* * *
- Принес? - спросил Женя, едва Кастет вошел в комнату.
- Принес, не открывал еще.
Кастет вытащил пакет, нашел выключатель -почти незрячему Черных свет был не нужен, в комнате царил полумрак.
При ярком свете старинной люстры со множеством висюлек порвал полиэтиленовую пленку, посмотрел.
- Две пачки денег, долларов, такими банковскими ленточками перевязаны…
- Бандероли это называется. В каких купюрах?
- По стольнику.
- 20 000, значит. Еще что-нибудь есть?
- Нет, вроде.
- Должно быть!
- Ага, вот, две бумажки… Кастет развернулся к свету.
- Одна - записка. "Какой же я дурак, прости меня, Леха!" - он повертел бумажины, даже поднес ближе к глазам, - все. "Какой же я дурак, прости меня, Леха!" - и все…
- Хорошо. А вторая?
- Тут каракули какие-то, цифры не цифры,буквы не буквы… На, сам гляди…
- Я ж слепой пока, Леша! Сейчас маму позовем, - он нажал какую-то кнопку на подлокотнике своего инвалидного кресла.
- Надо ли Веронику Михайловну сюда впутывать?
- Она уже все знает, без мамы мне никак не обойтись, глаз-то у меня нет…
Коротко постучав, вошла Вероника Михайловна, все поняла, взяла из рук Кастета загадочную бумажку, на ходу привычно поправив плед на коленях сына.
- Это - пиктограмма, - непонятно к кому обращаясь, сказала она - смотрела в глаза Алексею, но говорила все-таки для сына, - похоже, несложная. Я ее здесь, у компьютера положу, через полчасика, наверное, сможешь поработать, посмотришь.
- Спасибо, мама. Не уходи, послушай, ты же в курсе наших бед… Леша, у тебя машина есть?
- "КамАЗ", я же говорил.
- "КамАЗ" машина хорошая, но для нашего дела непригодная. Завтра тебе нужно купить машину, быстро, в течение одного дня, все оформить. Машина должна быть неброская, главное, чтобы бегала хорошо. Будем играть в американское кино, погони, выстрелы, масса трупов и красивых женщин… Не пугайся! Полную программу не обещаю, но что-то будет точно… Ты в компьютерных делах понимаешь? Нет? Я так и думал. Нужны кой-какие прибамбасы для компа, оставь деньги, тысячи хватит. Мама завтра съездит и купит, адресную программу ЦАБ, еще по мелочи… Оружие у тебя есть? Тоже нет? Плохо. Должно быть. Где найти - знаешь? Это хорошо. Ты в этом деле лучше меня разбираешься… Это тебе программа-минимум на завтра. Если быстро управишься - звони. Вообще, без звонка не приезжай, значит, трубку себе купи. Все. Да, ни дома, ни в гараже не показывайся ни в коем случае, где переночевать найдется? Хорошо. До завтра!
* * *
Куда пойти на ночь, Кастет не знал, но оставаться у Жени Черных не мог, понимая, что подвергает его какой-то, неведомой пока, опасности.
Постоял на бульваре, покурил - весь вечер без сигарет было для него немалым испытанием.
Поглазел на неработающие фонтаны, опять покурил. Все это так, бездумно…
Переложив груз принятия решений на Женю, Кастет опять почувствовал себя уверенно и свободно. Он не думал о том, откуда взялись у Петьки Чистякова двадцать тысяч долларов, почему тот спрятал деньги в старый тайник, что произошло на его, Кастета, квартире и куда пропали его друзья - все эти вопросы будет решать Черных, сейчас перед Кастетом стоял только один вопрос, где провести эту ночь.
Мимо прошла компания малолеток, шумно, под звон бутылок, девичий смех и бесконечный мат. Чего Леха не понимал - это бессмысленного мата. Он помнил, как орали, врываясь на броне в душманский кишлак, поливая все вокруг раскаленным свинцом, тогда матерное слово было вроде оружия. Весь человек по имени Кастет был в бою, руки, держащие автомат, ноги, несущие тело вперед, готовые вышибить дверь, свалить врага, упасть, чтобы уберечь тело и голову от пули или снаряда, рот, орущий бессмысленные, непонятные и оттого особенно страшные для "духов" слова.
Он помнил, как матерились над телом убитого товарища, тогда мат был - как слезы - необходим. Или на ринге, чувствуя, что соперник надломлен, бросаясь в последнюю атаку, орал ему в лицо, добивая не только кулаком, но и словом.
А вот чему материться на тихом ночном бульваре, этого Леха не понимал.
