Он протер глаза, чтобы прогнать туман от лихорадки и лучше видеть. Рука его дрожала так сильно, что зажатая в ней стрела громко ударялась о камень.
- Хаген! - крикнула Дагна.- Ты потерял сознание? Если ты болен, то скажи мне, любимый. Тебе совсем не нужно страдать.
Ее презрительный тон вернул ему силы.
Я не страдаю,- ответил он громко и отчетливо.- Знаешь, почему я сюда приехал? Чтобы извиниться перед тобой за вчерашний вечер. Я не имел права тебя использовать.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я говорю о твоих чувствах и сексе. Было неумно так тебя возбуждать, так как мне хотелось прилечь и заснуть. Я тогда ужасно устал.
- Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
- Очень жаль, что ты не выносишь правды, Дагна. Я не сомневаюсь, что при благоприятных обстоятельствах и с сильным мужчиной ты проявишь себя как настоящая женщина.
Ты меня простишь? Я был совершенно измучен, а тебе был нужен полный сил мужчина.
Одно Хаген знал твердо о женщинах. Им все можно сказать, нельзя только говорить, что они не желанны.
- Ты грязный лгун! - закричала Дагна.- Это ты хотел меня!
Она пустила стрелу по направлению его голоса.
- Сейчас я тебе покажу!
Вынимая новую стрелу из колчана, она покинула освещенную дорогу и вошла в кусты. Хаген потерял ее из вида, но слышал ее шаги, когда она ступала на сухие листья или на высохшую траву. Он сидел на корточках в самом темном месте - в тени изуродованного дуба. Спасительное облачко закрыло луну. Прошла минута, другая...
Когда он снова увидел Дагну, она стояла на краю обрыва и вглядывалась вниз в темноту. Лук был натянут, и конец стрелы двигался то туда, то сюда, готовый полететь при малейшем движении.
- Хаген! - нежно окликнула она его.- Хаген, дорогой, ты солгал мне, правда?
Медленно, очень медленно поднял он левую руку со стрелой и напрягся, вспоминая, как метал стрелы в мишень в саду Висартов. Одна все-таки попала, но тогда он бросал правой рукой.
Дагна стояла метрах в десяти от него. Снова вышла из-за облачка луна. Дагна повернулась и посмотрела на нее.
Хаген изо всех сил метнул стрелу и промахнулся примерно на метр.
У Дагны от ужаса расширились глаза, когда она вдруг увидела свою собственную оперенную стрелу, летящую на нее. Она отпрянула в сторону и оступилась. Шифер скользнул под ее ногой, и она в панике пыталась обрести равновесие. Стрела из лука полетела в воздух, а Дагна с пронзительным криком сорвалась с обрыва. Долю секунды стояла она на краю его, словно собиралась прыгнуть с вышки в воду, затем исчезла в темной бездне.
Хаген остался один, еще согнувшись после броска, с вытянутой левой рукой. Своим броском он хотел помешать Дагне попасть в него, а затем броситься на нее. Но теперь не с кем было бороться. Только эхо прозвучало от ее первого крика, затем послышался глухой стук падения тела и второй, очень слабый крик, который быстро оборвался.
Хаген подождал немного в наступившей тишине, затем нашел в кармане спички и осторожно пополз вниз по откосу.
Дагна валялась внизу. Там лежали остатки разных вывесок Оукмара - железо и дерево. Дагна лежала поверх них. Было бы гораздо поэтичнее, если бы ее сердце пронзила ее собственная стрела, однако ее живот проткнула расщепленная планка.
Она лежала вытянувшись, лицом вниз на куче строительного мусора. Хаген поднял зажженную спичку и попытался повернуть ее голову. Это ему сразу же удалось. Лицо Дагны было разбито до неузнаваемости от удара о куски железа.
Спичка догорела, новой он не стал зажигать. Он хотел что-то сказать и наконец пробормотал:
- Очень жаль. Мне очень жаль всего, что было между нами.
Он вспомнил Хильду. В смерти она обрела наконец свой покой и стала по-настоящему красивой. А что обрела Дагна? Хаген покачал головой и попытался забыть ужасный облик Дагны. Теперь она не была похожа на сестру.
