Затем протер ладони мокрой от спирта марлей:
– Ну? Может, обьяснишь теперь?
Шамиль поднялся во весь рост и молча, сверху вниз начал рассматривать Виноградова. Владимир Александрович тоже встал с корточек и этим уравнял шансы.
– Ладно… Слушай!
Судя по тому, что услышал майор, его собственные представления о степени человеческой низости были так же далеки от реальности, как мечты курсистки прошлого века.
Оказывается журналистов никто не похищал. Они сами, добровольно сделались "заложниками" кровожадных бандитов.
– Зачем? Славы захотелось? – Поморщился Виноградов.
– Не только…
Страсть Самошина к игре давно уже привела его к состоянию, которое принято деликатно называть "серьезными финансовыми затруднениями". А хозяин того самого казино, которое любил посещать молодой человек, был по странному совпадению уроженцем ныне мятежной горной республики – и даже возглавлял в городе диаспору своих соплеменников.
Некоторое время на проигрыши молодого человека смотрели сквозь пальцы, используя его в качестве "карманного журналиста" и источника в средствах массовой информации. Но когда долги перешли грань, отработать которую мелким стукачеством и заказными репортажами Самошин уже никогда бы не смог, его пригласили на беседу в лесок…
Оттуда изворотливый телевизионщик вышел не только живым-невредимым, но и с одобренным планом компенсации ущерба. Идея заключалась в том, чтобы инсценировать похищение сьемочной группы, получить выкуп и поделить его по справедливости.
В случае успеха Самошин с Гвоздюком получали по двадцать пять тысяч и всемирную славу, а организаторы и исполнители операции – всего лишь жалкие полторы сотни тысяч долларов…
Остальное было делом техники.
Гвоздюк согласился сразу, после первой же бутылки – риска никакого, но деньги реальные. Неделя потребовалась на то, чтобы через постоянно действующие криминальные каналы организовать "встречу" в горах, потом какое-то время готовились "сенсационные материалы", как повод для начала "журналистского расследования", ещё несколько дней корпункт согласовывал в Москве командировку.
Наконец, Самошин с оператором прилетели в район трубопровода. Поснимали для виду пару дней, а потом… "Похищение" прошло как по нотам – водитель из местных все везде подтвердил, шум в прессе поднялся неимоверный, забила в колокола общественность!
Немного подержав всех в напряжении и неизвестности, организаторы акции разослали по дюжине адресов видеокассету с сюжетом о Самошине и Гвоздюке и требованиями выкупа.
Сначала Москва вместе с официальными властями республики пыжилась и надувала щеки. И те, и другие грозились стереть террористов в порошок, призывали к принципиальности, категорически отвергая любой торг с преступниками… Но потом страсти чуть поутихли, и вскоре на базу, где скучали "заложники" пришла весть о готовности заплатить за журналистов требуемую сумму.
Затем сообщили о том, что деньги уже тайком переправлены из России на базу республиканской гвардии и вскоре предстоит обмен.
Однако, следующим вечером в дом, где спали "заложники" пробрался пользуясь беспечностью охраны некий человек. Он предьявил журналистам записку от Виноградова, сообщил о предстоящем штурме базы, о способах сигнализации и о том, что в какой момент боя делать.
Самошин, разумеется, сообщил о визите своим деловым партнерам. Шпиона схватили и выяснив, кто он и зачем послан, довольно быстро замучили до смерти на глазах у обоих русских. Затем банда снялась с базы, предварительно оборудовав её минами и "наглядной агитацией" в виде изуродованного трупа.
Конечно, Самошин тоже переживал кровавые последствия своего "сотрудничества" с преступниками. Но его оператор… Гвоздюк просто-напросто сорвался. Он вообще был послабее характером, к тому же – пьяница, последнее время сутками находившийся на грани истерики.
В новом секретном убежище Виктор Гвоздюк, рыдая, сыпал угрозами все рассказать первому встречному менту, когда их выпустят на свободу. Разумных доводов и аргументов он не воспринимал, и Самошину не оставалось ничего другого, кроме как вновь призвать на помощь "партнеров".
Журналист собственноручно поднес другу стакан водки с растворенной в нем ампулой. "Лекарство" подействовало, и через несколько минут можно было диагностировать тихую и почти безболезненную смерть Гвоздюка от острой сердечной недостаточности.
А вскоре пришло известие, что полковник Асхабов решил все же играть честно. Те, кому положено, получили валюту и оставили в условленном месте "мазду" с Самошиным и тело покойного Гвоздюка.
После этого участникам "похищения" и расправы над близким родственником знаменитого Шамиля надо было срочно сматываться за кордон, в Россию. Но перевалы и горные тропы перекрыли усиленные наряды республиканской гвардии, поэтому пришлось выжидать момент.
Наконец, поступили сведения о том, что специально созданная Асхабовым оперативно-поисковая группа вернулась в крепость. И что сам Шамиль, её командир, сопровождает московского курьера.
