Вода в ванне остыла, Шатов отодвинул доску, отложил не просмотренные бумаги и осторожно вылез из ванны. Вытерся, стараясь не побеспокоить свои ушибы и не забрызгать лежащие на полу бумаги.
Ладненько. С убийствами тоже более-менее разобрались. В них хоть есть некоторая загадка. Тут действительно мог Арсений Ильич заломить возмущенно бровь – отчего это сыскари злодеев поймать не могут? За что они деньги получают? Они дела не делают, а у порядочных людей в коллекции концы с концами не сходятся. А ну-ка, Женя Шатов, искать! След, Женя Шатов!
А Жене Шатову чертовски хочется спать. У Жени Шатова все очень болит, и Женя Шатов совершенно не понимает, чего от него хотят. Чтобы он нашел тех, кого не могут найти менты? Немного не по адресу обратился Арсений Ильич. Нужно будет ему попытаться объяснить это при первом же сеансе связи.
Шатов прошлепал мокрыми ногами на кухню. Зажег горелку, поставил на огонь чайник. Разломил сушку, не снимая связку с гвоздя. Сушка была ядреная, сломалась не сразу, с треском. Недели две тут висит, по-видимому.
Осталось два покойника. С Фроленковым – понятно. Самоубийство. А вот Татьяна Игоревна Воеводина могла либо покончить с собой, либо умереть естественной смертью. Шатов, не глядя на текст, попытался угадать.
Скорее всего – естественные причины. А самоубийство Башкирова было засекречено ввиду двусмысленности ситуации, или возможного убийства…
Шатов пробежал глазами напечатанное и поморщился. Вовсе даже наоборот. Госпожа Воеводина повесилась в своей квартире. И висела в теплой июльской комнате почти две недели, пока не приехала с моря ее подруга, имевшая ключ от квартиры. Подруге пришлось вызывать скорую. Труп был в состоянии, мягко говоря, неаппетитном.
И что же тогда получается? Что самый секретным случаем из восьми оказался смертный исход от естественных причин.
Чайник закипел.
Шатов погасил под ним огонь, задумчиво посмотрел на не съеденную сушку. Есть что-то не хотелось. Совсем. Более того, мысль о еде заставляла неприятно сжиматься желудок.
Есть не нужно. Нужно просто понять, что дальше делать со всей этой информацией, которая и так, наверняка, есть у Арсения Ильича. Кстати, давненько он не звонил. Не сломался ли, не дай Бог, телефон в ночной потасовке?
Шатов извлек телефон из кармана брюк, осмотрел. Вроде бы нормально. Позвонить? Шатов немного поколебался, но потом решительно набрал номер телефона Васи-некрофила.
– Да? – спросил недовольным тоном Вася.
– Это снова Шатов.
– Тебя сразу послать матом?
– Через полторы минуты.
– Пошлю через полторы минуты, – согласился Вася.
– Кто такой Константин Аркадьевич Башкиров? – спросил Шатов.
– Слушай, Шатов, я тебе объясняю последний раз. Знаешь такую игру – "Что? Где? Когда?". Это мой принцип. И не более того. Я отвечаю только на эти вопросы. Кто и за что – не в моей компетенции.
– У кого я могу это узнать? – понимая, что позвонил напрасно, спросил Шатов.
– Шатов, ты уже стоишь возле самой слоновьей задницы. Я тебя предупреждал. Если ты еще раз полезешь ко мне с некорректным вопросом – вычеркну тебя из списка клиентов. Вопросы?
– До свидания, – сказал Шатов.
Вася молча повесил трубку.
Телефон работает. Вася скрытничает, а Арсений Ильич безмолвствует. Или у барина поздний подъем?
Чем тогда заняться крестьянину?
Шатов разложил листы на кухонном столе и задумчиво уставился на них. Черт его знает, что делать дальше. Пройтись по адресам покойных? Смысл? И что он может спросить? Прошло уже хрен знает сколько времени.
Попытаться пошевелить мозговой извилиной и вдруг понять, что именно могло привлечь внимание Арсения Ильича к восьми достаточно банальным случаям ухода из жизни.
