Денис и Вячеслав Иванович переглянулись. "Только этого не хватало, чтобы начальник МУРа оказался замешанным в делах русскоязычной мафии Америки. Еще чего доброго, эта обворожительная блондинка - эмиссар мафии, которая хочет уладить свои дела при помощи агентства "Глория"?!" - подумал Денис и на всякий случай улыбнулся девушке-блонд.
- И чем же русские мафиози у вас промышляют? - спросил Денис.
- Да почти всем. Однако, мне кажется, я слишком откровенна. Вы, случайно, не забудете меня где-нибудь здесь, на дне басейна, чтобы потом меня нашли на дне какого-нибудь подмосковного водохранилища?
- Почему вы так решили?
- В Америке много пишут о чудовищной преступности в России. Я, честно сказать, даже немного побаивалась сюда лететь, ведь за последние десять лет у вас в четырнадцать с половиной раз увеличилось количество обезображенных и неопознанных трупов, которые находят в Подмосковье. Разве не так?
- Совершенно точно, в пятнадцать раз, - мрачно ответил Вячеслав Иванович.
- Но я не окажусь в их числе?
- Гарантирую, что нет, - заверил Денис.
- Я вам верю, - покорно опустила ресницы Лада.
- Так какие проблемы у русской мафии в Америке? - спросил Денис, пытаясь подвести разговор к делу, за которым Лада собирается обратиться в "Глорию".
- Кроме нью-йоркской полиции и ФБР, теоретически, никаких проблем, ну вот разве что недавно был убит крупный русский босс, якобы это был несчастный случай…
- Ясно, - кивнул Денис.
- Что вам ясно?
- Вы хотите найти заказчика убийства?
- Не совсем.
- Тогда что же привело вас сюда, если, конечно, не секрет?
- Желание побывать в настоящей русской бане, как-никак я ведь тоже русская, - улыбнулась Лада.
- Ну вы и задали проблему. В России совсем не те обычаи, что на Западе.
- Да, к сожалению, - вздохнула она.
- Мы попробуем для вас что-нибудь придумать, но в следующий раз… А вы меня, признаюсь, несколько удивили. Неужели в Америке все, скажем, хотя бы евреи - это самое… ну в смысле, все обрезанные?
- Наверное, нет. Однако у нас была в шестидесятых - семидесятых годах повальная мода обрезать мальчиков, вне зависимости от вероисповедания. Только в середине девяностых пошла другая тенденция. И как-то так получилось, что у меня еще не было необрезанного друга.
- Будет, - рассматривая лепнину на потолке, бесцеремонно брякнул Грязнов-старший. - Ладно, молодежь, вы тут развлекайтесь или делами займитесь, а я пойду погрею свои старые кости. - Вячеслав Иванович поднялся из кресла, из-за спины Лады послал Денису многозначительный взгляд и вышел из кабинета. - Тиму-ур! - закричал он, словно в лесу заблудился. - Готовь свои розги, иду сдаваться!
Денис и Лада немного помолчали. Денис был смущен, если не шокирован замечанием Грязнова-старшего, лицо же Лады оставалось непроницаемым.
- Как вам Москва? - спросил Денис.
- Как сказка. Я почти все знаю о Москве по книгам, по телевизору, и сейчас такое ощущение, что я вдруг попала в эту книжную сказку. Все такое знакомое, даже родное… А потом вдруг здесь очутилась, здесь тоже великолепно…
- Уговорили! Раздевайтесь, накиньте халат, шляпу, и пойдем, я покажу вам другие залы. Сходим в парную, на вас никто не обратит внимание.
- Не стоит, я буду себя чувствовать, как у вас говорят, не в своей тарелке.
Денис понизил голос и, подавшись из кресла вперед, словно случайно коснулся кончиками пальцев не покрытого юбкой колена Лады:
- Но я хочу сделать вашу сказку очень явной былью.
- Ни с места! - вдруг жестко ответила Лада.
- Я и так сижу.
- Полиция Нью-Йорка, советую не оказывать сопротивления! - перед глазами Дениса возник полицейский жетон.
Глядя на жетон в черной кожаной корочке, Денис на секунду обалдел. Но только на секунду.
- А мне это определенно начинает нравиться: в мужском отделении московских Сандунов вдруг оказывается симпатичная дамочка из полиции Нью-Йорка, неплохое начало, - Денис показал Ладе ряд своих крупных белых зубов и при этом плотоядно сощурил левый глаз.
