* * *
Оказавшись под Трубной площадью, Генерал вновь вытащил из кармана переговорное устройство и набрал код.
Рация откликнулась моментально:
- "Осень", слушаю.
- "Москва-один", мы у второго маяка.
- Превосходно, вы в графике, - откликнулся Шептун. - Далее связь на маяках либо в случае непредвиденных задержек. Отбой, парни.
Сейчас находиться в эфире было небезопасно. Конечно, вероятность засечения подобных радиопереговоров крайне мала, плюс к тому они использовали скремблер, превращающий человеческую речь в набор невразумительных звуков: шипение, бульканье, что-то абсолютно абстрактное, - и все же лучше не рисковать.
Они двинулись по узкому водостоку в сторону Театрального проезда. Подземный ход тянулся не точно под Неглинной улицей, а под домами, периодически уходя в сторону водозаборных колодцев. Изредка им попадались решетки. Серые пятна света падали на бетонный пол и ржавые стальные ступени, ведущие наверх. В такие моменты шум города доносился отчетливее. Ревели машины, разговаривали люди, однако голоса их не распадались на отдельные слова и фразы, а сливались в общий гул.
Генерал не любил освещенных мест. Освещенные места отбирали у них основное преимущество - невидимость. В темноте боевиков не смог бы увидеть никто. Их приборы ночного видения - отличные американские "М972" - не имели активных элементов и не улавливались другими приборами. При столкновении с противником, оснащенным отечественными приборами, боевики имели бы значительное превосходство.
Они прошли метров триста, когда чуть впереди послышался странный клацающий звук. Кто-то открывал чугунную крышку колодца. Группа остановилась. Гулко разбивались об пол капли воды, падающие с потолка. К этому монотонному биению примешивался чей-то голос. Сперва глухой и размытый, он быстро обретал конкретность, четкие формы.
- Зараза, - недовольно бубнил кто-то. - Теперь ищи здесь, ползай. Гады! Вечно чем-нибудь да недовольны. Все им не так. То горячая вода им слишком горячая, то холодная чересчур холодная. То вообще никакой воды.
- Не ворчи, - громко и весело ответил второй голос.
Генерал моментально опустился на колено, выставив перед собой бесшумный "вал". Стоящий за ним Леденец тоже поднял оружие и чуть пригнулся, открывая обзор остальным. Дофин и Ватикан застыли неподвижно. Шедшие последними Айсберг и Белоснежка развернулись на сто восемьдесят градусов, прикрывая спину.
Прильнув к кирпичной стене, Бегемот судорожно прижал автомат к груди, оглянулся на Чубчика, спросил едва слышным шепотом:
- Что?
Тот приложил палец к губам: "Молчи".
Группа замерла. В очках ночного видения мир приобрел изумрудный оттенок: стены с налипшей на них слизью, мусор в дренажных канавах, влажный потолок, на котором конденсировались капли испарившейся раньше воды, и светло-желтое, почти белое пятно света впереди. На мгновение его заслонила чья-то тень, затем человек отступил в темноту. Следом за ним вниз спрыгнул второй с металлическим чемоданчиком в руке. Зажегся тусклый лучик дохлого двухбатареечного фонарика.
- У тебя еще светит? А у меня уже несколько дней батарейки сели. Хотел купить, да забыл как-то, - сообщил молодой голос.
- Вот же гадство! - продолжал ворчать первый, занятый исключительно собственными горестями. - Думал, с утра быстренько все сделаем да часиков в десять домой уйду. А вместо этого три часа по г… таскаюсь, да неизвестно еще, во сколько закончим. Вот ты мне скажи, чего бы им трубы не поменять?..
* * *
Парочка стала удаляться в противоположном от группы направлении. Не произнося ни слова, Генерал поднес запястье к глазам и посмотрел на часы. Без десяти двенадцать. Они выбились из графика.
"Какого дьявола! - подумал вдруг Генерал. - Откуда здесь, в водозаборнике, трубы? А может быть, дело вовсе не в трубах?"
Он представил себе, как сейчас по широкому кольцу спускаются такие вот пары. Ныряют в темноту колодцев, чтобы двинуться навстречу друг другу и сойтись в какой-то конкретной точке с единственной целью: перехватить и уничтожить группу террористов.
