Нет, моей бедной башке явно требовался отдых. Глаза начали слипаться, и я уже не смог дослушать перебранку между Марселой, Лаурой Вальдес, профессором Кеведо и доктором Энрикесом. Их голоса меня не тревожили, а лишь убаюкивали, становились все глуше и глуше… Меня снова потащило во тьму Пещеры Сатаны, туда, где я был четырнадцатилетним Майком Атвудом.
Как и в прошлый раз, новый "дурацкий сон" начался без долгой раскачки. Я-Атвуд сразу же очутился на смотровой площадке грота "Трон Сатаны". Все, о чем размышлял Баринов, лежа на койке в клинике "Сент-Николас", осталось где-то далеко-далеко в ином мире, ушло в глубины памяти, словно бы стерлось начисто (хотя это было вовсе не так!). Никаких "опознавателей", никаких жен, ни Сарториуса с Чудо-юдом для меня уже не существовало. Я лишь удивлялся тому, что учительница Тина Уильямс отчего-то не подгоняет меня вперед, не торопит уходить с площадки…
Дурацкий сон N 3 Дмитрия Баринова. Проклятая сумочка
Нет, мисс Уильяме никуда не провалилась, и Сатана ее не уволок. Она была тут же, на площадке, всего в трех ярдах от меня, но смотрела совсем в другую сторону, и луч света с ее каски шарил по пустынной площадке. Неужели ей тоже захотелось еще раз пощекотать себе нервы и бесплатно полюбоваться этим зловещим шоу?
- Мисс Уильямс, - позвал я, - мы же отстанем от ребят!
- Я потеряла сумочку, - проворчала она. - А ты почему не пошел со всеми?
Но в этот самый момент, когда я уже готовился выслушивать нотацию, с тайным желанием, чтобы мисс Уильяме увлеклась воспитательной работой и проругалась до начала нового сеанса, луч света с моей каски неожиданно высветил на площадке сумочку.
- Вот же она, мэм! - сказал я, подбежал к сумочке и, подобрав, отдал Тине.
- Спасибо, Майк! - Учительница торопливо открыла сумку и принялась просматривать, все ли на месте.
- Давайте не пойдем догонять наших, мисс Уильяме, - предложил я. - Мы ведь отстали. Еще и вправду заблудимся. Дождемся, когда подойдет следующая группа, а потом уйдем с ними…
Мисс Уильяме, усердно копавшаяся в своей сумке, разом прекратила это занятие и заторопилась.
- Вот еще! - возразила она. - Дай руку, и немедленно идем догонять группу! Меня уволят, если узнают, что я оставила детей без присмотра.
Вообще-то я давно считал, что все женщины - дуры. К тому же мне казалось, будто я уже вышел из возраста, когда меня надо водить за ручку, словно младенца. Но противиться Тине Уильямс было трудно - я ей едва доставал макушкой до плеча. Поэтому она сцапала меня за руку и прямо-таки потащила за собой в проход, куда несколько минут назад удалился шедший последним Дуг Бэрон.
Поначалу особых волнений я не испытывал. Впереди слышались голоса, виднелись отсветы фонариков. Неприятно было, конечно, что тащат за руку, как пятилетнего.
Тина шагала так быстро, что я с трудом за ней поспевал.
В это время в наушниках послышался голос Тэда:
- Мисс Уильяме, вы следите за хвостом колонны? Никто не отстал?
- Нет, нет! - поспешно ответила физичка, у которой, оказывается, был микрофон и передатчик в каске. - Все в порядке.
Но после одного из поворотов я заметил, что голоса ребят не слышны и отсветов фонарей больше не видно. И в наушниках, кроме треска, ничего не звучало. Ничего, кроме света двух наших ламп и мокрых камней со всех сторон, я не видел. Но мисс Уильяме, похоже, еще не понимала, что мы сбились с дороги, и, не сбавляя скорости, тащила меня за руку.
