Падение Вавилона - Андрей Молчанов 27 стр.


Я тронулся с места, слегка задев бампером впереди стоящую машину с госномером, в которой никто не сидел и, не сочтя данное касание заслуживающим какого-либо внимания, покатил по трассе, однако, проехав три перекрестка, обнаружил на хвосте полицейскую машину, усердно сигналившую мне фарами. Затем донесся лающий глас из мощного динамика, призывающий меня прекратить движение.

Сеня, вертясь ужом на заднем сиденье, срочно укладывал под него пакет с фальшивыми дензнаками - во избежание вероятного личного досмотра, ибо полиция частенько производила обыски иностранцев, особенно русского происхождения. Замечу, объективные к тому причины у блюстителей порядка имелись, чего греха таить!

Я принял вправо, затормозив у обочины, прекрасно сознавая, в чем дело: кто-то из немцев заметил, как я задел бампером припаркованную машину, и незамедлительно отзвонил в полицию. Подобный рефлекс у германцев органичен, как дыхание.

Я отдал подошедшему полицейскому документы.

Мельком взглянув на них, тот молвил:

- Где страховка?

- Вот так номер! Я судорожно принялся рыться в карманах, но страховки нигде не обнаружил.

Осмотр салона также не принес никаких результатов.

- Вы можете проверить по компьютеру… - начал я, но сей жалкий лепет оборвала неприязненная команда:

- Поедете в участок!

Я был отстранен от руля, усажен на заднее сиденье автомобиля по соседству с досадливо взирающим на меня Сеней, и с этой минуты управление нашим "мерседесом" перешло в компетенцию властей.

В участке нам сообщили, что никакого ущерба государственному автомобилю мы не нанесли, однако, пока не предъявлена страховка, "мерседес" останется в участке.

- Куда ты ее дел?! - зло вопрошал меня Сеня. - Ну? Думай! Представляешь, что будет, если мы сегодня не развезем туфту?

- У меня тут одна знакомая… - промямлил я. - Может, у нее оставил…

Сеня кинулся ловить такси.

В квартире Ингред страховки я не обнаружил. Зато, когда уже выходил из подъезда, осенило: бушлат! В него же я перекладывал все документы, а после, в спешке швырнув спецодежду в багажник, наверняка оставил в ней и страховку…

Мы вновь покатили в участок.

- Страховка в машине! - объяснил я равнодушному дежурному. - Дайте ключи!

Ключей мне никто не дал, но в сопровождении двух полицейских мы проследовали к "мерседесу", открыли багажник и вытащили из бушлата искомую бумажку.

- Прошу, - гордо предъявил я документ властям. - Могу теперь ехать?

- Сначала надо подписать акт, что все хранящиеся в машине вещи возвращены вам полностью, - ответил педантичный полицейский.

Мы прошли в закуток рядом с дежурным помещением, где я с наслаждением требуемый акт подписал.

- Все? - спросил, подняв глаза на дотошных бюрократов.

- Нет, не все, - сказал один из них. - В вашей машине под задним сиденьем мы обнаружили сто тысяч немецких марок. Кому они принадлежат?

Я посмотрел на Сеню, задумчиво поглаживающего ладонью небритую щеку.

- Как я понимаю, деньги принадлежат не вам, - утвердительно произнес полицейский.

Сеня шумно выдохнул воздух через нос. Произнес, заведя глаза к потолку:

- Не, почему?.. Это мои деньги.

- Вот как! Тогда почему вы оставили такую значительную сумму в машине?

- А что с ней будет? - ответил Сеня безучастно. - Машина же в полиции… Значит, охраняется.

- Но тогда надо подписать акт и на возвращение денег!

- Подпишем, - пожал плечами Сеня. - Это легко.

Один из полицейских принес пакет с деньгами, предложив нам пересчитать их во избежание недоразумений.

- Все точно. - Сеня, исполнив требуемые формальности, размашисто подписал протокол.

- Нет, не все, - донесся ответ. - Данные деньги - фальшивые, и теперь вам следует объяснить, откуда они у вас.

