- Борис, мой мальчик, надеюсь, вы понимаете, что мы здесь не на прогулке? Организуйте доставку продовольствия и позаботьтесь о том, чтобы приготовили горячий суп. За сегодняшний день придется израсходовать недельную норму продуктов. - Слушаюсь, - Вланович кивнул головой и сдвинул набок ушанку, чтобы лучше слышать зазвучавшую с севера канонаду. - Это что еще за чертовщина? Вис сказал задумчиво:
- Звук далеко разносится в чистом горном воздухе. Не правда ли, капитан?
- Простите, полковник...
- Это значит, мой мальчик, - проговорил Вис с явным удовлетворением, - что базе "мессершмиттов" в Ново-Дервенте в данный момент хорошо достается.
- Я не совсем понимаю... Вис терпеливо вздохнул.
- Когда-нибудь я сделаю из тебя настоящего солдата, мой мальчик. "Мессершмитты", Борис, - это истребители, вооруженные всевозможными мерзкими пушками и пулеметами. А что сейчас представляется идеальной мишенью для истребителей здесь, в Югославии?
- Идеальная мишень... - Вланович осекся и посмотрел на колонну. - Боже мой!
- Вот именно. Британские ВВС оттянули с итальянского фронта шесть эскадрилий своих лучших тяжелых бомбардировщиков - "ланкастеров" только для того, чтобы уважить наших друзей в Ново-Дервенте. - Он тоже сдвинул фуражку набок, чтобы лучше слышать. - Прилежно работают, верно? После того, как закончат, ни один "мессер" не сможет взлететь оттуда как минимум неделю.
Если, конечно, останется кому взлетать.
- Разрешите сказать, полковник?
- Разумеется, капитан.
- Есть и другие базы истребителей.
- Верно. - Вис запрокинул голову. - Видите что-нибудь?
Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой.
- Я тоже не вижу, - согласился Вис. - Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики.
- Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?
- Некий капитан Меллори, насколько мне известно.
- Капитан? Как и я?
- Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис, - мягко заметил Вис. - Дело не в звании, а в имени. Это Меллори.
- Никогда о нем не слышал.
- Все впереди, мой мальчик.
- Но зачем все это нужно этому самому Меллори?
- Спросишь у него сам сегодня вечером.
- Он будет вечером здесь?
- Будет. Если, - добавил он мрачно, - доживет.
Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.
- Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, - распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. - Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.
Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда. - Генерал сейчас подойдет, герр гауптман.
Нойфельд взял наушники и указал капралу на дверь. Тот поднялся и вышел из комнаты. Нойфельд занял его место и надел наушники. Через несколько секунд, услышав хриплый голос генерала, он машинально выпрямился.
- Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга.
- Вот как? - генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения.
Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца. - Интересно, очень интересно. Что еще?
Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок:
- Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе.
- Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? - Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил:
- Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре?
- Да, герр генерал.
- В таком случае мне надо немного подумать. Ждите.
Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде - линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от любопытных глаз брезентом и сосновыми ветками. Вид этих скрытых в лесу танков, авангарда двух бронетанковых дивизий помог Циммерману принять окончательное решение. Он взял в руки микрофон.
- Гауптман Нойфельд? Я разработал план действий. Прошу вас беспрекословно выполнять следующие инструкции...
Дрошный снял с головы параллельно включенные наушники и неуверенно спросил у Нойфельда:
- По-моему, генерал слишком многого от нас хочет. Вам не кажется?
Нойфельд отрицательно покачал головой.
- Генерал Циммерман всегда знает, что делает. Таких людей, как Меллори, ему ничего не стоит раскусить.
- Хотелось бы верить, - неуверенно произнес Дрошный.
Они вышли на улицу. Нойфельд сказал, обращаясь к радисту:
- Капитана Меллори ко мне. И сержанта Баера тоже.
Когда Меллори вошел к Нойфельду, Дрошный и Баер уже были там. Нойфельд был деловит и краток.
- Вас заберет самолет на лыжах. Только такой самолет способен приземлиться в этих чертовых горах. У вас есть несколько часов для сна. Мы отправимся не раньше четырех.
Вопросы есть?
- Где находится аэродром?
- На поляне, в километре отсюда. Что еще?
- Вопросов больше нет. Только если можно, поскорее. Вот и все.
