***
В недалеком прошлом этот хрипатый телохранитель был неплохим музыкантом: он не только отлично играл на саксофоне, но при этом хорошо пел и подавал серьезные надежды как эстрадный исполнитель. Но однажды, сильно простудившись, он, вопреки предупреждениям врача, был вынужден поехать на вечеринку, чтобы не упустить хороший заработок. Он весь вечер играл на саксофоне, пил водку и пел песни. Связки не выдержали, и, несмотря на все усилия врачей отоларингологов, он не только перестал петь, но и навсегда охрип.
Врачи предупредили: если он не хочет навсегда потерять даже такой, хриплый, голос, то должен вообще не только забыть про саксофон, но и про пение. Пришлось смириться, а чтобы совсем не потерять любимое дело, стал осваивать клавишные инструменты. Но тут всплыли старые финансовые махинации с левыми концертами. И, несмотря на все старания адвокатов, отвертеться не удалось, и несостоявшемуся музыканту пришлось на семь лет отправиться в места не столь отдаленные.
За колючей проволокой зоны жалости нет ни у кого и ни для кого! Едва прознав, что с ними сидит бывший певец и музыкант, ему тут же предлагают попеть блатные песни, чтобы потешить сидельцев. Попробуй откажи!
"Ты чего, бля, братву, значит, не уважаешь? Всякой шелупони на воле пел, а здесь не хочешь? С Пугачихой на пуховых перинах трахался! Шептал ей про любовь и песни напевал, а здесь западло, значит? Может, тебе лучше Филе на ухо напевать? Ах ты, козел безрогий!"
Это самое мягкое, что мог услышать человек с подобными способностями в случае отказа.
Там, за колючкой, все озлоблены, всякий считает себя безвинно пострадавшим: все обострено столь сильно, что любая, даже самая незначительная, оговорка вызывает такую бурную реакцию у любого сидельца, словно каждому из них нанесли кровную обиду. Короче говоря, дай только повод – отметелят от всей души. И тот, кто допустил косяк, может считать, что ему еще несказанно повезло, если бедняга просто окажется на больничной койке и сможет вообще когда-нибудь оклематься.
Конечно же, неудавшемуся музыканту приходилось петь, несмотря на категоричные запреты эскулапов: тут уже не до сохранения голоса, живым бы остаться.
Раз попел, два попел, и вскоре его речь можно было различать с большим трудом. Наверняка сбылись бы предсказания врачей, если бы на зону вскоре не пришел Сиплый, который, имея почти такой же дефект с горлом, пожалел бедолагу и взял парня под свою защиту.
Нужно заметить, что на зоне, как правило, быстрее всего сходятся те заключенные, которые имеют что-то общее между собой: например, жили в прошлом в одном городе, имели одинаковое увлечение на свободе, одной национальности, одни недуги. Такие сидельцы образовывают даже в тюрьме, во время следствия, семьи. Члены такой семьи питаются вместе, делятся получаемыми с воли продуктами, защищают друг друга.
Так сошлись и герои нашего повествования: один – сиплый, другой – хриплый.
Поначалу хрипатого певца все так и звали – Музыкант, но когда у него, от "хорошего питания", раскрошился зуб и местный умелец сварганил ему фиксу из рандолевого металла, Сиплый резонно решил, что человек с кличкой Музыкант должен петь и играть, а коль скоро не может, пусть будет Фиксатым…
***
– Ломится? – с недовольным прищуром переспросил Сиплый своего давнего телохранителя.
– Говорит, срочно нужно побазарить с тобой, босс! – пояснил Фиксатый.
– Ладно, зови его сюда! – Сиплый повернулся к девицам: – Идите-ка, лярвы, в спальню…
– И сколько тебя ждать, милый? – томно спросила пышненькая блондинка.
Проведя наманикюренным пальчиком по его щеке, она попыталась прижаться к нему своими прелестями.
– Отвали! – угрюмо отмахнулся Сиплый. – Сколько нужно, столько и будешь ждать: деньги-то все равно капают! – он хлопнул ее по заднице и мерзко хихикнул.
Когда девицы, нисколько не стесняясь Фиксатого, бесстыдно выскользнули за дверь, Сиплый дотянулся до аппарата и нацепил его на шею и только потом накинул на себя махровый халат с капюшоном.
– Чего тебе, Монгол? – спросил Сиплый, когда тот вошел в гостиную.
– Базар есть… – буркнул тот в ответ.
– Так срочно, что нельзя было подождать, пока я расслабляюсь и ублажаю свое тело перед будущими победами? – Сиплый гордо выпрямил спину.