- Я так и знал, - сказал Сеня, укоризненно глядя на меня.

- Что вы знали? - встрял полицейский, владевший, видимо, русским языком, как и многие подданные бывшего ГДР.

- Что день сегодня не задастся, - откликнулся Сеня. - Прошу вас позвонить моему адвокату. Без него давать показания отказываюсь.

- Номер телефона? - деловито осведомился страж порядка.

Сеня продиктовал телефон Алика. После этого нас развели по одиночным камерам.

Через час в участок заявился Алик с двумя немецкими юриспрудентами, должными организовать наш "отмаз".

Рабочая версия была таковой: Сеня продал неизвестному лицу турецкого происхождения автомобиль "БМВ", числящийся за одним из друзей Алика, а турок - вероятно, мошенник - всучил незадачливому продавцу кило туфтовых марочек.

Полицейские промурыжили нас в участке до позднего вечера, но все-таки на ночлег у себя не оставили.

Вызволив нас из каталажки, Алик устроил незамедлительный разбор, категорически обвинив в случившемся меня.

- Завтра в десять утра будешь в офисе, - приказал звеневшим легированной сталью голосом. - Понял? А теперь валите на хрен, говнюки! Тоже мне - работнички, мать вашу! На нарах кайфовать приспособились, а я носись, как обосранный верблюд!

Он отобрал у меня ключи и документы от "мерседеса" и, осатанело газанув с места, уехал, оставив нас с Сеней у дверей злосчастного полицейского учреждения.

- Пощады не жди, - предупредил меня Сеня, глядя вслед отъезжающему шефу. - Завтра он тебе насчитает… Мало не покажется. Он умеет. Основная его специальность.

Это был действительно какой-то черный день сплошных неудач! На каждом шагу сюрприз!

Покидая участок, я вспомнил, что не успел наведаться в Карлсхорст, на склад, где хранились бланки удостоверений служащих Западной группы войск, которые я уже три дня забывал отдать одному из клиентов Монгола, начавшему угрожать справедливой неустойкой, ибо деньги за документы он заплатил давно. Пришлось ехать в Карловку - так именовался данный район Берлина среди русскоязычного населения.

Примчался туда голодный, озверевший, наткнувшись при входе в склад на Труболета.

Тот, изрядно поддатый, широко расставив ноги, стоял, покачиваясь, в своем тяжелом пальто в размытом свете замызганной лампы на лестничной площадке и перебирал связку ключей, бессмысленно на нее таращась.

О, проклятье! Оказывается, выходя со склада, он захлопнул дверь, а ключи взял не те!

Исходя решительной злобой, я отправился к Валере, одолжив у него монтировку и топор.

Изрядно вспотев, я изуродовал железную раму косяка, погнул монтировку, сломал лезвие топора и язычок замка, но дверь так и не открыл.

Труболету пришлось отправиться ночевать к Валере, в "мавзолей", а я, матерясь, покатил на метро домой, к Ингред, едва успев вскочить в отходящий поезд и билета, конечно, не взяв.

В вагоне, куда я, запыхавшись, вломился, сидели, скучая, контролеры. С двумя жизнерадостными ротвейлерами, все как полагается.

- Ваш билетик…

Пришлось заплатить штраф.

Дома включил телевизор. Какой-то тип вещал о хронобиологии: мол, у человека есть дни неудач, что доказано и обосновано наукой.

Тоже сюрпризик-совпадение!

Да, есть такие дни, в которые надо сидеть дома, не высовывая носа наружу.

Но обойдется ли? Помогая Ингред в стряпне, начал резать картошку и располосовал тесаком мизинец.

Вот и сиди дома… Ничто не спасет!

Скрепя сердце, позвонил клиенту насчет удостоверений, объяснил ситуацию, услышав в ответ возмущенное рычание.

Далее перезвонил Изе, сказал, что случилась лажа с замком, но за его замену я отвечу материально.

- Ты там всю раму разворотил, паскуда! - завизжал Изя, побывавший, оказывается, на складе сразу же после моего отъезда оттуда. - Теперь без автогена не обойтись! А завтра ребята должны свои пиджаки с утра забирать! Что им скажу?! А?! Тра-та-та-та-та!

