- А вот в чужие документы нехорошо заглядывать… - заметила она и добавила, - …без разрешения.
- Так паспорт раскрытым валялся на земле, - попытался оправдаться Серафим.
- Ну, вот, снова покраснел, - Валентина звонко расхохоталась, потом резко оборвала смех и спросила: - А вас как зовут?
- Серафим…
- Серафим? Боже, какое красивое имя! - воскликнула девушка. - Но я вас буду звать Семой, не возражаете?
- Не возражаю, - глупо улыбаясь, согласился он.
Как ни странно, но более всего Серафиму понравилось, что девушка употребила будущее время, а это означает, что она готова продолжать с ним знакомство и в будущем.
- Что с ними будем делать? - спросила Валентина, кивнув на неудавшихся грабителей. - Может, милицию вызвать?
- Вам хочется тратить время в милиции сегодня, а потом на допросах со следователем, а потом на суды? - перечислил Серафим.
- Я как-то не подумала об этом… - смутилась девушка. - Тогда пойдёмте отсюда скорее, а то эти подонки очнутся и опять все начнётся сначала.
- Они ещё минут двадцать будут в отключке, - заметил Серафим.
Девушка внимательно посмотрела на нового знакомого, после чего подхватила его под руку, и они двинулись в сторону главной аллеи парка.
- Вы учитесь? - спросила Валентина.
- Нет, работаю, на нефтезаводе, в электроцехе… пытался поступить в институт, но… - он со вздохом махнул рукой.
- Провалились?
- Нет, все гораздо проще: не пошёл на экзамен… - честно признался он и добавил, словно извиняясь: - Я вечернюю школу рабочей молодёжи заканчивал, перешёл в неё после школы-интерната…
- Вы что, сирота? - догадливо спросила Валентина. - Ни папы, ни мамы?
Так получилось… - ответил он, не желая вдаваться в подробности, но всё-таки добавил, - погибли они… - после чего продолжил со вздохом, - а поступать в автодорожный институт после вечерней школы рабочей молодёжи… - Серафим покачал головой и вновь тяжело вздохнул. - Взглянул в программу подготовки и понял, что ни за что не сдам: половину тем не знаю! Вот и решил поработать, заработать рабочий стаж, подготовиться получше и поступать в рабочем потоке…
- И правильно! - неожиданно поддержала девушка. - А я на следующий год заканчиваю школу и тоже буду поступать в институт, в педагогический, на исторический факультет, - Валентина пристально взглянула ему в глаза и пояснила: - Я с шести лет пошла в школу… Вообще-то мы жили в Москве, но приехали в Омск за папой: ой у меня военный!
- Понятно, - вздохнул Серафим.
Догадавшись, что задела его не совсем приятные воспоминания, Валентина вдруг остановилась и повернула к нему своё лицо:
- Я очень рада, что вы вступились за меня, - тихо проговорила она. - Спасибо вам! - и вдруг с восхищением воскликнула: - Боже, какие у вас синие глаза! Как небо перед летней грозой! - неожиданно Валентина чмокнула его в щеку и тут же, словно устыдившись своего порыва, отвернулась.
От её неожиданного поцелуя, точнее сказать, от прикосновения её губ, у Серафима вдруг закружилась голова. Нет, этот поцелуй вовсе не был первым, которым его одаривал прекрасный пол. Но те женщины были опытными, беззастенчивыми и все испытавшими, как та же Настя, а сейчас поцелуй ему подарило нежное и чистое создание. От девушки пахнуло свежестью и чем-то таким, что почему-то напомнило ему о матери.
Серафим застыл как вкопанный, не зная, что говорить, что делать и как вести себя.
Валентина, не дождавшись от него ни единого слова, медленно повернулась и увидела растерянное его лицо.
- Господи! - воскликнула она и добавила с улыбкой, как-то совсем по-взрослому: - И откуда ты такой свалился на мою голову? - она подхватила его под руку и потащила за собой.
Валентине вдруг показалось, что она встретила свою Судьбу. Именно о таком принце она и мечтала в своих девичьих снах. Ей вдруг так захотелось, чтобы Серафим подхватил её на руки и закружил, закружил…
* * *
Четыре месяца они встречались едва ли не каждый день и принимались скучать, расставаясь даже на час. И больше всего переживали, расставаясь на ночь, и на следующий день, встретившись, они так крепко прижимались друг к другу, словно не виделись целую вечность.