- Послушайте, мэм, - проныл я, - по-моему, мы не туда идем! Не обращая внимания на мой лепет, Тина потащила меня в какой-то очередной поворот. Световое пятно от лампы выхватило из темноты продолговатый и острый выступ, торчащий над головой.
- Мы здесь не шли, мисс Уильямс! - завопил я. - Скажите по радио Тэду, что мы отстали!
- Не болтай чепухи! - обрубила она. - Мы идем как надо! И мы прошли тем же курсом еще ярдов двадцать, прежде чем уперлись в тупик.
- Ну теперь-то вы поняли? - простонал я. - Мы заблудились!
- Не ной! - непреклонно проворчала учительница. - Подумаешь, чуть-чуть ошиблись. Немного не туда свернули. И она подтолкнула меня в обратном направлении.
Лишь протащив меня еще ярдов тридцать вниз по туннелю, она заволновалась:
- Мистер Джуровски, мы, кажется, заблудились! Конечно, он ее не услышал. Радиоволны в этом лабиринте гасли и глохли, уж она-то, как физик, должна была это знать. Тем не менее, упрямая дура еще минут десять повторяла свои вызовы в пустоту. Потом, когда ей это надоело, она опять набралась решимости и потащила меня в прежнем направлении. То есть вниз по широкому коридору.
- Этот ход, несомненно, промыт водой, - утверждала Тина, должно быть, чтобы подбодрить самое себя, - сейчас мы идем по сухому, но весной тут, должно быть, бежит ручей. Наверняка он где-то впадает в Стикс или в Море Плутона. Если мы выйдем к реке, то так или иначе выберемся!
- О, - с радостью вскричала через какое-то время мисс Уильяме, - я чувствую, что здесь заметно сырее! По-моему, мы приближаемся к воде!
Действительно, к воде мы вышли довольно быстро. Наклонный туннель уперся в подземную речку. Шум ее был совсем негромкий, она имела относительно спокойное течение. Текла она по довольно просторному руслу, но свод этого туннеля был намного ниже, чем у того, из которого мы только что вышли. Тина решительно повела меня вдоль берега, по уступу шириной не больше, чем полтора-два фута. Конечно, она пошла вниз по течению, должно быть, предполагая, что таким образом мы выйдем к озеру.
Еще через два десятка ярдов стало заметно, что уступ с нашей стороны туннеля просто-напросто исчезает. На другой стороне реки он оставался, но туда еще надо было перебираться.
Тина посмотрела вперед, потом на другой берег речки, после этого на камни, вокруг которых журчала вода и, обтекая их, неслась куда-то в бесконечную черноту туннеля.
- Посвети своей лампой на камни, - велела она, - я попробую перейти на тот берег. Как только я перейду, то начну светить себе, а ты перейдешь следом за мной.
В общем, она поставила ногу на один камень и шагнула на него с берега. Потом перенесла ногу на второй камень, опять шагнула. Сумочка, та самая, из-за которой мы отстали от группы, висела у нее на плече. Если б я был на ее месте, то перед тем, как переходить речку по камням, повесил бы сумку наискосок, чтоб ремень цеплялся за шею. Но она и здесь оказалась недальновидной.
Речка была шириной всего в семь-восемь футов, не больше. В отсветах фонаря мисс Уильямс я заметил чуть впереди, на том берегу, небольшую площадку и какую-то очередную дыру в скале. Мне даже померещилось, будто там, в той дыре, мигнул свет. Как-то непроизвольно я повернул голову в ту сторону и убрал свет своей лампы с третьего камня, на который собралась перебраться учительница.
- Ой! - взвизгнула она, испуганно дернулась, не видя, куда поставить ногу. При этом ремешок сумочки соскользнул с плеча, а сама сумочка шлепнулась в воду. Физичка сдуру попыталась ее подхватить, качнулась вправо, а ее нога, обутая в кроссовку, при этом не нашла опоры. Бултых!
