Вечером она увидела его снова во время обеда. Он сидел в компании юношей и девушек рядом с Мэриэн Дейли и, как ей показалось, был поглощен разговором с ней. Он поднял голову, увидел ее - она как раз проходила мимо, - улыбнулся и кивнул. Она прошла в кухню и опять почувствовала то же необычное и необъяснимое ощущение слабости. Слава Богу, что он сидит не за ее столиком!
- Останешься посмотреть на танцы? - спросила ее Л Лайза, одна из официанток, составляя грязную посуду со столиков на тележки.
Джери-Ли не отвечала, пока не вытерла руки.
- Пожалуй, нет... Я думаю, лучше пойти домой.
- Говорят, что новый певец потрясающе поет, почти как Фрэнк Синатра.
- Я очень устала. Если увидишь Берни, скажи, что я поехала прямо домой. Хочу успеть на автобус одиннадцать тридцать.
- О'кей, увидимся завтра.
- Точно, - ответила Джери-Ли. - А ты развлекайся. Желаю хорошо повеселиться.
Когда она проходила мимо клубного здания, до нее донеслась приглушенная музыка, и ей отчетливо пред-. ставилась танцплощадка в баре... Он танцует с Мэриэн Дейли... Та нежно прижимается к нему, ее полные груди торчат над вырезом платья, и она улыбается мокрыми губами прямо ему в лицо. А он смотрит на нее и прижимает к себе все сильнее и сильнее, не переставая танцевать. Вот он что-то прошептал ей на ухо, она рассмеялась, кивнула, и они вместе уходят с площадки, бегут к его машине...
Все привидившееся казалось ей настолько реальным, что на мгновение она подумала: сейчас столкнется с ними на дорожке, ведущей к месту парковки машин! Она заспешила, чтобы избежать встречи, но тут вдруг сообразила, что все это виделось только в ее воображении, и тогда остановилась.
- Едешь автобусом, Джери-Ли? - услышала она позади себя голос.
Она обернулась. Ее догонял Мартин Финнеган, один из пляжных спасателей. Он тоже работал по воскресеньям, обслуживая столики с коктейлями у танцплощадки в баре. Все считали его несколько странным, потому что он большую часть времени оставался в одиночестве.
- Да, Мартин, - ответила она.
- Ты не против, если я пойду с тобой?
- О'кей.
Ни слова не говоря, он пошел рядом с ней, приноравливая свой шаг к ее шагам. Они прошли почти квартал, прежде чем он заговорил.
- Вы что поссорились с Берни?
- Нет. Почему ты так подумал?
- Раньше я никогда не видел, чтобы ты ездила автобусом.
- Просто сегодня я слишком устала, чтобы оставаться и смотреть на танцы. А ты никогда не остаешься на танцы, да?
- Да.
- Разве ты не любишь танцы?
- Конечно, люблю.
- Тогда почему уезжаешь?
- Мне нужно рано вставать, чтобы успеть на работу.
- Но обычно вы не появляетесь на пляже раньше, чем в десять тридцать.
- По воскресеньям я еще работаю у Ласски. К пяти утра я должен быть на железнодорожной станции, чтобы забрать нью-йоркские газеты, - он искоса взглянул на нее. - В будни вы, например, получаете "Геральд Трибь-юн", а по воскресеньям еще и "Тайме".
- Откуда ты знаешь?
- Я раскладываю газеты для разносчиков по домам. Я знаю совершенно точно, какую кто газету читает.
- Как интересно!
- Конечно. Удивительно просто и много можно узнать о людях только на основании того, какую кто из них получает газету. Вот, к примеру, босс твоего отца, мистер Карсон. Его любимая газета - "Дейли Миррор".
- "Дейли Миррор"? - удивилась Джер-Ли. - Хотела бы я знать, почему.
Юноша усмехнулся.
- А я знаю. Это единственная газета, в которой публикуются полные данные обо всех результатах скачек и бегов на всех ипподромах страны. Я частенько думаю, что бы сказали люди, если бы узнали, что президент единственного в городе банка играет на бегах?
- Ты точно знаешь, ты уверен, что он играет?
- Видишь ли, Ласски называет эту газету рулончиком для клозета для всех, играющих на скачках и бегах. А если серьезно, то эту газету выписывают только они. Вот и делай вывод.
Они подошли к остановке автобуса.
- Скажи, Джери-Ли, - нерешительно спросил Мартин, - Берни правда твой постоянный парень?
- Берни мой хороший друг.
- Он говорит, что ты его девушка.
- Мне он очень нравится, но у него нет никаких прав так говорить, - заявила Джери-Ли.
- А ты бы приняла приглашение другого парня, если бы тот осмелился?
- Возможно.
- Пойдем как-нибудь куда-нибудь? - выпалил он. Джери-Ли не ответила, - уж больно нелепо звучало приглашение.
- У меня, конечно, нет таких денег, как у Берни, и нет машины, - торопливо заговорил он, и в голосе его звучали и сомнение, и робость, - но я бы мог пригласить тебя в кино и угостить кокой, если бы ты согласилась...
- Может быть, как-нибудь сходим в кино, - сказала она мягко, чтобы не обидеть юношу, и быстро добавила:
- Но только если на немецкий счет.
- Ну уж этого не надо! Честное слов, я могу оплатить... я могу себе позволить, правда...
- Я знаю. Но именно так мы ходим с Берни.
- Точна?
- Точно.
