Военный журналист, неоднократно бывал в Афганистане. Автор приключенческой повести, опубликованной в журнале "Юность". Работает в "Красной звезде".
Сергей Дышев
А СЫНОВЬЯ УХОДЯТ В БОЙ
I
- Душманы! - раздался чей-то истошный крик.
По двери ударили, она жалобно скрипнула. В салон ворвался чернобородый человек с автоматом, Сапрыкин вскочил навстречу, но тут же повалился, получив прикладом по голове. Тихов судорожно дергал свой автомат, застрявший под сиденьем. Но было поздно. Сверкнула пламенем очередь. Бородатый ринулся в проход, вырвал у помертвевшего Тихова автомат. А двое других уже вытаскивали безжизненное тело водителя из-за руля, потом тяжело бросили его на бездыханного Сапрыкина. Бандит в пиджаке ловко прыгнул на место водителя. В автобус заскочил еще один бандит, махнул рукой. Автобус рывком тронулся, быстро набрал скорость.
Все молчали, будто одновременно поперхнулись. Старались не смотреть на душманские автоматы. На полу сотрясалось, словно еще продолжало жить, тело водителя, вишневыми пятнами зияли раны: в переносице и плече.
Шмелев с трудом отвел взгляд от мертвого тела. За окном мелькали глинобитные прямоугольники мазанок, пыльные кусты. Старцы, почтенно пожимающие друг другу руки… "Мы в плену. Душманы… Куда нас везут? Убьют… убьют…"
Сзади стонал Тихов.
Автобус мчался по каким-то грязным переулкам, глухим улочкам, скрипел тормозами на поворотах, пока наконец не заехал во двор. Группу вытолкали, быстро обыскали, забрав все, что было в карманах. Потом по темной лестнице заставили спуститься в подвал дома. Дверь захлопнулась, и они остались в полной темноте.
- Виктор, ты ранен? - Это Сапрыкин. Он уже пришел в себя.
- Да-а, в плечо, - со стоном протянул Тихов. - Надо чем-то перевязать.
- Сейчас, - отозвался Наби. Затрещала рвущаяся материя.
Никто больше не произнес ни слова. Было слышно, как тяжело дышал Тихов.
- Потерпи еще чуток…
- Чего они от нас хотят? - Сапрыкин услышал торопливый голос Тарусова, инженера из Кишинева, и тут же представил его лицо, обиженно надутые губы.
- Главное - не паниковать. Ясно? Если сразу не убили, значит, строят какие-то планы, - как можно тверже ответил Сапрыкин и добавил: - Думаю, нас уже ищут.
- Черт з-знает что… Мы с-строим, помогаем, а они… Ты п-почему не стрелял, Тихов? - продолжал Тарусов, от волнения заикаясь. - Почему не стрелял, у т-тебя же автомат был?
- Автомат лежал под сиденьем, - после паузы слабо отозвался Тихов. - Пока вытаскивал, видишь, получил…
- Да не помог бы автомат, - перебил Сапрыкин. - Начали бы пальбу, так они всех нас как… - запнулся он, подбирая подходящее сравнение, - как куропаток перебили бы в этом автобусе.
- Ч-черт, черт побери… П-подохнуть в этой яме, - снова застонал Тарусов.
Кто-то вздохнул и выругался.
- Хватит, Тарусов. Не ной, хотя бы из уважения к раненому, - вдруг с несвойственной ему жесткостью оборвал Сапрыкин.
Некоторое время царила повальная тишина.
- Бедняга Абдулка, - тихо произнес Шмелев, лишь бы не цепенеть в отчаянии.
Никто не успел ответить. Открылась дверь, в проеме появилась тень. Бандит махнул рукой: "Выходи!" На улице стемнело, наверное, было около шести вечера. "А выехали мы в три", - вспомнил Сапрыкин. Часов ни у кого не осталось - отобрали.
