- Нет, - перебил его Нойфельд. - Об этом позже, а сейчас надо подкрепиться. - Он подошел к столу и жестом пригласил остальных садиться. - Простите. Виноват. Это можно было предвидеть.
- Она случайно… хм… не того? - деликатно осведомился Миллер.
- Вы считаете, что она слишком вспыльчива?
- Мне кажется, общение с ней небезопасно.
- Эта девушка окончила факультет иностранных языков белградского университета. С отличием, между прочим. Потом вернулась домой в боснийские горы и нашла изуродованные трупы родителей и двух младших братьев. С тех пор она немного не в себе, как видите.
Меллори повернулся и опять взглянул на девушку. Она, в свою очередь, не спускала с него глаз, и взгляд ее был откровенно враждебным. Он снова повернулся к Нойфельду.
- Кто это сделал? Я имею в виду ее семью.
- Партизаны, - с яростью выпалил Дрошный. - Партизаны, будь они трижды прокляты! Родители Марии были четниками.
- А при чем здесь певец?
- Это ее старший брат. - Нойфельд покачал головой. - Слепой от рождения. Без нее ни шагу. Она - его глаза, его жизнь.
Они сидели молча, пока не принесли еду и вино. Если верно говорят, что армия сильна набитым брюхом, то эта армия далеко не уйдет, отметил про себя Меллори. Он слышал, что положение с продовольствием у партизан отчаянное, но, судя по всему, немцам и четникам было немногим лучше. Без энтузиазма он зачерпнул ложкой - вилка в данном случае была бесполезна - немного сероватой кашицы неопределенного происхождения, где одиноко плавали жалкие кусочки вареного мяса, и с завистью посмотрел на Андреа, перед которым стояла уже пустая тарелка. Миллер, не глядя в тарелку, деликатно потягивал из стакана красное вино. Трое сержантов на еду и не посмотрели. Они никак не могли оторвать глаз от девушки. Нойфельд, глядя на них, снисходительно улыбнулся.
- Я согласен с вами, джентльмены, эта девушка очень красива. Только Богу известно, как она еще похорошеет, если ее помыть, но она не для вас. И не для кого. Она уже повенчана. - Он оглядел обращенные к нему лица и покачал головой. - Не с мужчиной, а с мечтой. С мечтой о возмездии партизанам.
- Очаровательно, - прошептал Миллер. Остальные промолчали, да и что тут было говорить. Они ели молча, под аккомпанемент заунывного пения. Голос звучал мелодично, но гитара, казалось, была совсем расстроена. Андреа отодвинул от себя пустую тарелку и обратился к Нойфельду.
- О чем он поет?
- Это старинный боснийский романс, как мне сказали. Очень грустная песня. Она существует и в английском варианте. - Он на мгновенье задумался. - Вспомнил. Называется "Моя одинокая любовь".
- Попросите его сменить пластинку, - пробурчал Андреа. Нойфельд удивленно посмотрел на него, но ничего не ответил. Подошедший немецкий сержант что-то прошептал ему на ухо. Он удовлетворенно кивнул.
- Итак, - глубокомысленно изрек Нойфельд, - мы обнаружили остатки вашего самолета. Его баки действительно были пусты. Думаю, нам нет смысла дожидаться радиограммы из Падуи. А вы как считаете, капитан Меллори?
- Я ничего не понимаю.
- Это не важно. Вы когда-нибудь слышали о генерале Вукаловиче?
- О ком, простите?
- О Вукаловиче.
- Это не наш человек, - уверенно произнес Миллер. - По фамилии видно.
- Вы, должно быть, единственные в Югославии, кто о нем не слышал. Всем остальным он хорошо известен. Партизанам, четникам, немцам, болгарам. Всем. Он здесь настоящий национальный герой.
- Будьте любезны, еще вина, - попросил Андреа.
- Лучше послушайте, - раздраженно сказал Нойфельд. - Вукалович командует партизанской дивизией, которая уже три месяца находится в окружении. Эти люди, как и сам Вукалович, безумны. У них нет путей к отступлению. Не хватает оружия, боеприпасов. Почти не осталось продовольствия. Они одеты в лохмотья. У них нет никаких шансов.
