– Ты рули повнимательней. Иначе зацепят ажаны сначала нас, а затем и наши липовые ксивы – и будет тебе "отпуск" на долгие годы. Хотя с другой стороны, это тоже неплохо – твои сбережения целыми останутся.
– Типун тебе на язык, – испуганно покосился на меня Эрнесто; это он сказал по-русски. – Куда едем?
– В гостиницу.
– С оружием?
– Там, где мы поселились, похоже, можно носить в открытую не только пистолеты, но и гранатометы…
Да, наша гостиница была даже не с бандитско-воровским душком; скорее, от нее за версту перло омерзительной гнильцой настоящего человеческого дна, по нынешним временам настолько редкого в благополучной и процветающей Европе, что "Пон сюперьер" (так называлась эта ночлежка) казалась декорацией для фильма тридцатых годов, с тусующимися на ее фоне статистамиклошарами.
Ее нашел Марио. А возможно, ему подсказали агенты Синдиката, где откопать такое диво. В одном он не ошибся: полиция сюда заглядывала лишь тогда, когда кому-нибудь из постояльцев делали лишнюю дырку в башке. Но поскольку хозяин гостиницы, отставной пират и бандит, по вполне понятным причинам не любил общаться с представителями закона, то последствия разборок в его заведе-нии чаще всего исчезали бесследно. И только изредка, когда среди постояльцев "Пон сюперьер" находились излишне щепетильные граждане, считающие своим долгом заявить о "несчастном" случае, появлялись полицейские. Правда, к тому времени номера гостиницы пустели. Линяли почти все, за исключением "щепетильных", да и то только потому, что они боялись заработать себе еще один срок за недостаточную лояльность к закону. И чтобы именно их, случись чего, не обвинили заочно в небрежном обращении с навахой или кастетом. Кстати, огнестрельное оружие было почти у всех постояльцев "Пон сюперьер", но в драке им пользоваться ка-тегорически запрещалось. Тот, кто осмели-вался нарушить запрет, рисковал немедленно отправиться вперед ногами – Черный Жерар, владелец этого притона, нажимал на спусковой крючок, долго не задумываясь. Он любил морской порядок и субординацию. А на своей "Верхней палубе" он был и капитаном и судьей.
– Я голоден, – заявил Эрнесто, когда мы, приняв душ, расположились на койках; номер был на двоих, хотя мы и делали вид, что познакомились только в "Пон сюперьер".
Я посмотрел на часы. Было около пяти. Я знал, что бар гостиницы работает, что называется, до упора – пока самый настырный пьяница не вытрясет из кармана в кассу Черного Жерара последний франк. Есть мне не хотелось, но и сон не шел.
– Ладно, Бармалей ненасытный, твоя взяла. – Я демонстративно вздохнул и встал. – Двигаем в обжираловку.
Эрнесто взвился как ужаленный, сияя всеми своими зубами. Я знал, чего хочет этот сукин сын – промочить пересохшее горло добрым стаканом неразбавленного виски.
Несмотря на поздний час, а вернее, на раннее утро, в баре все еще было достаточно людно. Черный Жерар, завидев новых клиентов, угрюмо и плотоядно ухмыльнулся. Он и впрямь казался обуглившимся: черные, без единой сединки волосы, очень смуглое от природы лицо и темный камзол, обшитый серебряным позументом, как у средневекового гранда.
Заказывал Эрнесто: для себя виски, а мне легкий коктейль; из еды у Черного Жерара нашелся овечий сыр, тушеное мясо по-авиньонски, весьма подозрительное на вид, похоже оставшееся еще со вчерашнего обеда, и буйабес, который пожелал мой и впрямь голодный напарник. На удивление, суп действительно оказался знатным, как его и расписывали в рекламе – горячий, ароматный и острый. Скорее всего, Черный Жерар готовил его для себя, но из жадности отдал нам – цену, кивая на неурочный час, он заломил за свои "деликатесы" достойную лучших ресторанов Марселя.