- Вам не надо беспокоиться, Меллори, - прочувственно произнес Нойфельд. - Я сам мечтаю поскорее вас отправить. Вы для меня, честно говоря, как бельмо на глазу. И чем скорее вас здесь не будет, тем лучше.
Меллори понимающе кивнул и вышел. Нойфельд повернулся к Баеру:
- У меня к вам небольшое поручение, сержант. Небольшое, но очень ответственное...
Меллори медленно шел по территории лагеря, погрузившись в свои мысли. Когда он подходил к своему временному пристанищу, дверь барака открылась и оттуда появился Андреа, окутанный сигарным дымом. Не произнеся .ни слова и сердито нахмурившись, он прошел мимо Меллори. Из комнаты слышались звуки гитары.
Петар, как обычно, наигрывал югославскую версию "Покинутой любви". Видимо, это была его любимая песня. Когда Меллори вошел, Мария, Рейнольдс и Гроувс тихо сидели рядом, Миллер лежал в спальном мешке с неизменным томиком стихов в руках.
Меллори кивнул головой в сторону двери.
- Что-то расстроило нашего друга. Миллер усмехнулся и, в свою очередь, кивнул на Петара.
- Он опять играет любимую мелодию Андреа. Меллори усмехнулся и повернулся к Марии.
- Попросите его прекратить пение. Сегодня днем мы улетаем, и нам необходимо выспаться.
- Можем поспать в самолете, - хмуро сказал Рейнольдс. - Или когда прибудем в конечный пункт своего назначения, где бы он ни был.
- Нет, спите сейчас.
- Почему именно сейчас?
- Почему сейчас? - Меллори рассеянно посмотрел куда-то вдаль и тихо произнес:
- Потому, что другого случая может и не быть.
Рейнольдс удивленно взглянул на него. Впервые в его взгляде не было враждебности и недоверия. Только любопытство и что-то похожее на понимание.
На плато Ивеничи колонна продолжала неумолимо двигаться вперед, но назвать ее колонной солдат язык не поворачивался.
Они вообще не походили на человеческие существа. Доведенные до крайнего истощения, с перекошенными от напряжения лицами, они медленно продвигались, автоматически переставляя затекшие непослушные ноги, словно зомби - вставшие из могил мертвецы.
То тут, то там кто-нибудь спотыкался и падал, чтобы уже не подняться больше. Его оттаскивали в сторону, к остальным бедолагам, которых заботливые партизанки пытались привести в чувство. Они растирали отмороженные конечности и вливали в горло ослабших товарищей щедрые порции горячего супа и крепкой ракии.
Капитан Вланович повернулся к полковнику Вису. Лицо его исказило страдание, голос был хриплый и глухой.
- Это безумие, полковник, безумие! Вы сами видите, что это невозможно. Нам никогда не успеть. Взгляните - за первые два часа выбыли из строя двести пятьдесят человек. Кислородное голодание, холод, колоссальные физические нагрузки... Это безумие.
- Сама война - безумие, - спокойно заметил Вис. - Дайте радиограмму. Нам потребуется еще пятьсот человек.
Глава 8
Пятница. 15.00-21.15
Решающий момент наступил, Меллори знал это. Он взглянул на Андреа, Миллера, Рейнольдса и Гроувса и понял, что им это тоже ясно. На их лицах, как в зеркале, отражались его собственные ощущения: крайняя степень напряжения, готовность в любую секунду взорваться и перейти к решительным действиям.
Подобный момент истины наступал всегда, срывая с людей все наносное. Тогда становилось ясно, кто чего стоит. Он надеялся, что Рейнольдс и Гроувс проявят себя с лучшей стороны. О Миллере и Андреа беспокоиться не приходилось - слишком хорошо они знали друг друга. Миллер, когда, казалось, все потеряно, был способен на невозможное. А обычно благодушно настроенный Андреа превращался в совершенно другого человека - невероятную комбинацию холодного рассудка и беспощадной стремительной силы.
Меллори никогда прежде не доводилось встречаться с подобным феноменом. Когда Меллори заговорил, голос его звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно.
- Мы отправляемся в четыре часа. Сейчас три. Если повезет, захватим их врасплох. Все ясно? Рейнольдс спросил неуверенно:
- Вы хотите сказать, что если что-нибудь сорвется, нам придется применить оружие?