Кастет полез за очередной сигаретой, выкинул опустевшую пачку. Что же делать, снять на ночь какую-нибудь чувиху, хоть из тех же малолеток, что столпились у фонтана, тискаются, пьют пиво, целуются. Девчонок там явно перебор, да вряд ли хоть у одной есть свободная квартира, где можно нормально выспаться. Поехать к Наташке? Нельзя, она каким-т-о боком замазана в этой истории с квартирой, да и Серега провел у нее ночь, после чего исчез…
Светка-училка - вдруг вспомнил он.
Пошарил по карманам куртки, нашел в нагрудном сложенную вчетверо бумажку, под фонарем прочитал телефон и адрес.
Отыскал телефон, работающий от денег, а не таксофонных карт - где же ее, карту, ночью купишь, набрал, без особой надежды, номер. Трубку подняли сразу, женский голос, не сонный, бодрый, ответил:
- Слушаю!
Глава 6
ЛЮБОВЬ ПОД ПРИЦЕЛОМ
Кирей сидел в кабинете своей виллы на Каменном осторове, совсем недалеко от того места, где разворачивались главные события этого дня.
Тихо, еле слышно постучав, вошел Сергачев. Маленький, пухленький, лысоголовый, в старомодных очках с толстыми стеклами, он напоминал какого-то сказочного персонажа - эльфа, гнома или Мумми-тролля. Глаза в стеклах очков казались непропорционально большими, с круглого, добродушного лица не сходила улыбка - смешной был человечек, право слово, смешной. Но - страшный… Не жестокостью своей, нет, он вовсе не был жесток, за свою немаленькую жизнь никого не обидел, ну разве что в молодости убил одного-двух, так молодой был, неопытный, да и служба спецназовская для того и устроена - людей убивать.
А потом - ни-ни! Пальцем никого не тронул, в том и сходился со Всеволодом Ивановичем Киреевым - вором в законе Киреем, не любил он силовых решений. Еще на казенной службе крепко усвоил это правило, от стариков, чуть ли не Дзержинского помнящих, перенял - пролитая кровь, особо - напрасно пролитая кровь, - брак в работе, а бракоделов на их, казенной службе не жаловали. А вот Петр Петрович дослужился до большой звезды на погонах и в отставку ушел как положено, с почетом, грамотами и ценными подарками от начальства и подчиненных. И вовремя ушел, до развала, учиненного "демократами", когда в самой важной службе страны такой раз-драй начался, что думать Петру Петровичу об этом до сих пор было больно… Ушли лучшие кадры, ушли! Кто - на пенсию, кто - в охранные структуры, что они представляют - многие догадываются, в общем - кто куда. А Петр Петрович Сергачев пошел, вот, служить к вору в законе Кирею, потому что Кирей - правильный человек, крови лишней не прольет, слабого не обидит, а сильного - на место поставит, ибо сказано в Писании - достоин бо есть делатель мзды своей.
Сам пришел к Кирею, не в особняк этот на Каменном острове, особняк уже при нем, Сергачеве, появился, а в небольшую по нынешним меркам квартиру на улице Воинова, с видом на Таврический сад, сделанную по неведомому тогда "евроре-монту". Скромно посидел в гостиной, ожидая, пока о нем доложат и проверят, кто таков, после чего был принят и имел долгую беседу. Результатом этой беседы было возникновение странной должности - "начальник службы безопасности" со странным "окладом жалованья", как называл свое денежное довольствие Сергачев. О размерах "оклада жалованья" знали трое - Кирей, главный бухгалтер "фирмы" (опять-таки сергачевское определение) и сам Сергачев.
Надо сказать, что главбух, узнав о сумме, назначаемой в месяц к выплате новичку и размерах бонуса, единовременно выплаченного в качестве подъемных, впал в некое подобие комы и пребывал в ней довольно долго, несмотря на наливаемый коньяк и легкое похлопывание по щекам. Придя в себя и выходя уже из комнаты, он несколько раз обернулся, пытаясь усмотреть в большеглазом, круглолицем толстячке что-то необыкновенное, достойное Таких Денег.
Постучал Сергачев в киреевский кабинет и вошел тихонечко, бочком, дверь за собой притворил неслышно.
- Добрый день, Всеволод Иванович!
- Здравствуй, Петр Петрович, порадуешь чем-нибудь? - радостных известий Киреев явно не ждал.
- Порадую, Всеволод Иванович, порадую, - Сергачев с удобством разместился в огромном для него кресле, пошевелился немного, чтобы телу стало еще приятнее, и продолжил: - Квартирка эта, откуда сейф ломанули, - нашего знакомца квартирка, Костюков его фамилия, служил он у нас в "Скипетре", а когда уходить задумал, вы с ним, с Костюковым то есть, встречаться изволили, в гостинице "Пулковской", ежели надобно - дату и время могу подсказать.