- Мне тоже, - секунду подумав и глядя Денису в глаза, ответила Лада. Затем, спрятав удостоверение, добавила с многозначительной улыбкой. - А ты - славянский шкаф…
Денис, сам себе удивляясь, мгновенно расхохотался беспредельно счастливым смехом. Никогда еще слабый пол не называл его "славянским шкафом", хотя бы даже за высокий рост и широкие плечи. И это так польстило, что Денис в одну секунду воспылал страстным желанием к этой, с виду очень уверенной, но внутри слабой, нуждающейся в его помощи и защите, Ладе. Отсмеявшись, Денис заглянул в ее глаза и - о, ужас! - прочел в них то же самое желание.
Но почему "о, ужас!"? Казалось бы, наоборот. Да потому, что сейчас негде! Не в присутствии же дяди, и не в бассейне же, пардон, мужского отделения. Абсурдная получается ситуация: баня, казалось бы, для того и создана - для всех телесных удовольствий - и вот ведь незадача какая. Ну отчего Вячеслав Иванович не заказал кабинет, вернее, номер в Номерных Сандунах, которые здесь же, на Неглинной улице, только в другом строении? Там, в еще более роскошном многозальном номере-дворце с бассейнами, разными парными и прочими атрибутами класса люкс, они находились бы только втроем: "славянский шкаф", русская американка и Вячеслав Иванович (банщики и бармены, естественно, не в счет), и уж там воспылавшим страстью сердцам легко можно было бы заблудиться в одном из залов, допустим, предназначенном для массажа… Сейчас же, сидя рядом с Ладой, Денис радостно ощущал сладкое замирание своего сердца, которое играло в грудной клетке в синкопированном ритме, и не смел переходить к более решительным действиям. Вновь он негромко засмеялся.
- Что-то не так? - в ответ улыбнулась Лада.
- Нет, все о’кей, это я просто…
Денис не стал объяснять, что засмеялся от того, что подумал: "Я не просто "славянский шкаф", я "необрезанный славянский шкаф"! - это сравнение ему тоже нравилось, как нравились и те интересные перспективы, связанные с Ладой, что уже появились на горизонте.
- И чем может помочь нью-йоркской полиции "славянский шкаф"?
- Крупная группировка русскоязычной наркомафии в Нью-Йорке… Мы с вами должны будем ее обезглавить.
- А можно поинтересоваться, кто ее глава?
- Вот это и предстоит для начала выяснить.
- Ни больше ни меньше? - усмехнулся Денис.
- И не больше и не меньше, - твердо ответила Лада.
9
США, 2000.
Клэр сошла на следующей станции, а еще через полтора часа пути Гриша ступил на перрон нью-йоркского вокзала и направился по адресу, указанному в его сопроводительном листе.
Через сорок минут он вошел в двери полицейского участка. Там его встретил хмурый коп, он недовольно взглянул в Гришины документы и, крепко взяв его за локоть, проводил к стеклянной двери, за которой Грингольц рассмотрел довольно миловидную девушку. Блондинку.
Полицейский приоткрыл дверь, обменялся несколькими словами с хозяйкой кабинета и кивком пригласил Грингольца войти. Тот переступил порог комнаты и, нацепив самую дурацкую из всех дурацких улыбок, имеющихся у него в арсенале, радостно проорал:
- Хеллоу!
- Не напрягайся, - спокойно ответила девушка, подняв голову от стола. - Мы с тобой в некотором роде соотечественники. Так что давай перейдем на великий могучий русский язык и поговорим. Тем более то, что я тебе сейчас скажу, настолько важно для твоей дальнейшей жизни, что будет гораздо лучше, если ты уяснишь все это досконально. Идет?
- Хорошенькое начало, - промямлил Гриша.
- То ли еще будет, - усмехнулась девушка. - Итак, меня зовут Лада Панова. Я инспектор по надзору за бывшими заключенными, к коим ты и относишься. С этой минуты я буду следить за каждым твоим шагом в любое время дня и ночи. Без моего ведома ты не должен даже чихать, не говоря уже про более интимные физиологические моменты, это понятно? Я должна знать, с кем ты общаешься, чем занимаешься и куда ходишь, зубной пастой какой фирмы ты чистишь зубы и какого цвета твое нижнее белье.
- Синего, - со злостью вставил Гриша.
- Спасибо, ценная информация, - холодно произнесла Лада и продолжила: - Раз в неделю, пускай это будет четверг, ты должен приходить ко мне и отмечаться. Если тебе нужно уехать из города, ты должен получить мое письменное разрешение, если ты не ночуешь дома, то должен поставить в известность меня. И еще, в течение двух недель тебе следует найти работу. Я надеюсь, все понятно?
- Куда уж понятнее, - Грингольц был взбешен. Его раздражала эта самоуверенная девица, перед которой он должен отчитываться и оправдываться, как второклассник перед строгой учительницей.