Что-что, а буйабес мне нравился. Несмотря на то, что в нем было намешано фиг его знает сколько разных компонентов, по нашим, по русским понятиям, не очень съедобных: султанка, тригла, морской черт и прочая сорная рыба. Наверное, я просто соскучился по нашим борщам, супам, по самой обычной рыбацкой ухе, приправленной дымком от костра. Странно, но только здесь, в насквозь прокуренной тошниловке на окраине Марселя, я вдруг впервые за мои скитания ощутил смутное томление в душе, тягу к родным местам, именуемую по-научному ностальгией…
Интересно, где сейчас Марио? Я почему-то был уверен, что он не спит. И Марио и Кестлер жили отдельно – так захотел горбун, который, похоже, не очень доверял пронырливому немцу. Связь с Марио мы поддерживали через мобильный телефон, но, возвратившись в гостиницу, я позвонить ему не рискнул: все-таки он сейчас мой шеф, и если сочтет нужным, сам выйдет на контакт. И все же не удержался, чтобы не пройти мимо его номера; Марио жил этажом выше. Прислушавшись, я не уловил даже дыхания. Было два варианта: или я утратил свои способности – почти экстрасенсорные – ощущать человека или животное на расстоянии, приобретенные долгими и упорными тренировками под руководством Учителя Юнь Чуня, или горбун куда-то ушел. Куда и зачем? Конечно, я и в мыслях не имел, что он лично займется "уборкой" в квартире покойного Пинскера; для такой работы у Синдиката шестерок хватало. И тем не менее ночной вояж Марио показался мне подозрительным, тем более что он обязан был поставить в известность меня, номинального заместителя, – Эрнесто и Кестлер по приказу дона Фернандо исполняли по отношению к нам роли "мальчиков-чего-изволите".
– Мне никогда не нравились брюнетки, – упрямо твердил свое Эрнесто, глотая виски как воду. – Никогда!
Он наливался спиртным по самое некуда. Я понимал его: Эрнесто не был ни садистом, ни жестоким человеком в общепринятом смысле слова, но иногда на него находило, и тогда он мог убить любого не моргнув глазом. В особенности если за этим стояли большие деньги. И в то же время Эрнесто не был жадным, и доллары (а у него они водились в достаточном количестве) он швырял направо и налево без малейшего сожаления. Сегодня Эрнесто выполнял грязную работу – работу палача и истяза-теля. Что всегда доводило его до исступления – он ненавидел и себя, и необходимую кровожадность, и "клиента", из которого приходилось вытаскивать правду в буквальном смысле клещами. После таких экзекуций Эрнесто нередко уходил в запой, и теперь я с тревогой наблюдал за его развязными манерами и лихорадочной возбужденностью.
– Эй, киска, вали сюда! – орал Эрнесто, размахивая руками. – Не обижу. Да не ты, – он грубо отпихнул потрепанную шалаву, подрулившую на зов, – а твоя подружка. Блондинка. Иди сюда, радость моя!
– Остынь, черт тебя дери. – Я сказал это тихо, но с угрозой.
– Это почему?! – взвился мой напарник. – Я что, не имею права расслабиться?!
– Заткнись, иначе я тебя здесь и урою. – Я увидел, что на нас начали обращать внимание. – Тебе хочется познакомиться с французскими легавыми? Так вот, запомни – я этого не допущу.
Эрнесто посинел от злости. На миг мне показалось, что он сошел с ума. Его глаза вращались в орбитах, будто внутри черепа был моторчик, а правая рука медленно поползла к поясу, где, как я уже знал, находился футляр с метательными ножами – остро заточенными с двух сторон стальными пластинами длиной десять – двенадцать сантиметров; в метании ножей с Эрнесто мало кто мог сравниться.
– Не делай этого… – обронил я с ледяным спокойствием.
Эрнесто был таким же дерзким, как и я, а потому в моем сердце теплилось к нему чувство, отдаленно напоминающее христианское сострадание. Но сейчас, если он полезет в бутылку, мне не останется ничего иного, как размазать его по стенке: по кодексу Синдиката нарушителей приказов во время операций ждала короткая и жестокая расправа. И все же, все же… будь на его месте ктонибудь другой… а ведь с Эрнесто мы съели если не пуд, но килограммов пять соли точно, работая вместе.