Изя ругался так, что я, блея оправдания, был страшно рад, что говорю с ним по телефону, а не воочию.

В итоге у меня страшно разболелась голова, и я выпил аспирин, при ближайшем рассмотрении оказавшийся противозачаточной таблеткой. Коробки - копия просто, твою мать!

Так закончился этот жуткий денек.

Явившись утром в офис, я застал там Алика и травмированного мной Леху, до сих пор проходившего какие-то восстановительные физиотерапевтические процедуры.

- Ну чего орел? - начал Алик, посмеиваясь. - Признаешь вину?

- Отчасти, - сумрачно отозвался я.

- Ну и чего делать будем? Залет-то серьезный…

- Я расплачусь, - сказал я, еще вчера решив отдать Алику в качестве компенсации свой "БМВ".

- Он расплатится, эта рвань! - вступил в разговор Леха. - Что из тебя, кроме дерьма, вытрясешь-то, а?!

- Леша, что за мансы? - урезонил его Алик. - Мы все-таки друзья, свои ребята… не будем обострять…

- Я расплачусь, - повторил я. - У меня есть дорогая машина, берите…

- "Бээмвуха", имеешь в виду? - сощурился Алик.

- Да…

- На которой твоя телка сейчас ездит?

Я сжал зубы. Задело меня и подобное определение Ингред, и нехорошая осведомленность Монгола о частностях моей личной жизни.

- У меня у самого машин - море, - продолжил Алик. - И дело не в машинах и даже не в деньгах. Машины гниют, деньги тратятся… Дело в другом - в ответственности и профессионализме. Раздолбаи и дилетанты в бизнесе не нужны. И за ошибки в нашем профсоюзе платят кровью, Толик. "Бабки" решают многое, но не все. Ясно?

- Ты решил перерезать мне глотку?

- Хм… - Алик тонко усмехнулся. - Платят не обязательно своей кровью, - уточнил вкрадчиво. - Но и чужой.

- Я кого-то должен грохнуть?

- Обязан! - громогласно подтвердил Леха, взгромождая ноги в кроссовках на письменный стол. - Именно так и покроешь должок.

- И кого же? - бесстрастно спросил я.

- У тебя, считай, два заказа, - поведал Алик, ногтем ковыряясь в зубе. - Первый: есть одна баба… Живет здесь давно. Вышла фиктивно замуж за одного делового из Союза. Парень нуждался в документах. За брачок он ей чин-чинарем проплатил, все шло как надо, а потом клиент нажил денег… Больших. Ну, у девочки загорелись глазки, появился нездоровый аппетит… Заявила: я, мол, законная жена, так что в связи с разводом, гони монету…

- А мозг ей вправить нельзя?

- А зачем? - Алик почесал мизинцем бровь. - Мы не нейрохирурги. К тому же есть заказ… именно на конкретное устранение. И ты его выполнишь. Сначала этот, потом другой.

- Но мы же договаривались насчет мокрухи… - начал я, но Леха прервал меня утробным ревом:

- Ты чего менжуешься, падла?! Ты Сеньку чуть под кичу не подставил! Мы одним адвокатам десятку марчел отстегнули! Не договаривались, блин! Бери волыну - и вперед! И безо всяких разговорчиков в строю!

- Да, Толя, - грустно подтвердил Алик, - у нас тут не детский садик, пора бы уяснить… Так что завтра получишь все необходимые данные, хорошую пушку с глушаком и - приступай, с Богом…

- И еще! - потряс пальцем в воздухе Леха. - Если начнешь чего выкозюливать, бабу твою завалю лично. Обещаю. Сначала ее, после и до тебя доберемся. На дне океана найдем, если финтить вздумаешь. Без понтов заявляю.

- Давай, Толик, давай, милый… - ласково подтолкнул меня к выходу из кабинета Алик. - Гуляй, настраивайся психологически… Съезди к Стефану, отвлекись… Очень помогает, проверено.

