– Я всегда поражался людям вашей профессии. Для меня письмо написать – целое событие и уйма угробленного времени. А вы пишете по десять страниц в день. Вашей рукой водит какая-то неведомая сила?
– Писатели любят так говорить. Но я над подобными проблемами не задумываюсь. Так на чем мы с вами остановились?
– На команде, которая должна состоять из шести человек.
– Правильно. Кандидатуры я подобрал и даже вижу их перед своими глазами.
Люди незаурядные, надежные и отчаянные. У меня появилась любопытная идея. О подлинной сути операции должен знать только главный затейник мероприятия.
Остальные, то есть его сообщники и друзья, должны воспринимать ограбление как очередную игру. Шутку над владельцем галереи. Такой трюк лишит подельников страха перед законом и ответственностью.
– Оригинальный ход. Но не исключена и настоящая опасность, а они будут к ней не готовы. Люди не должны находиться в расслабленном состоянии.
– Они не бывают в расслабленном состоянии, исключая сауну с пивом, раками и девочками. Самые роковые ошибки и глупости преступник совершает от страха, теряя контроль и внимание. Человек, действующий по четкому плану, не думающий о провале и лишенный страха, не может завалить операцию. Если только ему в этом не помогут.
– Что вы имеете в виду?
– Я говорю о том, что наниматель, тот самый работник музея, может выстроить свой план. Ведь он имеет дело с иностранцами, о которых ничего не знает. По одному сценарию они могут стать полноценными партнерами. Это выглаженный утюгом вариант. Но я привык ставить подножки своим героям. Загонять их в экстремальную ситуацию и наблюдать, как они из нее выпутаются. Я ведь не составляю планов и не расписываю действий. Чаще всего герои сами ведут своего автора на веревочке с ошейником. И мне не очень верится в выстиранные и выглаженные ситуации. Повернем наш сюжет по-другому. Хранитель музея ищет не исполнителей, а козлов отпущения. Допустим, он имеет хорошие копии тех оригиналов, что висят в зале. За день до ограбления он подменит оригиналы копиями. Ограбление, как я догадываюсь, должно произойти ночью. Там не поймешь: оригинал ты снимаешь или копию. Да дело даже не в этом. Грабители – дилетанты, они выполняют заказ. Свинью от козы они отличат, а Моне от Мане никогда.
Ситуация первая. Ограбление не удалось. Преступников накрыла полиция. Черт с ними. Связь между заказчиком и исполнителями не доказуема. Хозяин галереи заявляет, что он очень предусмотрительный человек и держит в зале только копии, а оригиналы вывешивает, когда музей посещают царственные особы либо именитые искусствоведы. Ему аплодируют, а воришек сажают в тюрьму.
– Но при этом он теряет картины? – возразил Герман Шверник.
– Но не теряет свободы, а главное – денег. Присмотритесь внимательно к этому варианту. Он беспроигрышный. Если ограбление проходит чисто, каков результат в этом случае? Подлинники остаются в руках смотрителя музея, а грабители с фальшивками тешат свое самолюбие, читая в газетах об ограблении века. Они, наивные, думают, что получили в собственные руки баснословное состояние и надеются через десять лет обменять товар на обещанные деньги. А может, еще и поторгуются и сорвут пару миллионов сверх договоренности. Истинный владелец шедевров лишь усмехается в усы. – При этой фразе взволнованный швед пощупал свои усы, не потерял ли он их в суматохе, а писатель тем временем с легкой ухмылкой продолжал. – Картины в его руках. Иностранцы с гордым видом уезжают в свою сумасшедшую Россию и вернутся через десять лет искать ветра в чистом поле. За такой срок может океан выйти из берегов, учитывая потепление климата, а Россия – исчезнуть с лица земли или финны вобьют новые пограничные столбы с Коммунистической республикой Китай.
