* * *
На стене гостиной в квартире на Кенсингтон Палас Гарденз висела прекрасная картина Писсарро. Монтера разглядывал ее, держа в руке стакан бренди.
Габриель вышла из спальни, расчесывая волосы. На ней был старый халат, очевидно мужской, и слишком большой для нее.
- Это Писсарро в оригинале, или мои глаза меня обманывают? - спросил Монтера.
- Боюсь, что мой отец богат до неприличия, - ответила Габриель. - Электроника, вооружение и все такое прочее. Он живет в Марселе и иногда присылает мне подарки.
Он помолчал, потом сказал серьезно:
- Я думаю, глупо надеяться, что такая девушка, как вы, смогла дожить до двадцати восьми лет без осложнений. Вы замужем? Я не ошибаюсь?
- Разведена.
- А, понятно.
- А вы?
- Моя жена умерла четыре года назад. От лейкемии. Наша семья довольно консервативная, и поэтому моя мать сама выбирала мне невесту. Вот так. Она была дочерью друга семьи.
- Достойная пара для Монтеры?
- Точно. У меня есть десятилетняя дочь, Линда. Она живет у бабушки. Я не очень хороший отец. Слишком нетерпелив.
- Не могу этому поверить.
Они стояли совсем рядом. Он вдруг обнял ее и прикоснулся губами к ее щеке.
- Я люблю вас. Не спрашивайте, как это получилось, но это правда. Я никогда не встречал женщины такой, как вы.
Он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, но в следующий момент мягко отстранила его. В ее глазах промелькнуло что-то странное, похожее на страх.
- Пожалуйста, Рауль, не надо. Не сейчас.
Он нежно взял ее за руку и кивнул.
- Конечно. Я понимаю. Можно мне позвонить вам утром?
- Да, позвоните, пожалуйста.
Он отпустил ее, взял свой плащ и пошел к двери. Здесь он взглянул на нее и улыбнулся немного виноватой улыбкой. Габриель подбежала к нему и положила руки на плечи.
- Вы были так добры ко мне. Я к этому не привыкла. Очень мало таких мужчин, как вы. Но дайте мне немного времени.
- Сколько хотите. - Он опять улыбнулся. - С вами я чувствую себя таким нежным, что сам удивляюсь.
Дверь за ним тихо закрылась. Габриель прислонилась к ней спиной, переполненная такой радостью, какой никогда раньше не испытывала.
Как только Монтера сел в свою посольскую машину, водитель завел мотор и уехал. Мгновение спустя из парадного на противоположной стороне улицы вышел Тони Вильерс. Он закурил сигарету, посмотрел вслед машине, потом - на окна квартиры. Свет в окнах погас. Он постоял несколько секунд, затем повернулся и зашагал прочь.
* * *
Бригадир Чарльз Фергюсон сидел на кровати, опершись спиной о груду подушек. Он работал, просматривая какие-то бумаги. Зазвонил красный телефон. Это была прямая связь со службой безопасности, штаб которой размещался в лондонском Уэст-Энде, в большом красно-белом здании без всяких вывесок, недалеко от отеля "Хилтон".
- Фергюсон слушает.
В трубке послышался голос Гарри Фокса:
- Получено шифрованное сообщение из Вашингтона, сэр, из ЦРУ. Кажется, они считают, что аргентинцы собираются нанести удар по Фолклендским островам в ближайшие дни.
- Неужели? А что говорят в нашем Министерстве иностранных дел?
- Они думают, что это провокация, сэр.
- Вот как? От Габриель ничего не слышно?
- Пока нет.
- Интересная мысль, Гарри. Рауль Монтера - один из лучших летчиков в Аргентине. У него есть настоящий боевой опыт, а таких у них не много. Если они собираются что-то начать, его отзовут домой.
- Еще умнее в таком случае оставить его в Лондоне.
- Верно. Ладно, увидимся утром. Если до полудня ничего не услышим от Габриель, я сам позвоню ей.
Он положил трубку и вернулся к своим бумагам.