Я молча покинул кабинет, обреченно сознавая, что меня "развели" и "загрузили" по полной, что называется, программе. Особенно удручало то, что бандиты проследили, где и с кем я живу, и теперь под удар подставлена Ингред.

Я отправился в американское посольство. Назначенный мне консулом срок ожидания ответа еще не истек, но вдруг уже есть какой-то отклик на мое заявление?

- Оу! - Появившийся за бронированным стеклом консул улыбнулся мне как старому, желанному приятелю. - Вы пришли очень кстати! У нас есть для вас новости!

Сердце мое радостно подпрыгнуло в истомившейся душевным страданием груди.

- Вы действительно родились в Вашингтоне, - учтиво говорил консул, - действительно выросли там… Это правда, мы проверили…

Я насторожился, хотя тоже улыбался ему в ответ и кивал, как заведенный болванчик. Интонация консула несла в себе перспективу произнесения им неблагополучного слова "но".

- Но! - произнес консул сокрушенно. - Ваши родители, к сожалению, занимались на территории США шпионской и подрывной деятельностью, а потому на ваше заявление о гражданстве наложена отрицательная резолюция… Впрочем, вы можете подать апелляцию.

- Какой шпионской деятельностью?! Вы сошли… это… - воскликнул я сорванным голосом.

- До свидания… - Консул, не переставая мило улыбаться, отодвинулся от окна.

- А кому подавать апелляцию?! - заорал я в проделанные в пуленепробиваемом стекле дырки.

- В сенат! - дружески помахал мне рукой дипломат, скрывшись в неведомых глубинах своей посольской кухни.

Едва я вышел из консульства, на голову мне что-то шмякнулось. Я снял кепку. Голубь. Хотя по тому, что я увидел на кепке, можно было предположить, будто в берлинском небе летают коровы.

Я бросил головной убор в урну, стоявшую на углу консульства, и, настороженно вглядываясь в вышину, пригорюнился, не зная, что предпринять.

И вдруг, подобно скользнувшей в мутной воде блесне, явилась мысль: а что, если позвонить по связному телефону Олегу?

Я подошел к телефонной будке, вставил в прорезь автомата карточку. Набрал номер.

Ответил приятный женский голос.

Тут я забыл, какое надо произнести имя. Помнил, что я - Сержант, а вот имя…

- Так, блядь… - сказал я.

- Что?

- Ой, извините… - смутился я. - Сейчас вспомню. Голубь тут еще…

- Кто говорит?

Я наконец вспомнил пароль.

- Говорит Сержант, - произнес я. - Нахожусь в Берлине. Мне срочно надо связаться с Карлом Леонидовичем.

- Вас не затруднит перезвонить через час, полтора?

- Хорошо. Но передайте: у меня большие проблемы. - И я повесил трубку.

Затем решил съездить в Калсхорст, навестить Труболета и узнать заодно, отремонтирован ли дверной замок. Мне было необходимо как- то отвлечься от тягостных раздумий, в которых главенствовал один простой и вечный вопрос: что делать?

Доехав до Карловки, я вновь вошел в телефонную будку, перезвонив в Москву.

- Завтра в семь часов вечера, - доложил мне все тот же женский голос, - стойте на платформе Александерплац. Эс-бан. Направление в сторону Цо. Повторите.

Я повторил и, дождавшись сигнала отбоя, двинулся узенькой улочкой мимо замшелых зданий с отвалившейся от стен штукатуркой в сторону своей резиденции.

Дверь в складское помещение была приоткрыта. Я прошел на кухню, застав там Изю за довольно-таки странным занятием: он целился из десантного "калашникова" в решетчатое окно, причмокивая и вхолостую, как играющий в войну мальчишка, нажимая на спуск.

Узрев меня, Изя, несколько смутившись, положив боевое оружие на стол.

- Вы чего? - спросил я. - С ума посходили? Дверь открыта, а тут…

- А кто, сука, замок сломал?! - вскинулся Изя. - Вот, ждем теперь: Валерка за новым пошел, сейчас менять будет…

- А это?.. - кивнул я на автомат.