Хаген вскарабкался вверх по откосу и пошел к своей машине. Было очень трудно править одной левой рукой, но ему удалось добраться до средневекового замка в сердце поселка Оукмар. Дверь была заперта. В конце концов Хаген влез в дом через окно, затем стал искать телефон.
Первым делом он позвонил Трогу.
Хаген выкурил много сигарет и о многом подумал, прежде чем услышал вдали сирену. Плечо его страшно болело, но оно заживет.
Второй его звонок был в призывную комиссию. Персонал работал там до поздней ночи, как и он сам. Сержант, ответивший на его звонок, счел за шутку желание Хагена вернуться в армию. Кроме того, он не слышал о таком месте, как Хард-Рок .
- О какой скале вы говорите? - спросил сержант.- Возвращайтесь на свою вечеринку, приятель. Поймите, как хорошо там вам будет. И присмотрите для меня чью-нибудь сестренку, хорошо?
- Будет сделано,- ответил Хаген.- Она у вас будет.
Он положил трубку. С этим можно повременить до завтра, а сейчас он последует совету сержанта. Хаген вылез на улицу из разбитого окна и направился на свою вечеринку. Первые гости уже выходили из патрульной машины.
Питер Чейни
Говорю вам, оно это может
Глава 1
Жизнь может быть чертовски удивительной! Иногда и сам себе не веришь, получая от нее что-нибудь приятное.
Тогда, в Париже, в мае 1945 года, состояние мое было совершенно подавленным. И причину этого можно обозначить одним словом: дамочки!
Парень, назвавший эту аллею "Розовой", обладал чувством юмора, потому что, хотите - верьте, хотите - нет, вонь стоит здесь невероятная. Похоже, что ее жители выбрасывают на улицу все, что не желают держать в своих жилищах. А может, все дело в том, что немцы лишь недавно покинули Париж. Затрудняюсь сказать.
У меня немного кружится голова, потому что один парень сказал мне, что "дюбонэ" пополам с хлебной водкой здорово пьется, и оказался не трепачом. Да, голова явно трещит. К тому же я неравнодушен к той крошке, с которой мы вместе обедали.
Кругом тьма, хоть глаз выколи, но вдали полоска света пробивается из окна на втором этаже. Форс говорил, что, когда в Париже хозяйничали боши, он встречался здесь с парнями из английской разведки. Так что эта забегаловка имеет особую атмосферу. Вам ясно, что я имею в виду.
Добравшись до этой развалины, я заметил проволоку от звонка, свисавшую сбоку от двери. Я дернул за нее, загнал папиросу в угол рта и стал ждать ответа, раздумывая о дамочке, с которой обедал.
Может, я вам уже говорил, ребята, что причиной трех четвертей всех жизненных неприятностей являются бабенки, а остальная четверть происходит из-за денег. На них наплевать. Все, что не связано с женщинами, можно не принимать близко к сердцу. Это всерьез никого не затрагивает.
Прошло минуты две, и дверь отворилась. В проходе горел тусклый свет, а на пороге стоял и таращил на меня глаза высокий, худой, загорелый парень. С иронической складкой губ и симпатичными серыми глазами. Он сразу мне понравился.
- Вы Лемми Кошен? - спросил парень.
- Да-а-а, так говорила моя мать.
- Я Джимми Клив, частный детектив из Нью-Йорка. Может, вам обо мне не говорили?
- Я слышал про вас. Как дела, Джимми?
- Ничего себе. На мой взгляд, после немецкой оккупации жизнь в Париже немного вялая. Не знаю, в чем дело - в спиртном или девочках. Поскольку я не особо увлекаюсь красотками, видимо, расслабляет выпивка. Входите же.
Я вошел в прихожую. Передо мной спиралью поднималась лестница, справа дверь вела в боковую комнату. Все страшно пыльное, если не считать медной ручки с внутренней стороны входной двери. Я пошел за Кливом по лестнице. По дороге он бросил, оглянувшись:
- Здесь ваш приятель. Он с нетерпением ожидает встречи.
