1985. Прошел специальную подготовку с усиленным курсом рукопашного боя. В совершенстве знает 78 образцов армейского оружия, в их числе 10 – советского производства и стоящих на вооружении Советской армии. Прошел особый курс организации нападения на крупные военные объекты и знаком со способами их уничтожения.
1986–1989. Проходил службу в Пакистане в качестве инструктора по специальным операциям в учебном центре в Пешаваре, затем был советником при начальнике разведки 18й дивизии пакистанской армии.
1986. Принимал личное участие в организации действий специального отряда Исламской партии Афганистана (ИПА) в базовом районе Джавара. В период осложнения обстановки после вмешательства в операции Советской армии по причинам безопасности приказом отозван в Пакистан.
1987. Руководил организацией засадных действий оперативных групп моджахедов на магистральной дороге Гардез – Хост. После выполнения задания выведен из зоны боевых действий. Подробности спецработы по данному эпизоду в досье "Чаплински – Афганистан".
1990. Форт Гулик. Панама, 3й батальон 7й группы "Зеленые береты". Участие в специальной акции против президента Норьеги. Подробности по данному эпизоду в досье "Чаплински – Панама".
Конец 1990. Участие в специальных операциях на территории Советского Закавказья. Оказывал инструктивную помощь группам боевиков при проведении блокирования отдельных радиолокационных постов ПВО в Армении. Подробности по данной операции в досье "Чаплински – Армения"".
Оторвав ленту, Коллинз протянул ее шефу. Тот прочитал со вниманием весь текст, поднял глаза.
– Это экстракт, Джеймс. Такое обычно перед употреблением разбавляют до приемлемой консистенции, – Вудсток небрежно бросил распечатку на стол.
– Что вас смущает, сэр?
– Буквально все. Прежде всего высокая концентрация положительных качеств. Впечатление такое, будто этот Чаплински выставил кандидатуру в президенты и его команда, не жалея красок, рисует нам образ патриота без страха и упрека. Разбавьте, Джеймс, до нужного вкуса, тогда поговорим серьезно.
– С вами удобно работать, сэр. Когда я в первый раз прочитал лист, то сразу стал искать сведения, которые превращают парадный портрет в живого человека.
– Нашли?
– Во всяком случае, старался.
– Итак?
– В 1988 году, находясь в Пакистане, в Кохате, Чаплински готовил группу специального назначения. Это были шесть моджахедов, отобранных штабом лидера афганской оппозиции Гульбеддина Хекматиара. В октябре на магистральном шоссе между Равальпинди и Гуджарханом террористы атаковали трейлер. На нем перевозили груз опиума, который полиция конфисковала у группы некоего Салама Чапрахари. При нападении было убито пять полицейских. Транспорт исчез. Полгода спустя пакистанская служба безопасности задержала офицера военно-воздушных сил, связанного с группой Чапрахари. Он показал, что активную часть акции выполнили боевики, которых готовил Ахмет Риват. Это имя, под которым там работал Чаплински…
Коллинз выдержал паузу, ожидая, не задаст ли Вудсток вопроса. Но тот спокойно слушал, ничем не выдавая своего интереса.
– Дальше просто. Подследственный офицер покончил с собой в тюремной камере. Доказать, что имело место преднамеренное убийство, не удалось. Допрошенный по делу Чаплински сообщил, что при подготовке группы исполнял роль технического советника, а у моджахедов имелись свои командиры. Допросить других членов спецгруппы не удалось. Все они к тому времени уже находились в Афганистане и принимали участие в боевых акциях…
Вудсток поднял ладонь, останавливая Коллинза.
– Теперь я вижу живого человека. Однако сказать уверенно "для нашего дела годен" пока не рискну.
– Я иного мнения, – возразил Коллинз. – Судя по тому, что нам известно, Чаплински – чрезвычайно компетентный, осторожный и предусмотрительный специалист. В настоящее время я не вижу других агентов, которые бы сумели быстро, тонко и, главное, результативно исполнить поручение. Чаплински обладает исключительно высокими данными. Конечно, есть и более сильные оперативники, но многих из них Чаплински превосходит своими качествами, взятыми в комплексе. Он настойчив в решении поставленных задач, находчив, смел. Наметив цель, идет к ней, не стесняясь в средствах.