Казалось, не было ни единого укромного местечка во всём городе, в котором они бы не побывали в уединении. Несмотря на разницу в возрасте и различное социальное положение, им было удивительно хорошо вместе. Они без умолку говорили, говорили, рассказывая о том, как жили до того, как их свела Судьба, строили планы на будущее, мечтали, как будут жить, сколько у них будет детей, на кого они будут похожи и как они будут их растить и воспитывать. И кем они будут, когда вырастут.
Да, для них самой большой мукой было расставаться до следующей встречи.
Эти дни были для Серафима самыми незабываемыми и счастливыми в его жизни.
И вдруг, как гром с ясного неба: повестка из военкомата…
Казалось, все женские слезы мира потоком хлынули из зелёных глаз Валентины.
- Как же все несправедливо! - причитала она. - В кои-то веки встретился настоящий парень, которого я безумно полюбила, а его тут же отбирает у меня армия!
- Не плачь, милая, это всего лишь на два года, - пытался успокоить её Серафим.
- На целых два года! - с болью возразила девушка. - Представляешь? Два года!!! - она вновь всхлипнула.
- А раньше на три года забирали, а в Морфлот - на четыре! - снова попытался успокоить он.
- Какое мне дело до того, что было раньше? - Валентина надула губы и тут же с горячностью воскликнула, - Ты не думай, что я упрекаю тебя: мне просто обидно вдруг стало! Даже не могу себе представить, как я буду жить без тебя!.. Но ты не думай, милый, я тебя обязательно дождусь! Ты веришь мне? Дождусь и никто, слышишь, никто и никогда не прикоснётся ко мне, кроме тебя, мой милый Сема! Веришь?
- Верю, Валечка, верю…
* * *
В этот же день, по настоянию Валентины, Серафим перенёс свои нехитрые пожитки из общежития к ней домой. Её мать, Марина Геннадьевна, с первой же встречи благосклонно принявшая Серафима в качестве будущего зятя, не возражала против того, чтобы эту последнюю ночь перед разлукой они провели вместе, тем не менее, уединившись с Серафимом в столовой, женщина прямо сказала:
- Надеюсь, молодой человек, на вашу порядочность в сегодняшнюю ночь, - после чего торжественно произнесла, - И даю вам слово, Серафим, если по возвращению из армии ваша любовь не остынет, сыграем достойную свадьбу! Я уже и с мужем говорила: он не возражает…
- Дорогая Марина Геннадиевна, вам никогда не придётся жалеть о том, что поверили в меня и приняли, как родного сына! Я очень ценю это! - с пафосом Произнёс Серафим и в конце его голос дрогнул, - А за дочку можете не волноваться: даю слово, что я не притронусь к ней до тех пор, пока мы официально не станем мужем и женой…
* * *
Всю ночь перед отправкой в армию они бродили по городу, наслаждаясь друг другом и неожиданно обрывая робкие поцелуи, когда приходила мысль, что эти поцелуи могут подтолкнуть к чему-то большему. И Серафим никогда не забудет того удивительного ощущения, когда Валентина, распалившись от его неожиданно жаркого и страстного поцелуя, вдруг бесстыдно распахнула кофточку и прижала его лицо к своей груди. Его губы прикоснулись к её сосочкам, которые мгновенно затвердели.
Это длилось несколько мгновений, но и этих мгновений хватило с избытком на то, чтобы по всему телу девушки пробежал какой-то ток. Ощущение было столь сильным, что она резко оттолкнула Серафима, быстро запахнула кофточку и стыдливо отвернулась, жадно хватая раскрытым ртом воздух и пытаясь справиться с охватившем её волнением.
- Прости, милая, прости! - шептал он в её ушко.
Все его тело, прижимавшееся сзади к телу Валентины, дрожало от неизведанного ранее чувства, когда действительно хочется свернуть горы.
Не в силах сдерживаться, Валентина резко повернулась, впилась губами в его губы, затем, схватив его правую руку, лежащую на груди, стала медленно двигать её вниз по своему животу. Все её тело нервно дрожало от чего-то странного, неведомого и загадочного. Казалось, ещё мгновение и Валентина совсем потеряет голову.
Её дрожь и волнение передались и Серафиму. Его пальцы, двигаясь по её телу, в буквальном смысле, обжигались от её энергетики и страсти. Даже через материю юбки и тончайшие шёлковые трусики его пальцы ощутили влагу в её пышущей жарой промежности.
В первый момент, ощутив эту влагу, Серафим замер от неожиданности, после чего неожиданно отдёрнул руку и резко отстранился от её тела.
- Что с тобой, милый? - недоуменно спросила Валентина.
- Я же не железный, девочка моя! - мгновенно пересохшим от волнения ртом ответил Серафим.