- Да? Кто такой?
- Паренек по фамилии Домби. Как я понял, он раньше с вами работал.
- Да. Симпатичный парень, только слишком много говорит. Ну и девочек любит. А тут можно перекусить?
- Найдется. Домби прихватил бутылку,- ответил Клив, открывая дверь.
Мы вошли в небольшую комнату. Пара стульев, низенькая кровать на колесиках, которую на день принято задвигать под большую кровать. У окна стоит нечто, отдаленно напоминающее бар. На нем бутылка, похоже виски. Мне она кажется чуточку подозрительной. Рядом - бокалы и графин с водой.
- Хелло, Домби! - сказал я.- Как дела? Мы не виделись года два. Ты помнишь лондонское дельце?
- Помню, помню, такой-разэтакий. Ты тогда переманил у меня хорошенькую девчонку. Разве это забудешь?
- Послушай, я никогда ни у кого не уводил девочек. Уверяю, она покинула тебя по собственному желанию. Но я понимаю, что тебе это не понравилось.
- Вот еще, стал бы я переживать из-за бабенки. Самое трудное - от них отвязаться. Ну, а во мне что-то есть. Парижские девочки, похоже, это сразу поняли. Во всяком случае, у меня сложилось такое мнение.
- В тебе что-то есть? Послушайте, Джимми, этого типа! Этого невозможного воображалу! В нем что-то есть? В нем, видите ли, есть обаяние!
- Особенно сейчас, когда его щеку раздуло от флюса,- фыркнул Джимми.
- Ладно-ладно, ребята. О’кей. Это вы просто завидуете,- петушился Домби.- Я знаю, что Джимми приглянулась моя девочка. Вы дождетесь ее прихода. Она от меня без ума, совсем ошалела.
- Она, должно быть, потрясающая,- заметил я.
- Она и есть потрясающая,- подтвердил Домби.- Говорю вам - эта крошка умница. У нее есть шестое чувство.
- Послушайте его! - воскликнул я.- У нее шестое чувство, потому что к нему прилипла.
- Постойте вы, петухи, мы же здесь собрались по делу,- заметил Клив.
- Да? Что за дело? - спросил я.
Вообще-то, я представлял, какого рода дело могло привести Клива, хорошего частного детектива и красивого парня, в Париж.
Домби потряс бутылку и подвинул ее ко мне вместе с бокалом.
- Послушай, Лемми, все говорят, что ты умеешь держать нос по ветру. Но сейчас ты, кажется, не в милости у начальства,- сказал Домби.
- Да ну! Не собираешься ли ты лишить меня сна? Что я натворил?
- Мне думается, снова все дело в девочках. В последнем деле, которым ты занимался, была закавыка. Кто-то донес генералу Флешу, что ты слегка увлекся одной горячей особой по имени Марселина, той самой, какую они подбили. Вот ему и пришло в голову, что ты распустил язык: кое-что тогда стало известным.
- Уж не знаю, кто занимался доносами, но это законченный брехун. Я умею обхаживать красоток, не распуская языка.
Ясно. Надеюсь, ты сумеешь его в этом убедить. Понимаешь, генерал вбил себе в голову, что кто-то слишком много откровенничает, и он убежден, что это ты.
- Подумайте только! - воскликнул я и подлил себе виски.
- Особенно не переживайте Лемми,- успокоил меня Клив.- От девчонок вечные ^неприятности, верно. Но меня сюда вызвали из Нью-Йорка потому, что шефу показалось, будто я кое-что знаю. Вот он и отозвал меня из агентства и прямиком направил сюда. Задал кучу вопросов, так что пришлось выложить все, что я знал.
- Все это прекрасно,- проворчал я,- но хотелось бы мне знать, какая сволочь наплела ему, будто я распускаю язык с девчонками?
Домби пожал плечами. На минуту воцарилось молчание, потом Клив заявил:
На это я могу ответить. Она, та самая крошка Марселина.
Я промолчал, переваривая информацию. Потом выдавил из себя:
- Неужели так оно и было?