– Поверь, Сиплый, не стал бы портить тебе удовольствие, – понимающе вздохнул Толик-Монгол, – но дело у меня срочное… Понимаешь, менты поганые моего братишку приняли, – угрюмо добавил он.
– За что? – встрепенулся Сиплый, мгновенно сообразив, что арест брата Толика-Монгола может сулить большие неприятности: парень многое знал о делах их Академии.
– По бакланке взяли, да к тому же он еще и сопротивление при аресте оказал…
Бакланка, конечно, говно, а вот второе – гнилое дело: менты не любят, когда им морды бьют… – задумчиво проговорил Сиплый. – Однако парня по-любому нужно вытаскивать: хороший пацан, нашенский… – он недовольно поморщился. – Где сидит? В Бутырке или на Матросской?
– В КПЗ пока, в Центральном округе… – Толик-Монгол так стиснул зубы, что они скрипнули. – Говорил же ему: стерпи, коль меня нет рядом. Потом разберемся и накажем, бля! – Толик-Монгол зло сплюнул. – Хотел повидаться с ним, чтобы напутствие дать и успокоить немного: денег ментам давал, ни в какую! У тебя там кто-нибудь есть?
– Может, мало давал? – спросил Сиплый.
– Пятихатку зеленых за десять минут свиданки, мало, что ли? – обидчиво буркнул тот.
– И не взяли? – удивился Сиплый.
– Говорю же, ни в какую! Уперлись, как бараны! – Толик-Монгол вновь ругнулся.
– Странно… – Сиплый задумчиво побарабанил пальцами по столу. – За пятьсот баксов в КПЗ не только свиданку дают, но еще и двух баб могут притаранить, как говорится, в придачу… Что-то здесь не так…
– Я и говорю…
– Что ж, нужно искать концы среди судейских, – Сиплый поморщился, как от зубной боли, и со вздохом покачал головой: – Санек-Санек, как же ты неосторожно так?.. Послушай, а твой братан метлу там не развяжет: он же много чего знает о наших скорбных делах?
– Ты че, Сиплый? – воскликнул Толик-Монгол. – Санек не из тех, кто своих сдает!
– Ну да, ну да… – недоверчиво заметил Сиплый. – По-любому нужно его вытаскивать… Значит так, сам туда не суйся! – решительно заявил он. – А я попробую среди судейских пошерстить: может, кто и купится. Если не удастся, используем запасной вариант с нашим полковником. Пора ему всерьез подключиться самому: он денежки любит и не откажет! Недаром же все время подкармливал его…
– А если откажется?
– Он? – Сиплый даже рассмеялся от такого нелепого предположения. – Братишка, он слишком замазан, чтобы позволить себе такую глупость!
– На то он и мент, чтобы ему не верить! – недоверчиво пробурчал Толик-Монгол.
– Никуда он не денется! Посмотришь, вытащит он твоего братишку только так! – заверил Сиплый… – Хватит нервничать, Монгол, хочешь расслабиться? У меня такие две телки зависли: с ног до головы оближут… А толстожопая блондинка всасывает в себя аж до самых гланд!
– Нет, Сиплый, настрой не тот… – отмахнулся Толик-Монгол, продолжая думать о брате.
– Как хочешь: мое дело предложить…
– А мое – отказаться…
***
Пока уголовнички думали да гадали, как вытащить на свободу своего сподвижника, Савелий отправился навстречу с Богомоловым, которую тот назначил на конспиративной квартире. Дверь открыл сам генерал. У него был такой таинственный вид, что Савелий сразу сказал:
– Константин Иванович, вы так смотрите, словно сюрприз мне приготовили.
– Ну вот, скажи, как с тобой бороться? – разочарованно спросил генерал. – От тебя ничего не скроешь, – он вздохнул. – Ладно, входи в гостиную и встречай свой сюрприз.
Все, что угодно и кого угодно, ожидал увидеть Савелий, только не того, кто поднялся из-за богато накрытого стола. Ослепительно улыбаясь во все тридцать два зуба, к нему навстречу, раскинув руки в стороны для объятий, устремился сам Майкл Джеймс.
– Мой Бог, глазам своим не верю! Савелий! – воскликнул американский гость.
– Майкл? Неужели я вижу перед собой старого друга Майкла? – Савелий с трудом сдерживал свои эмоции.
Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.
– Так хочется тебя вздуть по полной! – с обидой воскликнул Джеймс.
– Ты смотри, как похорошел твой русский! – похвалил Савелий. – И за что тебе хочется меня вздуть?
