И это было его ошибкой. Он поравнялся со вторым "гостем", безразличным ко всему, и только боковым зрением уловил резкое движение с его стороны. Что-то блеснуло в воздухе, и Петров почувствовал сильный удар в грудь, остановивший его.
Боль пронзила тело. Петр Петрович посмотрел вниз и увидел торчащую из груди, с левой стороны, рукоятку обычного кухонного ножа, почему-то обернутую в целлофан.
"Почему в целлофан?" – последнее, о чем подумал бывший следователь прокуратуры перед тем, как умереть.
Тот, кто нанес удар ножом, поддержал падающее тело и опустил его спиной на черный плед, тут же подстеленный дружком. Тело несколько раз дернулось в предсмертных судорогах и затихло. Убийца выдернул нож.
– Переносим труп в дом! Копаем за огородом червя и рыбачим, пока не стемнеет. Потом тело в назначенное место!
– Терпеть не могу рыбалку, – сморщился тот, кто завел разговор о покупке недвижимости.
– Сможешь, Крюк! Кончай базар, зови Ганса!
– Слушай, Граф, а может, прямо сейчас сдернем отсюда? Деревня-то пуста, никого не видать, чего торчать здесь полдня?
– И прикажешь мотаться с трупом до вечера? На объекте мы должны быть как стемнеет. А если менты? Короче, делать так, как я сказал! И чтобы я из твоего хавальника слова больше не слышал, иначе закрою его навсегда! Понял меня?
– Ну какой базар, Граф? – пошел на попятную Крюк, так как прекрасно знал бешеный и беспощадный характер старшего товарища. – Ганс! Эй, Ганс! – крикнул он в окно, где за забором стоял на шухере третий из компании.
Тот обернулся, услышав свое погоняло.
– Вали сюда, Ганс! Кранты!
Ганс вошел в дом. Граф с Крюком убирали следы своего пребывания на даче покойного.
Вскоре на берегу озера, недалеко от машины, сидели с удочками три "рыбака". Рыбалка, чего они никак не ожидали, удалась. Плотва, иногда лопырь клевали почти постоянно. Постепенно стемнело.
– Пора! – приказал Граф.
"Рыбаки" свернули снасти. Ганс с Крюком вошли в дом. Пока пеленали тело, стало совсем темно из-за появившейся со стороны леса черной тучи.
Вытащили длинный сверток на улицу. Поднесли к машине, уложили в багажник, сверху накрыв брезентом. На брезент вывалили довольно приличный улов, бросили туда же снасти. Включив дальний свет, джип ушел в лес той же дорогой, что и пришел сюда. Проехать убийцам предстояло сорок километров, до места, где в сосновом бору на собственной, подаренной недавно Карельским даче их ждала Галина.
Встретив джип, она провела Графа за стеклянную теплицу, где между ней и открытым бассейном чернела дыра в земле. Рядом куча песка, щебня, лопаты, две плиты.
– Сюда его! Да, Граф, вот тебе часы, брось в могилу вместе с трупом и ножом. Сфотографируй все вот этим фотоаппаратом, – женщина передала ему небольшой "Самсунг". – Потом закопать, выровнять, уложив плиты. Инструмент после работы на место. Ясно?
– Ясно-то ясно. Как насчет расчета?
– Проверю работу – рассчитаю! Я буду у себя, закончите – придешь сам или пришлешь кого из дружков за мной!
– Якши!
– Чего?
– Ништяк, говорю!
– Так и говори по-людски, а то яхши какой-то! Чурбан, что ли? Работайте!
Кутаясь в длинный плащ, Галина Карельская ушла в дом, где ее с нетерпением ждал молодой, только что нанятый мужем охранник.
Сам же Карельский находился в городской квартире вместе с очередной подружкой, ожидая звонка Графа. Андрей Викторович знал об охраннике и связи жены с ним. Но это не приносило боли, даже ревности не было. Галина так и не поняла за достаточно длительный период проживания с Карельским, что являлась простой игрушкой в руках Андрея Викторовича, которую при ненадобности выбросить было не жалко!
Граф же, поговорив с высокомерной и спесивой супругой своего шефа, вернулся к месту предстоящего захоронения бывшего следователя. Крюк с Гансом подтащили тело, сбросили его вниз, приступили было к работе, но Граф остановил их.
