- Не стесняйся, закусывай, - предложил он. - Ты сегодня почти ничего не ел. Свой первый день на свободе, Командир, ты провел голодным. Нужна ли тебе такая свобода?
Я посмотрел на Сулеймана, затем на расставленные передо мной яства. Внезапно я почувствовал просто звериный голод. Не знаю, чем завершится для меня сегодняшний день, но даже на тот свет вовсе не обязательно отправляться на пустой желудок. Если предположить, что это последняя трапеза в моей нелепой жизни, то хоть наемся до отвала. И пока я наслаждаюсь изысканной пищей, плевать мне на все остальное.
Сулейман молча наблюдал за тем, как я поглощаю закуски. Но мне было глубоко абсолютно все равно, что он при этом думает: торжествует, презирает меня или испытывает еще какие-то чувства. Я даже не мог припомнить, когда я ел в последний раз с таким удовольствием. Тем более все было необычайно вкусно, а я давно отвык от подобных деликатесов, даже позабыл вкус многих из них. А кое-что из того, что находилось на столе, вообще раньше не пробовал.
Наконец мой порыв стал иссякать, впервые за последние минут десять я взглянул на Сулеймана, который продолжал молча наблюдать за моими действиями.
- Ну как, маленько полегчало? - даже участливо спросил он.
- Да, стало получше. Спасибо тебе.
- Знай, что я для тебя специально отобрал все самое лучшее что нашлось в доме. До чего хорошо быть сытым. Помню, как ты меня прижал, заставил прятаться в какой-то пещере. Я два дня ничего в рот не брал, готов был свою кожаную куртку жевать. - Он задумчиво посмотрел на меня. - Может, тебя заставить тоже двое суток посидеть без пищи. За то, что мне пришлось пережить тогда. Как ты на это смотришь?
Я решил, что мне нет смысла отвечать на этот риторический вопрос: я мог только отрицательно смотреть на такую перспективу.
Сулейман откинулся на спинку дивана и положил одну волосатую ногу на другую.
- А скажи мне, Командир, что ты собирался делать на свободе?
Я пожал плечами.
- Я сам хотел бы это знать. У меня не было никаких планов.
- А повоевать? Вон, ваши опять вторглись?
- С меня хватит, пусть другие воюют, кому это еще в новинку. А я по горло сыт.
- Да, не повезло тебе. Другие, что были с тобой, уже майорами, да подполковниками ходят. С некоторыми я даже дружу, они тут бывают, им нравится здесь находиться. А ты все капитан, да и то разжалованный. Не завидуешь им?
На этот вопрос мне нелегко было отвечать; правду говорить не хотелось, а врать было бессмысленно, Сулейман бы все равно не поверил.
- Молчишь, хочешь, чтобы я сам ответил бы за тебя. Резкий ты был очень, непримиримый. Сколько моих друзей к Аллаху отправил. Перечислять - не только моих пальцев, но и пальцев вот этих ребят не хватит, - кивнул он на продолжающих молча сидеть телохранителей. - Ну рассуди по справедливости, разве не должен я тебя за это убить. Или я не мужчина?
Я посмотрел на охранников и заметил, что заключительная часть речи Сулеймана заставила их напрячься. Я подумал о том, что эти молодцы с большим удовольствием и весьма квалифицированно выполнят работу палача.
- Так что же мне с тобой делать? - произнес Сулейман, после умело выдержанной паузы, которую он заполнил тем, что налил себе стопку коньяка. Затем он опрокинул его в рот. Потом положил туда же тонкую дольку лимона. После чего его лицо расплылось в гримасе удовольствия.
И только проделав все это, он снова обратил на меня свое благосклонное внимание.
- Да, по всем делам получается, что надо тебя шлепнуть, - задумчиво проговорил он. - Мне там наши никогда не простят, когда узнают, что в моем доме был злейший враг моего народа, а я, как последний трус, отпустил его с миром.