Пинками их положили на землю. Она уже холодила. Начали вязать руки - сначала за спиной, а потом попарно локтями друг к другу. Сапрыкин оказался в паре со Шмелевым. Наби Сафаров - с Тиховым. Пиная и подталкивая стволами автоматов, их подняли, построили в колонну. Спотыкаясь, пленники побрели по темным безлюдным улицам. Только один раз на пути группы появилась и тут же исчезла тень женщины в парандже.
Бандиты нервничали, беспрестанно подгоняли пленных прикладами, плетками. Капроновые веревки, которыми связали руки, больно врезались в кожу.
Тихов все время падал. Наби как мог удерживал его, но потом сам стал падать вместе и ним в дорожную пыль.
- Ну, потерпи, потерпи еще! - умолял он.
- Все… Не могу… - еле слышно хрипел Тихов.
Чернобородый бандит, лицом похожий на Иисуса, достал нож и разрезал веревку, связывавшую им локти. Сафаров выпрямился облегченно, но тут его толкнули обратно в строй, а Тихова повели в сторону от дороги. Колонну погнали дальше. Раздался негромкий крик.
- Сволочи! - дернулся Сафаров. - Убийцы!
Тут же он получил удар прикладом. "Иисус" прикрикнул, и душманы с остервенением принялись подгонять пленников.
А где-то далеко, почти на горизонте, вспыхнуло пятнышко: прожектор советского батальона. Светлая дорожка неторопливо и размеренно перекатывалась по пустынной равнине. Сначала вправо, потом влево…
II
Джафар уже несколько раз бросал взгляд на часы. Русские отличались точностью и аккуратностью. Эта черта нравилась ему. Деловой человек должен быть пунктуальным и точным. И он часто подчеркивал это на совещаниях. "Куда же они пропали?" - подумал директор. В половине пятого он наконец решил позвонить охраннику. Тот бодро доложил, что машина уже выехала, назад не возвращалась. Джафар положил трубку. "Надо было спросить, когда выехали", - запоздало подумал он и почувствовал, как вспотела у него спина.
Директор поерзал в кресле, расстегнул воротник. В соседней комнате ждал накрытый стол. "Выслать машину навстречу? Нет, лучше позвоню, спрошу, когда выехали".
- В три часа, - ответил охранник.
- В три?! Что же ты сразу не сказал? - не дожидаясь ответа, Джафар бросил трубку.
Он потер виски. Что-то случилось. Надо звонить в ХАД . Директор уже протянул руку к телефонной трубке, но встречный звонок опередил его.
- Салам алейкум, слушаю…
- На автобус с советскими специалистами совершено нападение, - донесся возбужденный голос. Говорил помощник начальника ХАД провинции. - Где они сейчас - пока не знаем, - и он принялся разъяснять детали.
- Воронцову позвонили?
- Надо сообщить немедленно, - посоветовал Джафар.
- Разберемся…
III
Иван Васильевич Сапрыкин надел свежую рубашку и спустился во дворик, чтобы не спеша выкурить сигарету перед отъездом. Позавчера они сдали цех, и по этому случаю директор строящегося комбината Алимухамед Джафар пригласил всех советских специалистов на обед. Автобус уже стоял возле их двухэтажного особняка. Дом казался игрушечным по сравнению с толстой глинобитной стеной, которая его окружала. Особняк построили значительно позже, чем старый, местами уже начинающий разрушаться дувал, Абдулхаким, старичок-водитель, дремал на сиденье.
Сапрыкин уже более года служил в Афганистане. Так и говорил о своей работе: "служба", "послужу еще". И никто не оспаривал его слова. Даже наши военные, которые стояли неподалеку, в нескольких километрах.
Во двор спустился Игорь Шмелев, расчесываясь на ходу. Появился переводчик Наби Сафаров, таджик по национальности, выпускник ташкентского "инъяза".
- Скоро остальные? - спросил Игорь.
- Спускаются.
Наконец вышли последние. Сапрыкин быстро пересчитал всех, чтобы убедиться, что никого не забыли. Все. С ним - пятнадцать.
- Ну что, вперед, - сказал он негромко и первым направился к автобусу.