- Чего это?.. А, приобрел вот, у твоего дядюшки…

- Зачем тебе?

- Пусть будет… - Изя любовно погладил лакированное цевье.

- А где дядюшка? - спросил я.

- В ванне… - Изя снова взял "калашников" в руки. Новая игрушка, чувствовалось, не давала ему покоя.

Вздохом прокомментировав детские забавы взрослого мужика, я вышел из кухни, постучавшись в дверь ванной.

- Прошу! - донесся голос Труболета.

Я растворил дверь, тут же окутавшись густой пеленой пара.

В неотапливаемом помещении с ржавых коммуникационных труб свисали сосульки. В эмалированной емкости, доверху заполненной горячей водой, возлежал, выставив из нее голову в армейской ушанке с оттопыренными по-заячьи клапанами, Труболет, державший в руке самоучитель сербского языка.

- Гражданин начальник! - произнес он. - Сердечно рад! Как поживает русская мафия в Берлине?

- Это у тебя спросить надо, - ответил я.

- Да какая я мафия… - зевнул Труболет. - Впариваю фраерам железо…

Договорить он не успел: в коридоре раздался шум, затем его заполнили полицейские, одни из которых вошли в ванную, с изумлением уставившись на голого Труболета, втянувшего голову, увенчанную ушанкой, в плечи, а другие проследовали на кухню, где утративший бдительность Изя осваивался со своим персональным "калашниковым".

Через час наша троица, закованная в наручники, куковала в полицейском участке.

Визит полицейских, как оказалось, был вызван тем обстоятельством, что немецкие власти обнаружили подлог в документах, благодаря которым Изя занимал помещение склада.

Помещение уже давно армии не принадлежало, перейдя в ведение муниципалитета, а армейские жулики, след которых простыл, нагло Изю надули, содрав с него взятку, арендную плату и выдав ордер с печатью расформированного хозяйственного подразделения. Таким же образом мазуриками в погонах продавались квартиры, особняки и земельные участки, ранее принадлежавшие советскому военному ведомству. Так что Изя пострадал в степени незначительной, хотя изъятый автомат с основательным боезапасом и куча барахла неизвестного происхождения явились прецедентом к серьезному следственному разбирательству.

Кроме того, осмотрев комнату, где проживал Труболет, полицейские заподозрили Изю в незаконной сдаче в субаренду части помещения, и мной лично была услышана реплика на немецком языке следующего содержания:

- Это только русские могут… Самовольно вселиться и еще делать на этом бизнес! Представляю, какой у них будет там капитализм, в этой России…

Труболет, быстро оправившийся от шока, торжественно заявил на хорошем немецком языке - загодя, видимо, приготовил фразу, - будто бы он беженец из охваченной войной Югославии и просит убежища.

- А сколько вы уже находитесь в Германии? - спросил его полицейский начальник, специально вызванный после такого заявления в дежурную комнату.

- Около месяца…

- Почему же не обратились к нам в течение этого времени?

- Да все дела… - ответил Труболет.

- Понимаю… - грустно согласился начальник, посмотрев искоса на конфискованный автомат.

В ходе разбирательства выяснились, кстати, имя и отчество старого моего знакомого. Звали, оказывается, Труболета Левонд Арчианович.

Дошла очередь и до меня.

Я объяснил, что попросту заблудился в районе, разыскивая знакомого прапорщика Сашу, фамилию которого, к сожалению, запамятовал, зашел в первую попавшуюся дверь, оказавшуюся открытой, а тут…

- Ваш паспорт! - потребовал представитель властей.

Вместо паспорта я написал ему на бумажке номер сотового телефона Алика.

Меня снова отвели поскучать в камеру, и до приезда шефа я хладнокровно вздремнул на жестких деревянных нарах.

Алик поначалу взъерепенился, кляня меня за очередной залет, но затем, услышав, как обстояло дело, зашелся жизнерадостным смехом, сопереживая таким странным образом Изе, влипнувшему в скверную историю с неясным продолжением и финалом. Затем, отсмеявшись, сообщил:

Назад Дальше