Банда тронулась в путь, на границу. Но на территории, которую контролировал уже известный Виноградову "полевой командир"-орденоносец, колонну разгромили…
– Остальное ты знаешь, – сплюнул под ноги Шамиль.
– Не все. Допустим… Допустим, это правда. А когда они должны были отдать "долю" Самошину?
– Шутишь! Зачем ему деньги? Никто и не собирался.
Владимир Александрович хмыкнул:
– С кем поведешься… Верю! А что это за деньги в пакете?
– Пятьдесят тысяч долларов.
– Я разве спрашивал – сколько?
Шамиль поправил очки:
– Они отдали половину, чтобы без обид. Половину оставили себе, чтобы по-честному…
– Кто? – Не сразу понял Виноградов.
– Ну, те, кто перебил бандитов и отнял у них наш выкуп.
– Ага, – Кажется, майор постепенно начал улавливать сложную, основанную на тысячелетиях грабежей и разбоев логику и этику взаимоотношений между вооруженными группировками горной республики. – Значит, сотня вам, сотня им за работу. Верно?
– Верно, – кивнул с облегчением Шамиль. – И из нашей половины я им ещё половину заплатил. За "кровника".
– За какого?
– За этого, – Шамиль показал на труп под ногами. – Такой обычай… Если сам не успел, можно своего "кровника" у других людей выкупить. Понимаешь?
Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды "похитителей", или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:
– Поздравляю. Но… не дороговато ли получилось?
– Честь дороже! – Почти без акцента ответил Шамиль.
Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают – тем более, если они не свои.
– Все. Поехали.
– Подожди, – Виноградов снова присел рядом с трупом.
– Поехали!
– Сейчас, – руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. – Сейчас…
– Чего ищешь? Бумажку?
Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него "заложникам"-журналистам:
– Отдай.
Шамиль сунул записку обратно за пазуху:
– Нет. Она мне ещё понадобится.
– Тебе? – Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. – Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?
– Шантажировать? – Удивился собеседник.
– Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.
Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:
– Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний… Понял?
Виноградов посмотрел в лицо собеседнику – туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:
– Чего же непонятного… А потом?
– Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?
– Куда?
– Домой! – Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. – Точно домой прямо, слушай!
Владимир Александрович поморщился – спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.
– Поехали теперь?
– Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.
* * *
Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.
– Замотался? Смотрю, засыпаешь…
– Есть немного. – Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. – – Ладно. Наливай по последней.
– А больше и нет!
В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого "прапорщика внутренних войск", который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.
Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.
– Давай, Женя! – Поднял стакан Виноградов.
– Будь здоров.
Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.
– Хорошая штука… – Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. – Уважаю! Давай меняться?
– Подарок… – Майору вспомнилось прощание с Шамилем – на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику "в составе России" от самой России.
– Понимаю, – кивнул Женя. – Святое дело.
Но Виноградов уже махнул рукой:
– Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.
– Саныч… Спасибо! Сочтемся.
– Ладно, брось. Ерунда.
– Нет, Саныч, – собеседник сгреб со скатерти пистолет. – Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.
– Брось, а? – Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:
– Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?
– Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.
– И что теперь?
– А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.
– Во, бля… политики!
– Не то слово, – согласился Женя.
– Кстати, а здесь московскую программу показывают? – Виноградов сначала посмотрел на циферблат "ориента", потом на убогий гостиничный телевизор.
– Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…
Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.
– В сеть надо воткнуть, – напомнил собеседник.
– Точно!
Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:
"…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации."
Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:
"В это непростое для страны время…"
Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.
А потом снова пошел закадровый комментарий:
"Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…"
– Вон, гляди! – Впился глазами в экран Владимир Александрович.
– Вижу… Вылез, сволочь.
Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.
"Медаль ордена "За заслуги перед Отечеством", которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…"
Старушка вышла вперед и заплакала.
– Сейчас нашего покажут.
Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:
"За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!"
Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…
– "Ролекс", наверное. Или "Омега".
Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:
– Что? Прости, не расслышал.
– Думаю, дорогая вещь эти часики.
– Дорогая… Выпить нету больше?
– Сейчас принесу, – подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.
– Ладно, сиди. Не стоит, – вздохнул Виноградов…
ЭПИЛОГ
Машина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.
– Выходим?
– Да, здесь. – Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:
– Прошу!
– Спасибо, – "девятка" с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной:
– Место красивое. Одно из моих любимых в городе…
Справа была Стрелка Васильевского острова, а за серой и неподвижной рекой таял в дымке Зимний дворец. Бурые от времени бастионы Петропавловки, шпиль, дебаркадер…
Самошин вдохнул прохладный запах Невы и поинтересовался:
– Вы сами питерский? Или оттуда?
Спутник вместо ответа ещё раз внимательно огляделся. И не обнаружив ничего подозрительного, приказал:
– Идите вперед до мостика. Я сразу за вами.
– Послушайте, к чему все это?
– Конспирация, – улыбнулся мужчина в плаще.