Глава 4
Когда на следующее утро Монтера, в джинсах и летной куртке из черной кожи, явился к Габриель, она только что вышла из ванной и была в том же самом старом халате. Часы показывали только восемь, но он не мог больше ждать.
- Это неофициальный визит, - пояснил он, показывая на свой наряд.
Она поцеловала его в щеку и потрогала крестик, который висел у него на шее на тонкой цепочке.
- Ты выглядишь роскошно.
Она говорила по-английски, и Монтера ответил на том же языке:
- Роскошно? По-моему, это неподходящее слово для мужчины.
- Роскошно! - повторила она с шутливым упрямством. - И не спорь со мной. Я хочу выйти прогуляться. Пойдем через Кенсингтонский сад, потом зайдем в "Харродз". Мне надо кое-что купить.
- Отлично!
Он закурил и сел в кресло, просматривая утреннюю газету, пока она одевалась. Он нашел отчет о вчерашнем заседании парламента, где премьер-министру задавали вопросы о Фолклендских островах. Монтера с интересом углубился в чтение и поднял голову только тогда, когда Габриель вышла из своей комнаты.
В желтой футболке, туго обтягивающей грудь, в белой юбке выше колен и в коротких ковбойских сапожках на высоком каблуке, она выглядела удивительно молодой и свежей. Солнечные очки утопали в ее пышных светлых волосах.
- Идем? - спросила она.
- Конечно. - Он встал и открыл перед ней дверь. - Ты полна сюрпризов. Кто-нибудь говорил тебе это?
- Очень часто.
* * *
Толпа в Кенсингтонском саду была весьма пестрой. Арабы и азиаты всех мастей перемешались с британцами. Люди сидели на траве, прогуливались по дорожкам, мальчишки играли в футбол на поляне. Большинство мужчин провожало Габриель восхищенными взглядами.
Она взяла Рауля под руку.
- Ответь мне на одни вопрос: зачем ты летаешь?
- Это моя работа.
- Но ты, наверное, очень богат. Все знают, что в аргентинских военно-воздушных силах полно аристократов. Ты мог бы делать все, что захочешь.
- Попробую объяснить, - ответил он. - У меня был дядя Хуан, брат моей матери. Сказочно богатый человек. Он происходил из старейшей мексиканской семьи, но с самого детства питал лишь одну страсть.
- Женщины?
- Да нет, я серьезно говорю. Бой быков. И он все-таки стал тореро, профессиональным бойцом. Для семьи это явилось величайшим позором, потому что в тореро обычно идут цыгане или бедняки.
- И что же?
- Однажды, мальчишкой, я сидел с ним, когда он наряжался в свой костюм перед выходом на арену в Мехико. Я насчитал на его теле девять шрамов от рогов. Я спросил: "Дядя, у тебя все есть - титул, деньги, власть, а ты выходишь сражаться с быками. Каждую неделю ты рискуешь своей жизнью. Зачем это тебе?"
- И что он ответил?
- Он сказал: "Такой уж я есть. Просто это единственное, что мне хочется делать". Со мной то же самое. Я хочу летать, вот и все.
Она дотронулась до шрама на его щеке.
- Но ведь ты мог бы погибнуть!
Он усмехнулся.
- Тогда я был моложе. Глупее. Я верил в свободу, справедливость и тому подобную чушь. Сейчас я стал старше. Ничего уже не осталось.
- Ну, это мы еще посмотрим!
- Это обещание?
- Да так… А что случилось с твоим дядей?
- Однажды он все-таки угодил быку на рога и погиб.
Габриель вздохнула.
- Ужасно!
Она крепче схватилась за его руку. Они вышли из сада и пошли по Кенсингтон-роуд.
- Боюсь показаться бестактным, - сказал он, - но ты выглядишь сегодня очень соблазнительно. Ты специально так оделась?
- А как ты думаешь? - ответила она вопросом на вопрос.
- Я думаю, в этом есть определенная цель.
Габриель пожала плечами.
- Не знаю. Какое это имеет значение? Возможно, иногда хочется быть соблазнительной.
Он остановился и взглянул на нее.