Стоит ли говорить о том, что шедевры из музея успеют сменить десяток посредников, пока попадут к истинному ценителю прекрасного, а скромный работник музея – купить компанию "Майкрософт" и выкинуть за борт надоевшего всем Била Гейца или стать владельцем компании "Сони" и жить где-нибудь на островах Зеленого мыса. Как вам понравится такой поворот сюжета? Тут есть что раскрутить и над чем пофантазировать.
Швед долго думал и наконец закурил трубку. Гортинский считал его некурящим. Вот так и открываются люди, медленно, неохотно и с разных сторон.
Порой люди сами себя не знают, но очень любят утверждать, что другого видят насквозь. Гортинский прекрасно знал это, потому что сам себя не всегда понимал.
Вот что заставляло его выдумывать своих героев, а не искать прототипы. Конечно, он был человеком любопытным, наблюдательным и брал какие-то черты характеров, привычки с живых обитателей нашей грешной земли, вселяя их в литературные персонажи, но, как правило, такие вещи делались ненамеренно, без примерки, а по наитию. Он прекрасно сознавал, что читатель не может себе представить того, что не видел и не знает. Сколько не описывай ему бесконечность Вселенной, мозг этого не поймет. Вот почему у марсиан есть руки, ноги, глаза и уши. Так понятнее и ближе. Создавать неузнаваемый мир – дело неблагодарное. А вот покопаться в чужой душе, да еще выдуманной твоим собственным воображением – сплошное удовольствие. Образ хранителя музея уже готов, и его изваляли в грязи и вымазали дегтем, что очень не понравилось шведу, подбросившему сочинителю сюжет. Но оба понимали, что идет игра и они сидят по разные стороны шахматной доски, где ход каждого записывается и обдумывается. С другой стороны, шли обычные фантастические дебаты двух курортников, спор которых не мог иметь никаких последствий, и никто не ждал, что в этом безобидном споре родится истина.
– И все же мне не хочется делать служителя музея мерзавцем! – заявил после долгой паузы Герман Шверник. – Поворот, конечно, интересный, не спорю, но обидно. Один прохвост обманул шестерых умных, талантливых мужчин. Такие хитросплетения и интриги в ваших романах плетут только женщины.
– Я не женоненавистник, я считаю, что у женщин более изощренный ум. Они существа слабые и с малолетства привыкли защищаться, искать лазейки, оправдываться, стремиться к достатку и всегда оставаться независимыми. Как вода камни точит, так и жизнь закаляет женщин и заставляет их быть гибче, увертливее и в любой ситуации находить неординарные выходы. Особенно это касается красивых женщин. Мужчины – лидеры, им все достается проще, и они ленивы и вальяжны. Я люблю женщин. Особенно, если они стервы! Вот почему они мои любимые героини. Мне с ними интересно.
– Кажется, в нашей истории места для женщин не осталось.
– Ошибаетесь. Только женщина способна сыграть роковую роль и поломать или перевернуть все, с огромным трудом выстроенное мужчинами, бесстрашными и сильными. С женщиной нельзя воевать. Вы заранее обрекаете себя на поражение. Ее можно не допустить или обойти, если получится, но не вступать в сговор и уж тем более в единоборство.
– Возможно. Я не хочу спорить, женщины в ваших книгах незаурядные и, как вы правильно выразились, стервы. Но у меня появилась новая идея. Мы можем заставить смотрителя музея написать расписку. Он даст расписку грабителям в том, что нанял их для ограбления музея. Вот вам и страховочный пояс. В любом случае они смогут его потащить за собой, если попадутся сами. А для него будет больше стимула сделать так, чтобы они не попались.
– Резонно. Но тогда мы опять возвращаемся к выглаженному сюжету. Где же подводные камни?
– О, их будет предостаточно. Я хочу вам напомнить, что за сто лет существования музея из него не выкрали даже помойного ведра. Само ограбление займет у вас полсотни страниц.
– Не думаю. Даже от экстрима надо давать читателю отдыхать. Делать перебивки, иначе мы скатимся к боевику типа "Рэмбо" или "Терминатор", а это не мой жанр. Боевики хороши на экране, но не на страницах книг. Впрочем, у каждого свои вкусы. Только меня бойня не прельщает. Но без убийства мы вряд ли обойдемся.
