23 июля было ознаменовано яркой речью Чемберлена на банкете либеральной элиты. Ссылаясь на насмешки маркиза Солсбери и лорда Черчилля, он обратил внимание присутствующих на то, что палата лордов подстрекает к насилию, и призвал коммонеров выступить против пэров, устранить препятствия, которые мешают населению пользоваться политическими правами, которые им принадлежат.
В целом либерал-радикалы основной упор сделали на лозунге "пэры против народа" и всячески возбуждали недовольство населения верхней палатой. В ответ "старая гвардия" консерваторов изыскивала свои методы воздействия на массовое сознание. Патерналистская традиция, которую усиленно возрождал Дизраэли, широко использовалась в торийской пропаганде. Идеи филантропии, "человеческие отношения с простонародьем", клубы для рабочих, массовые развлечения с даровым пивом – все было пущено в ход. Как утверждает Л. Е. Кертман, "в эту деятельность впервые был внесен элемент сознательного, направляемого из единого центра одурманивания масс и запугивания их призраком анархии, хаоса, всеобщего уравнения, которые, по мнению тори, заложены в идеях социализма".
Несмотря на то что борьба становилась все более горячей и решительной, обе партии использовали схожую тактику, у обеих был один и тот же "боевой дух". Призыв либерала Купера: "пусть идет борьба… Билль окажется в опасности, если на нашей стороне будут хоть какие-либо колебания", был почти слово в слово повторен консерватором Черчиллем. Последний считал, что в политическом споре партия, которая идет на уступки, не достигнет своей цели. Схожего мнения придерживались и другие коммонеры, в частности, консерватор Меннерс был убежден в том, что партия, выглядящая более уверенно, имеет больше шансов на успех. Представляет интерес мнение британского исследователя Г. Трэйла полагавшего, что борьба между двумя партиями велась не о предоставлении населению избирательных прав и даже не о принципе перераспределения мест. Борьба проводилась за привилегию вести работу по перераспределению. Либералы, находясь у власти, естественно, требовали этого права для себя. Консерваторы, чтобы "не оставаться в тени", также боролись за него.
Несмотря на то что парламентская сессия еще не была закрыта, партийные лидеры продолжали устраивать митинги в различных частях страны. 26 июля в Манчестере состоялись два крупных митинга либералов, на которых Брайт и Хартингтон выступили в защиту билля о правах. Примечательно, что последний особенно резко отозвался о палате лордов. В ответ 28 июля в Лондоне консервативной партией был организован митинг, на котором ведущая речь принадлежала Солсбери. Вот как прокомментировал ее английский историк Г. Джефсон: "она (речь. – Е.Н.) открыто демонстрировала видение Солсбери насущных политических вопросов, это было бы невозможно со стороны какого-либо из его предшественников, за исключением Пиля и Каннинга.
Однако наибольшее впечатление на современников производили речи Чемберлена. Уже более года он с энтузиазмом говорил и писал о прямой конфронтации с верхней палатой. 4 августа, выступая на митинге в Бирмингеме, он напомнил, что накануне парламентской реформы 1832 г. планировался поход 100 тысяч человек из Бирмингема в Лондон, в Гайд-парк. На этот раз такая мера может потребоваться, чтобы свергнуть власть палаты лордов, которая "защищает каждое злоупотребление и покрывает каждую привилегию, отвергает справедливость и задерживает реформы". К своему восторгу, Чемберлен обнаружил, что народ в Бирмингеме буквально "жаждет крови палаты лордов". Митингующие выкрикивали: "Вы уж слишком мягки с ними (пэрами. – Е. Н.)"
Однако, обращаясь к вопросу о денонсации верхней палаты как института, либеральная партия загоняла себя в тупик, из которого не было выхода. Мог ли Гладстон продвигаться вперед, к отмене палаты лордов? По мнению Генри Фоулера, если бы премьер-министр выдвинул лозунг об отмене верхней палаты в ходе предвыборной кампании, это привело бы к расколу всей либеральной партии.
Усилия Чемберлена инициировать беспорядки были губительными и для него самого, и для оппозиции. Чемберлена стали обвинять в аморальном поведении и насилии. По свидетельству современников, большая часть населения была озабочена простыми вопросами торговли, сопротивлением вакцинации животных и другими, находящимися в ведомстве Чемберлена (бывшего министром торговли. – Е.Н.), тогда как его волновала только организация митингов.
