- У таких людей слишком много денег, - терпеливо объяснил Водоплясов, не подозревая, что затронул весьма опасную для себя тему. - Они опасаются, что за свою жизнь не успеют потратить достаточно много и получить максимально возможное количество удовольствий.
Молоканов поморщился, но промолчал. Однако Водоплясов продолжал, делая вид, что не заметил, как скривилось лицо его благодетеля.
- Количество получаемых удовольствий такие люди напрямую связывают с количеством потраченных на их оплату денег. Да и просто хочется подольше пожить. А достигнуть этого можно лишь за счет новых достижений в области геронтологии, науки о возрасте. При помощи фармакологического комплекса в союзе с хирургическим вмешательством вполне можно обновлять состав крови, вымывая из нее посто- ронние и вредные вещества, накапливающиеся с возрастом. Можно производить замену органов, при этом организуя мощную атаку антибиотиков на весь организм в целом.
- Получается, что в результате всех этих атак, комплексов и воздействий…
- Наночип будет выведен из организма, и мы никак не сможем этому противодействовать, - подытожил Водоплясов.
Если бы Молоканов видел лицо Иннокентия, то заметил бы мелькнувшую на нем злорадную улыбку. Но Молоканову было не до того. Он напряженно размышлял.
- Черт! Черт! Черт! - внезапно молоканов разразился ругательствами. - Это что же такое получается? Значит, прежде чем вводить наночип, мы должны просить наших клиентов пройти диспансеризацию и предъявить медицинскую карту? Так, что ли? Да у нас в стране скоро каждый второй, кто с деньгами, начнет реконструировать свой организм и заменять кровь! Пока в нашей стране не выкачали всю нефть, у наших бизнесменов хватит "зелени" и евро на то, чтобы перекачивать себе здоровую кровь хоть ежедневно. По утрам вместо утренней зарядки они будут ложиться под кровяной насос.
Карандашик, который Водоплясов держал в руках, выпал из скрюченных пальцев инвалида и скатился под стол. Алевтина бросилась поднимать карандаш, а Молоканов соизволил обратить внимание на Иннокентия.
- Слушай, ты, изобретатель, Эдисон хренов! Что хочешь делай, а проблему эту мне реши, причем очень быстро. Не для того ты тут сидишь и мои деньги проедаешь, чтобы наше изобретение в сортир смывали какие‑то идиоты, желающие омолодиться! - Он все больше распалялся.
Водоплясов кивнул, отметив про себя, что Молоканов назвал его детище "нашим изобретением". Когда‑нибудь он ему это припомнит.
- Сейчас, сегодня есть у тебя какие‑то предложения? - потребовал Молоканов.
Иннокентий наморщил лоб.
- Скорее, не предложение, а совет, - осторожно проговорил он.
- Давай совет, если он будет дельный.
Изобретатель улыбнулся.
- Пока я буду искать способ навсегда зафиксировать наночип в организме реципиентов, постарайтесь сами поработать в другом направлении.
Аристарх насторожился. Это что‑то новенькое! Неужели Водоплясов принимает его за инженера–электронщика?
Но Иннокентий гнул в другую сторону:
- Надо выиграть время. А пока поищите другие способы использования наночипа. Скажем, придумайте способ массового его применения. Правда, с какой целью - ума не приложу. Это уж вы сами постарайтесь. То есть надо бы сделать так, что, проигрывая в качестве, мы временно компенсируем это выигрышем в количестве внедренных наночипов.
- Ничего себе задачка! - выдохнул Молоканов. - Да тут и Ньютон не управится!
- Для решения этой задачи потребуется не разум Исаака Ньютона, а больное самолюбие Адольфа Гитлера, - брякнул Иннокентий и прикусил язык.
Слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Молоканов дико взглянул на Водоплясова, но ничего не сказал и стремительно выбежал из лаборатории.
Водоплясов и Алевтина перевели дух. Иннокентий уменьшил яркость монитора и поцеловал руку Алевтины, покоившуюся на его плече. Девушка наклонилась и громко, от души чмокнула Кешу в щеку.