- Да, Лемми. Я ничего не выдумал. Когда ее стали допрашивать, она не сумела оправдаться и, прицепив вам эту медаль, надеялась облегчить свою участь. Наверно, у Марселины богатое воображение, но теперь основное заставить шефа этому не поверить. Еще один момент. Вы помните парня, который вместе с вами работал по этому делу?
- Вы имеете в виду Риббона из Федерального бюро, из Коннектикута? Хороший парень, и ему все известно.
- Я тоже так подумал и решил, что вы захотите повидать его до встречи с шефом. Для порядка, что ли.
- Это очень благородно с вашей стороны, Джимми. Когда я должен отправиться к шефу?
- Вроде бы сегодня часов в десять вечера,- ответил Домби.- Он так раскипятился по этому поводу потому, что тут есть и другие закавыки. Понимаешь, Лемми, уж слишком все много болтают. Секретные данные известны повсюду: в Париже, Лондоне. Уверяют даже, что кто-то раскопал показания Арихеима и что Джеррис знал, где и когда будут высажены британские части.
- Может, шеф воображает, будто я и это разболтал?
- Ерунда! - фыркнул Домби.- С твоим послужным списком! Не переживай, Лемми. По-моему, он считает, что ты чуточку излишне откровенничаешь с дамочками. А почему бы и нет? Если ты считаешь, что она предана тебе душой и телом? Откуда ты можешь знать, что она работает на другую сторону?
- Я никогда не говорю о служебных делах с любовницами.
Домби вздохнул.
- Хотелось бы и мне сказать то же самое о себе. Конечно, ни о чем серьезном я с ними не рассуждаю, но все же наша болтовня когда-нибудь доставит мне массу неприятностей.
Я еще раз хлебнул виски и обратился к Кливу:
- О’кей, значит, в десять я буду у босса. Но, пожалуй и правда, сначала стоит поговорить с Риббоном. Вы сказали, что о чем-то с ним договорились?
- Да,- ответил он.- Парень ходит тут в одну забегаловку, нечто вроде бара, возле Плас Пигаль, его держит Леон. Риббон собирался быть там около девяти вечера. Сейчас без четверти. Думаю, что вы успеете туда заскочить и поговорить с ним, прежде чем ехать к Старику.
- О’кей, я пошел. Ладно, позже увидимся.
- Надеюсь, что скоро, Лемми,- сказал Домби.
- Увидимся сегодня же вечером,- добавил Клив.- Мне думается, Старик что-то ему преподнесет.
Я встал, спустился по лестнице и вышел на улицу Роз.
"Какого черта!" - думал я со злостью, шагая к Плас Пигаль. Я вовсе не спешу увидеться с Риббоном и еще меньше горю желанием предстать пред ясными очами своего начальника. Так что чем больше я проболтаюсь на улице, тем дольше не будет неприятных разговоров. Во всяком случае, Риббон может подождать моего прихода!
Я шел медленно, внимательно рассматривая парижские улицы, сравнивая их с Парижем 1936 и 1939 годов. Я приезжал сюда расследовать кое-какие дела, и тогда все шло прекрасно. Похоже, в 1939 году город мне нравился больше.
Из головы не выходила крошка. Умная девчонка, ничего не скажешь! .Маленькое хитрое создание, она с нежной улыбкой могла подмешать в питье яд. Я бы отдал двухмесячную зарплату, чтобы узнать, что эта лиса наговорила шефу и сколько в этом было правды. Может, я и на самом деле о чем-то болтал, хотя следовало помалкивать в тряпочку. И в данный момент мне не хотелось ломать себе голову над тем, была ли важной разглашенная мною информация.
Нет, сэр, сейчас я не желаю рассуждать на эту тему...
Вам следует понять, что для службы "Г" не набирают ангелочков из армии в Париже. Уж поверьте мне. В доброе старое время, когда я был среди передовых ребят из Федерального бюро и вот-вот должен был стать полевым агентом, дела шли отменно. Может быть, я сам не понимал, как здорово мне жилось. Теперь, когда небольшая горсточка несчастных работает здесь при армейской разведке и секретной службе, все носятся с видом занятых, секретничают и говорят шепотом с таким видом, будто от них зависит благополучие всего мира.