- Что мешает им уйти? - поинтересовался Меллори.
- Это невозможно. С востока - ущелье Неретвы, с севера и запада - непроходимые горы. Единственный путь к отступлению - на юг, по мосту через Неретву. Но здесь их поджидают две наши бронетанковые дивизии.
- А через горы? - спросил Меллори. - Должны же быть перевалы.
- Их два. Оба блокированы нашими подразделениями.
- Тогда почему они не сдаются? - резонно заметил Миллер. - Неужели им не известны правила ведения войны?
- Они безумны, я же вам говорил, - сказал Нойфельд. - Совершенно безумны.
В это самое время Вукалович со своими партизанами демонстрировали немцам степень своего безумия.
Вот уже три долгих месяца отборные немецкие части, к которым недавно присоединились подразделения альпийских стрелков, безуспешно пытались форсировать западный перевал - узкий каменистый проход в горах, открывающий путь к Клети Зеницы. Несмотря на значительные потери и отчаянное сопротивление партизан, немцы с завидным упорством предпринимали попытки прорвать оборону.
Этой холодной лунной ночью их наступление было продумано профессионально, с типично немецкой скрупулезностью. Они поднимались по ущелью тремя колоннами, на равном расстоянии друг от друга. Белые маскхалаты делали их незаметными на фоне снега. Они продвигались перебежками в те редкие минуты, когда луна пряталась за облаками. Однако обнаружить их не представляло труда: судя по непрекращающемуся огню из винтовок и автоматов, они не испытывали недостатка боеприпасов. Чуть подальше от переднего фланга атаки, из-за каменной гряды, раздавался треск тяжелых пулеметов, ведущих заградительный огонь.
Партизаны обосновались на перевале, укрывшись за грудами камней и поваленными деревьями. Несмотря на глубокий снег и пронизывающий восточный ветер, шинели на партизанах были редкостью. Вместо них - пестрая смесь английской, немецкой, итальянской, болгарской и югославской военной формы. Единственное, что их объединяло, - неизменная красная звезда с правой стороны пилоток, ушанок, папах. Видавшая виды форма не спасала от холода, людям приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть. Среди партизан оказалось множество раненых. Почти у каждого были перебинтованы рука, нога или голова. Но удивительней всего были их лица. Усталые, голодные и изможденные до крайности, они светились спокойствием и уверенностью. Этим людям терять было нечего. В центре группы партизан, под прикрытием двух чудом уцелевших под вражеским огнем сосен, стояли двое. Густая с проседью шевелюра и глубокие морщины на усталом лице одного из них выдавали генерала Вукаловича. Его темные глаза блестели, как всегда, ярко, когда он наклонился, чтобы прикурить сигарету у своего спутника - смуглого, с крючковатым носом и вьющимися черными волосами, выбивающимися из-под потемневшей от крови повязки на голове. Вукалович улыбнулся.
- Конечно, я спятил, мой дорогой Стефан. И ты тоже, иначе бы уже давно отошел с этой позиции. Мы все сумасшедшие. Разве не знал?
- Как же не знать, - майор Стефан провел рукой по подбородку, поросшему недельной щетиной. - Но то, что вы решили прыгать с парашютом в расположение нашей части, настоящее безумие. Вы же могли… - он внезапно осекся и посмотрел туда, где только что раздался щелчок ружейного выстрела. Паренек лет семнадцати, отведя винтовку в сторону и приставив к глазам бинокль, вглядывался в белесую мглу ущелья. - Попал?
Парень вздрогнул и отвел бинокль. "Мальчишка, - с отчаянием подумал Вукалович. - Совсем еще ребенок. Ему бы в школу ходить". Паренек произнес:
- Не знаю, не уверен.
- Сколько патронов осталось? Пересчитай.
- Я и так знаю - семь.
- Стреляй только наверняка. - Стефан снова повернулся к Вукаловичу. - Боже мой, генерал, вы же могли приземлиться прямо к немцам в лапы.
- Боюсь, что у меня не было выбора, - спокойно заметил Вукалович.