- Не уверен, что мы с тобой, Аля, проживем вечно, - задумчиво произнес Иннокентий, - но в том, что остаток жизни мы проведем в счастье, благополучии и спокойствии, уж будь уверена. Я об этом позабочусь…
Глава 5. ДЖУЛИЯ ЕДЕТ В МОСКВУ
Когда Джулия увидела по Си–эн–эн, как чеченские террористы–смертники захватили концертный зал на Дубровке, первым ее желанием было сорваться с места и тотчас лететь в Москву, не имея представления, как она сможет помочь несчастным заложникам. Главное - быть в этот страшный день рядом с соотечественниками и попробовать быть полезной.
Но Савелий все‑таки научил ее рассудительности. Прежде чем хватать телефонную трубку и заказывать билет в Москву, она взвесила все "за" и "против" и поняла, что реально вряд ли чем‑нибудь поможет захваченным в заложники.
Кроме всего прочего, интуиция подсказывала ей, что тот, кто стоял за убийцами Глаголичева, несмотря на заверения Костика, вряд ли окончательно успокоился и оставил ее в покое. Она и догадаться не могла, какую роль в том, что ее перестали преследовать, сыграли Савелий и Широши.
Нет, лететь пока никуда не следует. Она прежде всего должна думать о своем сыне, о своем удивительно талантливом и замечательном Савушке…
Время шло, и Джулия постепенно свыклась с мыслью, что опасность миновала. Иначе зачем она вдруг решила позвонить Константину Рокотову? Джулия надеялась, что ситуация в Москве могла измениться настолько, что ничто и никто не помешал бы ее приезду в Россию.
- Рад слышать тебя. - Голос Костика звучал суховато.
Джулия поняла, что ее звонок прозвучал для Костика не вовремя. Вероятно, он очень занят очередным расследованием, и ему явно не до нее с ее проблемами. Рокотов осознал, что невольно причинил подруге боль, и поторопился исправить ошибку.
Если хочешь развлечь женщину - поведай ей что- то интересное, что‑то такое, чего нет в ее повседневном, скучноватом существовании.
- Прости меня, дорогая… - Костик поторопился с извинениями. - Сейчас я занимаюсь таким сложным и запутанным делом, что иногда голова идет кругом.
Джулия не просила Костика рассказать о сути дела, он сделал это сам. Не вдаваясь в подробности, Рокотов рассказал о том, что по Москве прокатилась волна убийств известных ученых, в большинстве своем - людей пожилых и заслуженных.
Никто из этих людей в отличие от их молодых коллег не собирался покидать страну, которая дала им образование и доверила заниматься важнейшими научными исследованиями. Они продолжали работать скорее по привычке, чем за деньги. Потому что зарплата как была, так и осталась мизерной. Правда, сохранились многочисленные дипломы и награды, но при нынешнем отношении к ним они ничего не давали, оставаясь лишь свидетельством их прежних научных заслуг.
- Есть исключения. - Костик медлил, подбирая слова, понимая, что по телефону многого не скажешь, а поделиться с родным человеком (Джулию он считал родной) очень хотелось.
- Внимательно тебя слушаю, - серьезно проговорила Джулия.
- Я занимаюсь делом человека, который весьма преуспел в науке. Его заслуги оцениваются достаточно высоко, чтобы у него не было и мысли бросить страну и уехать. Тем не менее он внезапно погиб. Дело темное, грязное и осложняется массой посторонних деталей.
Джулия поняла, что сейчас все мысли Константина сосредоточены на том, чтобы отделить зерна от шелухи, и ему явно не до нее. Она не стала далее испытывать его терпение и распрощалась.
- И тебе всего самого–самого, - ответил Рокотов.
Повесив трубку, Джулия долго сидела в задумчивости. Вспоминалась Москва, покрытая снегом, с немытыми автомобилями, медленно ползущими по черному асфальту. Ей вдруг стало зябко, она передернула плечами и прошла в гостиную, где ярко пылал огонь в камине.