- Боже, какая же глупая! - растерянно воскликнула Валентина. - Только о себе думаю… Глупая, глупая! - она капризно топнула ножкой. - Прости меня!
- Это ты меня прости! - с грустью улыбнулся он.
- А ты знаешь, - она до шёпота снизила свой голос, - когда ты прикоснулся ТАМ, это оказалось так здорово! Было такое ощущение, словно ток пробежал по всему телу! - и вдруг счастливо воскликнула, - Такими волнами, волнами двигался этот ток, что я едва не потеряла сознание… - неожиданно Валентина раскинула руки в стороны, закружилась.
- Люблю тебя, Валечка! - тихо прошептал Серафим.
- А уж как я тебя люблю! Один Бог знает! - Валентина стала вальсировать, звонким голосом подхватив ритм вальса Штрауса, - тарам, тарам, тарам, та-та, тарам, тарам, тарам, та-та! - после чего громко, на весь парк, закричала: - Я - счастлива, милый мой Семушка! Счастлива!..
Глава 10
ВОЙНА
На комиссии военкомата Серафима безоговорочно определили в спецназ. Тренер-наставник учебной роты по боевым единоборствам, куда он был направлен, буквально после нескольких же занятий, проверив подготовку Серафима, обратился к начальству с рапортом, в котором охарактеризовал способности курсанта Понайотова с таким пиететом, что его впору было сразу представлять к ордену.
Тем не менее вскоре пришёл приказ о направлении Серафима в специальную разведывательную группу, отправляющуюся в длительную командировку на спецзадание командования.
Никто из их группы даже не предполагал, что длительная командировка может быть отправкой в Афганистан.
Во время войны в Афганистане таких спецгрупп боевой разведки было много, и они достойно воевали на чужой территории, исполняя свой интернациональный долг, но и потерь у них было намного больше, чем в других подразделениях. Почему? Да потому, что именно они всегда были первыми. Именно эти, небольшие, мобильные группы, подготавливали проходы для батальона, дивизии, а порой и армии.
Тем не менее когда Серафим, получив звание сержанта, прицепил на гимнастёрку орден боевого Красного Знамени и медаль "За боевые заслуги", присвоенные ему за выполнения важных боевых заданий, он занял место погибшего командира их спецтруппы. Здесь необходимо обязательно отметить тот факт, что со дня назначения Серафима командиром этой спецгруппы и до самого своего ранения вверенные ему солдаты не потеряли ни одного бойца.
Командование поражалось тому, как молодой сержант умело обходил все ловушки и не только уничтожал все засады, расставленные душманами именно на его группу, но и умудрялся эти же ловушки использовать против самих же душманов. Недаром их спецгруппу душманы нарекли "Неуловимыми псами", а Серафиму дали прозвище "Пёс-Призрак", а командование душманов объявило на него настоящую охоту, назначив приличное вознаграждение за голову живого или мёртвого "Пса-Призрака".
Именно там, на войне, более всего и пригодились навыки и знания, переданные ему старым японцем Такеши. Именно в Афганистане Серафим понял напутствие своего учителя по поводу предстоящих испытаний, после которых у него будут появляться все новые и новые способности.
И конечно же, его неоднократно выручало сердце, к которому он постоянно обращался в тупиковые моменты. И только однажды, не захотев прислушаться к тому, о чём оно предупреждало, Серафим доверился слезам десятилетнего пацанёнка-афганца, захваченного его бойцами. Паренька пленили во время подачи им световых сигналов душманам.
Заламывая руки, паренёк клялся и призывал в свидетели самого Аллаха, что он сигналил своей маленькой сестрёнке, которая пасла овечек их семьи, а он сигналил ей, чтобы позвать её на ужин. И Серафим, хоть и не очень поверил в его россказни, тем не менее всё-таки пожалел пацана и принял решение отпустить его. А неблагодарный паренёк, отойдя метров на пятьдесят, неожиданно дал очередь из израильского "Узи": оказалось, что его даже не обыскали во время задержания.
К счастью, никто из спецгруппы Серафима не погиб от очереди этого коварного маленького афганца…
* * *
Очутившись в Афганистане, Серафим быстро пришёл к выводу, что так называемый интернациональный долг - своеобразная ширма для политиков. Придуманный ими миф, чтобы оправдать вторжение советских войск в Афганистан. Красивое оправдание для мирового сообщества и для собственных солдат.
Ради чего гибли молодые советские парни на этой войне? Кого или что они защищали? Против кого боролись? Какая разница для простого гражданина страны Советов, кто будет стоять во главе соседнего государства?
