– Тут ведь и другие люди пропадали, – сказала Маша. – В прежние времена, пока деревни были.
– И тоже без следа?
– Ну!
– Может, в болоте утонули? – предположил Хмель.
– Ты все хочешь объяснить, – сказала Маша. – Но есть такое, что объяснить нельзя. Про этих, которые на болотах, знаешь, что говорят? Что это мертвые солдаты. Тут их знаешь сколько? И наших, и немцев. До сих пор по всему лесу черепа да кости. Их тут тыща! Или вовсе даже миллион! И никто не хоронил. И вот они бродят тут по лесу как неприкаянные.
– Ты сама-то в это веришь?
– Мне дед говорил.
– А сама веришь? – повторил вопрос Хмель.
– Я же говорю: так пытались объяснить. И что получилось? Что некоторые вещи объяснить нельзя. Они есть, но непонятно, что это такое.
– Значит, веришь, – определился Хмель.
– А как же мне не верить, если я видела? – пожала плечами Маша. – И они были в форме.
– В какой форме? – не понял Хмель.
– Солдаты.
Хмель не нашелся что сказать на это, а Маша продолжала:
– И дед мой видел в форме. Это немцы были.
– Когда? – уточнил Хмель.
– Давно. Когда он был мальчишкой.
– И это точно были немцы?
– Ну да, – спокойно ответила Маша.
Что же, мол, тут особенного?
– И ты видела немцев?
– Нет, я видела наших. Я думаю, что наших. Зеленая такая форма. Как по телику показывают.
У атеиста с верующими точек соприкосновения немного. Два разных мира. И понять им тяжело друг друга. Практически невозможно. Потому что в одном мире знают, что бог есть, в другом – что его точно нет. Попробуй тут договорись.
– Призраков не бывает, – сказал Хмель.
Вряд ли он ее сможет убедить. Для себя, наверное, сказал.
– Пойдем, – предложила Маша.
– Куда?
– Пойдем, пойдем, – поманила девушка и двинулась в лес, но остановилась и спросила: – У тебя фонарь есть?
Фонарь был в машине.
– Есть, – сказал Хмель.
– Возьми с собой.
Они не так уж далеко отошли от дома. Сначала идти было легко, а потом кочки начались, и Хмель упал.
– Осторожно надо, – запоздало сообщила Маша. – Сюда свети.
Хмель подошел, посветил Маше под ноги. На сырой земле отпечатался след подошвы. Не очень свежий, но вполне отчетливый.
– Это что? – спросил Хмель.
– Это они, – шепотом ответила Маша.
– Кто?
– Те, кто живет на болотах. Они сюда приходят.
– Зачем?
– Я не знаю. Подглядывают.
– Это люди, – попытался Хмель заглушить вновь проснувшийся в нем страх.
– Какие люди? Это военная какая-то обувь.
Хмель непроизвольно глянул на свои ботинки. Маша его взгляд перехватила.
– Ни у кого здесь нет таких сапог, – сказала она. – И в прошлый раз тоже не было.
Присматривалась, значит. Эксперимент не подтвердил догадки.
– Когда ты этот след нашла? – спросил Хмель.
– На прошлой неделе. Это не я. Это Малыш.
– Какой малыш?
– Пес наш. Днем лаял, но мы его в сарае запираем. А когда выпустили, он сюда побежал. Я за ним пришла. И увидела.
– И след был свежий?
– Да. Того дня. Малыш почуял. И они ушли.
Хмель повернул фонарь, пытаясь отыскать и другие следы, и испугался, увидев россыпь черепов. Он дара речи лишился. Стоял и смотрел, потрясенный.
– Дед, если где находит кости, хоронит их, – сказала Маша. – Он говорит, что надо хоронить, чтобы они здесь не ходили. Это те, что он еще не успел. Самое последнее, что из леса принес.
И только теперь до Хмеля дошло, что за странные кочки вокруг. Могилы это. Здесь неприкаянных солдат захоронена тьма-тьмущая.
* * *
– Твой дед – он с этими? – спросил Хмель.
– С какими? – не поняла Маша.
– Он с Серегой и Виталиком заодно? Почему они у вас останавливаются перед игрой? Договорились с твоим дедом?