– На ваше усмотрение, но только после успешного завершения операции.
Гортинский встал.
– Я еще подумаю. Увидимся завтра на этом же месте.
Он ушел, так и не притронувшись к кофе, но оставив полную пепельницу окурков.
Ночью Гортинский спал спокойно, он для себя все решил и мог позволить себе выспаться. Встал Вениамин Борисович раньше обычного и томился от безделья.
Думать ни о чем не хотелось, и он отгонял от себя всякие навязчивые мысли, сыпавшиеся ему в голову свыше, как из рога изобилия. Мозгам тоже нужен отдых.
Он зашел в бар, выпил кофе и отправился смотреть на лыжников, чтобы отвлечься, но постоянно поглядывал на часы.
Наконец-то стрелки подобрались к назначенному времени, и он пошел на встречу. Минуты казались часами, но, увы! Его вдохновитель новых идей на свидание не явился, чем поразил и даже вывел из равновесия известного российского беллетриста.
Возвращаясь к себе, в полной растерянности, Гортинский не сразу услышал, как к нему обращается голос портье.
– Извините, – сказала по-английски проходящая мимо девушка. – Вас просят подойти к стойке дежурного.
Гортинский оглянулся.
Портье, привязанный к своему месту, словно пес к будке, размахивал конвертом. Для писателя оставили письмо.
Он вскрыл его, не отходя от стойки. Послание, напечатанное с ошибками на русском языке. Только где он мог раздобыть пишущую машинку? Впрочем, это мелочи.
"Уважаемый, господин Гортинский! Извините, но дела меня вынудили уехать. Жаль, что мы так и не продолжили дебаты на тему вашей новой книги. Как мне сообщили в администрации, Вы имеете Шенгенскую визу и можете свободно ездить по Европе. Буду очень раз увидеть вас в Стокгольме. Рекомендую остановиться в отеле "Гросман", что в центре города, и обязательно посетите Национальную галерею искусств, получите незабываемое впечатление.
Рад видеть вас в Швеции в любое удобное для Вас время.
С низким поклоном, Ваш друг!"
– Ишь хитрец, подписи своей не оставил!
– Вы что-то сказали? – переспросил портье по-немецки.
– Уточните расписание самолетов. Меня интересует ближайший рейс на Стокгольм. Закажите билет на мое имя в турклассе и такси до аэропорта. Я жду у себя в номере.
В тот же вечер Вениамин Борисович Гортинский вылетел в Швецию. Эта страна никогда его не интересовала.
3.
Одного дня не хватило, чтобы обойти три этажа галереи. Впрочем, Гортинский никуда не торопился. Он нанял через тур-бюро переводчицу на три дня, взял на прокат машину, купил подробный путеводитель по городу и принялся за дело.
Днем они с очаровательной шведкой Мартой посещали музей, потом обедали в разных ресторанах, а вечером катались на машине по городу и осматривали не только достопримечательности, но и обычные старые районы. Девушка прекрасно знала русский язык, но нагрузку испытывала неимоверную. Клиент попался необычный. Русский писатель, который собирался посвятить следующую свою книгу работе шведской полиции по борьбе с русской мафией. Его интересовало все до мелочей и даже такие вопросы, как покупка земли иностранцами в пригороде Стокгольма. Выяснилось, что проблем в этом нет, плати деньги и покупай. Одна помеха. Ты можешь иметь недвижимость в Швеции, но, не имея визы, не сможешь ею пользоваться. Вид на жительство страна не предоставляет, если ты не имеешь статуса беженца и тебя не преследуют в твоей стране за политические убеждения.
Просмотрев бюллетени продажи недвижимости и земельных участков, Гортинский пришел к выводу, что равноценный участок под Москвой обойдется вдвое дороже.