- Вот и отлично. Теперь можешь идти. Это ключи от квартиры, в которой ты будешь пока жить, и адрес, - Лада протянула небольшой конверт.
Гриша выхватил его из рук девушки и, не глядя на нее, направился к дверям.
- Эй, Грингольц! - окликнула она.
- Что еще? - не оборачиваясь, произнес Гриша.
- Запомни, ты должен стать самым добропорядочным из всех добропорядочных граждан, которых я знаю. В противном случае ты вернешься в свое уютное пристанище и проведешь там еще, как минимум, лет семь. Если только я узнаю, что ты принялся за старое или нарушил хотя бы один пункт из нашего договора, ты поймешь, что я не шучу с тобой. А теперь вали отсюда.
Гриша вышел из кабинета и даже не хлопнул дверью, но стекло все равно завибрировало и тихонько взвизгнуло.
Квартирка, в которой предстояло жить Грише, была небольшая, но довольно уютная: две крошечные комнаты-спальни, малюсенькая гостиная и кухня. Все в темно-синих тонах, немного мрачноватое и тоскливое. Предыдущий жилец съезжал, вероятно, в спешке, поэтому повсюду валялись забытые или ненужные мелочи, обрывки газет, клочки бумаги с адресами незнакомых людей, пустые банки из-под пива. Гриша скинул рюкзак и принялся за уборку. До вечера он выносил мусор, расставлял мебель по своему вкусу, уничтожал намеки на то, что он вовсе не хозяин в этом жилище, а всего лишь его временный обитатель, такой же, как десятки его предшественников и, может быть, последователей. К полуночи все было закончено. Грингольц разогрел пиццу в старенькой микроволновке и плюхнулся в потертое плюшевое кресло, в котором и заснул с одноразовой тарелкой в руках.
Проснулся Гриша с ломотой во всем теле от неудобного сна и с мерзким осадком в душе. Он совершенно не представлял, что теперь ему надлежит делать. К прежней жизни возвращаться было рискованно, да и не особенно хотелось, а как еще устроиться в этом огромном враждебном городе без друзей, знакомых и родственников, Грингольц не знал. Наскоро позавтракав остатками пиццы и запив их холодным кофе, Гриша оделся и вышел на улицу. Он не знал, куда ему следует направиться, поэтому наугад пошел вниз по улице, глазея по сторонам и изучая район, в котором придется пожить какое-то время. Грингольц был настроен довольно пессимистично: он не был нужен никому, не имел друзей и близких, работы и средств к существованию. Его мнимые приятели и знакомые бросили и наплевали на него в тот самый момент, как на гришиных запястьях защелкнулись стальные наручники, кое-какие сбережения осели в карманах адвокатов, которые все равно не смогли ничем помочь. И вот он, Гриша Грингольц, бредет по Нью-Йорку - столице мира, с десятью долларами в кармане, не подозревая даже, где будет завтра. С такими грустными мыслями Гриша добрел до супермаркета, на дверях которого красовалось объявление: требуются работники. Наудачу Грингольц завернул в магазин и вышел через десять минут, получив работу и некоторую сумму в счет будущей зарплаты.
"А жизнь-то налаживается", - с усмешкой подумал Грингольц. Он забежал в небольшую продуктовую лавчонку рядом с домом, купил кое-какой еды на ужин и поднялся в квартиру.
Гриша механически пережевывал безвкусные полуфабрикаты и тупо таращился в телевизор. Там какая-то мулатка с лицом лошади, которая из-за забора тянется за яблоком, рассказывала про преимущества одного тренажера перед всеми другими. Наконец Гриша не выдержал, выключил телевизор, отставил тарелку и задумался. На работу предстояло выходить только в понедельник. Значит, впереди четыре дня. Целых четыре долгих, тоскливых дня в безделье и скуке. Тут Грингольц вскочил, выбежал в прихожую и стал лихорадочно обшаривать карманы своей куртки. Наконец он выудил из одного из них клочок бумаги и с облегчением вздохнул. Затем подошел к телефону, набрал семь цифр номера и приготовился ждать. Но трубку на другом конце провода сняли мгновенно.
- Добрый день, - срывающимся голосом произнес Грингольц. - Могу я поговорить с Клэр?
- Кто ее спрашивает? - поинтересовался собеседник.
- Передайте, что это Грэгор, - сказал Грингольц, усмехнувшись. Ему казалось, что его имя, трансформированное на английский манер, звучит чрезвычайно дурацки.
- Минуту, - трубка стукнулась об какую-то поверхность, и Гриша услышал, как Клэр зовут к телефону.
Через минуту она ответила.
- Привет. Помнишь меня? - отозвался Грингольц.
- Конечно! Я не надеялась, что ты позвонишь.