– Да. Тут больше негде, никого вокруг.
– Деньги платят деду?
– Платят.
На деда нет надежды. Хотя попробовать бы…
– Дед мне поможет в случае чего? – спросил Хмель.
– В случае чего?
– Если я завтра откажусь играть. А эти меня заставлять будут.
– Я не знаю, – замялась Маша.
Хмель вздохнул.
– Ты ему не глянулся, – сказала Маша.
– Деду?
– Да.
– Почему?
– Он говорит, что ты пропойца.
– Чья бы корова мычала! – сказал Хмель.
– Тебе не надо это делать, – произнесла Маша тихо.
– Водку пить?
– Я не про водку, – покачала головой. – Ты не ходи в лес. Пропадешь.
– Да я в эту всю фигню не верю! – отмахнулся Хмель.
– Ты просто первый раз здесь. А так подумай: почему никто тут жить не хочет? Дурная слава потому что.
– Дед твой живет, – напомнил Хмель. – И ничего.
– Он их хоронит, – сказала Маша тихим голосом. – Потому, может быть, они его не трогают.
* * *
С приближением рассвета Хмель осмелел. Ночью было тошно, по черному лесу бродили призрачные существа – то ли клочья тумана, то ли деревья в том тумане можно было за призраков принять, и только под утро вся эта чертовщина рассосалась и Хмель немного успокоился, хотя и было мерзко. То ли от утренней сырости, то ли от пережитых страхов Хмель ощущал озноб, дрожь пробегала по нему волнами. Но он уже решился на побег. Главное – добраться до трассы. Там он машину бросит и дальше поедет на попутках. А "УАЗ" пацаны найдут, никто его потом в угоне обвинять не будет. И вообще никто ему претензий не предъявит. Не найдут его в Москве. Даже если очень захотят. Как его вычислишь? Он к Жоре пришел по рекомендации Ильи. Что о нем знает Илья? Где Хмель живет – не знает. Работа? Знает, что агентство рекламное. Какое? Где? Тут никаких концов. Да Хмель уже там и не работает. Все шито-крыто. Ну, нельзя будет в спортбаре появляться больше. Жаль, конечно, там прикольно и как завсегдатаю порой спиртное отпускали в кредит – но это Хмель как-нибудь переживет. Башка своя дороже.
* * *
Ключ был в замке зажигания. Хмель завел машину. В предрассветной тишине шум двигателя казался оглушительным ревом. Хмель включил фары и рванул с места. Он ожидал погони и хотел уехать как можно дальше от хутора, чтобы иметь фору по времени. На залитой водой дороге машина стала рыскать, и в какой-то момент Хмель едва не врезался в дерево. Это заставило его вспомнить об осторожности. Без машины ему придется туго. Пешком он будет выбираться из этой глухомани до следующей ночи.
Машина ухнула в очередную яму, подняв фонтаны грязной жижи. Лобовое стекло заливало водой. Хмель включил дворники. Скорость он не сбрасывал. Свет фар метался вверх – вниз, вправо – влево, потому что машина вела себя, как необъезженный жеребец. В следующей глубокой яме "УАЗ" развернуло, и Хмель остановился. Лес вокруг был черным и безжизненным. Погони не было. Хмель заглушил двигатель, распахнул дверь и долго вслушивался. Тишина. Никто за ним не гнался. Но он не успокоился и, когда поехал дальше, по-прежнему спешил, потому что лес казался ему враждебным, и он хотел отсюда выбраться как можно скорее.
Дорога вела его. Кое-где встречались ответвления, но Хмель выбирал ту, которую считал главной, рассудив, что к трассе его выведет самая наезженная, по которой видно, что пользуются ею чаще, чем другими.
Он заподозрил неладное, когда наткнулся на поваленное дерево. Дерево лежало поперек дороги, и можно было догадаться, что упало оно не вчера, а много раньше – то есть ни вчера, ни позавчера машины по этой дороге не проезжали, и не здесь, следовательно, везли от трассы Хмеля. А к трассе путь другой какой-то. Стараясь не паниковать, Хмель смог развернуть машину на крохотном пятачке, поехал обратно, и вот тут он наконец испугался, представив, как нос к носу столкнется со спешащей вслед за ним погоней. Он настолько явственно это себе вообразил, что стало ему худо. Он гнал по дороге, где-то поворачивал, порой заезжал в тупик, ему приходилось возвращаться, и он уже понимал, что заблудился. В любой момент он мог выехать прямо к оставленному им хутору.