Эрнесто не внял моему предупреждению. Не сводя с меня бешеных глаз, он быстро расстегнул "молнию" на куртке, а затем…
Затем его ладонь оказалась пришпиленной к животу обыкновенной зубочисткой, одной из тех, что стояли на каждом столе в пластмассовых стаканчиках. Я вспомнил уроки Учителя и метнул ее с такой скоростью и силой, что Эрнесто даже не понял, почему в правой руке вдруг появилась заноза, большая, острая и отнюдь не безболезненная.
– Три тысячи чертей! – возопил он, вмиг забыв о своих кровожадных намерениях. – Что за дьявольщина?!
Морщась от боли, он захватил зубами деревянный шип и выдернул его, при этом обрызгав кровью свою рубаху.
– Это… ты?! – вдруг сообразил он, остолбенело уставившись на рассыпанные по столу зубочистки – в спешке я был неосторожен.
– Успокоился? – ответил я вопросом на вопрос.
Я думал, что Эрнесто кондрашка хватит. Выпучив глаза, он долго смотрел на меня, будто на нечистого, а затем расхохотался.
– Ах, Мигель, ну до чего я тебя люблю! – Он смахнул слезу умиления. – Прости, я был не прав. Все виски… проклятое виски! Клянусь…
– Помолчи! – прошипел я и так выразительно взглянул на кающегося напарника, что он даже пригнулся к столу. – Не делай лишних движений. Просто сиди и глотай свое пойло.
– Что случилось? – спросил он испуганно.
– Потом…
Слава богу, до Эрнесто дошло. Он хмуро подмигнул мне и нацедил новую порцию дрянного бурбона. Но пить не стал, только делал вид. На удивление, мой напарник практически протрезвел. Я знал, что он ощущает дыхание близкой опасности не хуже, чем я.
В дальнем, темном углу, где был запасной выход, кучковалась подозрительная компашка. Наверное, я бы не обратил на нее внимания, не покажись один из ее состава знакомым. На его голове красовалась широкополая шляпа, скрывающая лицо. Он что-то втолковывал сидевшим за длинным столом подонкам, доверительно похлопывая одного из них, разбойного вида малого с модной серьгой в ухе, по плечу. Видимо получив согласие – все дружно закивали, а кто-то радостно заржал, – он что-то ткнул в руки здоровяку с дамским украшением в мочке и бочком, как краб, шмыгнул в приоткрытую дверь запасного выхода. Я, конечно, мог ошибиться, но этот странный тип уж очень смахивал на стукача Синдиката Кестлера, как я понял, приставленного к нам синклитом боссов в качестве тайного соглядатая. Что бы это могло значить? Марио болтается черт знает где и зачем, лиса Кестлер обретается в компании таких типов, с которыми может общаться разве что такой же подонок, как и они сами… Странно…
Я бросил быстрый взгляд на Черного Жерара. До этого он подремывал за стойкой бара, подперев подбородок словно выточенным из темно-коричневого камня кулаком. Но теперь хозяин забегаловки и гостиницы "Пон сюперьер" превратился в один большой обнаженный нерв. Его черные глаза блестели, словно у завидевшего добычу хорька, руки быстро и бесцельно переставляли с места на место стаканы и бутылки, а сам он сместился ближе к кассе, где, как я догадывался, хранилась его "пушка", пистолет с глушителем, – им Черный Жерар владел со снайперской сноровкой, в чем меня просветил Марио.
– Приготовься… – шепнул я напряженному Эрнесто.
Он не спросил к чему. Эрнесто был профи, а потому любую экстремальную ситуацию воспринимал совершенно обыденно, как само собой разумеющееся. Я знал, что сейчас он готов был убивать, убивать хладнокровно, кого угодно и сколько угодно. Он мандражировал до драки, но только не во время ее. И это мне в нем нравилось.