– Не напрягайтесь! Этот склеп не только для мента. Подождите немного, еще одного клиента уложим. Покурите пока!
Ничего не понимая, подчиненные Графа сели на корточки, забили косяк.
Через полчаса Граф подошел к даче Галины. Одно окно светилось. На первом этаже. Граф подошел к нему, осторожно заглянул внутрь. Из-за того, что шторы не были плотно закрыты, он увидел то, что его очень удивило. А именно любовные игры жены Карельского с каким-то молодым парнем, прямо среди гостиной, на кресле, в пикантной позе.
"Вот так штучки! – подумал Граф. – А голубка-то наша не одна! И вовсю ставит рога боссу! Что ж, тем лучше. Может, присоединиться к ним напоследок? Нет! У него другая задача, а жаль, кайфанул бы он всласть! Но об увиденном надо сообщить боссу. Может, изменит план?"
Граф вытащил сотовый телефон.
Звонок в квартире Карельского раздался в тот момент, когда любовные утехи другой парочки были в самом разгаре. Андрей Викторович грязно выругался, сбросил с себя вспотевшую от напряжения женщину, встал с постели, взял трубку, вышел в кабинет, плотно притворив за собой дверь. Рявкнул в телефон:
– Ну чего надо?
– Босс, это Граф!
– Подождать не мог?
– Чего? – не понял Граф.
– Да ладно... это я так, – остывая и успокаиваясь, ответил Карельский.
Он же сам отдал приказ Графу докладывать о ходе дела, на которое выслал бригаду.
– Говори, Граф!
– Мента завалили, доставили на дачу. А вот насчет жены вашей вопрос...
– Что за вопрос? Ты же знаешь, что надо делать!
– Знать-то знаю, только не одна она.
– Не одна? – попытался изобразить удивление Андрей Викторович, хотя прекрасно знал, что Галина на даче с охранником. – Интересно! И с кем же?
– С качком молодым каким-то. Кувыркаются прямо в кресле, я в окно подсмотрел.
– Вот оно что? Галя окончательно нюх потеряла! Поступай, Граф, по плану, а Крюка с Гансом к этому ловеласу пошли, пока с Галиной рассчитываться будешь. Его труп с прикидом в мешок! Груз не забудь положить! И в болото. Ну ты знаешь, справа от дороги в город. Понял?
– Без вопросов, босс, только ребят неплохо бы поощрить за дополнительную работу? А?
– Делай, что тебе говорят! А то так поощрю, что маму родную вспомните! Тоже нюх начал терять? Так я его тебе быстро восстановлю, мудила! Вперед! И по окончании дела, от болота – звонок! Все! Жду!
Карельский отключил телефон.
Граф задумался. Зря он про поощрение вякнул. Сколько раз говорил себе – не болтай лишнего, нет, и в этот раз попал не в жилу. Воистину говорят: "Язык мой – враг мой!" Но не отрезать же его? Он вернулся к подельникам:
– Слушай задачу, братва!
Ганс с Крюком встали, подошли к Графу. Тот начал инструктаж:
– Карельский приказал валить и жену свою!
– Ни хрена себе! – удивился Ганс.
– С чего это вдруг? Дамочка вроде при всех их делах была? – поддержал его Крюк.
– Тот, – кивнул Граф в яму на труп Петрова, – тоже при делах был. Короче, этой сучкой займусь я! Но она не одна! Приволокла к себе какого-то лоха, с ним сейчас и трахается. Вот его возьмете на себя вы!
– Мочить? – спросил Ганс.
– Нет, ремнем по жопе отстегать. Ганс, ты че, в натуре, не въезжаешь или дурочку включил?
– Все ясно, Граф, – ответил за обоих Крюк, – это он так, не подумавши.
Граф показал Гансу пальцем на голову.