- Времени мало! - Стефан в сердцах сжал кулаки. - Так мало времени осталось. Вам не надо было возвращаться. Это безумие. Там вы больше нужны… - он вдруг замолчал, прислушался на секунду и, обхватив Вукаловича руками, тяжело повалился в снег, увлекая его за собой. В это же время раздался пронзительный свист снаряда и послышался мощный взрыв. На них посыпались ветки и мелкие камни. Слышны были стоны раненых. Вскоре взорвался еще один снаряд, затем еще один метрах в десяти друг от друга.
- Пристрелялись, черт бы их побрал! - Стефан приподнялся и посмотрел в сторону ущелья. Несколько долгих секунд он ничего не мог разглядеть - луна скрылась за облаком, но когда она вышла, ему не пришлось напрягать зрение, чтобы увидеть немцев. Видимо, по команде они, не маскируясь, поднялись на ноги и стали быстро карабкаться вверх по склону с автоматами наизготовку. Как только вышла луна, они открыли огонь, Стефан пригнулся, укрывшись за большим камнем.
- Огонь! - закричал он. - Огонь!
Не успел прозвучать первый ответный залп партизан, как долина погрузилась в темноту. Выстрелы смолкли.
- Стрелять! Продолжайте стрелять! - закричал Вукалович. - Они приближаются. - Генерал выпустил длинную очередь из своего автомата и обернулся к Стефану: - Эти ребята там, внизу, неплохо знают свое дело.
- Неудивительно, - Стефан выдернул чеку и, размахнувшись, швырнул гранату. - Мы их давно тренируем.
Снова появилась луна. Первая цепочка немцев была уже ярдах в двадцати пяти. В дело пошли гранаты, стрельба велась в упор. Немцы падали, но на их место подходили новые, неминуемо приближаясь к линии обороны. Все смешалось в рукопашной схватке. Люди кричали и убивали друг друга. Но прорвать оборону немцам не удавалось. Вдруг густые, темные облака закрыли луну, и ущелье погрузилось в кромешную тьму. Шум боя постепенно стихал, пока не наступила неожиданная тишина.
- Тактический ход? - вполголоса спросил Вукалович. - Как ты думаешь, они вернутся?
- Только не сегодня, - уверенным тоном сказал Стефан. - Они ребята смелые, но…
- Не безумцы?
- Именно.
Из-под повязки по лицу Стефана текла струйка крови, но он улыбался. Подошел грузный человек с нашивками сержанта и небрежно отдал честь. Стефан поднялся.
- Они ушли, майор. Наши потери - семь убитых, четырнадцать раненых.
- Установите посты в двухстах метрах вниз по склону, - приказал Стефан и повернулся к Вукаловичу:
- Вы слышали? Семь человек убито. Четырнадцать ранено.
- Сколько остается?
- Двести человек. Может быть, двести пять.
- Из четырехсот, - с горечью произнес Вукалович. - Боже мой, из четырехсот!
- У нас шестьдесят раненых.
- Ну, уж их-то теперь можете отправить в госпиталь.
- Госпиталя больше нет. - Стефан тяжело вздохнул. - Я не успел вам рассказать. Сегодня утром разбомбили. Оба врача погибли. Все оборудование и лекарства уничтожены. Вот так.
Вукалович задумался.
- Я прикажу, чтобы прислали медикаменты из лагеря. Ходячие раненые могут самостоятельно добраться до лагеря.
- Раненые не уйдут, генерал. Вукалович понимающе кивнул:
- Как с боеприпасами?
- На два дня хватит. Может быть, и на три, если экономить.
- Шестьдесят раненых! - Вукалович скептически покачал головой. - Медицинской помощи ждать неоткуда. Патроны на исходе. Есть нечего. Укрываться негде. И они не хотят уходить. Они тоже безумны?
- Да, генерал.
- Я собираюсь наведаться в лагерь, - сказал Вукалович. - Хочу поговорить с полковником Ласло.
- Конечно, - Стефан слегка улыбнулся. - Но не думаю, чтобы он произвел на вас впечатление человека более здравомыслящего, чем я.
- Я на это и не надеюсь, - согласился Вукалович. Стефан отдал честь и удалился, на ходу вытирая кровь с лица. Пройдя несколько шагов, он нагнулся, чтобы помочь подняться раненому. Вукалович молча наблюдал за ним, покачивая головой.