Ситуация накалялась с каждой минутой, но как выпутываться из нее я не представлял: перевес сил был явно не на моей стороне. Телохранители Сулеймана ни на мгновение не спускали с меня своих темных кавказских глаз. И любое мое резкое телодвижение станет для меня последним.
Однако вопреки своим словам Сулейман пока не торопился привести приговор в исполнении. Вместо этого он то и дело поглядывал на меня и мне почему-то казалось, что он никак не мог решить, что все же со мной делать.
- А что в тюрьме ты форму не потерял? - вдруг поинтересовался Сулейман. - Я помню, как ты дрался. Я тогда подумал: если останусь в той мясорубке живым, научусь драться как ты. Три года я потратил на это, нанял учителя, да не простого, серебряного призера чемпионата мира. Хочешь остаться в живых?
- Да, - сказал я.
- Победишь меня, оставлю в живых, если моя победа - этот бой будет для тебя последним.
- А если я откажусь, какой вариант меня ожидает?
- У меня под домом есть глубокий цементный подвал. Специально, на всякий случай вырыл для таких строптивых гостей, вроде тебя. Ты же был у нас, знаешь зачем мы роем эти ямы.
- Чтобы держать там рабов и заложников.
- Ты прав. А в моем подвале я сделал специальные отсеки, кладешь в них тело и заливаешь его бетоном. Потом все выравниваешь. Могила, конечно, получается тесноватая, зато кто ее там обнаружит. Уже сегодня я предоставлю ее в полное твое распоряжение. Так ты принимаешь мой вызов?
- Разве у меня есть выбор?
Сулейман посмотрел на меня, затем усмехнулся.
- Выбор всегда есть, капитан. Иди перед схваткой прими душ, терпеть не могу, когда от человека потом воняет, - повел он носом.
В сопровождении охранников я направился в ванную. Эта комната по метражу равнялась небольшой квартире. Посередине находился бассейн.
- У тебя есть десять минут, Сулейман не любит ждать, - предупредил меня один из охранников. Дверь за мной закрылась.
Я подошел к огромному во всю стену зеркалу, посмотрел на себя. Вид у меня был неважнецкий. В зоне я по-возможности старался поддерживать форму, но мои усилия не могли полностью компенсировать отсутствие нормальных занятий, тренажеров, полноценного питания. Я потерял не меньше семи-восьми килограммов, а потому на меня сейчас смотрел весьма щуплый тип. Мне даже стало противно. Но больше всего отвращение вызвало выражение моего лица, на нем явный свой отпечаток оставил недавно пережитый страх. Если я выйду на поединок с таким внутренним состоянием, то уж точно лежать мне сегодня запеченным в бетоне.
Я встал под теплый душ. Находился я бы в другой ситуации, то долго наслаждался бы обтекающий меня со всех сторон водой. Но сейчас мне было не до таких удовольствий, я без устали обдумывал стратегию своего предстоящего поединка. Трудность заключалась в том, что я сам точно не представлял, в какой я форме, какие навыки утратил, какие сохранил? В зоне пару раз мне приходилось участвовать в серьезных стычках, но там я не имел дело с учениками призеров мировых чемпионатах, там побеждала не ловкость, а сила совмещенная с жестокостью. Неужели Сулейман в самом деле готовился ко встрече со мной, брал уроки борьбы? А я-то думал по глупости, что меня никто не ждал.
Дверь отворилась, вошли несколько охранников. Один из них нес полотенце и кимано. Я обтерся и облачился в спортивную одежду. Одевшись, я вдруг почувствовал прилив сил; душ пошел мне явно на пользу, да и старые воспоминания о давно минувших днях вернулись ко мне вместе с этой столь знакомой мне когда-то формой.
- Пошли, - приказал мне охранник.
Меня ввели в спортивный зал, в его центре лежал борцовский ковер. Сулейман уже поджидал меня.
- Как ты себя чувствуешь, Командир? - осведомился он. - Не забыл: приз - твоя жизнь.
- Такое не забывают. Ты же не считаешь меня сумасшедшим.