- Вам придется стрелять. И стрелять наверняка. Вы должны убивать. Это приказ, сержант.
- Бог свидетель, - сказал Рейнольдс, - я не могу понять, что происходит. - По выражению его лица было понятно, что он уже отчаялся разобраться в ситуации.
Меллори и Андреа вышли из барака и небрежной походкой направились к резиденции Нойфельда. Меллори сказал:
- Если не мы их, то они нас, понимаешь?
- Понимаю. А где Петар и Мария?
- Может быть, спят? Они вышли из барака пару часов назад.
Мы заберем их позже.
- Как бы поздно не было... Они очень рискуют, старина Кейт.
- Что можно поделать, Андреа? Последние десять часов я только об этом и думаю. Это непомерный риск, но я вынужден пойти на это. В случае необходимости ими придется пожертвовать, Андреа. Ты же понимаешь, что для меня значило бы открыть сейчас карты.
- Еще бы, - тяжело произнес Андреа. - Это был бы конец всему.
Они вошли к Нойфельду, не постучавшись. Он сидел за столом рядом с Дрошным и, увидев их, раздраженно взглянул на часы.
- Я же говорил в четыре, а сейчас только три.
- Перепутали, - извинился Меллори, закрывая дверь. - Прошу без глупостей.
Нойфельд и Дрошный глупить не собирались. Вряд ли можно решиться на необдуманный поступок под дулами двух "парабеллумов", с заботливо прикрученными глушителями. Они так и продолжали сидеть, не двигаясь с места, только лица их побелели. Нойфельд первым нарушил молчание:
- Я виноват, что недооценил вас...
- Спокойно. Людям Брозника удалось обнаружить, где вы содержите четверых английских связных. Нам приблизительно известно, где они находятся. Вы знаете это точно. Сейчас вы нас туда отведете. Немедленно.
- Сумасшедшие, - уверенно заключил Нойфельд.
- Нам это и без вас известно. - Андреа зашел за спину Нойфельду и Дрошному, вынул у них пистолеты из кобуры, опорожнил магазины и положил их на прежнее место. Потом проделал ту же операцию с двумя стоящими в углу "шмайссерами" и положил их на стол перед Нойфельдом и Дрошным.
- Прошу вас, джентльмены, - любезно сказал Андреа. - Вооружены до зубов. Дрошный злобно процедил:
- А если мы откажемся идти с вами? От любезности Андреа не осталось и следа. Он неторопливо обошел вокруг стола и с такой силой ткнул глушителем пистолета Дрошному в зубы, что тот застонал от боли.
- Не надо... - голос Андреа звучал почти умоляюще, - не надо меня дразнить, пожалуйста.
Дрошный решил не испытывать судьбу, Меллори подошел к окну и выглянул наружу. Недалеко от барака Нойфельда стояло около дюжины четников. Все они были вооружены. В дальнем конце лагеря виднелась конюшня. Двери ее были раскрыты настежь. Это означало, что Миллер и двое сержантов заняли позиции.
- Пройдете по территории лагеря к конюшне, - сказал Меллори. - Ни с кем не заговаривать, никаких предупреждений или условных сигналов не давать. Мы следуем за вами в десяти шагах.
- В десяти шагах? Что же нам мешает нарушить уговор, в таком случае? Ведь вы не решитесь держать нас на прицеле у всех на виду.
- Это верно, - согласился Меллори. - С того момента, как вы откроете эту дверь, на вас будут нацелены три "шмайссера" из конюшни. Одно лишнее движение, повторяю, одно движение, и вы будете перерезаны очередью надвое. Вот почему мы предпочитаем держаться подальше. Мы не хотим, чтобы нас заодно прихватило.
По сигналу Андреа Нойфельд и Дрошный, нахмурившись и не произнеся ни слова, повесили автоматы на плечи. Меллори оценивающе осмотрел их и сказал:
- Я думаю, вам надо переменить выражение лиц. Легко догадаться, что вы не в лучшем расположении духа. Если вы покажетесь в дверях с такими кислыми рожами, Миллер пристрелит вас раньше, чем вы успеете сойти с крыльца. Поверьте мне, я знаю, что говорю.
Видимо, они поверили, потому что, когда Меллори открыл дверь, их лица приняли почти нормальное выражение. Они сошли с крыльца и направились через весь лагерь, к конюшне. Когда они были на полпути, Андреа и Меллори двинулись вслед за ними. Пару раз они ловили на себе любопытные взгляды, но никто ничего не заподозрил. Переход к конюшне закончился без приключений.