– Сколько он мог заработать на операции в Гуджархане?
– Я бы не хотел обсуждать этот вопрос, сэр. У нас нет доказательств, которые позволяют связать Чаплински с этой акцией.
– Вы искренне не верите в возможность того, что Чаплински принял долю?
– В возможность верю, но вера не может служить доказательством.
– Хорошо. Меня интересует досье "Чаплински – Армения". Чем он там занимался и каковы успехи.
– Да, сэр.
И снова выстреливается лист бумаги из принтера.
"Совершенно секретно. На запрос "Восток – Союз"-3.
Подлежит уничтожению в установленном порядке.
Файл "Чаплински – Армения".
1990. Объект первый. Закавказье. Армения. Район высоты Сараташ. Организация боевой оперативной группы в Аршакском районе. Состав группы – пять человек. Все члены Армянской национальной армии (АНА). Цель – блокирование радиолокационной станции (РЛС) советской системы ПВО Закавказья.
В результате спланированного удара РЛС выведена из активного режима работы на три часа. Полное уничтожение объекта в задание не входило. Группа отработала лишь схему блокирования и вывода из строя РЛС на определенный срок с целью ослепления системы ПВО в период чрезвычайных обстоятельств.
Объект второй. Закавказье. Азербайджан. Район реки Гарачай. Состав группы – шесть человек. Командир – функционер АСАОА, остальные – члены АНА. Цель – блокирование узла связи (УС) радиотехнических войск, входящих в систему ПВО Закавказья. Из-за враждебного отношения значительной части населения к боевикам АНА достигнуть внезапности в действиях не удалось".
Пробежав текст, Вудсток отложил распечатку на край стола.
– Отлично, Джеймс. Вы меня убедили. Чаплински, судя по всему, парень что надо. Он стреляет, падает, перекатывается на новую позицию и опять метко стреляет. Герой кинофильма, Капитан Америка, да и только! Но почему вы считаете, что ему по плечу организация фирмы в России? Вы в самом деле убеждены, что он сумеет сбывать пустые бутылки? Не верю…
– Сэр, вы торопитесь. На вас это мало похоже.
– Серьезно? – Вудсток усмехнулся. – Вы хотите сказать, что Чаплински все же способен потрясти мир русского бизнеса?
– Я не стану этого доказывать. Поскольку у фирмы цель очень узкая – база "Буран", наша контора должна иметь два уровня. Первый – это этаж легального бизнеса. Второй – скрытый, оперативный. Вот его-то и возглавит Чаплински. Для ведения бизнеса у нас также найдется проверенный специалист. На пустых бутылках, которые у вас вызывают улыбку, он сделал свой миллион.
– Рублей?
– Нет, сэр, долларов.
– Снимаю шляпу, – сказал полковник и кивнул на компьютер. – Покажите вашего миллионера…
"Совершенно секретно. На запрос "Восток – Союз" – 3.
Подлежит уничтожению в установленном порядке.
Перспективный объект разработки.
Афанасьев – Филимонов – Финкельштейн.
Афанасьев Гавриил Федорович. Он же Филимонов Юрий Семенович. Он же – Финкельштейн Габриэл Иегудович.
Год рождения 1956. Место рождения – Тбилиси. Окончил среднюю школу в Харькове, технологический институт в Тарасовке Московской области. Дипломированный инженер по холодильным установкам. В Советской армии не служил. Владеет немецким языком.
Отец – Финн Яков Сергеевич (Финкельштейн Иегуда Самуилович), кандидат марксистской философии, лектор общества "Знание". Мать – Марта Финн, врач.
В Интерполе имеется запрос Советского национального бюро на розыск и задержание Афанасьева – Филимонова – Финкельштейна. Основание: нарушение национального финансового законодательства, неоплаченные кредиты, участие в наркобизнесе".