Решение пришло само собой: убрать этих двоих. Операция не может состояться, пока перекрыта нейтральная линия. Если же странная пара - не оперативники ФСБ, их смерть не будет иметь никакого значения.
Генерал поднял руку вверх, разжал пальцы, обратив ладонь к потолку, затем снова сжал кулак и, выставив указательный палец, два раза ткнул в сторону ушедших. Это означало - "ликвидация". Он повернулся и ткнул пальцем в грудь Бегемоту. Жестом объяснил: "Берешь левого".
Тог сглотнул, покачал головой, прошептал:
- Нет, я не могу.
- Можешь! - Генерал ткнул толстяка кулаком под ребра, и тот выдохнул со всхлипом. - Можешь, падла. Делай! Теперь перестраиваться некогда. Давай. Убей врага, или я убью тебя!
Все это он произнес одними губами, почти беззвучно.
Толстяк обреченно поднял автомат. Ружейный ремень, соскользнувший вниз с округлого плеча, сухо звякнул кольцом замка.
* * *
Сантехник помоложе оглянулся, напряженно всматриваясь в темноту, и спросил напарника:
- Слыхал, Макарыч?
- Крысы небось, - для порядка пояснил тот.
Молодой покачал головой.
- Нет, вроде бы не крысы. Похоже, железо звякнуло. Посвети-ка.
- Нечего время терять! И так три часа по этому г… шатаемся! Еще за каждой крысой гоняться буду…
Молодой вздохнул. Звук был очень специфичным. Так звякает замок, прикрепляющий ремень к автомату или винтовке. Но откуда здесь взяться человеку с оружием?
* * *
Генерал задержал дыхание, выцеливая жертву с таким расчетом, чтобы пуля вошла в голову чуть повыше бровей. Аккуратно и плавно он потянул спусковой крючок.
Бегемот, перед тем как выстрелить, сдвинул флажок предохранителя вниз. Сухой щелчок прокатился под сводами тоннеля. Был он тихим, но окружающая пустота усилила его, подчеркнула звук клацнувшего механизма.
Макарыч пропустил этот звук, не обратил внимания, но молодой сантехник моментально втянул голову в плечи. Выстрелов он не услышал, только лязгнули затворы, выбрасывая стреляные гильзы. Сутулого старика вдруг резко и сильно швырнуло вперед, и молодой, сгибаясь еще ниже, успел увидеть черные брызги, вылетающие из головы Макарыча и повисающие на бетоне. В следующую секунду он почувствовал, как что-то обожгло голову, содрав клочья кожи с затылка, ткнулось раскаленным штырем в шею и прошило правое плечо под самой ключицей. Пуля "вала" пробила его тело насквозь, ударилась в стену и с визгом срикошетила, высекая из бетона град крохотных осколков. Молодой повалился лицом вперед, в грязь, в гниющую жижу, в дерьмо. Он чувствовал, как кровь заливает лицо, а по телу растекается оглушающая волна боли.
Генерал в бешенстве повернулся к стоящему рядом толстяку.
- Эй ты, жирдяй! Я разве не говорил, чтобы ты не ставил автомат на предохранитель, урод? Ты, падла, чуть нам все дело не запорол. А если бы этот молодой ушел, поднял тревогу?
- Я же попал в него, - слегка растерянно ответил Бегемот. - Все ведь в порядке.
- Твое счастье, что попал. Считай - повезло. Промахнулся бы, я б тебя в порошок растер.
Лицо Генерала перекосила ярость, а надвинутые на глаза очки ночного видения придавали ему жуткий, футуристический вид. Бегемот попятился, но за спиной была бетонная стена. Он лишь прижался к ней лопатками и поплотнее стиснул автомат. Страшно.
Генерал сжал кулак и вздернул руку, словно намереваясь ударить Бегемота в лицо, но застыл. Затем медленно выдохнул.
- Еще раз ты облажаешься, ж…а, и я тебя убью. - На сей раз голос его прозвучал абсолютно спокойно. - А теперь иди и добей этого придурка.
Бегемот стоял молча, глядя себе под ноги.