Прислуга знала, что вечера хозяйка проводит у камина, огонь в котором обязательно должен быть разведен к шести часам.
Джулия присела у огня, протянула руки к пламени и ощутила ладонями жар, исходивший от пылающих поленьев.
Удивительное дело: дрова в Нью–Йорке - большой дефицит. Нет, досок и брусьев много, их можно заказать в любой конторе, торгующей древесиной. Но вот настоящие дрова - круглые чурбачки с неровно присохшей корой - приходилось выписывать из лесной глухомани на канадской границе. Пока дровишки добирались до Нью–Йорка, они становились поистине золотыми. Но Джулия была готова заплатить за удовольствие ощутить аромат сырого леса: прели, увядшей листвы и еще какого‑то странного запаха, напоминающего сушеные грибы.
Она смотрела на огонь, и ее постепенно охватывало тоскливое чувство своей ненужности.
Савушка подрастал, - в нем уже начала проявляться та мужская самостоятельность, которую матери поначалу принимают за непослушание и очень обижаются. Однако с этим придется смириться: сын рос в отца. Это должно было бы радовать Джулию, но вместо этого причиняло ей большую боль. Она с горечью осознавала, что однажды наступит день, когда Савушка станет совсем взрослым и выпорхнет из гнезда и она останется совсем одна. Эти мысли мучили Джулию, заставляли грезить о совсем уж нереальных вещах. Лишь сильная боль заставила ее ойкнуть и отдернуть руки от огня.
Она смотрела на покрасневшие ладони и решала, что необходимо предпринять, чтобы не сойти с ума. Требовалось что‑то радикальное, что‑то решительное.
Вот было бы здорово, если бы она оказалась в Москве и нашла там Костика Рокотова! Он дал бы ей задание, и она занялась бы вместе с ним расследованием таинственных убийств ученых. Но Константин так далеко…
Далеко ли? Десять часов - и она в Москве. А там… Мысль заработала четко, когда мозг выбрал правильное направление.
Заказ билета на Москву, завершение текущих дел в Нью–Йорке и оформление документов заняли не более двух суток. Дом она могла смело доверить своему "маленькому интернационалу", как она называла небольшой, но дружный коллектив, обитавший под крышей ее дома.
Савушкина няня Холидей Полли, горничная–немка Амалия и неф Билли - шофер и телохранитель Джулии, - на них она вполне могла положиться во время своего отсутствия.
Холидей Полли, или Полечка, поражала своей добротой и заботливостью, которой хватило бы на десяток Савушек.
В горничной Амалии сочетались бережливость, граничащая с мелочностью, и умение тратить хозяйкины деньги с такой расчетливостью, что это вызывало зависть всех знакомых Джулии, неоднократно пытавшихся переманить к себе Амалию. Немка отказывалась, ругаясь по–немецки длинно и замысловато. Дородная и внушительная, редко улыбающаяся, бесконечно преданная, белокурая Амалия сменила не один дом, но лишь здесь, у Джулии, обрела, как она выражалась со швабским акцентом, "настоящий семья".
Что касается здоровенного Билли, так тот вообще был готов свернуть шею любому, кто сунется к Джулии или ее сыночку, которого водитель–негр просто обожал.
Приняв окончательное решение отправиться в Москву, Джулия не совсем четко представляла себе, зачем она это делает. Пожалуй, решила она, надо бы сначала предложить свою помощь Костику в его расследовании, а дальше жизнь сама укажет правильное направление.
"Главное в любом сражении - ввязаться в драку", - говаривал Наполеон.
Недавно Джулия перечитала переписку Наполеона с Жозефиной и сейчас находилась под большим впечатлением от книги.
Итак, Джулия подчинилась первому душевному порыву: отправиться в Москву. Постепенно порыв отходил на второй план и уступал голосу рассудка. Рассудок подсказал, что надо бы что‑то выяснить здесь, в Америке, прежде чем сломя голову кидаться в Москву. Следовательно, надо найти человека, который мог бы рассказать о той среде, в которой жили убитые.