К нам подошли. Их было человек восемь. Впереди с наглой ухмылкой на изъязвленном сифилисом или еще какой-то заразой лице стоял громила, каких я видел только в приключенческих фильмах с участием Брюса Ли, Чака Норриса, Стивена Сигала и других мастеров боевых искусств. Тот, что с серьгой, находился чуть сзади. Сифилитик что-то сказал. Он говорил по-французски, и я почти ничего не понял. Ему ответил Эрнесто – мой напарник некоторое время жил в Париже, а потому язык знал. Громила набурмосился и, склонившись к Эрнесто, разразился целой тирадой. Похоже, он ругался и оскорблял меня и моего напарника. Эрнесто закаменел. Я знал это его состояние: еще миг, и в горле сифилитика будет торчать нож моего напарника. И постарался перехватить инициативу.
– Что он говорит? – требовательно спросил я у Эрнесто по-испански.
Он ответить не успел.
– А-а, второй птенчик базлает по-испански?
Именно так я перевел косноязычную речь громилы на русский.
– Немного… – ответил я сдержанно. – В чем дело, сеньоры?
Компашка дружно заржала. Я бы тоже последовал их примеру, – на сеньоров они были похожи в такой же мере, как я на японского микадо, да только момент не очень располагал к веселью. Но хуже всего было то, что эти ублюдки явно нарывались на скандал. Инспирированный скандал. И похоже, с последствиями: такие подонки полюбили в драках пускать кровь. Но с какой стати Кестлер (если человек в широкополой шляпе был нашим "коллегой") напустил на нас этих головорезов?
– Дружище, – Эрнесто намеренно не называл меня по имени, – не мечи перед ними икру. Эти уроды решили позабавиться. И даже отправить нас вперед ногами. Но мы ведь с тобой и не таких видали. Поэтому давай разделим их между собой по-братски. Ты кого из них хочешь грохнуть? Я, например, для начала вот эту сифилитическую вонючку. А то от его запаха виски скисает.
Наверное, ударь сейчас гром, и то он не произвел бы на них такое впечатление, как ленивая небрежная речь Эрнесто. Я внутренне сжался – теперь даже мне его не остановить. Мой напарник был не то что взбешен, он просто сходил с ума от ярости. Мало того, что совсем недавно я нанес серьезный удар по его самолюбию, так еще и эти подонки добавили соли с перцем на все еще зудящую рану нашего маленького скандальчика.
Как бы там ни было, но слова Эрнесто подействовали на подонков словно ушат ледяной воды. Привыкшие к безнаказанности, они просто не понимали, почему их предполагаемые жертвы, несмотря на явный численный перевес бандитов, ведут себя совершенно нестандартно: Эрнесто, высказавшись, вызывающе ухмыльнулся, а я невозмутимо потягивал коктейль через соломинку, что, кстати, было в этом баре в диковинку – его завсегдатаи хлестали спиртное стаканами.
Первым опомнился ублюдок с серьгой. Видимо, он был у них за главаря.
– Все круги ада! – взревел он. – Что я слышу?! – Он длинно и виртуозно выругался, мешая французские и испанские слова. – Да вы у меня будете землю жрать и мочой запивать!
– Интересная мысль, – еще шире оскалился Эрнесто. – Спасибо, недоразвитый, мы твой метод примем к сведению.
Краем глаза я видел Черного Жерара. Судя по тому, что скупая улыбка на миг осветила его суровые черты, он нам начал симпатизировать. Но вмешиваться явно не желал – похоже, знал, что собой представляют его поздние клиенты. Мне было понятно его состояние – мы вскоре уберемся восвояси, а ему с этими подонками еще встречаться и встречаться.
Наконец ожил и сифилитик. Замороченные алкоголем и болезнью мозги в его черепной коробке ворочались с таким скрипом, что мне показалось, будто я это слышу. Но он, в отличие от главаря, более сдержанного и хитрого, не стал разводить базар-вокзал, а молниеносным движением, что было весьма странно для такого битюга, выхватил откуда-то из своей одежды здоровенную наваху и нанес…
Попытался нанести удар.
