Кто бы это ни был - кошмар в любом случае, обреченно подумал Денис. Он поплелся в прихожую и открыл дверь. Оказался - Турецкий. Он хотел было что-то сказать для приветствия, но тут увидел у Дениса за спиной Рошфора с бутылкой Бехеревки и несколько раз молча открыл и закрыл рот. Потом все же проговорил:
- Ты же вроде не пьешь… - Прозвучало это почти укоризненно, что для Турецкого было и вовсе неподходяще.
- Я-то не пью, - согласился Денис, - а вот Давид - очень даже. Кстати, Сан Борисыч, вы вроде хотели у него автограф взять? Рекомендую попросить, чтобы он расписался на бутылке.
- Хорошая мысль, - прокомментировал Рошфор. - Однажды на каком-то аукционе мой бывший тренер Фикшич продал за хорошие деньги пустую бутылку, которая где-то осталась от меня, а он, видите ли, подобрал. Скотина.
- Он что, все понимает?! - поразился Турецкий.
- И понимает, и, как видишь, сказать может.
- Ща, - вполне по-славянски подтвердил обладатель "Золотого мяча" и "Золотой бутсы", - только допью.
Фикшич. В который раз уже всплывает это имя? Во второй? В третий? Нет, тот же Рошфор упоминал Фикшича как минимум трижды. Но еще до этого Денис уже слышал о югославском тренере.
Почти с самого начала этого дела, едва ознакомившись с биографией Комарова, он озадачился вопросом: почему Антон удрал из "Буревестника" после матча с Саудовской Аравией? Не удрал, так, по крайней мере, сразу высказал Рыбаку свое желание уйти из "Буревестника". Что-то случилось там, в Саудовской Аравии, что послужило толчком к этому. Там, в Эр-Рияде, вообще много чего случилось, Антон вел себя эксцентрично, в ворота, например, встал, потом много мячей наколотил. Неважно, что сделал Комаров. Важно, что…
За сборную мира играла куча выдающихся игроков со всего света. Комаров там сошелся с украинцем Паламарчуком. Отсюда в свое время был сделан вывод, что это знакомство и послужило импульсом к его побегу в Киев. Но это же ровным счетом ничего не значит! Просто был среди двадцати двух еще один человек, говорящий по-русски, вот Антон с ним и общался. На самом же деле идея о переходе в киевский "Восход" принадлежала Кролику и просто упала на благодатную почву.
Помимо Паламарчука и других футболистов там был еще тренер Фикшич. Тот самый югослав, а точнее, серб, который сказал игрокам, что почти никого из них не знает, поэтому пусть делают что хотят. Себастьяна Фикшича Антон Комаров встретил в Саудовской Аравии! Вот с кем он там весьма неформально общался! Об этом же, кстати, свидетельствовал Давид Рошфор, столкнувшийся с ними в аэропорту. Тогда еще его Фикшич с Антоном и познакомил. Тот самый Фикшич, которого Рошфор терпеть не может, причем это чувство у них взаимное. Но в аэропорту Эр-Рияда Фикшич был со своим бывшим игроком непривычно любезен. Почему? У него было хорошее настроение, свидетельствует Рошфор.
Тренер символической сборной мира провожал русского футболиста в аэропорту. Важно ли это, в самом деле? Возможно. Не исключено. Вероятно. Надо еще раз все обдумать.
Фикшич оказался под впечатлением игры молодого русского и вознамерился заполучить его в свою команду? Какую команду? А в любую. Ведь Фикшич на тот момент был безработным тренером. В следующую свою команду.
Помнится, Денис просил Макса составить справку по этому Фикшичу, где он и чем занимается, и, помнится, Макс это сделал. И, помнится, Денис даже ее читал. Только вот из самой справки ничего не помнится. Ох уж этот футбол…
Денис сел за компьютер, открыл директорию "Антон Комаров" и выудил оттуда файл со странным названием - "Плохой пожарник Фикшич. doc". Почему пожарник?
Родился в 1950 году в Сараеве (Югославия).
Выступал за клубы "Слобода", "Партизан", "Фенербахче" (Турция), "Сарагоса" (Испания). Провел два матча за сборную Югославии. В 1982 году закончил карьеру игрока.
Тренировал команды "Партизан" (1985–1988), "Фенербахче" (1988–1991), "Бонавентура" (1992/93, 1995, 2003), "Милан" (1994), "Интер" (1996/97, 2000), "Ювентус" (1998/99).
Вчера днем Себастьян Фикшич был официально представлен журналистам в качестве нового главного тренера "Бонавентуры". Известный сербский специалист подписал контракт на полгода с возможностью продлить его еще на сезон, в случае если "Бонавентура" удачно завершит нынешнее первенство. Речь идет о победе в Лиге чемпионов или путевке в еврокубки.