Переводчица устроила интервью с одним офицером полиции, который был польщен, что знаменитый русский беллетрист собирается писать книгу о тяжелых буднях шведских стражей закона. Как выяснилось, Швеция была одной из тех немногих стран, где ничего не знали о русской мафии. Пришлось о ней рассказывать самому писателю. И будни полиции не казались такими черными, как у московской милиции.
В стране жили законопослушные граждане, а уровень подготовки полиции был высок.
Раскрываемость преступлений достигла девяноста процентов. Но вряд ли по этим показателям можно судить о полиции и ее профессионализме. Сам процент преступлений был слишком мал, а полицейских – больше, чем требовалось.
Главными преступниками были иностранцы из арабских стран, Турции, Восточной Европы и, как это ни странно, французы. Все, что мог, Гортинский выяснил. Он изучал людей, страну, обычаи с не меньшим рвением, чем в диверсионной школе готовили агентов для заброски в стан врага.
Любопытный турист засыпал Марту каверзными вопросами, и девушка поняла, что сама о своей стране знает не так много, как требуется гиду туристической фирмы. Приходилось многие вопросы записывать и давать на них исчерпывающий ответ лишь на следующий день. Марта, как и многие шведки, была девушка без комплексов. Нынешний клиент ей нравился. Очень интересный, обаятельный человек.
И на предложение последний рабочий день провести в постели согласилась. Правда, с некоторой оговоркой. Этот день должен считаться не рабочим, а выходным, иначе ее уволят с работы за аморальное поведение. Надо же, и в Швеции такое бывает, а по выходным она могла позволить себе все что угодно, так как это касалось ее личной жизни, в которую вход запрещен не только фирме, но и государству.
Гортинский решился сделать своей спутнице такое предложение после того, как понял, насколько свободно в этой стране относятся к интимным отношениям. Здесь даже не возбраняется однополый брак. Мужчины женились на мужчинах, а женщины выходили замуж за женщин.
Гортинскому очень хотелось иметь близкого человека в Швеции. Правда, это звучит чисто по-русски. В Швеции близость ни к чему не обязывает, и местные женщины плохо понимали, что такое привязанность, верность и теплые отношения.
Они не страдали ностальгией, не держались за одно место и легко сходились и расходились, всегда считая, что хуже не будет, а может быть только лучше.
Прелюдия при свечах и с шампанским так же не имела особого значения, зато без прелюдии в постели не обойтись, иначе потеряешь подружку раз и навсегда.
Марта успела научить Веню, так она его назвала, некоторым особенностям языка, чтобы он хотя бы не заблудился в городе, и купила ему в подарок русско-шведский разговорник.
Три дня пролетели как один, а на четвертый уже без переводчицы, один и на машине, он опять поехал в галерею. Буклет с иллюстрациями основных шедевров музея стоил очень дорого, но на такие вещи Гортинский не стал скупиться. Он еще раз прошел все этажи, но не задерживаясь в залах, а фиксируя время, которое уходит на проход от вестибюля до каждого из трех залов. Почему из трех? А потому что в галерее имелось только три зала, в которых висело по шесть картин.
Это залы Тициана, Эль Греко и Ван Гога. Каждый из художников был столь значительным и почитаемым, что выбор мог пасть на любого. Картины каждого из них можно застраховать в миллион долларов.
Вернувшись в отель, Гортинский внимательно изучил буклет. Там значились имена руководства галереи, телефоны и даже названия страховых фирм и меценатов, вкладывающих деньги в новые приобретения музея.
Чутье Гортинского не подвело. Имя Германа Шверника стояло в каталоге.
Впрочем, чутье редко подводило популярного писателя. Герман Шверник оказался генеральным директором Национальной галереи.
***
В номере зазвонил телефон. Жилец снял трубку. Его трудно выговариваемую фамилию шведы коверкали до неузнаваемости, и Гортинский просил называть себя коротко – Веня.
– Господин Веня? Вас беспокоит портье. К вам гость. Что мне ему сказать?
– Пусть проходит. Я его жду.