О какой к чёрту интернациональной дружбе можно говорить, когда руководство СССР, стоявшее у руля в то время, досконально не разобравшись в ситуации, приказали расправиться с тогдашним правителем Афганистана - Амином, которого в своё время сами и возвели на "трон"? Выходит, сначала дружба на век, а потом - "давайте дружить против своих же"! Так, что ли? В то время руководство Советского Союза придерживалось той тактики, в которой сейчас обвиняются американцы: тактики двойных стандартов.
Вот и выходит, что на самом деле война в Афганистане была ни чем иным, как политической борьбой за власть между внутренними группировками сил Афганистана, с одной стороны, а с другой стороны - удовлетворением политических амбиций руководителей двух великих держав: СССР и Америки.
* * *
Почувствовав себя обманутым, Серафим не возроптал, не стал призывать своих солдат дезертировать с этой позорной для Родины войны или активно выступать против этой войны, как в своё время выступал против войны во Вьетнаме американский народ.
Нет, Серафим решил использовать все своё умение, весь свой талант и сделать всё возможное и даже невозможное, чтобы к себе домой вернулись те солдаты, чьи жизни находились под его непосредственным руководством. То есть Серафим не только сам честно и достойно отслужил свой срок, отмеренный ему Советской Конституцией, но и до конца, со стопроцентным успехом, выполнил данную самим себе клятву: за время своего командования разведывательной спецгруппой ни один его солдат не был отправлен домой страшным грузом "двести". "Трехсотые", то есть раненые, бывали, но все остались в живых и вернулись к своим матерям.
* * *
Серафим не любил воспоминаний об афганской войне, стараясь никогда не говорить и не рассказывать о пережитых им тяжёлых, порой даже страшных и опасных, военных буднях. Однако он не мог приказать своему мозгу запретить эти воспоминания, а если, как сейчас говорят, по чесноку, то они были ему, как ни странно, необходимы.
Нет-нет, да приснится ему какой-нибудь страшный эпизод из афганской войны, в котором, как ему казалось теперь, через несколько лет, он обязан был поступить по-другому. Этот постоянный анализ минувшего помогал ему развивать мышление. В такие моменты Серафим напоминал шахматиста, который в уме прокручивает все возможные и невозможные ходы, чтобы, во-первых, прийти к наилучшему решению, во-вторых, научиться никогда не допускать подобных ошибок в будущем…
* * *
И чаще всего в его воспоминаниях являлись глаза того самого десятилетнего афганского пацана, которого он пожалел и отпустил восвояси, и который, вместо благодарности, хотел убить его. До самой последней секунды своей жизни глаза этого пацанёнка горели ненавистью. Афганский паренёк ненавидел Серафима не за то, что умирал от его пули, а за то, что его душе не удастся попасть в рай. И все потому, что его автоматная очередь так и не смогла отправить на тот свет не только ни одного неверного "шурави", именно так называли афганцы русских солдат, но и не уничтожила самого "Пса-Призрака". Если бы ему это удалось, то его многочисленные сестры и братья, получив награду, стали бы лучше жить, а его отец стал бы гордиться своим сыном за то, что ему удалось уже попасть в рай.
С самого раннего детства ему внушали, что нужно убить неверного, чтобы безоговорочно попасть в рай.
Но он не смог убить не потому, что не захотел или рука дрогнула, а потому, что Серафим успел среагировать на его первую очередь. Нет, Серафим стрелял не в паренька: ему и в голову не могло прийти, что неожиданная, коварная очередь выпущена тем самым пацанёнком, которого он пожалел и отпустил с миром. Серафим среагировал на звук передёргивающегося автомата: он вскинул свой автомат и выстрелил инстинктивно, но его очередь срезала неблагодарного мальчугана.
Да, успей паренёк выпустить вторую, более прицельную очередь, она могла бы оборвать жизнь не одного солдата из его спецгруппы, и всё же, склонившись над телом маленького солдата, Серафим ощутил к нему такую жалость, что на его глазах появились совсем непрошеные слезы.
- Оставь, командир, ты никак не виноват в смерти этого паренька, - услышал он за спиной тихий голос своего помощника и друга - младшего сержанта Дато Колондадзе.
- А кто виноват? - сквозь зубы процедил Серафим.
- Ты правда хочешь знать? - вздохнул Дато.
- А ты?
- Я, командир, это давно знаю… - укоризненно покачал головой грузин.
- Извини, братишка, - Серафим похлопал его по спине: вспомнив его историю…