механизм политической системы таков: когда предвидится хорошая погода, появляется лорд Хартингтон, а когда появляется мистер Джозеф Чемберлен, можно ожидать бури". На этот аристократический укол тонким кончиком рапиры Чемберлен ответил через два дня здесь же, в Бирмингеме, ударом грубой дубины. "Лорд Солсбери выступает как представитель класса – класса, к которому он сам принадлежит, класса людей, которые не сеют и не жнут, чьи состояния, как и его лично, ведут происхождение от подарков, которые в былые времена короли делали придворным за их услуги и которые с тех пор росли и увеличивались, пока они спали, в результате взимания растущей доли от всего, что другие люди создавали тяжким трудом, чтобы внести свой вклад в богатство и процветание своей страны". Удар был нанесен не только по Солсбери, но и по всей земельной аристократии, как тори, так и вигам. Нетрудно представить себе, с каким чувством зачитывали эту речь в торийских и вигских салонах.
Пока Чемберлен и Солсбери продолжали соперничать в ораторском искусстве и осыпать друг друга колкостями, кампания за реформу под руководством радикальных лидеров все больше набирала силу. Еще в мае в Лондоне, радикалы запустили мощную агитацию в пользу проведения избирательной реформы 1884 г., кульминацией которой должна была стать конференция либеральных организаций осенью 1883 г. в Лидсе. Чемберлен направил все усилия на агитацию, как только парламент собрался в конце августа. В сентябре начались митинги. Самый крупный из них был проведен на северо-востоке Ньюкасла численностью более 50 000 человек. Морли, как ведущий оратор выразил свое убеждение, что тактика правительства заключается в том, чтобы заняться биллем о правах и отложить вопрос о перераспределении. В случае если палата лордов отклонит законопроект, правительство должно назначить перерыв в работе парламента, но не распускать его. Затем созвать очередную сессию и безотлагательно внести на рассмотрение тот же билль.
Беспрецедентным и чрезвычайным событием стала конференция в Лидсе 17 октября 1883 г. На делегацию прибыли 2 500 делегатов, представлявших около 500 либеральных объединений в Великобритании и Ирландии. По словам современников, данное событие представляло собой "собрание из собраний, четкий триумф Бирмингемской организации".
Конференция ставила следующие задачи: сплотить партию по вопросу о реформе, привлечь внимание общественности и прессы, а также услышать мнение консерваторов. Однако главной целью было заставить кабинет заняться реформой. Как метко указал "Ежегодный журнал", конференция была созвана, чтобы "определить программу либералов для предстоящей сессии". Однако давление либерал-радикалов на кабинет министров с помощью конференции вызвало дополнительное негодование противников реформы. Герберт Гладстон писал Брайту: "Все вопросы необходимо решать внутри кабинета, а не давить на него извне".
Конференция прошла под жестким контролем Морли. Организаторы тщательно все продумали: от выбора делегатов до списка резолюций. Повестка дня, разработанная для собрания делегатов, была хорошо продумана и проста. В резолюциях говорилось, что, во-первых, необходимо настаивать на принятии билля о правах в 1884 г. Во-вторых, после проведения реформы должно последовать справедливое перераспределение избирательных округов, которое придаст по возможности равную ценность любому голосу. В-третьих, нельзя допустить существования множественного голосовании. Во время дискуссии обсуждались другие вопросы, включая довольно смелое предложение о предоставлении избирательных прав женщинам.
Хотя предложение о франшизе было встречено всеобщей поддержкой, возникли определенные споры по вопросу очередности проведения реформ. Лондонский либеральный союз настаивал на первоочередном рассмотрении лондонского билля. Но предложение было легко отвергнуто большинством делегатов. Полным потрясением для вигов стало предложение включить Ирландию в билль. Хартингтон и Гошен открыто выражали свое негодование. Резкое возражение вызвало решение Гладстона представить билль о расширении избирательных прав без перераспределения мест. Хартингтон с 1875 г. не раз предупреждал, что сельскохозяйственные рабочие, получив голоса, отдадут их тори.
Хотя многие выдающиеся либералы принимали участие в конференции, главное место в ней заняли выступления Морли и Джона Брайта. Морли убедительно говорил о будущем либерализма. Он заявил о необходимости единства партии и радикального крыла. "Настоящая конференция, – сказал он, – является доказательством все более возрастающего в среде радикальной партии убеждения, что ей недостаточно довольствоваться ролью беспомощного глашатая прекрасных идей, но что она должна стремиться к организации, объединению и кооперации. Ее исходящая точка – необходимость реформы". Он стремился добиться полного единогласия партии по вопросу о реформе. "Здесь нет места для образования "каверны"" – заключил оратор.
Итоги конференции подвел Джон Брайт 18 октября. В очередной раз призывая участников объединиться, он обратил внимание и на возможное противостояние верхней палаты. Брайт строго предупредил пэров не выступать против реформы, выразив собственное мнение о статусе палаты лордов. Он фактически угрожал и требовал реформирования верхней палаты. Брайт заявил: "Законодательная палата, наследственная и безответственная, не может быть постоянным институтом в свободной стране. Если обеим палатам суждено будет продолжать совместное существование, им следует помириться". Далее Брайт предложил реформу верхней палаты: "Если верхняя палата отклонит законопроект, то палате общин следует повторно принять билль и вновь послать пэрам. Лорды будут обязаны принять билль, он получит королевское согласие и станет законом". По мнению Брайта, данный момент был наиболее подходящим для перемен. Впоследствии конференции не раз использовались в качестве оружия в наступлении на палату лордов. Они вновь и вновь оказывались полезными для усиления радикального давления за стенами правительства.
Подводя итог, можно констатировать, что конференция в Лидсе оказала огромное влияние на общественность и на политику правительства в будущем. Как Эдвард Гамильтон писал в своем дневнике, "крупная конференция либералов в Лидсе подавляющим числом голосов приняла резолюции в пользу билля о франшизе для графств на следующую сессию. Боюсь, что законодательная программа на предстоящий год будет состоять только из билля о правах. После окончания Брайт писал Гластону: "Конференция в Лидсе удалась, мелкие недоразумения не в счет. Партия уверена в Вас, как в любое другое время".