- Ты - самая красивая женщина из всех, которых я видел в своей жизни. Несмотря на этот легкомысленный наряд.
- Очень мило с твоей стороны.
- Я вот о чем подумал: принимаешь ли ты сегодня просителей с предложением руки и сердца? Или сегодня неприемный день?
Габриель вдруг помрачнела и потупилась.
- Не надо, Рауль, это не смешно. Совсем не смешно!
Он нежно поцеловал ее.
- Неужели ты не видишь, как я люблю тебя? Для меня это вполне серьезно. Я не шучу.
У нее в глазах появились слезы.
- О Боже! - прошептала она. - Я терпеть не могу мужчин, но ты не такой, как другие. Такого, как ты, я еще никогда не встречала.
Монтера остановил проезжавшее мимо такси.
- Зачем это? - удивилась Габриель. - Куда мы едем?
- Домой, - ответил он. - На Кенсингтон Палас Гарденз. Какой замечательный адрес, как раз рядом с русским посольством!
Они лежали в постели рядом, глядя, как колышется белая занавеска под легким ветерком из приоткрытого окна. Монтера подумал, что много лет он не чувствовал себя так хорошо и спокойно.
На маленьком столике рядом с кроватью стоял кассетный магнитофон. Габриель включила его, и чудесный голос Эллы Фицджеральд запел: "Наша любовь останется с нами навсегда".
- Это для тебя, - сказала она.
- Ты - прелесть!
Он поцеловал ее в лоб. Она замурлыкала от удовольствия. Потом перевернулась на живот и вздохнула.
- Как хорошо было! Может, еще раз попробуем?
- Дай мне хоть отдышаться!
Она засмеялась:
- Бедный ты мой старичок! Устал? Дай я на тебя посмотрю.
Она внимательно изучала его лицо своими зелеными глазами, будто старалась запечатлеть его образ в памяти навсегда.
- Расскажи мне, откуда у тебя этот шрам.
Монтера пожал плечами.
- Я летал с острова Фернандо-По в Порт-Харкорт в Биафре во время гражданской войны в Нигерии. Мы летали на "Дакотах" обычно ночью, но в тот раз мне пришлось лететь днем. Им срочно понадобились медикаменты. Шел дождь, настоящая гроза. Ко мне прицепился русский "МиГ". Летчик был египтянин, как я потом узнал. Он просто расстреливал меня, как живую мишень. Через несколько секунд трое из моего экипажа оказались убиты. Тогда я и получил вот это. - Он коснулся пальцем своего шрама.
- А что потом?
- Опустился до пятисот футов. Когда он следующий раз зашел мне в хвост, я опустил закрылки, "тормознул". "Дакота" почти повисла в воздухе.
- А "МиГ"?
- У него не осталось пространства для маневра. Он перелетел меня и врезался в джунгли.
- Ты молодец!
Она провела пальцами по его губам. Монтера сонно пробормотал:
- Я хочу быть честным с тобой до конца, понимаешь? Я еще никогда ни с кем этого не чувствовал. Я бы хотел отдать тебе всего себя.
У Габриель защемило в груди, потому что она-то обманывала его. Ей все же удалось улыбнуться.
- Не беспокойся ни о чем. Усни. У нас еще целый день впереди.
- Нет, ты ошибаешься. У нас впереди целая жизнь. - Он улыбнулся. - Я всегда любил ночной город. Молодым я часто гулял ночью по Парижу, Лондону или Буэнос-Айресу. В ночном городе есть что-то волшебное. Кажется, что в конце улицы тебя ждет что-то совершенно необыкновенное.
- Что ты имеешь в виду?
- Мне уже сорок пять. В июле стукнет сорок шесть. Как долго ты шла ко мне! Но все же пришла наконец. Я не спросил, какой у тебя знак Зодиака?
- Козерог.
- Ужасная комбинация. Лев и Козерог. Совершенно безнадежно.
- Так уж безнадежно?
Она поцеловала его, и через мгновение он уже спал.
Габриель стояла у окна, смотрела на сад и думала о Рауле. В гостиной зазвонил телефон. Она торопливо вышла в другую комнату и взяла трубку. Это был Фергюсон.