- Не надо, Петрович, помню. Фамилию не помню, а человека этого - помню, - Кирей на секунду задумался, - не мог он этого сделать, не такой человек!
- Так я ж и не говорю, что это он, - Сергачев будто обрадовался чему-то, - я говорю, что квартирка его. А сам он в это время в поездке был, в Москву ездил. В квартирке же евоной два человечка были, думаю так - друзья его. Одного мы уже знаем.
Сергачев достал из невесть откуда взявшейся папочки листочек бумаги, на стол Кирею положил, пальчиком легонечко подтолкнул.
- Человек этот, Ладыгин его фамилия, хороший человек, положительный, доктор. Ни к чему доктору Ладыгину сейфы вскрывать, да и не умеет он этого. Второго человечка не знаем пока, но… - Сергачев поднял вверх розовый палец, - но догадываемся. И работаем, догадки эти проверяючи. Вот так. Это факты. А мысли мои по этому поводу такие…
Петр Петрович замер, будто ожидая - интересны его мысли Кирею или нет.
- Покурю я, Петрович, у форточки тут покурю, чтоб тебе не мешало, - сказал Кирей и вылез из-за стола.
Подойдя к окну, он привычно зыркнул на двор, сторожко так ощупал округу глазами и только после этого открыл форточку и закурил, стараясь, чтобы дым уходил на улицу. Ни с кем и никогда, даже в ранней своей хулиганской юности не вел себя Всеволод Киреев так, как поставил себя по отношению к Сергачеву.
Уважал он Петровича, как никого уважал.
Разное было у Кирея с людьми, бывало - боялся кого, особенно по первости, тогда старался быть от того подальше. Бывало - уважал. По-своему, по-воровски. Старых воров уважал, за опыт, за сметку, удаль какую-то, молодечество, не на наглости основанные, а на уверенности в себе. Работяг уважал, мастеровых, заумелие, сноровку, ловкость в работе…
Петровича же уважал за все, за то, что спец в своем деле был - каких поискать, за порядочность, знал - не предаст и не продаст Петрович, потому как не за деньги работает, за что - Кирей так и не понял, но - сам пришел и с тех пор служит, как прежде государству служил, присягу приняв.
Оттого и вел себя с ним Кирей, как ни с кем, а ежели и прогибался иногда, так с него, с Кирея, не убудет, а человеку, видел, приятно. На людях, конечно, иначе было, а один на один - отчего ж, скажем, у форточки не покурить…
- Прости, Петрович, отвлекся. О чем ты?
Сергачев с пониманием кивнул головой. Большой человек - большие заботы.
- А я, Всеволод Иванович, о том, что не мог Ладыгин сейф взять. Было, по-моему, так - долбили они стенку, картину там вешать или еще чего - не случайно же Ладыгин ходил к охраннику справляться - дома ли хозяева, и наткнулись случайно на сейф. Дальше - непонятка, скорее всего этот второй, которого пока не знаем, сейф и вскрыл. Почему, зачем - неясно, но тут дело такое. Представь, Всеволод Иванович, сейф перед нами стоит, мы и видим, что это сейф - дверца, ручка, замок цифровой или еще какой. А с другой-то стороны - это уже и не сейф вроде, железяка какая-то, в стену вделанная. Долбит этот второй стенку или сверлит, нам это не важно, и натыкается на эту самую железяку. Что в голове, окромя двух стаканов, конечно? То, что железяку эту надо с дороги убрать, потому как мешает она, железяка эта, дальнейшему рабочему процессу. Убрал он ее, при хорошем инструменте это не проблема, а там, за железной этой пластиночкой, - деньги, да камушки, да документы важные, которые на столе просто не оставишь, а спрятать надо, но так, чтобы всегда под рукой были. Да два ствола еще были - "Вальтер ПП-88", с глушителем, и "бердыш" Стечкина. Новые стволы, не засвеченные. "Вальтер" в феврале этого года из Германии сам Исаев привез, может, в смазке еще. Хотя я бы не удержался - пострелял. А денег, между прочим, как друзья мне верные сказали, - тысяч пятьсот в североамериканской валюте, да каменья драгоценные в мешочках полотняных, всего получается - на миллион будет. Вот такие вот пирожки-беляши получаются у нас. Кто этот второй и где деньги американские - этого нам неведомо. Пока…
- А доктор где?