Меллори отодвинул пустую тарелку и закурил сигарету. Вопросительно посмотрел на Нойфельда:
- Что предпринимают партизаны в Клети Зеницы, как вы ее называете?
- Пытаются вырваться из окружения, - ответил Нойфельд. - Во всяком случае, не теряют надежды.
- Но вы сами сказали, что это невозможно.
- Для этих безумных партизан нет ничего невозможного. Как бы мне хотелось, - Нойфельд с горечью взглянул на Меллори, - воевать с нормальными людьми вроде англичан или американцев. Во всяком случае, мы располагаем надежной информацией, что попытка прорыва из окружения готовится в ближайшее время. Беда в том, что есть два пути. Они могут попробовать перейти мост через Неретву, и мы не знаем, где готовится прорыв.
- Все это очень интересно, - Андреа с раздражением обернулся на слепого певца, который продолжал вариации на темы все того же романса. - Нельзя ли нам соснуть немного?
- Боюсь, что сегодня не получится. - Нойфельд переглянулся с Дрошным и улыбнулся. - Вам придется разузнать сначала, где партизаны готовят прорыв.
- Нам? - Миллер опорожнил стакан и потянулся за бутылкой. - Сумасшествие - заразная болезнь! Нойфельд его не слышал.
- Партизанский лагерь в десяти километрах отсюда. Вы изобразите из себя настоящих английских десантников, заблудившихся в лесу. После того, как вы узнаете их планы, скажете, что вам необходимо попасть в главный штаб партизан в Дрваре. Вместо этого вернетесь сюда. Нет ничего проще!
- Миллер прав, - убежденно произнес Меллори. - Вы действительно сумасшедший.
- Я начинаю думать, что мы слишком часто обсуждаем проблему психических заболеваний, - Нойфельд улыбнулся. - Вы предпочитаете, чтобы капитан Дрошный предоставил вас своим людям? Уверяю вас, они очень расстроены потерей своего товарища.
- Как вы можете просить нас об этом? - Меллори был возмущен. - Партизаны наверняка получат информацию о нас. Рано или поздно. А тогда… Вы хорошо знаете, что потом произойдет. Нас нельзя туда посылать. Вы не можете это сделать.
- Могу и обязательно сделаю. - Нойфельд недовольно оглядел Меллори и пятерых его друзей. - Так получилось, что я не питаю добрых чувств к спекулянтам наркотиками.
- Не думаю, чтобы с вашим мнением согласились в определенных кругах, - сказал Меллори.
- Что вы имеете в виду?
- Начальнику военной разведки маршалу Кессельрингу это не понравится.
- Если вы не вернетесь, об этом никто не узнает. А если вернетесь… - Нойфельд улыбнулся и прикоснулся к Железному Кресту, висящему на шее. Наверное, его украсят дубовым листком.
- Какой симпатичный человек, верно? - произнес Меллори, ни к кому не обращаясь.
- Пора идти. - Нойфельд встал из-за стола. - Петар, готов?
Слепой утвердительно кивнул, перебросил гитару за спину и поднялся, опираясь на руку сестры.
- А они здесь при чем? - спросил Меллори.
- Это ваши проводники.
- Эти двое?
- Видите ли, - резонно заметил Нойфельд, - вам незнакомы здешние места. А Петар и его сестра ориентируются в этих лесах как дома.
- Но разве партизаны… - начал Меллори, но Нойфельд его прервал.
- Вы не знаете местных обычаев. Эти двое могут беспрепятственно войти в любой дом, и их примут наилучшим образом. Местные жители суеверны и считают, впрочем, не без оснований, что на Петаре и Марии лежит проклятье, что у них дурной глаз. Поэтому люди боятся их рассердить.
- Но откуда они знают, куда нас нужно отвести?
- Не беспокойтесь, знают. - Нойфельд кивнул Дрошному, который сказал что-то Марии на сербскохорватском. Та, в свою очередь, прошептала несколько слов Петару на ухо. Он издал в ответ какие-то гортанные звуки.
- Странный язык, - отметил Миллер.