– С ней, Ганс, с головой, дружить надо! Без нее ты никому и на хер не будешь нужен. Но все, базары лишние в сторону! Слушайте план. Я вызываю эту блядь сюда, сдавать якобы работу, дверь в дом она вряд ли закроет, все равно скоро возвращаться. Вы проникаете в дом и разбираетесь с ее долбарем. Перед этим возьмите из джипа мешок, бросьте в него какой-нибудь камень, их тут до черта и больше. Пакуете мальчика и возвращаетесь с ним, не забудьте одежду его прихватить. Управимся с могилой, заберем труп долбаря с собой и по пути – в болото. Вопросы?
– За это надо бы доплатить...
– А вот насчет доплаты поговоришь с боссом сам, я устрою тебе такую возможность.
– А чего?
– Ни хрена, работаем!
Троица пошла к даче. Крюк с Гансом укрылись за углом, Граф позвонил в дверь.
Через минуту вышла Галина.
– Готово? – спросила она.
– Проверь сама.
– Идем.
Галина все в том же, накинутом на голое тело плаще пошла к теплице.
Дверь в дом, как и предполагал Граф, она не закрыла. Как только хозяйка с бригадиром скрылась из виду, Крюк с Гансом вошли в дом. Прислушались из прихожей. Где-то лилась вода. Понятно, мальчик принимает душ. Тем лучше! Бандиты нашли душевую кабину, сквозь матовое стекло которой хорошо просматривался силуэт жертвы.
Он стоял, наслаждаясь потоками воды, спиной к двери. Крюк достал из кармана шелковую удавку, кивнул Гансу на дверь. Тот распахнул ее. Прочная нить перехлестнула шею любовника хозяйки дома, разрезая, как бритвой, кожу. Дыхание охранника перехватило. Крюк знал свое дело.
Жертву вытащили из кабинки и затолкали в полиэтиленовый мешок, в котором уже лежал осколок бетонной плиты. Обыскали дом, забрали одежду, принадлежащую охраннику, которую тот сложил в одном месте. Аккуратный, видимо, был пацан или только что из армии, не утерял еще навыки складывать вещи в одном месте и строгом порядке. Сделав дело, вышли из дома, потащили труп к месту захоронения следователя.
Галина подошла к яме. Граф находился рядом, держа за спиной наготове кухонный нож с обернутой целлофаном рукояткой. Ничего не было сделано.
Женщина обернулась:
– В чем дело, Граф?
– А в том, сучка ты подзаборная, что тебя там не хватает! – оскалился убийца.
– Что? – попятилась назад все понявшая Галина.
Граф нанес женщине удар ногой в солнечное сплетение, заставив ее, охнув, согнуться. Убийца продолжал:
– И твой мальчик, Галя, лежит недалеко, придушенный, как котенок! Доигралась, шалава?
– Не убивай, Граф! – прошептала Галина, восстановив дыхание. – Что хочешь со мной делай, как хочешь, я выполню любое твое желание. А хочешь, хоть втроем, все сделаю, только отпусти. Я вам и денег дам, а сама исчезну, никто никогда не найдет и ничего не узнает, а, Граф?
– Да я бы с удовольствием, но у меня работа, сама понимаешь. А таких, как ты, снять можно за пузырь водки. С полным сервисом. Стара ты, Галина, да и поистаскалась вся! И через тебя иметь неприятности от Карельского? Нет уж, на хер! Молодых кругом – стаи, успевай только бобы отстегивать. Нет, Галина, не получится у нас договориться!
– Так... так... это Андрей приказал меня кончить?
– Ну не я же сам решил? По мне, живи сколько хочешь. Ты мужу дорожку где-то перешла, вот он тебя и решил рассчитать по полной программе.
– Но деньги, Граф! – хваталась за последнюю надежду женщина. – Я дам много денег!
– Твой муж даст больше. Молись, коли веришь.
– Не-ет! – раздался нечеловеческий вопль, который, впрочем, оборвался тут же, после резкого взмаха ножа, рассекшего горло до самых позвонков.
Граф ногой столкнул умирающую женщину в яму, чтобы кровь, толчками хлынувшая из страшной раны, осталась внутри могилы. Он закурил. К нему подошли Ганс с Крюком.
Граф спросил:
– Ну, как там любовничек этой стервы?
– Посучил ногами и мандец! В машине он, с барахлом своим и грузом между ног. А ты чего ждешь?
– Надо эту красоту сфотографировать, – он показал сигаретой в яму. – Пусть немного кровь сойдет.