Новый наставник римлян стал первым тренером в истории итальянского футбола, которому выпала честь работать со всей Большой четверкой, - он руководил всеми тремя признанными грандами итальянского футбола "Ювентусом", "Миланом", "Интером" и "Бонавентурой".
Большую часть тренерской карьеры новый рулевой римского клуба посвятил как раз итальянским клубам, а наибольшего успеха добился с "Бонавентурой", с которой в 1992 году выиграл и первенство, и Кубок страны. Этот успех произвел такое сильное впечатление на президента римлян Винченцо Кандолини, что тот изменил себе (обычно он менял тренера чуть ли не дважды за сезон) и целых два года даже не помышлял об отставке Фикшича. Более того, позже он дважды возвращал серба в команду, надеясь на повторение чуда. Кстати, в предпоследний раз (в 1995 году) Фикшич провел на посту главного тренера "Атлетико" всего… 12 дней. Клуб же в конце концов покинул элиту.
Неудачным получилось и возвращение Фикшича в "Интер" в 2000 году. Неприятности начались уже на старте сезона, когда купленный по личной инициативе Фикшича уругвайский вратарь Чавес Кероби не только не оправдал возложенные на него надежды, но и принес "Интеру" значительные убытки, решив прямо по ходу сезона завершить карьеру. Кроме того, Фикшич настроил против себя болельщиков и футболистов, раскритиковав уровень мастерства игроков в местной прессе. За это ему даже пришлось публично извиняться. А по итогам сезона-2000 "Интер" занял позорное 13-е место. Фикшич же разорвал контракт и с тех пор не занимался тренерской деятельностью, хотя на отсутствие приглашений не жаловался. Удивительно, но он неизменно пользуется колоссальным спросом на футбольной бирже.
Неудачи последних лет ничуть не подорвали имидж Себастьяна Фикшича. Он по-прежнему остается одним из самых уважаемых европейских наставников, получает приглашения тренировать сборные мира, консультирует и комментирует работу своих коллег на радио. Его отличают уверенность в своих силах и умение анализировать ситуацию - качество, которым он обязан одному из своих хобби - карточной игре в бридж. Фикшич даже неоднократно участвовал в чемпионатах мира по бриджу, пару раз доходя до финала. В футболе его успехи все же гораздо скромнее, и тем не менее непостижимым образом он сумел обеспечить себе имидж специалиста эстра-класса, иначе его не приглашали бы суперклубы.
Вот только "пожарного", умеющего спасать команды от расставания с элитой, из него никогда не получалось. А "Бонавентуре", балансирующей на грани вылета, сейчас нужен именно спасатель.
Фикшич никогда не славился мягким характером. Благодаря тренеру "Бонавентура" сразу же вышла в лидеры итальянского чемпионата по… суммарным штрафам, наложенным на игроков. Голкипер (между прочим, вратарь сборной Италии) за ночной визит в дискотеку в период восстановления после травмы вынужден был в качестве наказания заплатить в клубную кассу ни много ни мало - 50 тысяч евро! На 5 тысяч евро теперь в клубе штрафуют за опоздания на тренировку. На 10 тысяч оштрафовали двух защитников за драку после тренировки. На 20 тысяч - еще одного игрока за критику тренера по поводу чрезмерно оборонительной модели игры, которую он осторожно высказал в телевизионном ток-шоу. Этот уже продан во Францию. По некоторым слухам, "Бонавентуру" вообще ждут "большие кадровые изменения".
"Большие кадровые изменения". И ведь эта справка была готова уже несколько дней назад! И Денис ее уже читал! И что? А ничего. Стыдно? Нет. Ведь даже если бы он оказался проницательней в свое время, это ничего бы не дало, потому что реактивный Комаров за это время успел уехать в Киев и смешать все карты.
Денис оторвался от компьютера. Из кухни раздавался хохот. Денис поплелся туда.
- Дениска, - обрадовался Турецкий, - хорошо, что ты здесь.
- А где мне еще быть? Это вроде моя квартира пока.
- Само собой. Я не в том смысле, я в смысле - рад тебя видеть. Потому что у меня новости для тебя есть. Я думаю, что наш молодой вундеркинд…
- Отправился на Апеннины, - хмуро закончил за него Денис.
Турецкий молча открыл рот. А Давид Рошфор меланхолично заметил:
- В Италии защитники совершенно зверские. У меня там с самого начала не заладилось. Зря это он. В Испанию надо было.
Итальянская версия. Американец Дик Слай, восторженно брызгая слюной, вернул его в двадцать первый век:
- "Формула-1" - это потрясающе. По зрелищности не уступает ни бейсболу, ни футболу. Тысячи людей на трибунах автодромов, миллионы - у экранов телевизоров два часа с азартом наблюдают за болидами, носящимися по трассе с бешеной скоростью, видят автомобиль считанные секунды, не всегда успевая различить даже шлем пилота. Я несколько раз смотрел вживую - незабываемо. А вы сидели внутри…
- Это было так давно, что все чувства, которые я тогда испытывал, в смысле скорости, сегодня доступны в любом самом обычном автомобиле, - проворчал Кандолини.