- У него дефект речи, - объяснил Нойфельд. - С рождения. Петь может, а говорить нет. Какая-то неизвестная болезнь. Теперь вам понятно, почему их считают проклятыми? - Он повернулся к Меллори. - Подождите со своими людьми на улице.
Меллори кивнул, жестом предложил остальным пройти вперед. Задержавшись в дверях, он заметил, что Нойфельд быстро обменялся несколькими фразами с Дрошным, который отдал короткий приказ одному из своих четников. Оказавшись на улице, Меллори поравнялся с Андреа и незаметно для других прошептал что-то ему на ухо. Андреа едва уловимо кивнул и присоединился к остальным.
Нойфельд и Дрошный появились в дверях барака вместе с Петаром и Марией, затем направились к Меллори и его друзьям. Андреа небрежной походкой двинулся к ним навстречу, попыхивая неизменной сигарой. Остановившись перед растерявшимся Нойфельдом, он с важным видом затянулся и выпустил облако вонючего дыма прямо ему в лицо.
- Вы мне не нравитесь, гауптман Нойфельд, - объявил Андреа. Он перевел взгляд на Дрошного. - И этот торговец ножами тоже.
Лицо Нойфельда потемнело от негодования, но он быстро взял себя в руки и стальным голосом произнес:
- Меня не волнует, что вы обо мне думаете. - Он кивнул в сторону Дрошного. - Но советую вам не попадаться на пути капитана. Он - босниец, а боснийцы - народ гордый. Кроме того, в искусстве владения ножом ему нет равных на Балканах.
- Нет равных? - Андреа громоподобно захохотал и выпустил струю дыма в лицо Дрошного. - Точильщик кухонных ножей из оперетки.
Дрошный застыл, не веря своим ушам. Но его замешательство было недолгим. Обнажив зубы в оскале, которому бы позавидовал любой волк из местного леса, он выхватил из-за пояса кривой кинжал и бросился на Андреа. Словно молния, блеснул зловещий клинок, прежде чем вонзиться в горло Андреа. Этим бы дело и кончилось, если бы не удивительная способность Андреа мгновенно реагировать на опасность. В те доли секунды, пока нож Дрошного со свистом рассекал воздух, Андреа успел не только уклониться, но и перехватить руку, держащую нож. Два гиганта повалились на снег, отчаянно пытаясь не дать друг другу завладеть ножом, выпавшим из рук Дрошного.
Все произошло так быстро и неожиданно, что никто даже не сдвинулся с места. Трое сержантов, Нойфельд и четники оцепенели от удивления. Меллори, стоящий рядом с Марией, задумчиво потирал подбородок. Миллер, деликатно стряхивая пепел с сигареты, наблюдал за происходящим с выражением усталого недоумения.
Мгновенье спустя Рейнольдс, Гроувс и двое четников бросились на катающихся по земле Андреа и Дрошного, пытаясь разнять их. Но это удалось только после того, как на помощь пришли Нойфельд и Саундерс. Дрошный и Андреа поднялись. Первый с перекошенным от злобы лицом и горящими от ненависти глазами, второй - с сигарой в зубах, которую умудрился подобрать, пока их растаскивали.
- Сумасшедший! - в ярости бросил в лицо Андреа Рейнольдс. - Маньяк! Психопат проклятый! Из-за тебя нас всех убьют.
- Меня бы это не удивило, - задумчиво произнес Нойфельд. - Пойдемте. Хватит глупостей.
Он шел впереди. Когда они выходили за пределы лагеря, к ним присоединилось полдюжины четников, которыми командовал тот самый рыжебородый и косоглазый, который встретил их при приземлении.
- Кто эти люди и зачем они здесь? - спросил Меллори у Нойфельда. - Они не пойдут с нами.
- Сопровождение, - пояснил Нойфельд. - Только на первые семь километров пути.
- Зачем? Ведь нам не грозит опасность от вас и от партизан тоже, как вы утверждали?
- Вы здесь ни при чем, - сухо сказал Нойфельд. - Нас волнует грузовик, на котором вас довезут почти до места. Грузовики здесь на вес золота. Охрана нужна на случай партизанской засады.