– Зачем?
– Так велено!
Докурив, загасив и спрятав окурок в карман, Граф снял целлофан с рукоятки ножа, бросил его на трупы, туда же полетели "Командирские" часы Астафьева. Достал фотоаппарат. Сделал несколько снимков, сверкнув вспышкой.
– Все! Закапывайте! – приказал он подчиненным.
Крюк с Гансом принялись за работу.
Вскоре яма была засыпана, песок утрамбован, сверху покрыт слоем щебня и плитами, которые тщательно выровняли с остальными, продолжив дорожку. Сложили инструмент.
Ганс спросил:
– Дом обшмонаем?
– Нет! – категоричным отказом ответил Граф.
– Но там же бабки немалые, Граф! – поддержал дружка Крюк.
– Я сказал – нет. Что, не понятно? Хотите в такой же могиле оказаться? Поехали, время!
Ганс с Крюком недовольно, но послушно пошли за бригадиром. Ослушаться означало в самом скором времени оказаться на месте следователя и жены Карельского. Если боссы своих баб не жалеют, кладут, не задумываясь, то что говорить о простых "шестерках"? Приговорят в момент!
Добравшись до болота, сбросили тело в зеленовато-черную жижу. Оно медленно исчезло в трясине.
Граф вызвал Карельского:
– Босс, это я! Все ништяк!
– Охранник?
– В болоте!
– Хорошо, возвращайтесь и отдыхайте. Надеюсь, не наследили там? Хотя рабочие завтра все ваши следы перекроют, свободны!
Андрей Викторович Карельский положил трубку, повернулся к проститутке, резко рванув ее к себе. Успевшая задремать, пока клиент неподвижно лежал в ожидании звонка, она вскрикнула:
– Милый! Может, поспим немного? Утро уже скоро!
– Я тебе бабки плачу за то, чтобы ты спала? Или за другое?
– Почему ты со мной так груб?
– Груб? Нет, милочка, это я еще ласков, настоящей грубости от меня ты еще не видела и не советую испытать мой гнев! А ну иди ко мне и работай! Не то выкину на улицу голой или охране отдам!
– Но...
– Работай, сказал! Вот так! И никогда не перечь мне, никогда!
Через минуту Карельский в блаженстве закрыл глаза. Работать эта девочка умела.
Глава 4
Очнулся Егор в больничной палате. По крайней мере, так выглядела эта обширная, примерно шесть на восемь метров комната с кроватью у стены, табуреткой, стойкой для капельницы, с неистребимым запахом лекарств и хлорки. С одной, пожалуй, оговоркой. Так как левая нога Егора в прямом смысле была прикована к кровати, на окнах красовались массивные решетки, а железная дверь была с "глазком", то это, скорее всего, была палата для умалишенных.
На табурете рядом с койкой стоял стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Вода? А что же еще? Не спирт же. А похмелиться не помешало бы. Состояние ни к черту. Интересно, тазика под кроватью нет? Он вскоре вполне может понадобиться. Тазика он не нашел, зато углядел рядом со столиком пачку "Золотой Явы" и одноразовую зажигалку.
Егор отвернулся, представив, как он жует лимонные дольки. Одна мысль о курении вызвала рвотные позывы. Воды, что ли, выпить?
Он приподнялся, сразу же почувствовав сильную боль в области затылка. Он помнил, как его хлестанули по черепу в подворотне, но остальное память не хранила. Как он оказался здесь? Кто решил посягнуть на его свободу и зачем? Черт с ним, узнаем со временем.
Егор взял стакан, рука, как и все тело, мелко дрожала, поднес его ко рту. И... уловил знакомый запах спиртного. Неужели водка? Или глюки? Понюхал – водка. Выдохнул, одним глотком опрокинул стакан. Он не ошибся, в стакане действительно была водка! Интересно, кто же так о нем позаботился? Обстоятельство более чем странное. Если он в больнице, пусть даже в дурдоме, то спиртное никак не может входить в рацион больного. Вопросов много, надо попытаться найти ответы на них. Ему заметно полегчало, боль в затылке не в счет. Можно и подумать.