- Тихов, автомат взял? - спросил Сафаров.
- Взял, взял, - ответил Тихов, полнеющий блондин в подвернутых джинсах.
Автобус закружил по узким улочкам города. Кто-то закурил, открыли окна, чтобы выветривался дым. Погода стояла совсем не январская - плюс десять. Как в конце марта где-нибудь в средней полосе. Сапрыкин вспомнил свой Брянск, откуда он неожиданно для себя вдруг решился уехать, бросить все и отправиться куда-то к черту на кулички, за тысячи километров, в страну, про которую последнее время говорили столько противоречивого, восторженного, пугающего, туманного.
Иван Васильевич уже перешагнул тридцатипятилетний рубеж, но в принципе мало в чем изменился после тридцати. Может, чуть погрузнел, да и лоб все больше "наступал на темечко", как он сам выражался. Моложе и стройней его делали джинсы с нашлепкой "левис". Штаны как штаны, когда намокнут - пачкают ляжки и колени в синий цвет. А вот наденешь их - и вроде как помолодел.
Самым молодым был Игорь Шмелев. Сейчас он высунулся в окно, остальные дремали. Водитель Абдулхаким, или как его попросту звали, Абдулка, отчаянно сигналил и с рискованной виртуозностью петлял между "тойотами", "рено", автобусами, увешанными, словно цыганки, цветными побрякушками. Они миновали узкие улочки, тянущиеся между рыжих дувалов, и выехали на шумную торговую улицу с дуканами по обе стороны. Затем автобус повернул у старой мечети на магистраль, которая вела к центру города. Они миновали пост царандоя с регулировщиком в непривычно яркой, будто карнавальной, форме.
По бетонке автобус пошел веселей. В салон ворвался встречный ветер. Сапрыкин привстал, чтобы закрыть окно. Впереди он увидел грузовик, который развернулся поперек дороги. Абдулка стал тормозить. "Нашел, где застрять", - с недовольством подумал Сапрыкин. Вдруг из-за грузовика выскочил высокий человек. Он резко выбросил вперед руку, оказалось, в ней зажат пистолет. Выстрелы хлопнули, как ненастоящие. В первое мгновение Сапрыкин подумал, что это какая-то нелепая ошибка или шутка, но тут же его обожгла догадка. Что-то загремело, Абдулка подскочил и рухнул на рулевое колесо. Надрывно и протяжно загудел сигнал.
- Душманы! - раздался чей-то истошный крик.
IV
Сегодня с утра у командира мотострелкового батальона Воронцова было приподнятое настроение: позвонил командир полка Тубол и приказал через два дня оформляться в отпуск. Домой! С самого утра Воронцов уже предвкушал, как обнимет в аэропорту дочку - студентку-второкурсницу, жену Ираиду Рузиевну, которая с каждым разом пишет ему все более любвеобильные письма, словно вернулась чувствами в пору юности.
Ведь что самое трудное в службе в Афганистане? Да - жара, пыльные бури, угрюмая тишина гор за палаточным окном. Будни нелегкой походной жизни, когда о самых привычных ранее вещах вдруг затоскуешь остро и безнадежно. Конечно, душманские засады, которые подстерегают в самых неожиданных местах. Но самое трудное все же - ждать. Ждать желанной, но такой несбыточно-далекой встречи с родными и близкими, ждать, когда истекут томительные, однообразные, похожие друг на друга, дни и месяцы. Ждать возвращения на Родину, которое воспринимаешь как самую главную и дорогую награду.