Районы, где проживали покойные? Никакой закономерности. Есть пара совпадений, не более того. Мазаев и Каневецкий жили в одном районе. В Октябрьском. В Октябрьском райотделе у Шатова есть Гриша Пащенко, который еще не рассчитался с Шатовым за прошлую услугу. К нему можно будет нагрянуть сегодня с дружеским визитом. Позвонить предварительно и нагрянуть. И постучать ему по нервным окончаниям.
Должок есть должок. С этим понятно. И еще можно получить информацию о Мазаеве через городское управление ГАИ, или как там оно сейчас называется. Майор Александр Быков человек компанейский и порядочный. Он поделится информацией. Хотя тут вроде бы и делиться нечем.
Шпигели жили в Киевском районе, а погибли в Пригородном районе области. В том же районе находится частное домовладение химика Чупина. Совпадение, ни о чем особом не говорящее. Как ни о чем не говорит то, что Воеводина также жила в Киевском районе. Контактов в тамошнем райотделе у Шатова не было, если не считать двухгодичной давности разборку с замначальника по поводу отбитых патрульных сержантов. Будем искать, вслух сказал Шактов, будем искать.
О! Шатов подвинул к себе информацию о Фроленкове. Этот прыгун… Не подвела, кстати, интуиция Шатова, Александр Фроленков действительно сиганул из окна своей комнаты в общежитии Инженерно-экономического института. С седьмого этажа.
А общежитие это находится всего в двух троллейбусных остановках от дома номер девяносто три по проспекту Индустрии. И поскольку свой последний полет студент совершил всего неделю назад, можно будет результативно пообщаться с его знакомыми по общежитию.
Начнем с Фроленкова.
И тут зазвонил телефон.
Как всегда не вовремя. Шатов от неожиданности чуть не выпустил аппарат из рук. Проснулся, гад, добрый работодатель, тренер охотничьих собак. Ладно.
– Гав, – сказал Шатов в трубку.
– Что? – удивленно переспросил Арсений Ильич.
– Гав!
– Это вы, Шатов? – голос из удивленного быстро стал недовольным.
– Гав-гав, – задорно пролаял Шатов в трубку, представляя, что сейчас должен ощущать очень серьезный и переполненный чувством собственной значимости Арсений Ильич.
– Прекратите паясничать! – потребовала телефонная трубка.
– А разве не вы намекали, что я для вас только собака? Гончая? Извините, хвостом повилять не могу. И руки, кстати, лизать не собираюсь. Могу, разве что, команду "апорт" исполнить.
– У вас с утра слишком игривое настроение.
– Да? А какое у меня должно быть настроение после вчерашних приключений? И я смог сегодня поспать что-то около четырех часов. И ночь у меня выдалась не самая легкая…
– Которую вы, кстати, провели вне дома.
– Да. Что? – ироничная улыбка разом сползла с лица Шатова. – Вы наблюдаете за мной?
– А вы как хотели, милый? И, если честно, то не за вами, а за квартирой. И не наблюдаю, а… Впрочем, какая разница? Просто воспримите это как должное. Просто запомните раз и навсегда, что не стоит меня недооценивать. И будьте поскромнее и исполнительнее. От этого зависит ваша жизнь. Вы помните?
– Помню. Каждую минуту и каждую секунду.
– Замечательно. Теперь я хотел бы узнать, когда вы собираетесь приступать к выполнению моего задания?
– Уже, – сказал Шатов угрюмо.
– Что уже?
– Уже приступил. Посвятил этому полезному занятию целую ночь.
– И какие результаты? – Арсений Ильич спрашивал ровным голосом, бесстрастно.
– Получил информацию о погибших и покончивших с собой.
– На всех восьмерых?
– На семерых. И очень хотел бы у вас поинтересоваться…
– Вы хотели? – теперь голос Арсения Ильича приобрел саркастический оттенок. – Вы можете хотеть только одного – остаться в живых. Остальное – только выполнение моих распоряжений. Приказов и команд.