- Ты что, Бегемот, не слышал? Иди и добей раненого. Сделай свою работу.
- Ладно, Генерал, кончай, - вступился за толстяка Леденец. - Ты же видишь, он и так сейчас в обморок упадет. Если надо, я могу это сделать.
- Я сказал: Бегемот! - не обращая внимания на Леденца, повторил Генерал. - Иди и добей! Бегом!
- Ты, правда, отстал бы от него, Генерал, - буркнул вяло Дофин. - Он же выстрелил. Мы и так выбились из графика. А если еще Бегемот в обморок хлопнется…
- Тогда я его пристрелю, - отрезал Генерал. - Бегемот, я жду!
- Эй, Генерал, кончай! - жестче сказал Леденец. - Я сам добью его.
- Увянь. Тебя сейчас никто не спрашивает. Это наше дело. Бегемот! - Генерал поднял автомат. - Или ты пойдешь, или я стреляю. Считаю до трех!
- Генерал! - Леденец протиснулся между Генералом и толстяком. - Поговори со мной, Генерал!
- Ребята, кончайте вы, - пробасил, оглядываясь, Айсберг.
- Точно, - вступил в разговор Ватикан. - Не хватало еще, чтобы мы перестреляли друг друга.
- Ладно, - тихо сказал Бегемот.
Леденец повернулся к нему лицом.
- Стой на месте!
- Не надо. - Бегемот медленно, пошатываясь, побрел к двум распростертым телам.
Генерал наблюдал за ним с плохо скрываемым торжеством.
Вот толстяк поравнялся с раненым, остановился, помедлил секунду, и тотчас его настиг насмешливый выкрик:
- Давай! Докажи, что у тебя в штанах кое-что есть! Мужик ты или тряпка? Давай!
Бегемот приставил ствол автомата к голове раненого, зажмурился, отвернулся и резко нажал на курок.
- Молодец, - похвалил Генерал. - Ты не такой безнадежный тормоз, каким кажешься. Ко мне!
Толстяк молча пошел к группе, а Генерал достал из кармана переговорное устройство.
- "Осень", я - "Москва-один". У нас ЧП.
Рация тут же ожила:
- Я - "Осень". Что у тебя?
- Два двухсотых.
- Кто такие? - озабоченно отозвался Шептун.
- Не знаю. Может быть, технические службы - сантехники или водопроводчики. А может, фээсбэшники.
- Ты уверен, что оба двухсотые? - спросил Шептун.
- Пять пуль. - Генерал вздохнул. - Послушай милицейские каналы. Если что-нибудь подозрительное, сразу передай нам.
- Хорошо, "Москва-один", договорились.
- Все, отбой, "Осень". Направляемся к третьему маяку. - Генерал отключил переговорное устройство, оглянулся на стоящих за спиной боевиков. - Пошли, у нас мало времени.
Они двинулись вперед, равнодушно переступив через распростертые в грязи тела. Перешагивая через мертвого старика, идущий позади Айсберг протянул руку и коснулся пальцем капли крови, застывшей на шершавой стенке, растер ее между пальцами и усмехнулся. Ему нравилось происходящее. Он попал именно в то месиво, которое любил, - боевые действия. Не вооруженная вылазка с целью устроить шум, а настоящее диверсионное задание. Громила топал вперед, и на губах его играла блаженная улыбка.
12.02
- Так, - начала Вероника, вынимая из кофра диктофон. - Ты мне рассказал, как попал к Хорю. А что произошло с этим… Рыбой?
- С Рыбой? Я же говорил уже. - Марафонец глянул в сторону водителя и, поймав встречный взгляд в зеркальце заднего вида, повернулся: - Сигаретку дай?
- Чего? - переспросил тот.
- Сигаретку, говорю, дай.
- А-а… - Водитель протянул мятую пачку "L&M".
Марафонец закурил, затянулся, словно вместе с дымом заглатывал воспоминания, выдохнул.
- Мы убили Рыбу. И охранников его убили тоже. Это было совсем не сложно, - начал он.
- Одну минуточку. - Вероника подняла диктофон повыше, нажала клавишу записи. Глазок индикатора вспыхнул веселым красным огоньком. - Теперь рассказывай.