Уже рассвело. Солнце еще не взошло, но небо стало светло-серым, и лес перестал казаться сплошной стеной мрака, а распался на отдельные деревья, хотя по-прежнему выглядел пугающе.
Дорога, по которой ехал Хмель, местами заросла кустарником, через который он продирался, зло матерясь – пытался так заглушить свой страх, потому что понимал, что здесь давным-давно никто не ездил, и когда отчаяние стало таким невыносимым, что хоть плачь, он вдруг выехал на разбитую, жижей залитую дорогу и испытал такой восторг, какой уже давно ему испытывать не доводилось. Дорога была широкая, проезжая, и Хмелю показалось даже, что он ее узнал – уж не по ней ли они от трассы ехали? Надо было только сообразить, налево ему теперь или направо. Вот тут заминка. Чисто лотерея. Придется положиться на судьбу. Налево.
Он прибавил скорость, понимая, как много времени потерял. Стало уже совсем светло.
– Норрррмально! – рычал Хмель, взбадривая себя криком, как в древности это делали воины, сближаясь с врагом.
И впереди вдруг посветлело. Лес поредел. Можно было предположить, что там будет трасса. Хмель газанул, "УАЗ" почти не прибавил в скорости, но шустрее завращал колесами, расшвыривая грязь, и выплыл глиссером на свободную от деревьев опушку.
Одна-единственная улица, десятка два домов, у многих крыши провалились, ни в одном из окон стекол нет, все заросло травой, и ни единого человека. Мертвая деревня. Про нее, наверное, Виталик и рассказывал. Хмель хотел отсюда убежать, а попал в самое пекло, получается.
* * *
Деревня давно уже была необитаемой. Вымахавшей по колено травой заросло все вокруг, зеленые стебли пробивались даже сквозь сгнившие доски разбитого крыльца у дома, к которому вышел Хмель. Через провал в крыше было видно небо. Пахло плесенью. Тихо, слышно лишь, как гуляет по верхушкам деревьев ветер. Хмель вошел в дом, не без труда вскарабкавшись по сломанному крыльцу. А по дому не походишь, кто-то разобрал пол, одни только опорные балки остались.
Хмель вернулся к выходу. Задержался в дверном проеме, примеряясь, как бы ему ловчее ступить на раскуроченное крыльцо, и вдруг увидел, что излом одной из досок совсем свежий. Он не помнил, под его ногой сломалась эта доска, когда он входил в дом, или так и до него было, а он не заметил просто. Насторожившись, бросил взгляды по сторонам. Нет никого. И никаких следов. Но это его не успокоило. Побежал к машине, испуганно озираясь, будто ожидал, что вот-вот кто-то бросится ему наперерез.
Никого не было. И тишина по-прежнему стояла вокруг.
* * *
Тот, кто в предыдущие выходные забавлялся здесь, здорово разбил раскисшую дорогу, и следов колес было так много, что Хмель не опасался, что его смогут вычислить по следам.
Почти наверняка дорога эта вела ко второй заброшенной деревне. Хмель туда не рвался, понимая, что обе деревни его преследователи непременно посетят. Ему нужен лес, место поглуше, где можно весь этот кошмар пересидеть. Хмель понимал, что на самом деле ему не отсиживаться надо, а выбираться отсюда, и чем скорее, тем лучше, но его ночные метания по лесу, когда он заблудился, так его напугали, что повторить такой опыт он и не помышлял.
В одном месте дорога очень удачно раздваивалась: лужа разлилась огромная, как пруд, ей конца и края не было, и если здесь свернуть, следов вообще не останется. Хмель повернул. Дорога была уже, чем та, по которой он ехал до этого, и можно было надеяться, что впереди никакой деревни не окажется. Сейчас Хмель очень боялся выехать к жилью.