- Всякое бывает. Некоторые предпочитают, чтобы их убили бы сразу, без всяких испытаний. Не хотят даже испробовать свой шанс. Были тут такие. Но, я знаю, ты не такой. Мы в этом друг на друга похожи. Обо боремся до конца. Одна лишь разница: ты неудачлив, а я удачлив, - довольно засмеялся Сулейман.
Почему-то это замечание вызвало у меня раздражение.
- Мы пришли сюда болтать или бороться? - спросил я.
Сулейман вновь расхохотался.
- Узнаю, тебя, узнаю. Ладно посмотрим, что ты еще сохранил кроме характера. Если готов, начинаем.
Мы вышли на ковер, по обычаю поклонились друг другу. Внезапно дверь отворилась, и в зал вошла целая толпа народу, никак не меньше пятнадцати человек. Среди них я заметил и предводителя той группы кавказцев, что захватила меня в плен.
Еще стоя под теплыми потоками воды, я обдумывал тактику предстоящего поединка, оценивал преимущества и недостатки мои и моего противника. Сулейман сильнее меня, зато он, несмотря на регулярные занятия в спортзале, несколько расплылся, выглядит тяжеловатым. Слишком много вкусно есть и сладко пьет. А значит, он не очень уж подвижен. Это единственный мой шанс - быть активней и быстрей его. Если ему удастся поймать меня в свой захват, считай мне конец. Из объятий Сулеймана мне не вырваться. Значит, мой единственный шанс не дать ему это сделать.
Под громкие крики болельщиков, мы исполняли на татами свой борцовский танец. Причем, каждый делал только ему присущие па. Я быстро убедился, что верно разгадал намерения моего противника, Сулейман в самом деле пытался заключить меня в свои смертельные объятия для чего он то и дело старался сблизиться со мной. Я же всячески уклонялся от этого, бегая вокруг него по кругу, словно молодая лошадка. Сулейман был уверен в своей победе, он смотрел на мои прыжки и издевательски скалился. Но я не обращал на подобное психологическое давление никакого внимания, куда больше меня беспокоили его попытки сбить меня с ног.
Но как бы я не был внимателен, я все же пропустил его атаку. Надо отдать ему должное, она была проведена мастерски; он двинулся на меня столь молниеносно, что я не успел сделать ни одного движения, как оказался на его спине. Меня спасло то, что упав после полета, я так быстро вскочил на ноги, что Сулейман не успел закрепить свой успех.
Я видел, что эта неудача вызвала у него раздражение, а это чувство мешало поддерживать выбранные им ритм и тактику поединка. Я вспомнил, что там в Южной республике он вел себя точно также; об его невыдержанности ходило много рассказов. Не все они были достоверны, но зато верно отражали характер моего нынешнего противника.
Теперь я знал, что долго выдержать такой темп ему не позволит слишком горячий южный нрав, и он снова бросится в атаку. Так и произошло; внезапно с громким криком, выбросив вперед ногу, он кинулся на меня. Его ступня пролетела буквально в сантиметре от моей головы; не успей я отклонить ее вовремя, для меня все бы уже кончилось. Сейчас же Сулейман, как метеор, промчался мимо меня и таким образом я оказался сзади него. Не воспользоваться столь благоприятным моментом было бы просто грех, я схватил его за шею, приподнял и резко подсек. Тот упал, как подкошенный, я бросился на него, схватив за руку, резко, ничуть не жалея противника, завел ее на болевой прием.
Глаза Сулеймана готовы были вылететь из орбит, они были до краев наполнены болью и ненавистью. Он попытался вырваться, но я еще сильнее завел его руку назад. Еще одно движение и я бы ее просто сломал бы. Мы оба это хорошо понимали, как понимали и то, что этот поединок закончился моей победой.
- Сдавайся, Сулейман, - сказал я и для большей убедительности своих слов сжал его руку так, что он не выдержал и застонал.
- Сдаюсь, - прохрипел он.
Я отпустил его.
Я стоял на татами, ощущая давно забытый, но ни с чем не сравнимый сладкий вкус победы. Рядом со мной медленно поднимался с ковра Сулейман. Я поймал его взгляд, и мое праздничное настроение мгновенно пропало - ничего хорошего он мне не сулил.