Но все же мне хотелось разузнать, что натрепала малютка Марселина...
Моя старушка мама прекрасно разбиралась в дамочках, может быть, потому, что сама не относилась к их числу, и часто говорила мне, что человек, который вечно возится с особами слабого пола, не должен даже приближаться к службе "Г". Возможно, она была права, а может быть, и нет, но сейчас я сидел на мели. Невольно начинал думать, не переоценил ли я свои силы с этой Марселиной? Похоже, что девчонка была сообразительней, чем я воображал!
В дальнем конце улицы виднелся свет. Я двинулся туда, к забегаловке с названием "Вилли", одному из многих злачных местечек.
Бар, несколько девиц, огромное число бутылок, расставленных по всему помещению. Спиртное чертовски дорогое, так что парню приходится выложить чуть ли не 4 миллиона франков, чтобы быть хоть немного навеселе. А коли ты пьешь дешевую дрянь, то, опуская стакан на стол, даже замираешь и пытаешься сообразить, не огрел ли тебя кто-нибудь по башке или не обрушил ли Гитлер на твою голову фауст-патрон.
Я нагнулся над стойкой и подал знак Вилли, что мне нужен "бренди", и из соответствующей бутылки. Оглянувшись, я заметил, что парень, сосредоточенно читавший номер боевика "Мое сердце замерло", заинтересовался особой мистера Лемюэля Кошена, специального агента ФБР, сейчас переданного Генеральному штабу при секретной службе армии США в Париже. Похоже, парень с удовольствием станет моим собеседником, надеясь кое-что выведать за столиком, уставленным батареей бутылок.
Но самым неожиданным ударом по моим нервам оказалась моя старая приятельница Джуанелла Риллу-отер, которая сидела на другом конце стойки. Она казалась только что сошедшей с картинки модного журнала. Джуанелла замужем за Ларви Риллуотером, считающимся одним из величайших хвастунов в США. Его вечно преследуют все полицейские Америки, но они напрасно тратят время, так как мистера Риллуотера не возьмешь голыми руками.
Уверяю вас, ребята, вид этой крошки заставил учащенно забиться мое сердце. Во-первых, из-за ее внешности, ну а о второй причине я расскажу вам через пару минут.
Эта Джуанелла - лакомый кусочек. В ней всего в меру, все такое кругленькое и мягкое, никаких излишеств, но и сухой ее не назовешь. У нее темно-рыжие волосы, такие, что невольно начинаешь думать, что их создал лучший в мире красильщик. Ее глаза зеленые, а фигура гибкая и тонкая. Лучших слов не подобрать. И в ней хоть отбавляй того, что знатные дамы ценят дороже жемчугов и злата,- я говорю про очарование. Когда наши писаки изобрели слово "сексапил", думается, что они имели в виду Джуанеллу. Господь Бог наделил ее двойной дозой этого качества.
На ней были ярко-зеленый бархатный джемпер и юбочка, словно созданные для нее, пышная крепдешиновая блузка цвета чайной розы, нарядная шляпка, кокетливо надвинутая вперед, а на ножках бронзовые туфельки на высоченных каблуках. Ручаюсь, что она может с первого взгляда сразить любого мужчину и он пойдет за ней, как покорная овечка, куда бы она его ни повела. Готов держать пари на последнюю рубашку. Только ей не всякий придется по вкусу.
Вторая причина, почему меня заинтересовало присутствие Джуанеллы в Париже, заключалась в том, что Джимми Клив, тот самый частный детектив, с кем я недавно разговаривал, наложил лапу на Ларви Риллуотера из-за дельца с банковским сейфом в Иллинойсе за 18 месяцев до войны.
И я моментально сообразил, в чем состоит причина беспокойства сыночка миссис Кошен, именуемого Лемми.
Поймите, ребята, что я один из тех поэтически настроенных парней, которые всегда ищут прекрасное. Уж такая у меня натура. Может быть, вы слышали про мудреца