Не знаю, что на меня нашло, но, увидев, как быстрое течение подхватывает визжащую от ужаса училку и уносит в темноту, я прыгнул за ней…
Взят под контроль
Из этого дурацкого сна я вылетел мгновенно, поскольку испытал замечательное освежающее действие подземной воды с температурой около десяти градусов по Цельсию. Нет, все-таки приятно иногда расстаться с чужим отрочеством и оказаться самим собой, 34-летним, хотя и лежащим на больничной койке. Ведь при пробуждении тебя ожидают не сырость и сквозняки подземного царства, а теплынь и кондиционированно-свежий воздух университетской клиники. Чуть-чуть, правда, отдающий больничным ароматом.
Судя по всему, медикам удалось меня отстоять, в смысле не отдать Марселе. Я даже догадался, что какую-то роль в этом сыграл "дурацкий сон", потому что заботливая Марсела, видать, не решилась беспокоить меня, спящего, и отложила похищение на более поздний срок. В палате, однако, у входной двери, появились мордастые ребятки в удивительно знакомой униформе. Нет, это были не московские омоновцы в асфальтовом камуфляже и не муниципалы в синих кепочках а-ля русская вспомогательная полиция при немецких оккупантах. Но униформу эту я раньше видел, хотя и давно. Память сбросила, выражаясь по-компьютерному, все впечатления от похождений Майка Атвуда и по-деловому закопошилась в своих архивах. И хоть не сразу, но докопалась: такую форму носили охранники виллы Куперов, которая располагалась где-то здесь, на Гран-Кальмаро. На самой вилле, в том самом розовом особняке, заделанном под испанскую колониальную архитектуру, мне бывать не доводилось. Тогда, тринадцать лет назад, яхта "Дороти" после бурных событий у острова Сан-Фернандо на несколько часов зашла в прилагавшийся к этой вилле частный порт. Мне припомнилась живописная бухта, разделенная каменным молом на "чистую" - для господского купания и "нечистую" - для стоянки хозяйского флота - половины. Вспомнился пирс, где стояли незабвенная яхта "Дороти", декоративный парусник "Си Игл", вооруженный зенитками сухогруз "Айк", переделанный из боевого фрегата, и целая куча мелких прогулочных суденышек. А на пирсе впечатляюще смотрелись мордоворотики в серой униформе с "магнумами" в открытых кобурах.
Вот такие появились теперь и у меня в палате. После недолгих логических рассуждений я допер, что раз покойный - хотя в этом я чуточку сомневался - Браун-Атвуд стал совладельцем компании Куперов, а позже и контрольный пакет выкупил, то вполне мог прибрать к рукам и бесхозную гран-кальмарскую недвижимость. То есть весьма возможно, что она со всеми прибамбасами (в том числе и с охраной) теперь записана на Марселу. Поэтому мордоворотики приглядывают тут за моей безопасностью. И ежели профессору Кеведо с подручными от большой тоски по маме захочется меня спровадить на Акулью отмель, а сеньора Лаура сумела убедить Марселу, что такая опасность вполне реальна, то данные мальчики должны защищать меня, не щадя живота. По-научному это называется "взять ситуацию под контроль".
Кроме мордоворотов, мой покой берегла сестра Сусана. Она, бедняжка, не без опаски поглядывала на гориллоподобных мулатов, вполне способных при желании поиграть ею в пляжный волейбол. Но судя по всему, эти самые малыши были отменно вышколены и знали, что на службе положено, а что нет. Конечно, если б им отдала такой приказ миссис Браун, они бы не только в волейбол, а и в футбол сыграли любым человеком. Потому как приказ.
Но самого главного "слона" я спервоначалу и не приметил. Оказывается, в двух шагах от моей койки была установлена комфортабельная раскладушка с водяным матрасиком, на котором мирно посапывала Марсела. Вокруг раскладушки была развернута старинного образца китайская ширма из бамбуковых лучинок и зеленого шелка с вышитыми гладью ало-золотистыми языкатыми драконами. Ширма стояла буквой "L", должно быть, чтоб охранники не наблюдали хозяйку в неглиже. Зато с раскладушки очень хорошо просматривались дежурный стол, где печально кемарила сестра Сусана, и, само собой разумеется, моя койка. В общем, ситуация была взята под двойной контроль.