- А без этого никак? - спросил он. - Не хотелось бы светиться прежде времени.
- А ты прежде времени и не будешь светиться, - пообещала Вероника. - Даю слово.
- Ну ладно. - Марафонец вздохнул, задумался на секунду, припоминая, и начал рассказывать…
3 сентября, четверг, 07.10
Все приготовления были закончены, и Рыба упивался так легко обретенной свободой. Торговец смертью уже свыкся с мыслью о кардинальной перемене жизни. Жаль только, что этого не случилось раньше, когда он был молод и полон сил. Впрочем, у него еще все впереди. Не так уж он и стар. Лишь недавно полтинник разменял.
Билеты на рейс авиакомпании "Дельта" Москва - Нью-Йорк - отлет пятого утром, первый класс, шампанское, обед, хорошенькие приветливые стюардессы - вместе с новым паспортом лежали дома, в потайном сейфе. Деньги через ряд оффшорных компаний переведены в надежные американские и европейские банки. Рыба оставил всего двадцать тысяч долларов на непредвиденные дорожные расходы. Недвижимость в живописнейших уголках земного шара оперативно переоформлена на "нового" владельца, почтенного бизнесмена с кристально чистой репутацией Антона Олеговича Лебедева. Антиквариат, мебелишка, картины, иконки, книги распроданы. Отличная четырехкомнатная квартира в Щукино подарена бывшей жене.
Осталось только передать дело "крестнику" - верткому головастому парню Алику, обладателю мягкого голоса и питбулевской хватки.
Собственно, все "дело" - компромат на подавляющее большинство сильных мира сего - уместилось на двенадцати CD-ROM дисках. Они лежали в сейфе, который Рыба абонировал в одном очень большом и очень уважаемом банке. Ключ от банка он и вез Алику.
Обо всем этом торговец оружием думал, сидя на заднем сиденье шикарного "Мерседеса", летящего по бульварному кольцу. С двух сторон его рыхлое тело сдавливали гранитными плечами двое "горилл". Третий сидел за рулем.
Когда "Мерседес" свернул с Покровки в Подколокольный переулок, Рыба повернулся к одному из охранников.
- Не забудьте, завтра в восемь банкет.
- Мы помним, - промычал тот. - Все будет в порядке, Лев Макарович.
- Антон Олегович. Сколько можно напоминать! - Коротышка улыбнулся и произнес еще раз, смакуя: - Антон Олегович Лебедев.
- Хорошо, Антон Олегович, - послушно поправился "горилла".
- Вот. Так лучше. Гораздо, гораздо лучше.
"Мерседес" промчался по Подколокольному переулку и, вылетев на Солянку, сбросил скорость. Салон "Маргарита", официальное прикрытие Рыбы, располагался именно здесь, на первом этаже кирпичного "сталинского" дома. Площадка оказалась практически пустой, если не считать старенького "Москвича", у заднего колеса которого возились двое. Первый - с вытянутым лошадиным лицом - типичный "шляпа": в береточке, профессорских пластмассовых очечках и длинном дешевеньком плащике - растерянно переминался с ноги на ногу, театрально заламывал руки и время от времени блеял жалобно, по-козлиному: "И что же мне теперь делать?" Второй - рыжий, словно подсолнух, задорный работяга в промасленной спецовке - объяснял громко, тыча пальцем под днище машины:
- Говорю тебе, отец, твоей колымаге самое место в могиле.
- Но, может быть, можно что-нибудь сделать? - продолжал канючить "шляпа".
- Говорю тебе, в могиле! - жестко "нарезал интеллигента ломтями" трудяга.
Рыба улыбнулся. Профи законно "доит лоха". Такая, видать, у лохов судьба. Их "доят", а они кивают и говорят "спасибо".