Итак, кто и зачем вырубил его в подворотне? Чтобы доставить сюда? Возможно! Тогда вопрос другой – для чего он здесь? Для какого-нибудь эксперимента или в качестве донора? В последнее время много пишут об исчезновениях людей и насильственном использовании их в качестве доноров для пересадки здоровых жизненно важных органов богатеньким, но больным клиентам. Тоже вполне вероятно! И если данная версия подтвердится, то это будет уже хуже. Это будет означать, что его, обследовав, спокойно отправят на тот свет. Даже безболезненно, применив наркоз.
Но сие обстоятельство никак не устраивало Астафьева. А посему за свою жизнь придется побороться. Главное, набрать форму, а в этом ему должны невольно помочь сами псевдоврачи, если принять версию принудительного донорства. Ну а будучи в своей нормальной физической форме да с его знанием рукопашного боя и богатым опытом участия в этих боях, что-либо сделать с ним будет весьма проблематично. Естественно, если исключить применение оружия или каких-нибудь препаратов, тех же наркотиков. И все же версия его использования как подопытного кролика выглядела как-то неубедительно. Скорее с ним начали другую, пока непонятную игру. Что означают все эти непонятки последних суток? Визит Галины, сто лет бы ее не видеть, необъяснимое появление в холодильнике бутылки водки перед самым ее приходом, словно его готовили к встрече, расслабив спиртным, исчезновение Хомяка и, наконец, нападение в подворотне и эта палата, сильно смахивающая на камеру. Не может это все вместе взятое не иметь между собой связи! Не может!
Егор закурил. И все же пытаться сейчас сложить логическую цепь замысла противника, который, по всей видимости, у него неожиданно появился, не имеет смысла. Мало информации. Отсюда и предположений можно сделать сколько угодно, ничего не выяснив. Надо ждать дальнейшего развития событий и, исходя из вновь открывшихся фактов, понять, для чего он здесь. А может, и анализировать ничего не придется. Те, кому он так понадобился, придут и все выложат сами! И хватит об этом! Будь что будет!
В это время, словно за Астафьевым скрытно наблюдали, а так оно в действительности и было, вошел накачанный молодой человек. Егор оценивающе осмотрел качка, пытающегося любым своим движением продемонстрировать натренированные мышцы, не скрывая любования собой. Но Егор умел разбираться в бойцах. Поэтому качка, вошедшего к нему, сразу определил простым словом – шняга: ничего серьезного, одна сплошная показуха! Да, у людей неискушенных этот парень мог создать иллюзию несокрушимого бойца. Но такой "боец" хорош в постели с бабой, да и то бабка надвое сказала. Потенция мужчины никак не связана с величиной его бицепсов.
Настоящего же бойца всегда выдает взгляд. Он у него спокоен, немного как бы равнодушен и в то же время напряжен, быстр, серьезен. А у этого качка – высокомерие, мнимое превосходство над всем остальным миром. Этот опасности не представляет. Одним словом – шняга, как уже окрестил парня Егор.
Парень взял пустой стакан.
Егор спросил:
– Больше не положено?
– Нет! – коротко бросил, не глядя на лежащего, качок.
– Понятно! Ну а как насчет туалета?
– Все под койкой!
– Я не об этом. Душ, бритье-мытье? Тазик, наконец!
– Какой еще тазик?
– Обыкновенный. Чтобы на пол не блевать. У меня дурная привычка во время запоя блевать нещадно, больше по утрам, но иногда эта пренеприятная процедура может затянуться и на сутки. А сейчас у меня как раз такой период!
– Я передам о тазике начальнику.
– А он сам не намерен со мной встретиться? По-моему, нам есть о чем поговорить.
– Не знаю.
– Понятно. Ты обычная "шестерка", мальчик на побегушках, короче.
– Ответил бы ты за базар, козел, но нельзя тебя трогать.
– А ты попробуй. Глядишь, и получишь в жало, а?
– Дал бы я тебе!
– Так в чем же дело? Или ты из команды пионеров с принципом "лежачего не бьют"? – продолжал провоцировать качка Егор, хотя никакой необходимости в этом не было. Просто не понравился Астафьеву этот парень, и Егору надо было немного разрядиться, поэтому он не мог остановиться.