Местность здесь была заболоченная. Сухие участки уже почти не попадались. Машина продиралась через хлябь, и пару раз Хмель выкарабкался из грязевых ловушек только чудом, как ему показалось. Деревья росли уж не так густо, лес сильно поредел, и, кажется, где-то близко начинались настоящие болота. Хмель остановил машину и заглушил двигатель.
Было тихо. Только кричали где-то птицы, да ветер шумел.
Здесь хорошо. Здесь можно отсидеться. Хмель оставил машину, чтобы осмотреть окрестности. Травы почти не было, зато много мха. Он пружинил под ногами, а следы ботинок быстро наполнялись влагой.
Хмель поднялся на небольшой взгорок, одно из немногих здесь сухих мест. Сел и осмотрелся. Видно далеко, деревья редкие. И сам он на виду, но это его сейчас не тревожило. Попробуй к нему подкрадись. Да и нет здесь никого поблизости.
Если бы он прошел вперед еще шагов двадцать, он увидел бы следы обуви на мху. Совсем свежие следы. Но он сидел на взгорке и наслаждался чувством безопасности, приятным и сладким, как грезы.
* * *
Очень скоро Хмель услышал шум. Где-то далеко ревел двигатель машины. Наверное, внедорожник преследователей штурмовал гигантскую лужу. Хмель мысленно похвалил себя за то, что догадался забраться в эту глушь. Сюда никто не придет пешком, сюда можно только на машине добраться, и он сможет определить по звуку, насколько далеко находятся его преследователи.
Шум удалялся, потом и вовсе стих.
Пускай ищут. Лес большой.
В наступившей тишине Хмель вдруг услышал слабый всплеск. Будто рыбка мелкая по воде хвостом ударила. Но какая рыбка в болоте? Хмель обмер, вслушиваясь в тишину. Ничего. Но он уже встревожился. Поднялся и стоял в нерешительности: то ли к машине отступить, то ли для собственного спокойствия пройтись окрест, убедиться в том, что никого здесь нет.
Но его вновь отвлек звук автомобильного двигателя. Сначала далекий, он стал быстро приближаться, потом двигатель умолк, но стали слышны крики. Кричали громко. Хмель занервничал. Шум не прекращался. Будто перекрикивались люди там, в лесу. И совсем недалеко. Может, посмотреть? Хмель решился.
Он пошел пешком, ориентируясь на звуки. Не сворачивал, даже если на его пути оказывалась лужа. Шел через нее, и грязь громко чавкала под его ногами. Не боялся, что его услышат, потому что там, впереди, по-прежнему сильно шумели. Но прежде чем увидеть людей, Хмель увидел дома. Деревянные избы угадывались за частоколом деревьев. Деревня? Хмель пригнулся, словно его от домов могли увидеть, и побежал вперед, теперь стараясь не производить шума. Да, деревня. Кажется, та самая, в которой он недавно побывал! Он неприятно удивился сделанному им открытию. Улепетывал по лесу на машине и думал, что забрался очень далеко, а сам едва ли не круги вокруг деревни наматывал.
Хмель увидел чернявого. Тот крался вдоль стены полуразрушенного дома, замер под окном, чиркнул чем-то, будто спичку зажигал, бросил в окно. Внутри дома громко хлопнуло. Похоже на петарду. Чернявый споро вскарабкался, замер в оконном проеме и заорал во всю силу своих легких:
– Тут чисто!
– И у нас! – ответили ему откуда-то из-за дома.
Зачистка, типа. Наверное, они все-таки ищут Хмеля. Решили, что он рано утром уехал прятаться от них, чтобы иметь фору. То, что он пытался попросту сбежать, им не пришло, похоже, в голову.
Хмель упал за дерево и наблюдал за происходящим из своего укрытия.
Чернявый продолжал обследовать дома, постепенно удаляясь. Чуть позже Хмель и двух других увидел: белобрысого толстячка и его приятеля. Метались меж домов и возбужденно перекрикивались. Хмель решил к деревне не приближаться, чтобы не оставлять следов.
Спустя время зашумели двигатели машин. Поехали. Закончилась зачистка. Хмель взглянул на часы. Половина второго. Интересно, они вторую деревню уже обследовали или только еще туда отправились? Если у них в планах вторая деревня, они пробудут там до четырех или пяти. Плюс время на обед или на ужин, должны проголодаться, пока по лесу мечутся. А там уже сумерки, они по темноте долго шнырять не будут. И получается, что сегодняшний день Хмель в принципе пережил.