Что же ты, не мог позвонить старому другу и хотя бы намекнуть, что жив, мол, и здоров? Как ты не понимаешь, друг мой дорогой? – Майкл настолько был растроган, что его глаза стали влажными. – Я ж похоронил тебя, слезы пролил…
– Ты сам прекрасно знаешь, что есть ситуации, когда человек не может поддаваться своим эмоциям, а должен подчиняться создавшейся ситуации, вовсю подключая свое серое вещество, – пояснил Савелий и тут же в сердцах громко воскликнул: – Ну не мог я, братишка, не мог! Мало того, что подставил бы себя, тебя, так еще и подверг бы смертельной опасности жену и сына. Ты думаешь, мне легко не видеть их и постоянно задавать себе вопросы: как они там живут без меня? Что делают? Не болеет ли Савушка? Хватает ли ему нежности и ласки? И прочь отгонять от себя мысли о ревности? Иногда так защемит в груди, что хочется плюнуть на все и мотнуть в Америку, чтобы прижать к груди сына и жену к себе и никогда не выпускать из своих объятий, -; все это он проговорил с такой страстью, что из его груди вырвался стон.
– Ну вот, приехали, – с огорчением заметил Богомолов. – Думал, встретятся старые друзья-приятели, обрадуются друг другу, выпьют по-человечески…
И обрадовались, и обязательно выпьем! – заверил Майкл, продолжая держать Савелия за руку, словно боясь, что тот возьмет и исчезнет. – За своего сына и Джулию ты можешь не переживать: у них все в полном порядке, – он подмигнул. – Мой Бог! – воскликнул он. – Ты даже представить себе не можешь, как здорово подрос Савушка!
– Почему не представляю: я постоянно вижу его… в видеозаписи, – уныло возразил Савелий.
– Тогда я тебе ничего нового не скажу, по-моему, нужно, действительно, выпить русской водки за чудесное воскрешение, во всяком случае, для меня, нашего дорогого Савелия! – не дожидаясь, когда кто-то разольет русский напиток, он сам ловко наполнил рюмки и взглянул на Богомолова: – Ты старший, Константин Иванович, – тебе слово.
– Это не официальный прием, и ты уже почти сам высказал тост, – улыбнулся Богомолов.
– Благодарю за честь! – Джеймс встал. – Друзья мои, я впервые ощущаю счастье видеть человека, надеюсь, моего друга, которого считал погибшим, в отличном настроении и полным сил. Говорят, что если кого-то посчитают умершим, а он окажется живым, этот человек проживет очень долгую жизнь. Поэтому тост, действительно, напрашивается сам собой: пусть враги считают тебя мертвым, а твои друзья всегда поднимают тост за твое здоровье. Когда-то, кажется, совсем в другой жизни, ты, поднимая тост за меня, сказал: "Дорогой Майкл, живи долго!" Я внесу маленькое изменение: дорогой Савелий, – живи всегда!
– Ты так здорово все сказал, что у меня нет слов, – растроганно произнес Савелий. – Спасибо, Майкл!
– Мне остается только поддержать такой великолепный тост! – согласился Богомолов.
Друзья чокнулись, выпили.
– Никак не могу привыкнуть, что здесь, в России, черная икра такая же обычная закуска, как у нас тунец, – причмокивая губами, восхищенно проговорил американский гость, толсто намазывая русский деликатес на тонкий кусочек хлеба.
– Да, в Америке наша икра идет на вес золота, – согласился Богомолов. – А русский человек, даже среднего достатка, может себе позволить украсить свой стол этим черным деликатесом. Крестник, – Константин Иванович повернулся к Савелию, – кажется, ты хотел мне что-то рассказать? Уверен, что Майклу тоже будет интересно послушать, а кроме того, я также уверен, что его профессиональные заботы пересекаются с тем, с чем тебе пришлось столкнуться.
– Сначала хотелось бы узнать: для чего ты, дорогой Майкл, оказался в Москве? Насколько мне помнится, ты сейчас возглавляешь русское отделение ФБР, не так ли? Неужели наши криминальные круги настолько достали Америку, что привлекли внимание твоего ведомства?
Сразу замечу: ваш криминал действительно очень серьезно заявил о себе в Америке, как ты сказал, достал, поэтому-то в моем управлении и создан специальный отдел, который занимается исключительно русским криминалитетом в Америке. Почему именно я оказался в Москве? Отвечу так… – он сделал небольшую паузу и с пафосом произнес: – Меня вызвал к себе Президент…
– Ого! – воскликнул Савелий и недоверчиво усмехнулся.