Едва я зашевелился, как Марсела тут же проснулась - скорее всего, она и не спала вовсе, а придремывала. Пружинисто вскочила, показав мне немножко своей приятной и аппетитной смуглявости, а затем быстренько влезла в узковатые белые брючки и безрукавочку. Бедняжка все еще не могла привыкнуть к своим новым объемам.
- Доброе утро! - сказала она, ослепив меня, увы, уже не собственными, а фарфоровыми зубками. - Как спалось, Анхелито?
- Прелестно, - ответил я, соображая, с чего это она меня опять в Анхеля перекрещивает. Впрочем, "Анхелито" можно было перевести и просто как "ангелочек", а такое обращение от любящей супруги было вполне терпимо.
- Хочешь кушать? - заботливо спросила Марсела и, не успел я утвердительно кивнуть, выдернула из-под своей подушки маленький сотовый телефон.
- Что будешь есть? - справилась она.
- Я не знаю, - пришлось пробормотать, - что мне можно, а что нельзя…
- Доктор Энрикес сказал, что объективных противопоказаний он не видит. У тебя все в порядке с пищеварительным трактом, печенью и даже почками. Разве что с крепким кофе просил не экспериментировать. Правда, он взял с меня расписку, что за все нарушения режима, существующего в клинике, которые могут повредить твоему самочувствию, я беру ответственность на себя.
Меня это очень утешило, и я сказал.
- Ну, если так, то я не отказался бы от хорошей отбивной с жареной картошкой…
- О'кей! - Марсела ухватилась за телефон и голосом, не терпящим возражений, стала раздавать ЦУ насчет моего кормления. Я даже запомнить не успел все, что она приказала доставить.
- Через четверть часа все будет здесь, - доложила Марсела.
- Так быстро? - удивился я, но она этого словно бы и не услышала. Ее заботили, как я понял, совсем другие проблемы.
- Сегодня я тебя вытащу отсюда! - клятвенно пообещала Марсела. - Какие сволочи эти докторишки! Они, видишь ли, потребовали, чтобы твоя личность была установлена через американского консула, который должен проверить твое гражданство, установить законность твоего выезда из Штатов и учинить еще целую кучу формальностей, от которых у меня голова кругом идет. Мой адвокат сеньор Ховельянос уже начал мучиться со всем этим…
- Ховельянос? - услышал я знакомую фамилию. - Харамильо?
- Ты его знаешь? - удивилась Марсела. - Я ведь наняла его всего два месяца назад.
- По-моему, он раньше был адвокатом у некоей Эухении Дорадо, которая занималась астрологией, предсказаниями и прочим шарлатанством.
- Совершенно верно! Я и забыла, что ты посещал эту старушенцию. Так вот, с тех пор, как она пропала - утверждают, что ее похитили колумбийские мафиози, - ее дело перешло к дону Ибаньесу…
- Он же Доминго Косой, - припомнил я удивительно легко.
- Друзья его так и называют, - улыбнулась Марсела. - Ховельянос у него проработал полтора года, а потом уволился. Не сошелся характером с главным юрисконсультом фирмы…
- Не сеньором Салинасом, случайно? - И это имя выпрыгнуло из памяти без особых проблем.
- Естественно. Ну а мне, поскольку я всерьез решила заняться твоим поиском, нужен был юрист, хорошо знающий местную обстановку и законы. Я ведь на Хайди не была целую вечность. С самой революции. А тут все так изменилось, ужас! Раньше тысяча песо считалась огромной взяткой, а сейчас тысяча долларов устроит разве что какого-нибудь клерка.
- Тебе что, пришлось давать взятки?