Такой человек был: Владимир Васильевич Пегасов, главный редактор русскоязычной газеты "Русская душа", издающейся на Брайтон–Бич. Господин Пегасов знал всех, все знали господина Пегасова. Он водил дружбу с мафией, бродягами, полицией, ростовщиками, профессиональными боксерами и наемниками. Его газета пользовалась настолько большой популярностью, что среди ее подписчиков были даже государственные организации Америки, черпавшие с ее страниц ценные сведения о настроениях в русскоязычной общине США.
Джулия вспомнила, как генерал Джеймс со смехом рассказывал ей, что Государственный департамент США составляет свои сводки о состоянии дел в России, в частности, на основании материалов, собранных В. В. Пегасовым и его бандой шустрых журналистов, которые, как тараканы, проникали куда угодно.
Количество русских в Америке росло, росли тиражи "Русской души", Пегасов открывал представительства газеты по всем Соединенным Штатам, и даже на его исторической родине, в России, их было целых два - в Москве и Владивостоке.
Пегасов был не прочь иногда облить грязью своего противника. При этом он не стеснялся ни в средствах, ни в способах очернения противника. Случалось так, что после публикации его материалов то тут, то там люди кончали с собой, понимая, что на их карьере в Штатах поставлен жирный крест.
Джулию познакомили с Пегасовым на одном из приемов, организованных Лигой свободной прессы. Джулия не любила шумных сборищ, но, чтобы развеяться, посещала те вечеринки, где не ожидала встретить много знакомых лиц. Так уж случилось, что в тот день она и Пегасов оказались единственными русскими на приеме, чем не замедлил воспользоваться "голубой" Эмми, который и познакомил их, справедливо решив, что двум русским найдется, о чем поболтать.
Джулия и Пегасов действительно говорили тогда много и ни о чем - так, как умеют это делать только русские на любом празднике, тем более за границей.
Сегодня настал день возобновить знакомство. Джулия откопала среди бумаг на журнальном столике экземпляр "Русской души", нашла телефон редакции и позвонила.
Господин Пегасов был очень рад ее звонку. О чем прямо и сказал. Вероятно, он был немного нетрезв, но журналисту, тем более русскому и тем более находящемуся вдали от родины, это простительно. Джулия попросила о встрече, и ее просьба была немедленно удовлетворена. Договорились повидаться в "Кафе–Сентрал", знаменитом местечке, где еще Брюс Уиллис, ныне суперзвезда Голливуда, когда‑то вкалывал простым барменом–вышибалой, пока его не пригласили сниматься в массовке.
Шофер Билли подвез Джулию прямо к "Кафе–Сентрал". Она без труда нашла Пегасова. Он был во всех отношениях огромным человеком. Внушительная копна спутанных седых волос, баскетбольный рост, необъятный живот и просто громоподобный голос, про который говорят: от него люстры звенят и хрусталь лопается. И действительно, когда господин Пегасов смеялся, в окнах дрожали стекла, в люстрах звенели подвески, а с полок за спинами бармена падали бутылки.
- Садись‑ка, милая, рядом да выпей со мной. - Судя по красным глазам Пегасова, пил он давно и много.
Но Джулия знала, что пьянство никак не отражалось на работоспособности этого могучего человека.
От приглашения выпить Джулия вежливо отказалась, ограничившись чашечкой капуччино и малиновым пирожком "цветок Манхэттена".
Пегасов хмыкнул, обозрев эту, как он сказал, "девчачью еду", тут же заказал двести пятьдесят "Столичной" и тарелку жареных куриных крылышек "буффало". Щедро плеснув в стакан водки, он шумно влил жидкость в себя; казалось, что водка просто проскользнула прямо в желудок безо всяких глотков. Пегасов издал смачный звук губами и тут же захрустел жареными крылышками, которые поглощал вместе с костями, перемалывая их могучими челюстями.