А в смысле всего остального не дай бог кому-то еще это испытать. Он сломал третий, четвертый и пятый шейные позвонки и вывихнул обе руки. Его доставили в больницу на три четверти мертвого. У него был полный паралич, полная потеря чувствительности, так что тело можно было проткнуть насквозь в любом месте, и он бы не испытал боли. Только страшно и резко саднили сломанные позвонки. Язык западал и перекрывал дыхание. Его прикрепили к нижней челюсти чем-то вроде прищепки, но дышать все равно было тяжело. Каждый вдох отдавался хрипом. Человеческие лица он видел, только если смотрел на них натужно, сосредоточенно и достаточно долго, иначе - расплывчатые, ни на что не похожие очертания. Но от напряжения зрения начинала кружиться голова, и он предпочитал вообще не смотреть, кто подходит к его кровати, иногда угадывая по голосам, а скорее по интонациям, что вот появился врач и отдает приказания медсестре, или пришла Мария - сестра… Родным, наверное, сообщили, что произошла авария…
Закрытые глаза не приносили темноту и покой. Снова и снова он видел трассу, перечеркнутую следами шин, корпус болида впереди и еще один справа, слышал отчетливо, как будто это происходило прямо сейчас, скрежет железа, шипение искр, собственный крик и грохот удара.
Он помнил, как бросил руль, когда болид взлетел и стал бешено вращаться в воздухе, помнил, как его вышвырнуло из машины, как он летел, словно с высоченного трамплина в воду, только вместо воды был бетонный забор. Он помнил резкую боль вначале в кончиках пальцев выставленных вперед рук, потом в плечах, потом хруст и оглушающий удар шеей обо что-то твердое. Он потерял сознание совсем ненадолго, очнулся, когда укладывали на носилки, и все силился повернуть голову посмотреть, что осталось от автомобиля, разбился ли он, можно ли восстановить его к следующей гонке? Но голова не желала поворачиваться.
Винченцо еще очень повезло, что хирургом, к которому его доставили, был Сильвио Росси - врач от Бога, самый талантливый и самый упрямый "костоправ" в Италии. Росси встретил носилки на крыльце и вместо приветствия прорычал в адрес Винченцо витиеватое и многословное, но, в сущности, добродушное ругательство. Гонщика поместили в палату на четверых, где лежали больные только с переломами позвонков. После рентгена его положили на спину на гладкую доску, покрытую простыней. Огромный толстый кожаный ошейник охватывал его шею, подпирал подбородок и ремнями был прихвачен к доске, так чтобы голова не сдвинулась ни на миллиметр.
Через несколько дней или недель, он потерял счет времени, вернулась чувствительность к ногам, они вдруг стали двигаться сами по себе, словно устав лежать без движения. Тогда их тоже привязали. А для надежности еще придавили какими-то грузами. Потом вместо ошейника наложили огромный гипсовый панцирь, он закрывал всю грудь, всю шею и голову сзади.
Сколько еще прошло времени? Может быть, месяц? Постепенно стала возвращаться чувствительность во всем теле. Заныли вправленные после вывиха руки, засаднили пролежни, то тягостно-ноющая, то острая боль возникала непредсказуемо в самых разных местах, приходила и уходила, чтобы снова вернуться. Речь восстанавливалась с большим трудом, руки оставались неподвижными, только на правой руке ожил указательный палец.
Но, почувствовав после долгого перерыва свое тело, Винченцо не испытал радости. Он ненавидел всего себя, распростертого на кровати, такого сильного когда-то, а теперь беспомощного до слез. Он стал мрачным, замкнутым, раздражительным. Мать и сестры, регулярно дежурившие в больнице, старались развлечь его забавными рассказами о доме, о соседях и родственниках, которых он давно не видел. Винченцо или натянуто улыбался, или чаще оставался безразличен к женской болтовне. Он старался не думать о том, что ждет его дальше, но ужасные мысли сами лезли в голову. Ясно, что к гонкам возврата уже не будет, но сможет ли он хотя бы ходить, сможет ли хотя бы работать в гараже… Доктор Росси упорно отмалчивался. Вернее, отделывался обещаниями, что все будет хорошо. Винченцо видел, что доктор нервничает, - значит, сам не верит в обещанное "хорошо". А раз так, то не стоит ли покончить со всем прямо сейчас? С каждой минутой Винченцо все больше терял вкус и интерес к жизни. Мысли о самоубийстве возникали все чаще. Но даже убить себя он не мог и за бессилие ненавидел себя еще острее.