- Конечно, в некоторых случаях пришлось. С тех пор, как президент Соррилья проиграл выборы 1994 года, и республиканская национальная партия оказалась в заднице, пришедшие к власти демократы так обнаглели…
- Понятно, - вздохнул я, - демократы, известное дело… Я почуял, что на меня пахнуло историей. Надо было срочно вспоминать, что мы с Чудо-юдом и компанией провернули на Хайди в августе 1994-го. Марсела тут была плохой помощницей. Она ведь искала законного мужа, а не покойного брата. Совпадение моей личности с обоими гражданами было чревато неприятностями, которые надо было хорошенько предугадать. Но лезть к Марселе с дурацкими вопросами насчет того, не было ли у нее каких-либо сложностей по линии родного братца Анхеля Родригеса, представлялось несвоевременным. Поэтому я решил сперва заслушать отчетный доклад Марселы, а уж потом вспоминать все остальное - и желательно не вслух.
Слава Богу, Марсела так жаждала пересказать мне героическую историю своих розысков, что даже не стала задавать вопросов насчет того, при каких обстоятельствах я потерялся.
- Боже мой, - вздохнула она, - два года! Целая вечность! Если б ты только знал, как я переживала! А как страдали дети! Папа сказал, что уезжает на две недели по делам, а на самом деле не появляется ни через месяц, ни через два…
- Так получилось, - сказал я как можно более виноватым тоном. Хотя точно знал, что я лично перед Марселой ни в чем не виноват. А вот перед настоящей супругой, перед Хрюшкой Чебаковой, чем-то очень серьезно провинился. Правда, пока еще не очень вспомнил, чем именно. Слишком много всего в памяти закрутилось, и давнего, и недавнего, и дальнего, и ближнего.
- Сначала я отправила запрос в наше консульство на Ямайке. Ведь ты же уехал туда, верно?
Я молча кивнул, хотя на Ямайке последний раз был проездом все в том же 1983 году, когда пересаживался с грузового "С-130" на пассажирский "Боинг-737". Именно оттуда мы полетели на одном самолете, я и Марсела. А вот Киска и все прочие - на том, что потом пропал. Что делал на Ямайке Браун-Атвуд, моя память не сохранила. Даже представления не имел, был он там на самом деле или нет.
- И знаешь, какой ответ они мне дали? - с явным возмущением произнесла Марсела. - Эти чиновники заявили, что ты туда вообще не приезжал.
В это я был готов поверить. Я-то точно на Ямайке не был в то время.
- Тогда я отправилась в госдепартамент и стала уточнять, куда ты выехал. Оказалось, что в Никарагуа. Туда поехали наши представители, которые уточнили: да, ты там был. Но в начале июля уехал в Италию.
Вот те на! Это уж совсем лихо. Нет, Италию совершенно не помню, никогда не был.
- В Италии у нас свое представительство. Там никто тебя не видел и понятия не имел, что ты был в этой стране.
Резонно. Я насчет этого представительства тоже понятия не имел.
- Пришлось обратиться в частное сыскное агентство и искать тебя по внешним приметам, так как кто-то предположил, что ты мог проживать в Италии под чужим именем. Они мне и доложили, что в начале августа ты выехал на Хайди. При этом утверждали, будто ты был замечен среди группы сельскохозяйственных рабочих из Восточной Европы и Азии, нанятых неким Феликсом Феррерой, владельцем того самого участка земли, на котором стояла асиенда "Лопес-23".
- Та, где мы познакомились… - вздохнул я, вспомнив, как гулял по
маисовому полю, где брат-близнец диктатора Лопеса пытался поиметь Марселу в экзотической обстановке. Очень запомнилась дикая перестрелка в спальне, когда выдохшаяся, но еще горяченькая пуля шлепнулась мне за шиворот. Как меня тогда не угробили в "окопе" из кресел и пуфиков, самым прочным элементом которого была мраморная крышка ночного столика? Может, потому, что я строчил оттуда, сидя верхом на Марселе, завернутой в простыню и напустившей от страха лужу? Эх, были ж когда-то времена!