- Если вы не возражаете, - осторожно начала Джулия, - то я хотела бы получить кое–какую информацию самого общего характера о положении русских ученых.
- О тех русских, которые здесь живут, или о тех, кто на нашей с вами родине прозябает? - тут же уточнил Пегасов.
- Желательно про тех и других.
Пегасов вытер губы, вытащил пачку папирос "Беломор" и прикурил от спички.
Сидевшая за соседним столиком парочка американцев недовольно поморщилась, быстро расплатилась и тут же исчезла из зала.
Пегасов с наслаждением выпустил им вслед струю тяжелого табачного дыма.
- Надо пользоваться шансом. Поговаривают, скоро нью–йоркская мэрия запретит курить везде, кроме своего собственного домашнего сортира. Вот паразиты! - ругнулся он, потом, спохватившись, повернулся к Джулии. - Извини, милая, отвлекся. Так вот, тебя я плохо знаю, но даже то, что я о тебе слышал, заставляет меня думать, что тебе все это надо для хорошего дела. Поэтому навостри уши и слушай внимательно, что тебе расскажет журналист дядя Пегасов.
И он поведал действительно интересные вещи.
Джулия и не предполагала, что так называемая проблема утечки мозгов стоит настолько остро для России.
- Еще год–другой - и русской научной мысли наступит каюк, - без всякого злорадства, даже с грустью сообщил Пегасов.
- Почему?
- А просто некому будет эти мысли думать! Только за прошлый год из России выехали сто тысяч специалистов в самых разных областях знаний. Остальные выехать не могут лишь потому, что или никому их устаревшие знания не нужны, или сами ученые такие старые, что никаких перспектив за рубежом у них нет. - Он покачал головой.
- А как же те двое русских физиков, которые получили Нобелевскую премию? - с недоумением поинтересовалась Джулия.
Пегасов с сожалением посмотрел на собеседницу.
- Ты имеешь в виду Гинзбурга и Абрикосова? Про первого ничего не скажу: я его плохо знаю - он засекречен с головы до ног. А вот Абрикосова знаю хорошо: он имеет второе гражданство - американское. Тот еще россиянин… - В голосе журналиста явно прозвучала ирония.
По словам Пегасова, за последние десять - двенадцать лет из России выехали практически все ученые, которые мало–мальски представляли интерес для западной науки. Дело дошло до того, что теперь стоит под вопросом само существование фундаментальной науки в России.
- Это все потому, что учить есть кого, а вот учить некому, - пояснил Пегасов, отхлебнув водки из стакана. - Разбежались все учителя по заграницам, подальше от русской безденежной тоски и пофигизма…
Он рассказал о том, что в иных американских университетах русских профессоров больше, чем преподавателей из других стран. В лифте университета штата Калифорния Пегасов видел бумажку, написанную по–русски крупными буквами и прилепленную к стенке скотчем:
"Ребята! Говорите по–английски, не пугайте американцев!"
- Но эти люди - русские в последнем поколении, потому что их дети уже не очень охотно говорят на языке предков. Причина банальна, - с болью говорил Пегасов. - На кой изучать язык страны, которая скоро станет такой пустой, что впору чукотскому олигарху и губернатору Долоновичу, который купил известную футбольную команду, сделать из нее одно большое футбольное поле…
Он грустно продолжил:
- Пока мне удается сохранить интерес к России и русскому языку здесь, в Америке. Тиражи газеты растут, на доходы не жалуюсь. Но все это до поры до времени… Все, кто смог, уже из России сделали ноги. А здесь теперь нам на пятки китайцы наступают. Настырный народец.
- А что вы думаете о серии убийств ученых в Москве? - осторожно поинтересовалась Джулия.
Пегасов ответил не сразу. Он прикрыл лицо большущей ладонью и внимательно посмотрел на Джулию сквозь щелку между пальцев. Словно изучал и думал: "Отвечать - не отвечать?"
- Я не знаю, на кой вам это нужно и почему вы интересуетесь всеми этими скорбными делами.