К началу августа Гладстон осознал, что, несмотря на регулярно проводившиеся демонстрации и всеобщее волнение англичан, он не сможет настолько испугать пэров, чтобы они пересмотрели свое решение. В итоге 14 августа премьер-министр объявил о закрытии сессии парламента и о ее созыве в октябре 1884 г.
Одним из кульминационных моментов во время парламентских каникул стала консервативная демонстрация в Ностел-Прайори, состоявшая 23 августа. В ней участвовало огромное количество человек, по приблизительным подсчетам, равное числу участников митинга в Гайд-парке или парке Помона в Манчестере. И это в сельской местности! Новая серия атак последовала осенью 1884 г. С одной стороны, с интервалом в несколько дней Солсбери выступил в Келсо, Глазго, Демфризе. Синхронно с ним в другой части страны Норткот призывал либералов распустить парламент. С другой стороны, пресса пестрила разнообразными планами о реформировании палаты лордов. Мнения изданий разделились. "Контемпорари Ревю" не переставал напоминать, что страна все еще не настолько готова к переменам и будет очень трудно убедить народ согласиться на реформирование верхней палаты. Противоположного мнения придерживался радикальный "Найнтин Сенчури", неоднократно подчеркивающий, что реформирование верхней палаты давно является насущной проблемой .
Данный вопрос вызвал разделение среди либеральной партии. Наряду с вигами противниками движения за реформирование палаты лордов, выступили центристы и даже некоторые радикалы, возглавляемые Морли. В тоже время желание большей части правительства пойти на компромисс с консерваторами встретило противодействие со стороны своих же членов партии и кабинета (в форме борьбы с палатой лордов. – Е. Н.). Неудивительно, что большая часть рядовых либералов смутно представляла, какую цель они преследуют, организуя митинги: выступают ли они в поддержку расширения избирательных прав или против верхней палаты? В итоге, как метко заметил современник, "послушно тащились вперед, сами не зная куда".
Свой отказ рассматривать одновременно билль о перераспределении и билль о правах либералы стали оправдывать боязнью потерпеть крах из-за обширности законопроектов. Сэльборн недоумевал: "Как же могли люди, которые действовали по этому принципу, доказывать обратное, усложняя обе или каждую из этих мер третьей (вопросом о палате лордов. – Е. Н.), гораздо более опасной и трудной, в то время когда противоположный курс обеспечил бы принятие билля о расширении избирательных прав". Однако веры в предстоящий успех на будущей сессии не было. Обе партии придерживались мнения, что лорды отклонят билль о правах в ноябре. Желание палаты лордов "бороться не на жизнь, а на смерть" поставило правительство перед выбором: роспуск парламента, чего страстно желал Солсбери, внесение билля о перераспределении мест, чего опять же добивался Солсбери, или повторное внесение либеральным правительством билля о расширении избирательных прав, "которое будет выглядеть бледно и казаться непростительным для всей новой сессии". Консерваторы искренне верили, что неудачи либерального правительства во внешней политике, особенно в Египте, непрекращающиеся проблемы с Ирландией приведут к победе тори на выборах и консерваторы сами смогут провести билль о правах и заняться вопросом о перераспределении мест. Определенный резон в роспуске парламента видело левое крыло либеральной партии, надеявшееся получить преимущество на выборах.
Итак, можно резюмировать: реформа избирательной системы вышла за пределы парламента. Обе партии вступили в яростную борьбу за симпатии населения. Примечательно, что именно в это время торийские лидеры осознали всю важность привлечения народа на свою сторону и проведения митингов. В ответ на лозунг либералов "пэры против народа", консерваторы выдвинули "теорию народного референдума". В течение лета и в начале осени борьба партий приобрела решительный характер, поскольку предполагался скорый роспуск палаты общин. Правительство Гладстона было поставлено перед выбором: роспуск правительства или необходимость представить билль о перераспределении избирательных округов на осенней сессии. В итоге к концу лета правительство Гладстона оказалось в политическом тупике.
3.3. Дискуссии в палате общин
Понимая сложность создавшейся ситуации, Гладстон решился пойти на уступку консерваторам. Еще 14 июля он поднял вопрос о перераспределении мест. Месяц спустя никто не возражал против общих положений. В результате Гладстон стал надеяться, что консерваторы согласятся с предложенным либералами проектом.