– Да, понятно. Но мы же битый час петляли по городу! Дважды пересаживались… И вы сами говорите, что "хвоста" нет, верно?
– Верно.
– Тогда уж проще было сразу отдать деньги – и все!
Собеседник пожал плечами:
– Не знаю. Мое дело – обеспечить скрытность и безопасность встречи. А потом уж разбирайтесь…
Мужчина в плаще догнал Самошина только за полосатой будкой контролера.
– Куда теперь? – Обернулся журналист.
– Пойдемте.
Дальше они двинулись вместе.
– Серьезно работаете.
– Иначе нельзя. Мы же не цветами торгуем, верно?
– Верно, – не мог не согласиться Самошин. – Я, кстати, потому сразу и не поверил, что вы от них.
– А теперь? – Поднял бровь спутник.
– После того, как человек показал записку, ту самую… Кстати, знаете, что майор Виноградов ушел из ментовки? Он у нас адвокат! В городской коллегии.
Мужчина без интереса посмотрел на журналиста:
– Я не знаю, кто такой Виноградов. Я вообще, чем меньше знаю, тем лучше сплю. Понимаете?
– Нет проблем! – Пожал плечами Самошин и мысленно выругал себя за излишнюю разговорчивость.
Спутники прошли уже метров сто вдоль канала, и ряд серо-зеленых пушек и разной военной инженерии перед музеем оказался у них по левую руку, чуть впереди.
Самошин завертел головой:
– Странно, народу нет почти.
Действительно, на встречу мужчинам попались только влюбленная парочка, юнец в драных джинсах и семья с детской коляской.
– На этой стороне мало кто гуляет. Все туристы там, у собора или в Алексеевском равелине.
Журналист с интересом посмотрел на собеседника:
– Да, пожалуй… Нам сюда?
У Самошина не оставалось никаких сомнений, что человек в плаще ведет его к вертолету, замершему посреди вытоптанной тысячами ног и колес площадки.
– Это что, экскурсионный?
– Совершенно верно.
– Знаю. Наши снимали недавно про них. Говорят, что…
Журналиста опять начала одолевать болтливость. Так бывало обычно, когда он чувствовал неуверенность в себе – и даже не страх еще, а только приближение страха.
Мужчин заметили – бело-голубая винтокрылая машина утробно взвыла и начала проворачивать лопасти.
В этот момент они как раз поравнялись с рекламным щитом, призывающим всего за несколько долларов совершить получасовой облет города на Неве.
– Для иностранцев в самый раз, а нашим вообще-то дороговато…
Желающих прокатиться на вертолете видно не было. Тем более, что половину щита прикрывал листок с текстом по-русски и по-английски: "Извините, сегодня осуществляются только технические рейсы".
– Сюда, – спутник придержал Самошина под локоть.
Бортовой люк был уже открыт, но прежде чем поставить ногу на ступень металлической лесенки журналист ещё раз ощутил на себе хватку стальных пальцев:
– Быстро! Быстро полез!
Самошин даже не понял, как оказался внутри.
Он успел только разглядеть зеркальные блюдца солцезащитных очков, бороду, усы – и тут же согнулся от удара в пах. За спиной что-то прогрохотало, и дневной свет стал проникать внутрь салона только через зашторенные иллюминаторы.
Звук двигателя и вращающихся винтов нарастал. Но находящиеся внутри не теряли времени даром – Самошина избивали и на земле, и когда вертолет оторвался от площадки, набирая высоту, и потом, когда он уже лег на курс.
Последнее, что увидел отброшенный ударом к иллюминатору журналист, была крохотная мужская фигура в плаще, уходящая в сторону крепостного пляжа…
Шамиль лизнул окровавленные костяшки кулака и пожаловался:
– Вот гад, слушай? Всю руку об него разбил.
Стоящий рядом парень, типичный питерский "браток", молча кивнул.
Далеко внизу, под дрожащим вертолетным днищем, потянулся зеленый массив пригородного лесопарка.
– Не пора еще?
– Наверное, – Шамиль подхватил неподвижное тело Самошина и подтащил его к бортовому люку. – Живой, да… Правильно!
– Слушай, а это что?
На покрытом ковролином полу матово золотились мужские часы.
Шамиль посмотрел на запястье Самошина со следом от браслета:
– Его. Точно.
– Замок, наверное, был слабый… Ну, что? Делаем?
Они убрали задвижку и пряча лица от ворвавшегося снаружи ветра выпихнули тело журналиста вон. Прежде чем закрыть люк, Шамиль туда же отправил и подарок российского президента.
– Высота метров триста.
– Хватит.
…Горожане теперь редко смотрят на небо.
Поэтому никто не заметил в осенней дымке черную точку, отделившуюся от экскурсионного вертолета и быстро затерявшуюся среди деревьев. А если кто даже случайно обратил внимание, то подумал, что так и надо.
И, скорее всего, был прав.
Моздок – Санкт-Петербург
Сентябрь 1997 года