- Привет, Габриель! Какие у нас новости?
- Никаких.
- Он сейчас с вами?
Габриель вздохнула.
- Да. Спит в другой комнате.
- Обстановка накаляется. По всем признакам, они готовятся к нападению. Вы уверены, что он остается в Лондоне?
- Да. Абсолютно уверена.
- Отлично. Я еще позвоню потом.
Габриель положила трубку. В этот момент она ненавидела Фергюсона так, как никого другого в своей жизни. Рауль Монтера вдруг резко вскрикнул. Она бросилась в спальню.
Этот сон был таким реальным, каких он еще никогда не видел. Он летел в самолете, который превратился в решето. В фюзеляже зияли огромные дыры. Он даже слышал, как дребезжат оторванные куски обшивки, и чувствовал запах горящего масла и дыма. В панике он пытался открыть плексигласовый колпак, но не мог.
- Боже милостивый, не дай мне сгореть! - шептал он.
Колпак наконец слетел. Его пальцы были в крови. Он начал выбираться из кабины, но его вдруг накрыла большая черная тень. Он поднял голову и увидел огромного орла, который стремительно пикировал на него, выпустив острые блестящие когти. Еще мгновение - и когти вонзятся в его тело. Он закричал от ужаса и проснулся. Над ним склонилась Габриель.
* * *
Они сидели вдвоем в большой ванне, друг против друга, и пили чай из тонких фарфоровых чашек. Монтера курил сигарету.
- Чай превосходный, - сказал он.
- Для тебя чай намного полезнее, чем кофе.
- Все, с этого момента кофе для меня не существует.
- Орел снижается. Остается сделать только одно.
- Что именно?
- Ты сам сказал. Опустить закрылки, "тормознуть". Даже орел может промахнуться.
- Великолепно! Из тебя получился бы отличный летчик. - Он встал и потянулся за полотенцем. - Что будем делать дальше?
- Я бы еще раз хотела посмотреть этот спектакль - "Кошки".
- Билеты достать невозможно. - Монтера стал одеваться.
- Считай, что это вызов тебе.
- Принимаю. А потом - ужин, хорошо?
- Хорошо. У "Дафны". Сегодня мне хочется французской кухни. И закажи отдельную кабинку.
- Как вам будет угодно, сеньорита, - галантно ответил он по-испански.
Когда Монтера надевал свою летную куртку, из кармана выпал бумажник. Среди высыпавшихся из него бумаг оказалась небольшая фотография. Габриель подняла ее. На снимке была женщина, сидевшая на стуле с прямой спинкой. Тщательно причесанные волосы, несколько надменное лицо аристократки. Рядом с ней стояла высокая девочка в белом платье, с большими черными глазами.
- Какая красивая! - воскликнула Габриель. - Она похожа на тебя. А с твоей мамой, кажется, трудно иметь дело.
- Трудно иметь дело с доньей Еленой де Монтерой? О нет! Не всегда. Только в большинстве случаев.
- Ладно, отправляйся! - Она собрала выпавшие бумаги, сложила их обратно в бумажник и протянула ему. - У меня еще много дел.
Он улыбнулся, шагнул к двери, но остановился. Когда он обернулся, улыбки уже не было. Он смотрел на нее серьезно и даже чуть-чуть печально. Габриель подумала, что он какой-то беззащитный в своей черной рубашке с расстегнутым воротом и в старенькой кожаной куртке.
- Ты в самом деле выглядишь роскошно, - сказала она.
- Я полжизни провел в воздухе, но ничего там не нашел.
- Теперь у тебя есть я.
- Да, и вот что я хочу тебе сказать… - Рауль опустился на одно колено рядом с ванной. - Как ты думаешь, не согласилась бы ты выйти замуж за одного немолодого летчика, который считает, что стал слишком стар, чтобы летать, и поэтому отличается несносным характером?
В ее глазах появились слезы. Она поцеловала его, потом оттолкнула от себя.
- Ну иди же! Отправляйся!