Шатов вдохнул и задержал дыхание, перебарывая желание врезать телефоном об стену. Медленно выдохнул.
– Что-то еще? – осведомился Арсений Ильич.
– Я израсходовал на получение информации восемьдесят долларов из выделенных сумм. И так и не смог поучить ни малейшей информации о Константине Аркадьевиче Башкирове. Даже более того – мне дали понять, что дальнейшие расспросы на эту тему чреваты для меня большими неприятностями. Поэтому я…
– Поэтому вы прекратите болтать и немедленно приметесь за дальнейшую работу. Меня не волнует то, что вам говорят. Меня интересуют результаты.
– Не проще ли просто дать мне всю информацию?
– Не проще. Работайте.
Шатов очень медленно и аккуратно положил телефон на стол. Скотина. Скотина. Скотина.
Спокойно. Нужно сохранять спокойствие. Не дергаться. Эта сволочь, похоже, хочет за его счет еще и развлечься. Не доставим ему этого удовольствия. Никогда.
Но приступать к работе придется немедленно.
Шатов вспомнил, что вся одежда мятая, выругался и полез в чуланчик за утюгом.
Нужно забыть об этом уроде и спокойно делать работу. Будто это ему самому пришла в голову покопаться в этих делах. Например, ему стало известно, что все эти дела между собой связаны.
Кстати… Это действительно интересная мысль. Ведь что-то же заставило Арсения выбрать именно эти фамилии из достаточно обширного списка покойников. Как-то он их выбрал. И вовсе не факт, что все жмурики имеют отношение друг к другу. Может, задачей Шатова и является отсеять из этого списка тех, кто в него не вписывается по тем или иным причинам.
Это мысль. И мысль эта сразу же потянула за собой следующую. Арсений Ильич сказал, что Шатов – первая попытка в этом вопросе. И что, в случае чего, ему будет легко найдена замена. Очень просто и быстро.
Во второе верится легко и сразу. В первое…
Шатов поморщился. Очень уж неприятной показалась мысль, что перед Шатовым уже был кто-то, кто копался в этом дерьме, но не смог вовремя увернуться, или не оправдал доверия заказчика. Или лопнуло у Арсения Ильича терпение, и сдал он гончую номер один.
Шатов надел еще горячую после глажения рубаху. Прошел в ванную к зеркалу и расчесался. Был еще вариант, также не самый приятный. Могла первая гончая сунуться к загадочной естественной смерти Башкирова и утонуть в обрушившемся дерьме. Вася же предупреждал.
Посему – придется идти в общежитие Инженерно-экономического института. Туда, где еще не остыла память о господине Фроленкове, дерзновенно презревшем законы всемирного тяготения.
Шатов выполнил ритуал с нажатием кнопок и вышел на улицу.
На лавочке возле дома сидел старик. Как только Шатов появился на пороге подъезда, выцветшие глаза деда уставились на него.
– Доброе утро, – сказал Шатов.
– Доброе, – согласился дед, продолжая рассматривать Шатова.
– Я ваш новый сосед, – представился Шатов.
– У Гольдмана, что ли? – осведомился дед.
– У него, у Исаака Яковлевича.
– Ну-ну, – кивнул дед.
– Меня зовут Евгений, – сказал на всякий случай Шатов, боком проходя мимо скамейки.
– Ага, – кивнул дед и перевел свой взгляд на появившуюся из подъезда женщину средних лет.
Шатов прибавил шагу, но успел услышать, как старик упоминает Гольдмана, квартиру и его, Шатова, имя.
Бдительный старик. Соль социалистического общежития. Все видит, все знает. У Шатова от разговора с такими всегда по мороз по коже пробегал. Блин. Сейчас тоже, несмотря на жару, по телу уверенно забегали ледяные мурашки.
Энергию и таланты таких дедуль – да в мирных бы целях… А это, кстати, идея! Ее можно обдумать как следует. И действительно использовать.
Притормозив было на троллейбусной остановке, Шатов махнул рукой и пошел пешком. Ему нужно подумать. А что может быть лучше для этого, чем неторопливая прогулка по улице? И синяки не так уж и болят.