- Доктора этого милицейские сегодня утром взяли, когда он к машине своей пришел, на стоянке оставленной. А это значит, что не при делах он и где сокровища несметные - знать не знает.
Про сокровища Сергачев с улыбочкой произнес, мол, видали денег и поболее, да говорить о том не резон.
- Взяли доктора под белы рученьки и на хату какую-то исаевскую повезли, у него хат по городу немерено, и казенные - для встреч тайных, и своих еще три. Прессуют сейчас доктора, должно быть, или химией колют, но не знает он ничего про деньги эти. Плохо - имя дружка своего назовет, тут нам опередить бы их надо…
-Лады, Петрович, действуй… Ты мне вот что, - Киреев замялся, - ты мне Костюкова, как из Москвы приедет, сюда привези, да побереги его, чтобы менты не обидели.
Сергачев глянул на него серьезно, понял что-то, кивнул.
- Сегодня он вернуться должен. Девчушка там хорошая диспетчером работает, шоферюги ее Леночкой зовут, сказала, что сегодня. Сдается мне - любовь у них… Хорошая девчушка, -повторил Сергачев мечтательно, чуть ли носом не шмыгнул.
- Ну тогда и Леночку эту побереги…
* * *
Приехал Кастет к Светлане далеко за полночь. Пока машину поймал, пока тащился на раздолбанной "копейке" к Московскому парку Победы да искал дом на Бассейной, оказавшийся в глубине квартала, - время и пролетело.
Светлана встретила его по-домашнему - в халате, смешных тапках в виде белых пушистых зайцев, с кухонной прихваткой в руках.
- Я чайник поставила. Ты голодный, наверное…
Кастет за всей этой суетой совсем не подумал, что надо было купить что-нибудь, хотя бы к чаю, и еще больше смутился. От вида домашнего, от мохнатых зайцев, чайника на плите и своей забывчивости.
- Проходи, не стой в дверях, холода напустишь.
Вошел, скинул ботинки. Прошел за ней на кухню, где уже кипел чайник. На столе стояла большая цветастая чашка с блюдцем, розеточки с вареньем, блюдо с белой пышной булкой, от которой пахло настоящим деревенским, как в детстве, хлебом. Он не удержался, наклонился, понюхал и только сейчас понял, что голоден, что за весь день съел несколько сухариков у Жени Черных, да где-то по пути две сосиски в тесте, от которых сразу начало бурчать в животе.
Светлана улыбнулась.
- У нас во дворе пекарня круглосуточная, я сбегала, пока ты ехал сюда.
Кастет развел руками, словно говоря - ну ты вообще!
Потом долго пили чай. Вернее, чай пил Кастет, а Светлана смаковала малюсенькую чашку ароматного кофе и все делала и делала бутерброды - с колбасой, красной рыбой, каким-то чудесным сыром, от которого пахло сыром, а не продуктами перегонки нефти, и он не вяз в зубах, мучительно заполняя рот, как те сыры, что иногда покупал Кастет в ларьке возле гаража.
Наконец, бутерброды наполнили Кастета сытостью, он по-коровьи поглядел на Светлану, откинулся на спинку стула и сказал:
-Уф!
Больше он ничего не сказал оттого, что не было уже сил что-то говорить, и оттого еще, что, кроме военных команд, гражданские его слова большей частью выражали негодование, протест, возмущение и другое негативное отношение к окружающей его жизни, слов же положительных не было, наверное, вовсе, потому что высказывая одобрение, он использовал те же матерные слова, но с другой, ласковой, интонацией.
Светлана сидела напротив, уткнув острый подбородок в кулачок правой руки, а в левой держала длинную сигарету с белым фильтром, от которой поднимался приятного запаха голубоватый дымок.
Вообще, Кастет поразился изобилию необычных, вкусных ароматов, окружающих его в маленькой уютной кухне, где все было настоящим - масло пахло маслом, хлеб - хлебом, сыр - сыром. От Светы пахло чистотой и какими-то травами. Когда он наклонялся,то чувствовал отдельно запах ее волос, отдельно запах кожи…
Он улыбнулся этому своему наблюдению и внезапно почувствовал, что глаза его закрываются, сигарета готова вывалиться из рук, а сам он провалиться в сон.
- Так, - сказала Светлана, - мыться и спать! Немытым поросятам в моей постели делать нечего!
Кастет кивнул головой, для чего пришлось сначала поднять голову, а потом снова опустить ее на грудь. Светлана взяла его за руку, отвела в ванную, раздела, поставила под душ, вымыла вкусными шампунями. После чего обтерла мохнатым, тоже имеющим свой запах полотенцем и отвела в спальню. В постель Кастет лег сам.