– Фин-кель-штейн, – по слогам произнес Вудсток. – Фамилия прямо из анекдота.
– Что вы имеете в виду? – спросил Коллинз недоуменно.
– Говорят, что ликвидация Карело-Финской союзной республики в составе СССР произошла после того, как Хрущеву доложили, что там живет всего один финн, да и тот – Фин-кель-штейн.
Вудсток рассказал анекдот по-русски. Оба весело рассмеялись.
– Джеймс, а почему Интерпол ополчился на нашего "финна"? Как он сделал свой миллион?
– Без особых хитростей, – сказал Коллинз. – Эта история, сэр, вас разочарует своей банальностью. Все как в плохом анекдоте. Операция строилась по-советски примитивно. Сперва под высокий процент Финкельштейн взял кредит в триста тысяч рублей в кооперативном банке "Прогресс". Месяц спустя получил кредит в банке "Инноватор", на этот раз уже в семьсот тысяч. Половина ушла на погашение предшествовавшего кредита, остальное осело в кармане. Через какой-то срок он взял в следующем банке уже миллион. Расплатился с "Инноватором", а часть денег снова оставил себе. Далее последовал очередной, еще более крупный кредит. Причем во всех случаях, сэр, банки проверяли только способность Финкельштейна погасить долг, а не его производственную деятельность. Именно беспечность банков позволила ему стремительно поднимать свои активы. Три этом он исправно выплачивал кредиты. В конце концов он сколотил десять миллионов и обменял их на миллион долларов. Все убытки пали на какой-то "Нотабанк", и, скорее всего, он сгорел дотла – это мы не выясняли. Финкельштейн вовремя успел уехать в Польшу, оттуда перебрался в ФРГ. Теперь он здесь, в Манхэттене.
– Все, Джеймс. Берите этого парня в крутой оборот… Либо мы выдаем его Интерполу, либо он делает с нами доброе дело…
2. Варшава. Польша
Старый трехэтажный дом на Мокотове пережил две войны. Построенный некогда в стиле модерн, а теперь мрачный, неопрятный, с лестницами, густо пропахшими кошачьим духом, он выглядел впавшим в нищету дворянином, который, к своему несчастью, дожил до преклонного возраста. Здесь, в одном из помещений второго этажа, располагалась варшавская конспиративная квартира отделения "Союз – Восток". Хозяйка явки, сорокалетняя пани Гражина Стахурска, работала в одном из первоклассных отелей. Ее положение позволяло поддерживать надежные контакты с нужными людьми и приносило дополнительный доход в валюте. Даже поднаторевшие в практике секса европейцы балдели от штучек, которые выделывала в постели пылкая полька, и возвращались в страны твердо конвертируемой валюты с самыми приятными воспоминаниями о Варшаве.
В день и час, определенный заранее, в отсутствие хозяйки в ее квартиру, открыв дверь собственным ключом, вошел сотрудник ЦРУ из аппарата посольства США, известный своим агентам как мистер Дэвис. Спустя двадцать минут в прихожей по-птичьи прочирикал звонок.
Дэвис отворил дверь и встретил гостя широкой улыбкой.
– Входите, пан Щепаньский!
На госте был элегантный светлый костюм с узкими лацканами. Яркий модный галстук украшала золотая булавка, в четырехлепестковой розетке которой сиял, переливаясь, крупный бриллиант классической огранки. Мягкие ботинки из натуральной крокодильей кожи делали шаги легкими, почти бесшумными.
Дэвис еще раз окинул быстрым взглядом старого знакомого.
– Признаюсь, пан Щепаньский, я бы не узнал вас на улице. Вы так изменились…
– Это не я, мистер Дэвис, – ответил Щепаньский с гонором. – Это изменилась наша демократия. Перестала быть народной, стала демократией предприимчивых. Рад вас видеть, мистер Дэвис!
– Взаимно, пан Казимир.