Итак, программа действий на сегодня.
Визит на место суицида. Очень хорошо. Поболтать, посмотреть, принюхаться.
Затем… Затем. Затем – к мадам Воеводиной. Будем последовательны и пойдем ко второму самоубийце. А там – посмотрим.
Либо в Октябрьский райотдел к Пащенко, либо в городское управление к Саше Быкову. В зависимости от их занятости и желания встретиться.
Потом… Потом нужно будет… Потом все и решится. По ходу действия. Только вот о Башкирове нужно будет выяснять в последнюю очередь. На всякий случай.
Общежитие Инжека представляло собой сложное сочетание стремления к прогрессу и победы варварства. Построенное еще при советской власти в стиле стекла и бетона, оно, по мере эксплуатации, превращалось в ночлежку, пропитанную запахами запревшего мусора, готовящейся еды, грязного белья и сырости.
Лифты в последний раз работали лет пять назад, поэтому все вертикальные передвижения по двенадцатиэтажному зданию требовали не только мужества, но и достаточной физической подготовки.
Душ, например, был один, и функционировал он только на третьем этаже.
Но дежурная на входе все еще дежурила. Словно символ былой дисциплины, царившей в этом здании. Шатова дежурная остановила сразу же, как только он появился в вестибюле:
– Куда?
– Доброе утро, – попытался наладить отношения Шактов, но попытка была проигнорирована.
– Куда? – в голосе прозвучал металл и последнее предупреждение.
Так могла взрыкнуть собака перед самым броском в горло. Кобра раскрыла свой капюшон.
Оставалось два пути. Официальный, подразумевавший демонстрацию журналистского удостоверения, требования коменданта общежития, топанья ногами и угроз. И путь интимный, душевный, требовавший настроя и актерского таланта.
На первый путь у Шатова не было времени, на второй – настроения.
Нужно было искать третий путь.
Шатов замялся.
– Чего топчешься? – дежурная отложила в сторону книгу без обложки и медленно встала из-за стола.
Зрелище было внушительным и пугающим. Шатов невольно вздрогнул.
– Мне нужно пройти… – сказал он.
– Не положено.
– Мне очень нужно, – почти простонал Шатов, понимая, что взял неправильный тон, что теряет инициативу, что нужно срочно принимать решение…
– Я тебя русским языком спрашиваю – к кому?
– К девушке, – выпалил Шатов, сознавая, что сморозил глупость, и что сейчас немедленно последует вопрос, на который он не сможет внятно ответить.
– К какой? – голосом часового из старого фильма "Королевство кривых зеркал" осведомилась дежурная.
– К какой-нибудь, – обречено выдохнул Шатов и поразился изменениям, происшедшим с дежурной.
С ее лица ушло угрожающее выражение, черты разгладились и даже попытались сложиться в подобие улыбки. Дежурная снова села за стол и подвинула к себе телефонный аппарат:
– Первый раз, что ли?
– Да, – кивнул Шатов, слегка обалдевший от такой метаморфозы.
– Что ж так рано? – поинтересовалась дежурная, набирая телефонный номер.
Трехзначный, отметил Шатов, внутренний.
– Маша? – громко спросила дежурная в телефонную трубку. – Тут к тебе пришел молодой человек… Да. А черт его знает. Говорит – первый раз. Хорошо.
– Что? – спросил Шатов после того, как дежурная положила телефонную трубку.
– Иди на третий этаж, вот здесь, – дежурная развернулась всем своим могучим телом, указывая на лестницу, – комната триста три. Маша. С ней обо всем и договоришься.
– Спасибо, – кивнул Шатов.
Час от часу не легче. Шатову не нужна никакая Маша, ему нужно попасть в комнату семьсот восемь, в которой проживал ныне покойный Фроленков. Может быть, просто прикинуться валенком и отправиться на седьмой этаж, минуя таинственную Машу и комнату триста три?
Любопытно, конечно, к кому это направили Шатова, но если у него есть выбор…
Выбора у него не было. На лестничной клетке третьего этажа стоял парень в спортивном костюме. И он явно не для перекура сюда вышел.