Конечно, я видел все фазы движения его руки. И мог бы преспокойно парировать выпад сифилитика или элементарно отвести руку с навахой в сторону с таким расчетом, чтобы громила перелетел через стол и ткнулся рожей в мраморный пол, – это был один из самых простых приемов айкидо, который усваивают ученики к концу второго месяца обучения. Но я боялся еще больше обидеть Эрнесто, уже распределившего роли в предстоящем спектакле. И еще одно обстоятельство сдерживало меня от немедленного и бескровного вмешательства – Кестлер. Конечно, если это был он. Зачем ему нас "светить"? Немец знал мои возможности, не заблуждался он и насчет Эрнесто. Тогда почему? В какие игры начал играть лис Педро? И вообще – на кого он работает?
Пока в моей голове формулировались эти вопросы, события развивались своим чередом.
Момент броска даже я не заметил, занятый энергонакоплением для предстоящей схватки или проще – мгновенной медитацией для достижения максимальной концентрации внимания и сил. Громила, ткнув навахой в сторону Эрнесто – тот слегка сместился, пропуская клинок в дюйме от туловища, завалился сначала на стол, будто неожиданно потерял сознание, а затем сполз на пол.
Все остолбенели. Мы продолжали забавляться: Эрнесто, все так же посмеиваясь, барабанил пальцами левой руки по столу, а я приканчивал уже осточертевший мне коктейль.
– Что… что ты с ним сделал?!
Это наконец прорвало главаря с серьгой в ухе. Он говорил на таком ломаном испанском, что я его едва понимал, и обращался к Эрнесто.
– То, что и обещал. Ты, надеюсь, не глухой? Если запамятовал, могу повторить. У меня сейчас времени уйма, делать все равно нечего, так что могу прочитать целую лекцию на тему человеческих взаимоотношений.
Замороченный главарь промолчал. Он что-то сказал по-французски, и один из его птенчиков перевернул громилу на спину. Он был мертв. В его горле торчал метательный нож Эрнесто, и кровь ритмичными толчками прорывалась наружу.
Не нужно было главарю хвататься за пистолет. Вообще-то он показался мне далеко не глупым малым, хотя и негодяем, на котором негде клеймо ставить, и в конце концов мог бы сообразить, что у нас "шуточки" его банды не проходят, и с достоинством удалиться на исходные позиции. Но ретивое взяло свое – как же, гроза предместий Марселя, – и он достал "дуру" такого калибра, что с ней можно было охотиться на слонов. Проделал он это довольно профессионально, и, будь на нашем месте обычная портовая мелюзга, Черному Жерару пришлось бы соскребать мозги Эрнесто со стен и потолка.
Я не стал спорить с Эрнесто за приоритет в деле потрошения этих ублюдков, тем более что он сейчас напоминал пороховую бочку с зажженным фитилем; пусть стравит пар, подумал я лениво, не выпуская из виду остальную братию. И мой напарник доказал, что он кое-чего стоит: метательный нож, казалось, сам выпорхнул из его ладони, и хотя главарь успел нажать на спусковой крючок, пуля впилась в стену рядом с Черным Жераром, а сам "серьгоносец" спокойно улегся возле сифилитика.
Этого уже хозяин гостиницы стерпеть не мог – ни лишний шум, ни прочие неприятности в виде поломанной мебели, обрушенной штукатурки и битой посуды его не устраивали.
– Всем стоять! – рявкнул он сначала на французском, затем по-испански. – Первому, кто дернется, башку снесу!
Похоже, бандиты ни на йоту не усомнились в правдивости его слов, а потому отхлынули от нашего стола, как волна морского отлива, со злобным шипением и утробным урчанием.
Я посмотрел на Черного Жерара. Он держал оружие с небрежной уверенностью опытного стрелка. При этом ствол его пистолета был направлен в сторону Эрнесто.
– Закругляемся, – бросил я своему напарнику, встал и подошел к стойке бара.
Черный Жерар встретил меня угрюмым недобрым взглядом.
– Держи, – бросил я на стойку деньги – раз в пять больше, чем мы с Эрнесто были ему должны. – Здесь хватит и на уборку мусора, – кивнул я на тела мертвых бандитов.