- Я же обещал. Может, встретимся на днях? Ты будешь свободна?
- Конечно, - ответила девушка. - Ты сможешь приехать ко мне?
- Без проблем, - согласился Гриша. - Когда?
- Может быть, завтра. Мои родители уезжают к тете Энн, и мне совершенно нечем заняться.
- Идет. Встретишь меня на станции?
- Поезд из Нью-Йорка прибывает к нам в двенадцать сорок восемь, я буду ждать тебя там, договорились?
Грингольц заметно повеселел и пообещал с нетерпением ждать встречи.
- Я тоже, - чуть слышно отозвалась девушка.
На следующий день выбритый, выглаженный Гриша с букетом астр в правой руке поджидал Клэр на условленном месте. Та слегка припаздывала, поэтому когда наконец появилась из-за угла, была раскрасневшаяся и немного растрепанная. В таком виде она понравилась Грингольцу больше, чем в первый раз. Он вручил девушке букет и, по-хозяйски взяв под руку, повел в сторону уютного сквера.
… Гриша провел со своей новой знакомой три дня в Нью-Джерси. Близился понедельник, настало время уезжать. Молодые люди простились на перроне. Гриша заверил девушку, что в следующие выходные первым же поездом приедет к ней, поцеловал последний раз, запрыгнул в уже двигающийся вагон, сел на свободное место и… тут же забыл и свое обещание, и Клэр, и три безоблачных дня, проведенных с ней.
Первой, кого увидел Грингольц возле своего дома, была Лада Панова. Она сидела в своей машине и непринужденно лопала мороженое. Гриша хотел было быстро завернуть за угол и скрыться, но Лада уже заметила его и поманила к себе пальцем с длинным накрашенным ногтем. Нехотя Гриша приблизился.
- Так-так-так, господин Грингольц, и где это мы пропадали столь долгое время? - протянула Панова. - Может быть, вы сейчас расскажете мне про умирающую в соседнем штате бабушку? Или выдумаете еще какую-нибудь столь же трогательную историю?
- Да тебе-то какая разница, где я был? - огрызнулся Гриша.
- Господин Грингольц, вы, кажется, забываете, в каком положении находитесь. Я сейчас же отправляюсь в участок и пишу докладную о вашем поведении, и в течение двадцати четырех часов вы, Григорий, возвращаетесь в свою уютную каморку за решеткой, на насиженное место, которое, может быть, и занять никто не успел. В родные пенаты, так сказать.
- Э-э, мать, ты чего? За какую решетку? Я чего сделал-то? К девушке своей на выходные съездил. Это что, преступление? - Гриша искренне недоумевал.
- Гриша, милый, ты забыл о нашем договоре. Я предупреждала, что без моего разрешения ты не можешь никуда уехать даже во сне. Было такое? - насмешливо смотрела на Грингольца Панова.
- Было, - пробурчал себе под нос Гриша.
- А что будет, если ты нарушишь договор, я рассказывала?
- Рассказывала.
- Так что, получается, все честно? - Лада с любопытством уставилась Грише в глаза.
Грингольц не ответил.
- Но мне кажется, мы сможем договориться, - продолжала Панова.
- Как это? Я думал, американские полицейские взяток не берут. - Гриша нервничал.
- Правильно думал. Я предлагаю другой вариант. Мне бы очень не помешал понятливый человек в… в определенной среде.
- Ты что, мне стукачом стать предлагаешь?
- Зачем так грубо? - обиделась Лада. - Осведомителем. Если хочешь, могу называть тебя внедренным агентом в итальянскую мафию. Это даже мужественно звучит.
- Ага, разбежалась! А ты думаешь, что вся итальянская мафия целыми днями бегает по Нью-Йорку с криками: "Где же наш Гриша? Почему о нем опять ничего не слышно? Мы ведь так хотим взять его в свои крепкие сплоченные ряды!"
- Это дело техники. Ну что, согласен? - Панова выжидающе смотрела на Грингольца.
- А ты знаешь, что со мной будет, если они догадаются, кто я такой?
- Знаю. А ты знаешь, что с тобой будет в тюрьме, если я пущу слух, что ты полицейский осведомитель?
- Шантажистка хренова, - Грингольц выругался, но Лада не среагировала. - Ладно, что я должен делать?
- Пойдешь завтра по этому адресу, скажешь, что тебя прислал Нино Леоне, упомянешь, что сидел вместе с братом Джо Тавиани, а там уж они сами решат, что с тобой делать.
Гриша взял записку с адресом и, проклиная все на свете, направился к дверям.
- Удачи, Грингольц, - крикнула ему вслед Лада.
- Да пошла ты! - бросил Гриша через плечо.