– Не знаю, верить ли вам? – сказал Щепаньский и покачал головой. – В последний год наши встречи стали крайне редкими. Раньше вы обращались ко мне значительно чаще.
– Но я же у вас, – сказал американец с чарующей улыбкой. – Мне думается, нет причин для обиды. Мы бережем вас, пан Казимир, для больших дел. Ваши квалификация и опыт бесценны.
Щепаньский вежливо склонил голову, выражая удовлетворение тем, что услышал.
– Итак?
– Фирме требуются два советских паспорта и автомашина с советским номерным знаком.
– Самоход и два паспорта. Порознь или это должно быть увязано?
Дэвис усмехнулся:
– Не будь это увязано, мы не стали бы вас беспокоить.
– Есть возможность купить и машину, и документы. Сделать это достаточно просто.
– Даже так? – спросил Дэвис в раздумье и забрал в кулак тяжелый подбородок. – Как трудно найти такого продавца?
– Я знаю, к кому обратиться, и желающего приведут ко мне через час.
– Такие случаи бывали?
– Нет, но все можно организовать. Торговля, которую ведут коммерсанты из Советского Союза, только внешне выглядит неуправляемой. На деле в ней строгая система. Все у них схвачено, организовано. Есть перевозчики, приемщики, сбытчики. Существует охрана, которая обеспечивает безопасность транспортировки, хранения и сбыта.
– Выходит, умеют русские действовать на поприще бизнеса?
– Почему русские? В этой системе полный интернационал.
– На будущее я стану иметь это в виду, – сказал Дэвис, – но сейчас для нас связь с любой системой опасна. Слишком велики ставки, чтобы рисковать. Поэтому ищите диких дельцов. Новичков. Вы меня понимаете?
– Предельно, мистер Дэвис.
– Как видите, задача такая, что решить ее можете только вы, пан Казимир.
Щепаньский довольно засмеялся:
– Вы меня захваливаете, мистер Дэвис!
– Лишь констатирую правду. Кто в этой стране, кроме вас, за два дня может раздобыть советское авто и документы на него? Я таких не знаю.
– Мне лестно и в то же время обидно, мистер Дэвис. В этой стране давно выросли новые замечательные специалисты, неужели вы их проглядели?
– Вовсе нет, пан Казимир. Просто я консерватор и на крутых поворотах отдаю предпочтение проверенным партнерам.
Щепаньский склонил голову:
– Благодарю вас. И, если позволите, еще один вопрос… Хозяева машины и документов должны… исчезнуть?
– Пан Казимир! – Американец всплеснул руками и укоризненно покачал головой. – Зачем же так натуралистично? Давайте сформулируем более мягко. Допустим, так: эти люди не должны предъявить кому-либо претензий на свои утраченные права и собственность ни в настоящем, ни в будущем.
– Прекрасно. Мы поняли друг друга, мистер Дэвис!
В тот день над Варшавой неожиданно прогремел гром. И сразу хлынул ливень. Огромная черная туча надвинулась на город со стороны Соколова, прошла над Охотой, Мокотовом, закрыла небо над Лазенками, Маршалковской, одним краем коснулась Старе-Мяста и ушла за Вислу.
Дождь вымыл, освежил город и так же внезапно окончился. Снова засветило солнце, зачирикали примолкшие было воробьи.
Бронзовый Фредерик Шопен, сидя в кресле вечности в Лазенках, бесстрастно взирал на шумный город, кружившийся в вихре злотых и долларов между продажами и покупками.
По влажной аллее парка в Лазенках вялым, неторопливым шагом двигались двое. Один – высокий, худой, в потертых джинсовых брюках, в белой майке с этикеткой "Столичной" водки во всю грудь. Второй – ростом пониже, но такой же худой, изрядно потрепанный жизнью. Он косолапил и ежеминутно вытирал мятым платком блестевшую лысину. Из-под серого, видавшего виды пиджака выглядывала на свет такая же, как у высокого, майка с водочной этикеткой.