Большой резонанс вызвала статья в "Таймс" публициста Купера: "с внесением осенью билля о перераспределении будет изменено все положение вещей. В тот момент, когда билль о перераспределении будет озвучен, исчезнет сопротивление биллю о правах со стороны палаты лордов". Статья была по-разному интерпретирована партийными лидерами. Солсбери назвал предположение Купера глупым. Гладстон напротив, надеялся, что палата лордов пропустит билль о расширении избирательных прав, когда правительство внесет законопроект о перераспределении мест. Проблема заключалась в опасении либералов, что билль о перераспределении будет подвергнут консерваторами резкой критике и его буквально "разнесут на куски". Чемберелен прокомментировал эту ситуацию Дилку следующими словами: "Рассматривать два вопроса, это было бы абсурдное предложение, над которым следовало бы задуматься чертовым ослам".
25 августа Гладстон отправил королеве меморандум, в котором с лицемерным сочувствием предсказывал насущную потребность в реформировании палаты лордов, если пэры вновь отклонят билль о правах во время осенней сессии парламента. Гладстон предупреждал, что статьи, касающиеся реформирования верхней палаты, будут включены в программу либеральной партии. Обеспокоенная возможной угрозой короне, если позиция палаты лордов будет серьезно ослаблена, Виктория в конце августа решила предпринять некоторые шаги по урегулированию конфликта. С одной стороны, она захотела выяснить мнение лидеров оппозиции и попытаться повлиять на них. С другой стороны, она интересовалась у Гладстона: "пойдет ли правительство на какие-либо уступки, и если да, то в чем они будут заключаться"?
Виктория поспешила установить отношения с двумя пэрами-консерваторами, живущими в Шотландии, – герцогом Ричмондом и лордом Кейрнсом. Оба бывших лидера палаты лордов наблюдали за деятельностью Солсбери с глубокой озабоченностью. Еще в ноябре 1883 г. Ричмонд писал Кейрнсу, что Солсбери "слишком опрометчив, с горячей головой и, кажется, не знает значения слова "компромисс"". Именно Кейрнс, как говорилось выше, был автором июльской поправки. Она точно отражала взгляды Ричмонда и Кейрнса, считавших, что Солсбери станет использует резолюцию как отправную точку в переговорах с либералами. Однако, убедившись, что цель Солсбери несовместима с компромиссом, их отношения с королевой приобрели новую значимость.
Стараясь добиться скорейшего урегулирования конфликта, королева Виктория пригласила Ричмонда в Бэлмор 13 сентября. Желание прозондировать мнение консервативной партии приветствовали лидеры либералов, желавшие достичь компромисса. Опыт подсказывал, что Ричмонд и Кейрнс более сговорчивые, чем их лидеры. В беседе с королевой Ричмонд подчеркнул, что, если парламентские выборы состоятся по новому закону об избирательных правах без перераспределения мест, консервативная партия будет уничтожена. Соответственно, если билль о правах будет вновь представлен без перераспределения мест, то последует второе отклонение законопроекта. Таким образом, для правительства существовало две альтернативы: либо роспуск парламента и новые выборы, либо принятие поправки Стэнли, отклоненной ранее либералами из палаты общин, по которой билль об избирательных правах будет введен в действие в день, названный в билле о перераспределении мест.
В письмах королеве Виктории Гладстон сообщал о готовности правительства как можно скорее внести билль о перераспределении мест. Он информировал Викторию и о том, что старается не допускать резких высказываний радикалов, относящихся к палате лордов. Правда, "народный Уильям" не удержался и с радостно сообщил, что "в стране возрастает недовольство пэрами, и лорды сильно пожалеют, если вторично отклонят билль об избирательных правах" .
Стараясь успокоить королеву, Ричмонд высказал предположение, что не считает сложившееся положение серьезным. Митинги проходят "в рамках порядка". Но вместе с тем он опасался, что выступления радикалов могут взволновать "умы общественности". Ричмонд предложил свое решение проблемы, нельзя ли в билль о правах вставить пункт, по которому он вступит в силу одновременно с биллем о перераспределении мест? В противном случае пэры снова отклонят законопроект, за которым неизменно последует роспуск правительства и воззвание к стране. Это предложение встретило яростное негодование со стороны премьер-министра, назвавшего предложение ультиматумом, "по которому правительство должно отказаться от всего того, к чему стремилось".
Переговоры в Бэлморе означали начало конфиденциальных отношений между королевой и двумя пэрами-консерваторами. Определенную роль в переговорах сыграли секретарь королевы Понсонби и либерал Чарльз Леннон Пил, клерк в Тайном совете и кузен Ричмонда. Пил выражал беспокойство, что оппозиции в действительности не нужен компромисс, так как она хочет роспуска правительства.