Так думал сейчас Воронцов, и был по-своему прав. А без четверти пять он принял по телефону сбивчивый доклад переводчика из ХАДа и в первую минуту растерялся, не зная, что предпринять в этой ситуации. "Объявить тревогу? А что дальше?" Воронцов постарался сосредоточиться, пересиливая желание тут же поднять батальон на ноги, звонить "наверх". Такая у него сложилась привычка за время службы: когда сваливалось на голову неожиданное известие или, того хуже, ЧП, не предпринимать ничего в первые три-четыре минуты. Может быть, и не лучшая привычка, но она спасала его от поспешных решений. "Отпуск откладывается на неопределенное время", - с тоской подумал он и тут же упрекнул себя в эгоистичности. Воронцов вспомнил о земляке Сапрыкине, о ребятах-спецах, и смешанное чувство жалости, злости и досады охватило его. "Надо перекрыть дороги, организовать поиск! По горячим следам можно еще успеть". Он позвонил в ХАД и спросил, перекрыты ли дороги и пути из города. Переводчик ответил утвердительно.
- Какая нужна помощь?
Переводчик ответил не сразу, ждал, видимо, что скажет начальник.
- Нужны подразделения для поиска, - наконец ответил он.
И Воронцов понял, что в ХАДе еще тоже не знают, с чего начинать. "Все на нас надеются… А кто же, черт побери, будет искать, как не мы…" Потом он попросил соединить его с Туболом, соображая, что докладывать по существу дела.
Полковник Тубол выслушал доклад молча, не перебивая и не уточняя. Только в конце, когда Воронцов замолчал, ожидая ответа, довольно отчетливо выругался. Прозвучало это тихо и оттого еще более неприятно.
- Вот что, - сказал Тубол, - снаряжай две поисковые группы. Вышлешь их в район… - Он сделал паузу, и Воронцов понял, что Тубол смотрит на карту, и тоже повернулся к карте, висевшей на стене. - В районы…
Населенные пункты находились много восточнее города. "Отсекает от пакистанской границы", - понял Воронцов.
- Пока все. Остальное берем на себя, - Тубол помолчал и потом, не сдержавшись, выплеснул раздражение: - Как же они у вас из-под носа наших людей увели? Рохли…
Воронцов промолчал. Тубол дал еще несколько указаний по организации засад и положил трубку, не попрощавшись. Воронцов крякнул от досады, ответно хлопнул трубкой.
- При чем тут мы? - раздраженно спросил он, потом выскочил в коридор. - Дежурный!.. Дежурный, твою мать, где ты?.. Третью роту - по тревоге! Командира - ко мне.
Воронцов снова плюхнулся на стул, подперев рукой большую, с глубокими залысинами голову. Он подумал о Сапрыкине, о том, что совершенно не представляет, как быть в такой ситуации, но тут раздался стук в дверь. "Гогишвили", - подумал Воронцов. Вошел высокий рыжий старший лейтенант, следом за ним - начальник штаба Рощин.
- Гогишвили, вам приходилось когда-нибудь охотиться? - спросил Воронцов, стараясь не суетиться.
- Нет, - коротко ответил Гогишвили и подумал, что командир скажет сейчас: "А я-то думал, все грузины - охотники". Или что-то в этом роде.
Но командир сказал:
- Тогда слушайте внимательно. Душманы захватили и угнали в неизвестном направлении пятнадцать советских специалистов с комбината… Да, тех самых. Нам поставлена задача организовать поиск. Возьмете два взвода. Сами будете при одном из них. Выезд через двадцать минут.
Воронцов уточнил порядок поддерживания радиосвязи, маршрут выдвижения. Паек приказал взять из расчета на пять дней.
- Все, не теряйте времени!
V
Читаев, с треском отворив дверь, вошел в комнату. Дверь все время застревала в проеме.
- Третьей роте тревогу объявили, - сообщил он громко и с размаху сел на кровать. Она жалобно взвизгнула под ним.
- А что случилось?
Лейтенант, сидевший за столом, отложил в сторону недописанное письмо. Читаев, не глядя, потянулся рукой к магнитофону - убавить звук.
- Душманы выкрали наших спецов. Угнали вместе с автобусом. Вот такие дела, Володя.
- Это с мукомольного? - тихо воскликнул Владимир.
- Оттуда… Роту Гогишвили отправляют на поиски.
- Далеко?
Читаев пожал плечами.
- А они что, без оружия были? - снова спросил Владимир.