– Да, вызвал Президент США! – медленно повторил Майкл Джеймс, действительно решив, что Савелий не поверил, – И сказал, что ему известно о моих дружеских отношениях с тобой, Константин Иванович, а ситуация сложилась настолько взрывоопасной, что Президент дал мне личное распоряжение связаться с тобой и попросить о помощи.
– И что же случилось? – Савелий тут же стер с лица улыбку. – Ив чем заключается взрывоопасность?
– Некий русский "шутник" наехал… я правильно использовал это слово: "наехал"? – спросил он Савелия.
– Судя по тому, о чем пойдет речь, уверен, что правильно, – ответил Бешеный и нетерпеливо спросил: – И на кого же наехал этот русский "шутник"?
– На фирмы и банки, контролируемые одним американским мафиози: за пару часов они потеряли более миллиона долларов! – ухмыльнулся Майкл.
– С каких это пор Федеральное Бюро расследований Американских Штатов проявляет такую трогательную заботу о преступнике? – с иронией поинтересовался Савелий.
Однако Майкл Джеймс не принял иронического тона и вновь проговорил со всей серьезностью:
– Не знаю, как у вас, но у нас в Америке правит закон, – нахмурился Майкл и терпеливо пояснил: – Пока суд не объявит человека виновным в преступлении, он – законопослушный гражданин Америки! Да, мы знаем, что Папа Джеферсон – глава нью-йоркской мафии, и американское правосудие много раз пыталось доказать его вину в совершении различных преступлений, но всякий раз, к нашему огромному сожалению, ему удавалось выйти сухим из воды, – он вздохнул с огорчением. – И можешь мне поверить, что мы не сидим сложа руки и не ждем момента, когда этот преступник допустит ошибку…
– А пока, сейчас, ваше правосудие, не сумев доказать его вину, обязано защищать его права… – как бы констатируя, пробормотал Савелий.
"– Вот именно: защищать! Причем, в данном конкретном случае, речь идет о том, что если мы, в самое ближайшее время, не сумеем обезвредить преступников, то на товарно-сырьевой бирже в Нью-Йорке может начаться паника, а это грозит такими страшными финансовыми последствиями, что даже представить невозможно! Причем, прошу заметить, это угроза не только для Америки, но и для многих стран, в том числе, и для России, – в голосе Майкла ощущалось волнение, и он, судя по всему, даже не пытался его скрыть. – В настоящее время в мире существует некий экономический баланс сил, но он очень хрупкий: стоит начаться панике, и весь мир может оказаться погруженным в страшный хаос, последствия которого никак невозможно предусмотреть…
– Неужели действительно все так безнадежно? – казалось, Савелий не был ни удивлен, ни даже взволнован, более того: подчеркнуто спокоен.
– У меня такое впечатление, что ты скептически относишься ко всему тому, о чем я поведал, – с некоторой обидой произнес американский гость.
– Вот еще! – буркнул Савелий.
– Брэк! – словно рефери на ринге, остановил Константин Иванович.
Богомолов, много лет проработавший с Бешеным, отлично выучил стиль его поведения. Вот и сейчас, увидев абсолютное спокойствие на лице своего крестника, он понял, что это спокойствие не напускное: скорее всего, Савелий имеет в рукаве что-то вроде козырного туза. Генерал был уверен, что у его крестника наверняка есть чем успокоить Джеймса.
– Послушай, дорогой мой крестник, я понимаю, что иногда простым смертным не дано понимать истинных вундеркиндов, а потому будь снисходителен, опустись с вершины Олимпа до нас грешных и просвети, укажи нам правильный путь к разуму, – Богомолов сложил руки ладонями вместе и прислонил их к груди, как перед иконой.
Он говорил таким смиренным голосом, что напоминал послушника перед пастырем. Тем не менее, было видно, с каким трудом он сдерживается, чтобы не рассмеяться.
А Майкл весело рассмеялся:
– Ну и шутник ты, Константин! – потом повернулся к Савелию: – Что скажешь на это? – спросил он.
– Колись, крестник, – стерев с лица маску смиренности, Богомолов проговорил своим обычным, генеральским, тоном. – Что удалось нарыть? Кстати, поздравляю тебя с премией! – он пожал Савелию руку. – Насколько мне не изменяет память, такую большую денежную премию пока никто не получал, по крайней мере, в моем ведомстве. Представляешь, Майкл, пять тысяч баксов получил наш приятель! И только за то, что спас одну генеральскую задницу, – Богомолов подмигнул.