А однажды вечером, когда сосед Винченцо по палате впал в тяжелое забытье, было темно, и только свет фонаря за окном слегка серебрил стены, в комнату вошла и присела на кровать Винченцо молоденькая медсестра Лаура - темноволосая, темноглазая, с веселыми ямочками на смуглых щеках.
- Чего тебе? - спросил Винченцо. Спросил равнодушно, ему было все равно, сидит кто-то у кровати или вообще все человечество уже вымерло.
- А ты хорошенький, Винченцо… - Она беспечно хихикнула и вдруг, раздевшись донага, юркнула в его постель и накрылась одеялом.
Как он обругал ее тогда! Сам не ждал, что столько злости и боли сможет вложить в слова. Ему не нужна была жалость. Это постыдное чувство и для того, кто жалеет, и для того, кого жалеют. Он презирал жалость даже больше чем самого себя, чем свое искалеченное тело.
Но Лаура и не думала уходить. И ругательства не произвели на нее никакого впечатления. Она потерлась головой о его загипсованное плечо и сказала:
- Ты красивый, Винченцо, и мне приятно быть с тобой. Если бы ты мне не нравился, разве я посмотрела бы хотя бы в твою сторону? - Она погладила его по лицу и несколько раз поцеловала сухие, искусанные губы.
У него кружилась голова, его колотил озноб, и казалось, поднялась температура. Он открыл было рот, придумывая новое ругательство, но она приложила палец к его губам:
- Помолчи. Я просто побуду немножко рядом.
Сколько так пролежала Лаура? Может, минуту, а может, много часов. Она что-то тихонько напевала, и, кажется, он уснул, убаюканный ее песней, а потом проснулся оттого, что она снова целовала его губы. Потом она тихонько встала, оделась и ушла, ничего не сказав на прощанье, только глаза ее весело блеснули, когда из открытой двери на нее упал свет из коридора. Так было и на следующую ночь, и на следующую.
И Винченцо поверил… Вернее, вначале уговорил себя, а потом и правда поверил, что жизнь не закончена. Если такая девушка не брезгует лежать с ним в одной постели. А не брезгует ведь - допустим, один раз ее могли уговорить родственники или доктор, ну два раза. Она ведь не уличная девка, такая, как Лаура, не будет с мужчиной, если он ей отвратителен.
В последний раз Лаура лежала уже не рядом с уродливым калекой, а рядом с мужчиной. Пусть пока с гипсом на шее и груди, пусть пока прикованным к постели, но с мужчиной, готовым и жаждущим жить и любить.
И он стал выздоравливать. С каждой минутой чувствовал себя все сильнее.
Вернуть былую резвость рукам и ногам было очень непросто, но теперь он готов был бороться: часами без устали разминал пальцы рук, миллиметр за миллиметром отвоевывая себя у неподвижности.
Пока Винченцо лежал в палате для "беспозвоночных", у него сменилось девять соседей, и только трое из них выжили - и Росси, как оказалось, не был Богом.
Но Винченцо выкарабкался - встал на ноги.
А потом навалились новые проблемы. Выяснилось, что контракт с "Альфа-ромео" не предполагал оплаты столь длительного лечения. Команда разорвала договор в одностороннем порядке и больше не желала видеть Винченцо даже в качестве помощника механика. Его семья, и без того небогатая, влезла в ужасные долги. Они не жаловались, но Винченцо согласился на первую попавшуюся работу, только бы поскорее добыть деньги. Первой попавшейся работой был сборочный цех завода "Фиат". Как бывшему механику "Альфа-ромео", Винченцо дали место, несмотря на то что на каждую вакансию претендовали двадцать - двадцать пять безработных… Да…
- Я слышал, в вашем гараже завидная коллекция автомобилей. - Американский журналист перечислял с придыханием: - "Ягуар-XK8", "порше-каррета", "Порше-911 Тарга"? Это все-таки ностальгия по гонщицкой юности или… А там, кстати, есть машины производства ваших заводов?
- Машины я любил всю жизнь, не только в молодости, поэтому у меня в коллекции их около сорока. И кроме тех, что вы назвали, есть еще "феррари-спайдер", "феррари-боксер", довоенный "Ягуар-SS100". А на "фиате" я езжу на работу.
Американец расхохотался как от забойного анекдота:
- Он у вас, наверное, сделан по спецзаказу в единственном экземпляре? По сейфовой технологии, с пуленепробиваемыми стеклами, кодовыми замками и оснащен автопилотом?
- Нет, у меня самая обычная машина.
- Между прочим, а каковы ваши сегодняшние политические взгляды? Вы больше не симпатизируете левым?
- Я бы назвал себя умеренно правым.
- Однако когда-то вы были членом компартии?
- Когда-то я был нищим калекой… - буркнул себе под нос синьор Кандолини.