– Куда? – спросил парень.
Разнообразием лексики в сем жилище не страдают, подумал Шатов. Резкие и целеустремленные люди. И почему-то резко заныли ребра.
– К Маше, в триста третью комнату, – максимально вежливо ответил Шатов и даже смог улыбнуться.
Да что же за день такой сегодня. Все просто валится из рук. Все как будто задались целью осложнить и без того сложную жизнь Шатова. Потом Шатов снова улыбнулся, уже искренне. Сегодня тринадцатое число. Тринадцатое августа.
– Проходи, – кивнул парень на дверь.
– Спасибо.
Попадет он сегодня к Фроленкову в комнату или нет. Шатов прошел по коридору. Когда-то здесь помещался клуб общежития. Или красный уголок – Шатов никогда в общежитиях не обитал, поэтому в названиях особо не разбирался. Тут бушевала культурная и общественная жизнь. На стенах до сих пор сохранились ободранные стенды, а на центральном окне все еще указывал рукой путь к светлому будущему дедушка Ленин из красного стекла.
Но, отметил Шатов, чисто. Прибрано и ухожено. Напротив Ленина стояло несколько довольно приличных кресел, на стенах висели зеленые насаждения, правда, искусственные. Был телевизор и, Шатов поначалу даже не поверил своим глазам, видеомагнитофон.
Круто. Вот и верь после этого слухам о плачевном состоянии высшего образования.
Триста третья комната находилась в самом конце коридора. Двери на лестничную клетку там не было. Выходило, что попасть сюда можно было только по одной лестнице. По той, которую охраняли дежурная и спортсмен.
Забавно.
Шатов постучал в дверь.
– Входите, – голос, прозвучавший из-за двери, принадлежал даме.
Не бабе или женщине. А именно даме, обязательно красивой и обаятельной. Наверняка милой.
Лет тридцать, с парой-тройкой лишних аппетитных килограммов, блондинка… Нет, брюнетка. И еще – высокая.
Если портрет совпадет, загадал Шатов, все у нас сегодня получится.
И таки получится.
Действительно тридцать, действительно – брюнетка. И лишние килограммы размещены на ее теле в стратегически верных местах.
Дама восседала на диване. Шатов замер, едва прикрыв за собой дверь, рассматривая хозяйку комнаты.
– Со мной что-то не так? – правая бровь дамы немного приподнялась тщательно отработанным движением. Губы чуть приоткрылись.
– В порядке, – сказал Шатов.
Мгновенное очарование прошло. Исчезла дама и осталась мадам. Явная кандидатка в путешествие на барже. На первой.
– Присаживайтесь, – томным движением мадам указала на кресло.
Шатов разом ощутил запах пота, пробивающийся сквозь смесь духов и благовоний. Воздух был пропитан запахом… Порока, что ли. Разврата.
Брезгливый ты очень, Шатов, эта Маша тебе еще ничего плохого не сделала. И хорошего, слава Богу, тоже.
Шатов сел в кресло.
– Вы к нам пришли впервые? – спросила Маша.
– Впервые, – кивнул Шатов.
– Вам кто-то посоветовал?
– Знакомый, – не стоит вдаваться в подробности, мало ли кто из знакомых мог его сюда прислать.
В общем, все было понятно. Оставалось только принять решение, как вести себя дальше. Попытаться поговорить с мадам? Вряд ли. Тут еще где-то слоняется спортсмен, который явно предпримет усилия, чтобы выполнить распоряжение Маши. Любые и самые специфические.
Если Шатов хочет что-либо выяснить, ему придется двигаться до конца. Шатов внутренне ухмыльнулся, оценивая пошленький каламбур.
– Вам рассказали о наших правилах?
– Гм, да… То есть, нет. Сказали, что мне расскажут на месте.
– Вы к нам пришли на один раз, или хотите стать постоянным… – пауза, легкая улыбка, – … членом?
– Возможно, постоянным. Мне нужно осмотреться. Сами понимаете… – не нужно клеить из себя дурака, спокойнее.