Элегантный поляк в широкополой техасской шляпе, в тени полей которой серебрились виски, шел им навстречу, держа в руке свернутый черный зонтик-тросточку. Поравнявшись с мужчинами, он коснулся пальцами края шляпы.
– Здравствуйте, панове. Вы из Союза? Я не ошибся?
Узнать русского в Варшаве совсем не сложно, и поляк не ошибся.
– Что там у вас новенького со вчерашнего дня? – спросил он с интересом и тонкой иронией одновременно.
– Что нового? – повторил вопрос лысый и ощерил зубы в улыбке. – Президент.
Поляк удивленно вскинул брови.
– Не понял, панове…
– Он опять изменился, пан…
– Ольшанский, – подсказал поляк.
– Так вот, пан Ольшанский, президент у нас постоянно меняется в лицах. Утром он генеральный секретарь и первый коммунист мира. Вечером – ни тот, ни другой. Поначалу всех зовет за собой на ставропольский путь, потом вдруг один сворачивает на польский…
– Не понял, панове. – В голосе поляка прозвучала обидчивая настороженность. – Что вы имеете в виду под польским путем?
– А то, что наш президент пойдет к чертовой матери вслед за вашим паном Карусельским.
– Ярузельским! – догадался поляк и громко захохотал. – Вы веселые люди, панове. С вами и выпить не грех. Нет ли у вас случайно бутылочки? Я куплю. Одну, две… Ящик… десять ящиков…
Русские понимающе засмеялись.
– А если нет? – спросил высокий.
– Тогда снимите рекламу, – сказал поляк, тыча пальцем в майку.
Минуту спустя они уже торговались. Поляк сбивал цену, русские старательно ее удерживали.
– Тридцать тысяч злотых, – настаивал лысый, стремясь загнать цену бутылки на астрономическую высоту.
– Двадцать, – гнул свое поляк.
– Двадцать семь. Это окончательно.
– Двадцать три, или мы разошлись. Всему есть разумный предел. У нас говорят – сошлись на базаре два дурака: один дорого просит, другой дешево дает. Вы – первый. Себя ко вторым причислять не стану. Вам предложена нормальная цена за весь товар сразу. Такое не часто подваливает. Вы упускаете свою удачу. До видзення, панове.
Ольшанский приложил два пальца к шляпе.
– Постойте, – сказал лысый. – Какая же тут удача? На каждой бутылке мы теряем по три тысячи.
– Ничего вы не теряете. Продали все сразу – и за новым товаром. А так вы будете по бутылке сплавлять, на еду, на жилье тратиться, да еще попадетесь на глаза людям Медведя или полиции. Потеряете больше, чем загребете! Короче, ваше дело.
– Хорошо, – вдруг согласился лысый. – Берете все сразу? Так?
– Так, – согласился Ольшанский. Он достал из кармана шикарное портмоне, приоткрыл его, демонстрируя русским несколько полумиллионных купюр с изображением ясновельможного пана Юзефа Пилсудского – воина и патриота. – Товар на деньги.
– Забито. Встречаемся в восемь на этом месте.
За торгом со стороны наблюдал мистер Дэвис. Расставшись с русскими, Щепаньский подошел к нему. Дэвис брезгливо скривил губы и отрицательно мотнул головой.
– Эти не подойдут, – сказал он негромко. – Придется их оставить.
Что-то не понравилось опытному разведчику в облике спекулянтов спиртным. Что именно, он не уточнял. Щепаньский вздохнул и перекрестился.
– Матка бозка, как же повезло хамам!
Дэвис усмехнулся:
– Зная вашу руку, не сомневаюсь, пан Казимир. А теперь забудьте их.
– Извините, мистер Дэвис, – голос Щепаньского звучал твердо, – но бизнес – дело святое. Я у них возьму товар, как договорился. Пусть едут с миром.
– Может быть, вы и правы, – согласился Дэвис. – Продолжайте поиск.
Тем же вечером к синему "москвичу" с советским номерным знаком, остановившемуся на одной из тихих улочек центра, подошла молодящаяся дама. Следы близящегося увядания на ее лице умело маскировала косметика.