- Иду. - Монтера достал из бумажника фотографию. - Оставь ее у себя.
Дверь за ним закрылась. Габриель осталась одна. Из ее глаз катились слезы. Она думала о Фергюсоне и желала, чтобы он умер.
* * *
Фергюсон сидел за столом у себя в квартире на Кавендиш-сквер вместе с Фоксом, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Вильерс, оттолкнув в сторону Кима, прежде чем тот успел доложить о нем.
- А, Тони, дорогой мой, ты, кажется, чем-то возбужден? - добродушно спросил Фергюсон.
- Что происходит между Габриель и этим аргентинцем Монтерой? - выпалил Вильерс. - Я следил за ним вчера вечером, так что не пытайтесь ничего отрицать. Она что, работает на вас?
- А это не твое дело, Тони, - ответил Фергюсон так же добродушно. - Да и она тоже теперь не твоя.
Вильерс закурил и подошел к окну.
- Ладно, я понял. Но могу я хотя бы поинтересоваться? В прошлый раз, когда она делала для вас работу в Берлине, ее чуть не утопили в канале.
- Но ведь не утопили же, - возразил Фергюсон. - А все потому, что ты, мой дорогой Тони, появился вовремя, как всегда. Но с Монтерой - это так, мелочи. Она просто постарается достать кое-какую полезную информацию о положении в районе Фолклендов, вот и все.
- Каким образом, уложив его с собой в постель?
- Тебя это не касается, Тони. Тебе и без того есть о чем побеспокоиться. Я для тебя припас более важную новость.
Гарри Фокс протянул ему через стол телеграмму.
- Они отзывают вас из отпуска, Тони. Вы должны немедленно явиться в Герефорд.
В Бредбери-Лайнз, под Герефордом, находился штаб двадцать второго полка специальной воздушной службы.
- Но почему, черт возьми?
Фергюсон вздохнул и снял очки.
- Очень просто, Тони. Я полагаю, что ты отправишься на войну гораздо раньше, чем ты думаешь.
* * *
В своей квартире на Белгрейв-сквер Рауль Монтера сжимал в руке телефонную трубку, с ужасом слушая то, что говорил ему посол.
- Самолет на Париж отправляется через два часа. Необходимо, чтобы вы успели на него, Рауль. Рейс "Эр Франс" на Буэнос-Айрес отправляется в десять тридцать сегодня вечером. Вы нужны дома, друг мой. Я сейчас вышлю за вами машину.
Мальвины! Вот что это такое! Все вдруг стало на свои места. Но оставалась еще Габриель! Что делать с ней? "Судьба послала мне такое счастье, - думал он. - Возможно, это единственный мой шанс. И вот вмешался дьявол, чтобы все испортить!"
Он быстро собрался, побросав в сумку самое необходимое. Едва он успел закончить, в дверь позвонили. На пороге стоял шофер. Монтера схватил сумку и вышел. Он был все в тех же джинсах и старой кожаной куртке.
- В Хитроу, полковник, - объявил шофер, когда Монтера сел на переднее сиденье рядом с ним.
- Да, только поедем через Кенсингтон Палас Гарденз. И побыстрее. У нас не так уж много времени.
Габриель сидела перед зеркалом в своем старом халате, когда зазвенел звонок входной двери. Она подняла трубку домофона.
- Это я, Рауль. Открой скорее, пожалуйста.
Она приоткрыла дверь и ждала с каким-то нехорошим предчувствием. Внизу хлопнула дверь лифта. Через несколько мгновений появился Монтера. Его лицо было искажено подлинным страданием.
- У меня есть только две минуты. Мне нужно успеть на самолет в Париж. Меня отзывают в Буэнос-Айрес.
- Но почему? - воскликнула она.
- Какое это имеет значение? - Он впился ей в губы неистовым поцелуем, изливая переполнявшие его гнев и страсть. - Вот и все. Больше у нас ни на что нет времени. Чертова жизнь!
Он ушел. Снова хлопнула дверь лифта. Оцепенев, Габриель стояла там, где он ее оставил, потом побежала в спальню одеваться.