Приободренный, он пошел назад, к машине. Ориентировался по собственным следам, только теперь лужи обходил, потому что никуда не спешил. Обходя самую большую, принял сильно вправо и вдруг наткнулся на следы. Ровная цепочка отпечатков чьих-то ботинок нарушала изумрудную красоту мягкого мха. Человек шел в ту же сторону, куда направлялся Хмель. И не так уж давно прошел, судя по всему. Но не столько это испугало Хмеля, сколько то, что отпечаток был знакомый. Грубый рисунок рифленой подошвы. Один к одному с тем, который Маша Хмелю показывала возле хутора прошедшей ночью. Тот, что возле черепов.
* * *
Хмель пошел следом и обнаружил вдруг, как сильно он трусит. Следы вывели его к тому взгорку, где он недавно отдыхал, но не поднимались на взгорок, а огибали его, вели к воде и там исчезали. Грязная болотная вода была впереди, ей не видно ни конца, ни края, деревья редкие стоят, и чем дальше, тем тех деревьев меньше, и там, кажется, уже настоящее болото. Неведомый путник шел-шел по сухому, потом без раздумий шагнул в воду, словно ему было все равно, где ходить, и исчез, не оставив следов.
Хмель мрачно смотрел на недвижимую гладь воды. Ему казалось, что он попал в ловушку. Здесь страшно было оставаться, но и уезжать нельзя, потому что звук двигателя его выдаст.
Он вернулся к машине и обошел ее кругом, страшась и здесь увидеть чужие следы. Не было следов. Но спокойствие к нему так и не вернулось. Он обыскал машину. Нашел заводную ручку. Стальную, увесистую. Пригодится в случае чего. Еще нашел завалившийся за сиденье пакет с сухарями. Сухари он сразу съел, потому что уже чувствовал, что голоден.
Из машины Хмель не мог бы обозревать окрест все триста шестьдесят градусов. Поэтому он вернулся на взгорок, прихватив с собой увесистую железяку.
Страх начал было его понемногу отпускать. Но солнце клонилось к закату, небо стало сереть, и в лесу прибавилось тревожных темных красок. Деревья превращались в пугающие тени, болотная ряска на воде из зеленой постепенно стала черной, Хмель вдруг осознал, что ему предстоит провести ночь в этом лесу, – и испытал смятение.
По-прежнему нельзя было отсюда уезжать. Он слышал, как мечутся по лесу его преследователи, ему надо было дождаться, пока они вернутся на хутор ночевать или хотя бы успокоятся где-то здесь, в лесу.
Смеркалось. Многие предметы, особенно дальние, виделись неотчетливо и порой принимали пугающие очертания. Хмель подолгу в них всматривался, прежде чем понимал, что это не притаившийся человек, а какой-нибудь замшелый пень, к примеру. Еще его тревожили звуки. Какой-то краткий всплеск, и снова тишина. Он всякий раз вздрагивал от этого. И так повторялось много раз, пока до него вдруг не дошло, что эти всплески вроде бы происходят в одном и том же месте, и это его сразу насторожило. Он решил проверить, что там такое. Для собственного спокойствия.
Пошел туда, где недавно плескалось. Вода и дерево поваленное. Хмель убавил шаг и нервно сжал в руках железяку. Шел все медленнее. Что-то там было. Или кто-то. Он не видел, но ощущал. Всплеск. И вдруг из-за дерева, из-под воды, как показалось Хмелю, поднялся кто-то мокрый, в водорослях, с черным лицом, ужасный. Хмель заскулил, попятился, у него отнимались ноги, и он их с трудом переставлял, как в страшном сне, когда пытаешься бежать, но ничего не получается. Болотный упырь рванулся к нему, Хмель развернулся, побежал, упырь за ним, было слышно, как чавкает вода под его ногами. Хмель добежал до "УАЗа", но даже дверцу не успел открыть. Упырь вдруг нанес удар такой силы, что Хмель впечатался в металл, и сумерки вокруг в одно мгновение превратились в ночь.