В этот миг зал буквально взорвался криками возмущения, ненависти, звериной злобы. Все, кто присутствовали здесь, требовали немедленной расправы со мной. Среди десятка мужчин в зале находилась только одна женщина, та самая, которую Сулейман назвал своей женой. Она единственная из всех ничего не выкрикивала, лишь молча смотрела на меня.
Я в свою очередь повернулся к Сулейману, понимая, что только от него зависит мое спасение от разъяренной толпы. Он же, судя по выражению его лица, колебался. Ярость боролась в нем с данным мне словом джигита.
- Ты обещал, Сулейман, - решил вмешаться я в его душевные борения, - поединок был честным.
- Да, честным, - неохотно подтвердил он. Затем внезапно закричал: - А ну молчать всем. Командир мой гость, он победил и никто не смеет тронуть у него и волоска. Слышите, что я вам всем сказал.
Крики мгновенно стихли, словно у всех этих орущих во всю глотку людей вдруг отключили, как у приемника, звук. Правда их ненависть ко мне от этого не убавилась, наоборот, вся ее энергия теперь переместилась в их глаза, которые смотрели на меня так, словно надеялись испепелить меня своими взглядами.
- Пойдем, - кивнул мне Сулейман.
Мы вышли из зала, затем в кампании охранников я вновь оказался в ванной комнате. На этот раз я не только смыл соленый пот под душем, но позволил себе окунуться в бассейн.
Мне принесли мою одежду и снова я направился к Сулейману. На этот раз он встретил меня не в халате, а в шикарном черном костюме. Единственное, что не хватало Сулейману, так это галстука, ворот рубашки был не застегнут, открывая покрытую густой черной растительностью грудь.
- Садись, - бросил он мне. - Он налил коньяк в стопки, одну протянул мне. - Будешь?
Я взял стопку и выпил; теплая энергия великолепного коньяка пришлась для моего несколько утопленного недавним напряжением поединка организма как нельзя кстати.
- Честно скажу, не думал, что ты сохранил такую хорошую форму, - проговорил Сулейман. - А скажи честно, ты боялся, что я не выполню обещание. Ты не представляешь до чего хочется сгноить тебя в подвале.
- Но почему, это-то я как раз представляю.
Сулейман как-то странно посмотрел на меня и, не предлагая мне сигарету, закурил.
- Ладно, ты меня убедил. - Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла и даже на пару секунд закрыл глаза. - Но ты еще не до конца выиграл свою жизнь, все может измениться.
- Разве у нас не было договора?
- Да был договор, поэтому я с тобой и говорю. Сложись там все иначе, - кивнул он в сторону спортзала, - тебя бы несли сейчас вниз. Ты видел, желающих это сделать тут предостаточно, почти у каждого из них к тебе есть счеты.
- В самом деле, кажется здесь собрался клуб моих личных врагов.
- Не волнуйся, пока я им не прикажу, они ничего тебе не сделают. Но теперь все зависит от тебя.
- Что же именно зависит?
- Ты можешь не только спасти свою жизнь, но и заработать деньги. Много денег, столько, сколько ты даже еще ни разу не видел.
- В самом деле?
Внезапно Сулейман резко наклонился и достал снизу довольно объемистый чемоданчик. Он положил его на стол и открыл. Там ровными рядами, подобно солдаты на параде, лежали пачки американских сто долларовых купюр. Несколько ошарашенный открывшимся мне зрелищем, я смотрел на лежащие передо мной богатства.
- Знаешь, сколько здесь?
Я отрицательно кивнул головой.
- Ровно пятьсот тысяч. И они твои.
Я не без труда оторвал глаза от денег и посмотрел на Сулеймана.
- Я могу их взять?
- Ты даже не спрашиваешь, за что я тебе их даю, - засмеялся Сулейман.
- В самом деле, как-то выпала из головы такая мелочь. За что?