Спустя две минуты так же спокойно им удалось выехать за территорию лагеря. Нойфельд и Дрошный, как и полагалось в таком случае, ехали впереди остальных. Дрошный выглядел особенно воинственно, вооруженный автоматом, пистолетом и неизменными кривыми кинжалами за поясом. Следом за ними пристроился Андреа, у которого, судя по всему, что-то не ладилось с автоматом. Он внимательно его осматривал, держа в руках. При этом он ни разу не посмотрел в сторону Нойфельда и Дрошного. Но никому не приходило в голову, что стоит лишь слегка приподнять ствол "шмайссера" и согнуть лежащий на спусковом крючке палец, как пули изрешетят того и другого.
За Андреа следовали Меллори и Миллер. Им, как и Андреа, судя по их виду, было глубоко безразлично все происходящее.
Рассеянно глядя по сторонам, они сладко позевывали. Рейнольдс и Гроувс, замыкающие колонну, не могли похвастать столь же беззаботным видом. Их неподвижные лица и бегающие глаза выдавали крайнее внутреннее напряжение. Но их беспокойство оказалось напрасным. Все семеро благополучно выехали из лагеря, не навлекая на себя ни малейшего подозрения.
Более двух с половиной часов они взбирались в гору. Солнце уже клонилось к редеющим на западе соснам, когда они выехали на ровную поляну. Нойфельд и Дрошный остановили коней и подождали, пока остальные поравняются с ними. Меллори натянул поводья и пристально посмотрел на стоящее посреди поляны здание. Это был приземистый каменный блокгауз - основательный, массивный, с узкими зарешеченными окнами и двумя трубами на крыше. Над одной из них вился дымок.
- Это здесь? - спросил Меллори.
- Вопрос считаю излишним, - сухо ответил Нойфельд. В его голосе легко угадывалось раздражение. - Вы считаете, что я потратил столько времени, чтобы привести вас в другое место?
- Я бы не исключал такую возможность, - ответил Меллори.
Он еще раз внимательно посмотрел на дом. - Гостеприимное местечко.
- Склады боеприпасов югославской армии не предполагалось использовать в качестве шикарных гостиниц.
- Я тоже так думаю, - согласился Меллори. По его сигналу они двинулись по направлению к дому. Но не успели тронуться с места, как приподнялись металлические задвижки и в узких амбразурах стены блокгауза показались два автоматных ствола.
Семеро всадников на открытой поляне представляли собой идеальную мишень.
- Ваши люди начеку, - заметил Меллори, обращаясь к Нойфельду. - Но ведь для охраны такого помещения не требуется много людей. Сколько их там, кстати?
- Шестеро, - нехотя ответил Нойфельд.
- Если окажется, что их семеро, тебе крышка, - предупредил его Андреа.
- Шестеро, - повторил Нойфельд. Когда они подъехали ближе, автоматы исчезли. Очевидно, охранники узнали Нойфельда и Дрошного.
Амбразуры захлопнулись, тяжелая стальная дверь открылась.
В проеме двери появился сержант и почтительно отдал честь. Он был явно удивлен.
- Какая приятная неожиданность, гауптман Нойфельд, - сказал сержант. - Нас не предупредили о вашем визите.
- Передатчик в лагере временно вышел из строя. - Нойфельд жестом пригласил всех зайти внутрь. Андреа галантно предложил немецкому офицеру пройти вперед, для пущей убедительности переложив "шмайссер" в правую руку. Нойфельд вошел, за ним Дрошный и пятеро остальных.
Узкие окна пропускали так мало света, что зажженные керосиновые лампы выглядели вполне естественно. Едва ли не ярче ламп освещал комнату горящий в углу камин. Серые каменные стены производили унылое впечатление, но сама комната была на редкость хорошо обставлена: стол, стулья, два кресла, диван и даже ковер на полу. Из комнаты вели три двери, одна из которых была обита железом и закрыта на тяжелый замок. Вместе со встретившим их сержантом в комнате находилось трое вооруженных солдат. Меллори посмотрел на Нойфельда, который с трудом сдерживал ярость.
Обращаясь к охраннику, Нойфельд сказал:
- Приведите пленных.