- А кто сейчас разберет…
В коридоре модуля загрохотало: кто-то в темноте зацепился за бачок для питья, стоявший у входа. Раздавались тяжелые шаги.
- Идет Алеша, гремя победитовыми подковами, - прокомментировал Читаев.
В следующую секунду дверь растворилась с еще большим треском, в комнату ворвался широкоплечий старший лейтенант с гусарскими усами. Это и был командир первого взвода Алексей Водовозов.
- Слышали? - прямо с порога гаркнул он.
- Слышали, - хором ответили Читаев и Хижняк.
- Вот подлецы-то, а? Вот подлецы! - продолжал греметь Водовозов. Тише он говорить не умел - на определенной, по мере уменьшения, мощности звука голос его срывался, переходил в трагический свистящий шепот.
"Сейчас начнет ходить взад-вперед по комнате, расталкивая стулья", - подумал Читаев и не ошибся.
- Вот что хотят, то и делают, - продолжал Водовозов, меряя своими шагами крохотную комнатушку и каждый раз резко отодвигая стул, стоящий посредине. Казалось, что именно этот стул, беспрестанно попадающийся на пути, был виновником всех бед и напастей.
- Найдут или нет? - вслух подумал Водовозов и сам себе бодро ответил: - Должны найти. Если не перерезали. Ты как думаешь, Читаев?
Сергей не ответил, потер ладонью светло-пепельный ежик волос.
Алексей, не дождавшись ответа, встал, по привычке мельком глянул в зеркало, поправил смоляной чуб над облупившимся носом.
- Схожу в роту, проверю, как там дела, - сказал он, надевая фуражку. - Чтобы все было чин-чинарем.
- Думаю, скоро и мы подключимся к поискам, - повернулся Читаев к замполиту, когда Алексей ушел. - И вообще, это, кажется, серьезно и надолго.
- Может быть, - отозвался Владимир. - Ты у нас теперь за командира, тебе и перспективу определять.
Сергей исполнял обязанности командира третьей роты. Капитану Сахно, которого он замещал, перед самым отпуском крупно не повезло. Отправился он на бронетранспортере, уже с отпускным чемоданом, на аэродром. И надо же было такому случиться, что везучий и всегда удачливый Сахно, который ни разу не подрывался, не попадал под сильный обстрел и вообще жил без бед и невзгод, наскочил в этот раз на мину. БТР так тряхнуло, что оторвались два колеса. Пострадал же один Сахно: упал с брони - и неудачно, поломал руку. Пришлось вместо отпуска ехать в госпиталь. Читаева назначили как более опытного, он уже год отслужил в Афганистане.
VI
Воронцов то и дело вставал из-за стола, закуривал очередную сигарету, бросая хмурые взгляды в окно. На улице темнело. Частые порывы ветра подымали пыль над дорогой, временами они затихали и, как бы подкрадывались, вдруг раскручивали пыль в маленькие шелестящие смерчи. На зубах хрустел песок.
Два взвода Гогишвили в установленное время выходили на связь. Доклады поступали неутешительные. Душманы и их заложники как в воду канули.
- Угораздило же их выехать без охраны, - сокрушенно вздыхал командир взвода связи лейтенант Птицын, который сидел сейчас за большим столом в кабинете Воронцова и вычерчивал график в журнале поступающих сообщений.
В углу ударили большие часы: "Дин-донн!" - пять. Эмалированный круг с римскими цифрами, под ним - медно отсвечивающий маятник за стеклянной дверцей. Подарок первого секретаря городского комитета НДПА. Два флажка - советский и трехцветный афганский - на специальной подставке для часов. Ухоженный кабинет был гордостью комбата.
- Иди узнай, Птицын, - сказал Воронцов, оторвавшись от своих мыслей, - может, какое сообщение есть.
Минут через пять Птицын вернулся.
- Все по-старому, - доложил он.
- Третий день - и все впустую, - в сердцах бросил Воронцов. Несколько раз он испытывал желание хлопнуть дверью кабинета и лично ринуться на поиски. Во главе роты.