"Горилла", сидящий справа, внимательно наблюдая за препирающейся парой, открыл дверцу и выбрался на тротуар. В этот момент из дверей компьютерного магазинчика, метрах в трех позади "Мерседеса", вышел неприметный, внешне абсолютно заурядный мужчина, одетый в дешевую китайскую куртку и джинсы. Правая рука его была спрятана за отворот куртки, в левой лежала граната "Ф-1" с выдернутым уже кольцом. Быстро шагнув к стоящему на тротуаре охраннику Рыбы, мужчина вытащил из-под полы пистолет с глушителем и, приставив ствол к затылку "гориллы", нажал на курок. Тихий хлопок потонул в громком гуле оживленной улицы. Мертвого охранника швырнуло на переднюю дверцу. Деловито и быстро, прежде чем двое оставшихся "горилл" успели хоть что-нибудь предпринять, мужчина швырнул ребристый чугунный шарик в салон "Мерседеса", захлопнул дверцу, повернулся и неторопливо зашагал в противоположную сторону. Взрыв прозвучал приглушенно. Брызнули перламутрово-голубые осколки пуленепробиваемого триплекса. Передняя дверь машины распахнулась, и из нее вывалился рваный в клочья, окровавленный, воющий кусок мяса - все, что осталось от водителя.
В руках у "шляпы" и "работяги", словно по волшебству, появились "валы". Короткая беззвучная очередь прошила водителя насквозь. Тот перевернулся и затих. Убийцы метнулись к машине и принялись опустошать обоймы, поливая изуродованный окровавленный салон "Мерседеса" свинцом.
Сделав дело, оба спрятали оружие под одеждой и как ни в чем не бывало быстро зашагали прочь. В Подколокольном переулке их ждал фургон "ГАЗ".
* * *
- Ты выстрелил ему в затылок? - спросила Вероника. - И тебе не было его жаль?
- Выстрелил. И мне совершенно не было его жаль. Ни капли. Этот охранник делал свою работу, а я - свою. Когда человек занимается охраной такого опасного лица, он должен быть готов к тому, что в один прекрасный день ему придется умереть. А еще он должен постоянно помнить об опасности. Тогда у него будет гораздо больше шансов выжить, - пояснил Марафонец. - Этот парень отвлекся. Квалификация телохранителя, как известно, определяется не шириной плеч и не накачанностью мускулатуры.
- Но ведь и тебя могли убить.
- Могли, - согласился Марафонец. - Если бы этот парень оказался профессиональнее. Я же говорил: каждый из нас делал свою работу. Он - свою, я - свою.
Постепенно он перестал стесняться диктофона, сидел, курил, глядя при этом куда-то в сторону. Словно неинтересно ему, надоело все хуже горькой редьки: и Вероника, и Хорь, и террористы, и весь этот винегрет. В какой-то момент девушка почувствовала, что он куда старше ее. Марафонец был глубоким стариком по сравнению с ней: он играл в другие игры, более опасные, более жестокие, он выворачивался наизнанку, когда она бегала со своей камерой по городу. И даже те опасности, которым она подвергалась и которыми, честно говоря, гордилась в глубине души, были пустяком, если подумать о том, что довелось пережить ему. Сама того не желая, Вероника почувствовала уважение к Марафонцу.
- Но если Рыба все равно уезжал, зачем было его убивать?
- Зачем? - Марафонец повернулся и поискал, обо что бы затушить сигарету.
- Давай, - шофер протянул руку.
Марафонец отдал окурок, ответил отстраненно и в то же время предельно буднично:
- Ну, во-первых, отъезд Рыбы не снимал вопроса полностью. Оставались еще охранники. Во-вторых, его все равно нашли бы. У нас очень мощные службы безопасности, поверьте. Там, в отличие от общепринятого мнения, вовсе не дураки сидят. Эти люди способны найти кого угодно и где угодно. А Рыба очень многое видел.
- Видел вас?
- Нет, не так. На нас скорее всего Хорю плевать. Даже если кто-то из группы попадет в лапы ФСБ, Хоря мы не знаем все равно и поэтому не можем его выдать. Я думаю, что и Рыба, и эти "гориллы" видели Хоря лично. Он же проверял ящики и отдавал плату.
- Да, об этом я не подумала, - согласилась Вероника.
Марафонец посмотрел в окно, за которым быстро проплывал Ленинградский проспект. Справа мелькнул стадион "Динамо", затем длинная вереница коммерческих ларьков. Они миновали МАДИ, завод "Скорость", подкатили к "Соколу", а он все сидел и молчал.
Вероника первая нарушила паузу:
- Это сложно?
- Что именно? - не понял Марафонец.