Наверняка Шверник знал, что он приехал четыре дня назад. Но он не пришел в первый же день. Он дал гостю осмотреться. Разумно. Теперь Гортинский был подготовлен к разговору. Случись их встреча тремя днями раньше, разговор вновь зашел бы в тупик. Все правильно.
Одно смущало Гортинского. Он имел дело с живым человеком, иностранцем и ничего о нем не знал. С одной стороны, это и хорошо, но с другой – договариваться с незнакомцем прыгнуть на счет три в омут – дело крайне опасное.
Ты нырнешь, а он останется на берегу. К тому же, Гортинский знал о своем главном недостатке. Любого человека он лепил сам, создавая своих героев в своем воображении.
Он не углублялся в личность, а дорисовывал то, что не замечал или не понимал. А с таким подходом можно обмануться и иметь серьезные непоправимые последствия. Увидел человека, поговорил с ним, остальное дорисовал, и образ готов. Так хорошо подходить к друзьям, когда не хочешь замечать плохие стороны их характеров. Но партнер по бизнесу должен быть тебе понятен со всех сторон, и относиться к нему надо соответственно его возможностям, а не планам и амбициям.
Вся надежда на чутье. Но очень трудно отделаться от шаблонов. Гортинский уже поймал себя на мысли, что образ Шверника ему понятен. Но лишь для создания романа, а не для посадки в лодку, которую выкинет в открытое море без весел. В дверь постучали.
– Войдите.
И Шверник вошел. В руках он держал букет цветов, чем немного удивил хозяина номера.
– Рад видеть вас на своей родине, Вениамин Борисович.
– Не думал, что мне у вас очень понравится. А по какому поводу цветы?
– Как же. Пока вы отдыхаете за границей, в Москве вышла ваша новая книга.
– Кто вам об этом сказал?
Шверник улыбнулся, проходя в номер и ставя букет в вазу.
– А для чего существует Интернет? Сегодня нет проблем с допуском практически к любой информации.
– Вы правы. Но у меня нет с собой компьютера.
– Рад, что первым принес вам благостную весть.
– Тут нет ничего удивительного. Мои книги выходят с определенным интервалом. Об этом знаю я, а главное – читатели. С какого-то момента мои поклонники начинают шарить глазами по прилавкам в поисках знакомого логотипа с моим именем. В этом есть свой смысл.
– Сожалею, но я плохо разбираюсь в этой сфере.
– Зато хорошо знаете изобразительное искусство.
– Конечно. Это моя профессия. Моя карьера в музее начиналась с руководителя реставрационной мастерской. И, как вы сами догадываетесь, я имею очень большие связи в этом направлении.
– Вы реставрировали "левые" картины?
– Как понимать "левые"?
– Краденые, хранящиеся у подпольных собирателей.
– Приходилось. Только схема была другой. Теневые коллекционеры никогда себя не проявляют. За них все делают посредники. Если коллекционер имеет претензии к полотну, которое желает купить, то он возвращает их продавцу и говорит: "Приведите картину в надлежащий вид и после этого вы получите заявленную цену". Разумеется, они сами рекомендуют реставраторов. Для каждого художника есть свой круг реставраторов, которые уже работали именно с этим живописцем и знают его стиль работы, колорит, мазок и прочие детали. Мы на виду, о нас знают, а покупатель всегда в тени. Кто платит, тот и музыку заказывает. Кажется, так вы любите писать в своих книгах.
– Вы слишком увлеклись моим творчеством.
– Мне очень интересно следить за ходом ваших мыслей, построением сюжета, выводами и принятием решений.
– По этой причине вы решили предложить мне ограбление национальной галереи. Кто же станет жертвой? Тициан, Эль Греко или Ван Гог?
– Не торопите события, Вениамин Борисович. Я хотел бы услышать ваше мнение насчет этой идеи.
– Я в Стокгольме. Разве этого не достаточно?
– Может, ваш визит заставил вас пересмотреть свои намерения?