- Тебе предстоит выполнить одну работенку. Для такого как ты это в сущности пустяки.
- Что за работа?
- Убить человека.
Я решительно закрыл крышку чемоданчика.
- Спасибо, но мне не нужны деньги.
- Твое дело, - пожал плечами Сулейман. - Но в таком случае я вызываю людей, и они идут замуровывать тебя в подвал.
- Ты же обещал отпустить?
- Я и отпущу, если ты согласишься взять на себя это пустячное поручение.
- Я сидел в зоне, мне там чертовски не понравилось.
- Я понимаю, но мне глубоко наплевать, понравилось тебе там или нет. У тебя нет выбора. Или туда, - он показал пальцем вниз, - либо туда, - показал он на дверь. - Выбирай.
- Кого же я должен убить?
Сулейман вдруг рассмеялся.
- Но уж нет, сперва ты дашь согласие, а только потом я назову имя.
В своей жизни мне не раз приходилось убивать, можно даже сказать, что в некотором смысле убийство - это моя профессия. Но убийство в сражении, в бою, а не из-за угла, за деньги. Я даже никогда раньше и не предполагал, что мне придеться мучительно размышлять на такую непривычную для меня тему. Одна жизнь за другую, моя жизнь за жизнь другого человека. Как решить такое уравнение я не знал.
- Что ты молчишь? - спросил Сулейман и в его голосе послышалось нескрываемое презрение. - Ты так привык сидеть за колючей проволокой, когда тобой мог командовать любой, что отвык принимать решения. Я-то думал ты сразу же ухватишься за мое предложение. Разве ты не умеешь убивать? Когда ты стрелял в меня, я не заметил, чтобы твоя рука дрожала.
- То был бой, Сулейман.
Теперь Сулейман выразил свое презрение ко мне, к тому, что я говорил с помощью пожатия плеч.
- Какая в том разница, Командир. Если человек убил хотя бы одного человека, он навсегда почувствует ни с чем не сравнимый аромат этого занятия. Это как необычная специя. Признайся честно, на свете нет большего удовольствия, чем изрешетить очередью чье-то тело. Я видел твое лицо в бою, оно просто сияло от наслаждения, которое ты испытывал, стреляя в людей. Я никогда не забуду этого твоего выражения.
- Это было нечто другое, - не совсем уверенно произнес я. - Это было возбуждение от битвы, от ежесекундной опасности. Это был спортивный поединок вроде того, что был у нас тобой только что.
- Ты боишься признаться в том, что тебе нравится убивать, а потому говоришь много красивых фраз. Впрочем, это не мое дело, меня не волнуют твои переживания. Здесь у вас я научился быть деловым человеком, а деловые люди не интересуются мотивами других людей. Мы либо заключаем наш контракт, либо нет.
- Но это вовсе не деловая сделка, это совсем не бизнес.
- Бизнес, самый настоящий бизнес, - убежденно произнес Сулейман.
- Бизнес все то, что дает возможность заработать деньги. - Просто я расплачиваюсь деньгами, ты - своей жизнью. Между прочим, жизнь - это тоже товар и один из самых выгодных. Я жду ответа.
- Я согласен.
- Я был уверен, что ты согласишься. - Сулейман подгреб к себе чемоданчик с деньгами. Он достал из него несколько пачек. - Тут двадцать штук, - потряс он ими, - там, куда ты отправишься, тебе хватит этих бабок сполна. За них ты приобретешь все, что тебе понадобится. Только старайся никому не показывать их, не то тебя зарежут. - Он захохотал.
- На держи. - Он кинул мне деньги.
Я их поймал. Еще никогда я не был столь сказочно богат. Но это обстоятельство совсем меня не радовало.
- Но ты так и не сказал, кого же я должен убить?
- Разве? - Сулейман притворился, что позабыл мне объявить имя. - Ты должен убить Умара Султанова.
Я вздрогнул, это предложение было более чем неожиданное.
- Но почему я? Разве ты не можешь нанять кого-нибудь из своих. За такие деньги желающих будет более чем достаточно.