- В таком случае пусть будет так, - сказал он и неожиданная улыбка осветила его лицо. - Так это совсем другое дело... Сколько раз я хотел тебя пригласить куда-нибудь, но всегда боялся, правда!
- И оказалось, что не так уж и трудно?
- Да... Слушай, а если на следающей неделе - идет?
- Идет.
Автобус со скрипом затормозил прямо перед ними, дверь открылась, они вошли. Он настоял, чтобы она разрешила заплатить за нее. Автобусный билет стоил всего десять центов, и она разрешила.
- Знаешь, Джери-Ли, ты классная девчонка!
- Ты тоже вполне ничего, мистер Финнеган, - только тут она обратила внимание, что в руках у него книга. - А что ты читаешь?
- Роман Джеймса Фаррела "Юные годы Стада Лонигана".
- Никогда не слышала. Интересно?
- На мой взгляд, да. В каком-то отношении, напоминает мне мою собственную семью. Понимаешь, это история одной ирландской семьи, поселившейся в Чикаго, на южной стороне.
- Ты мне дашь почитать, когда сам закончишь?
- Книжка библиотечная, но я продлю и дам тебе на следующей неделе.
Она выглянула в окно, - они подъезжали к остановке.
- Я выхожу здесь, - сказала она. Он пошел к выходу вместе с ней.
- Я провожу тебя до дому.
- Не надо, незачем. Со мной все будет в порядке.
- Но ведь уже почти полночь, - сказал он твердо. - Я провожу тебя до дому.
- Тогда тебе придется ждать слудующего автобуса.
- Ничего страшного, подожду. У дверей своего дома она сказала:
- Огромное тебе спасибо, Мартин. Он попрощался с нею за руку.
- Это тебе спасибо, Джери-Ли. Не забудь, ты обещала пойти со мной в кино.
- Не забуду.
- А я не забуду, что обещал дать тебе книгу, - сказал он. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Мартин! - она задумчиво смотрела, как он спускался со ступенек крыльца, потом повернулась и вошла в дом.
Родители сидели в гостиной и смотрели телевизор. Когда она вошла, оба обернулись к ней.
- Я не слышала, как подъехала машина Берни, - сказала Вероника.
- Я приехала автобусом. Мне не захотелось оставаться там до конца танцев.
- С тобой все в порядке, дорогая моя? - спросила Вероника.
- Все о'кей, ма. Просто немного устала, вот и все.
- Ты возвращалась одна? - спросил Джон. - Не могу сказать, что мне по душе такие поздние возвращения. Может быть, в следующий раз, если ты решишь уйти пораньше, ты позвонишь мне, и я приеду за тобой на машине?
- Я была не одна. Мартин Финнеган провожал меня до самых дверей, - сказала она и заметила, как что-то изменилось в выражении лица отчима. - Он был очень мил. И очень вежлив.
- Он - может быть, не стану ничего говорить. Но его семья пользуется плохой репутацией. Его отец годами не работает и тем не менее он и его жена проводят все время в барах. Не могу себе представить, на какие средства они существуют.
- Мартин совсем на такой. Знаешь, кроме того, что днем он работает в клубе, он еще у Ласски работает п0 утрам.
- Все это очень мило, но все же я бы рекомендовал тебе не проводить с ним слишком много времени. Я не хочу, чтобы люди считали, что я одобряю семьи, подобные его.
- Не понимаю, кому какое дело, с кем я встречаюсь или не встречаюсь.
- Если ты работаешь в банке, - все, что ты делаешь, касается твоих соседей и вкладчиков. Как иначе, по-твоему, можно заслужить их доверие?
Она подумала о мистере Карсоне, президенте банка, и о том, что рассказал ей Мартин. Ей захотелось рассказать об этом отцу и какой-то момент она испытывала сильное желание так и сделать, но промолчала.
- Я очень устала, - сказала она. - Приму горячую ванную и лягу спать.
Она поцеловала родителей, пожелала им спокойной ночи и поднялась по внутренней лестнице в свою комнату.
Пустив горячую воду в ванну, она начала раздеваться. Подумала о Мартине, потом ее мысли перескочили-на Уолта. И опять по всему телу прошла теплая волна, и она почувствовала, как ослабели ноги.
Она поглядела на свое обнаженное тело в зеркало.
Ослепительная белизна грудей и темное, загорелое тело. Соски набухшие, твердые, казалось вот-вот взорвутся. Они болели. Она потрогала их пальцами, и вдруг во всем теле возникло волнение, возбуждение. Горячая волна прокатилась по животу и сконцентрировалась там, внизу, между ног, да так сильно, что ей пришлось опереться на подзеркальник.
Она медленно опустилась в горячую воду и легла на спину. Внизу живота болело, ныло, тянуло, в сосках покалывало и тоже болело, но боль была приятной, такой, какую она никогда до этого не испытывала. Горячая вода обняла ее нежно. Она начала намыливаться. Рука двинулась вниз - возбуждение и удовольствие возросли. Почти в полусне она прикоснулась к волосам на лобке, стала намыливать их, двигая рукой вверх и вниз, потом, почти против ее воли, пальцы скользнули вниз, внутрь, она откинулась, закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как в ней нарастает возбуждение - и тут движения пальцев стали ускоряться, независимо от нее...
Перед мысленным взором возникло лицо Уолта - и сразу все мышцы напряглись, что-то внутри ее взорвалось, ее пронзила вспышка болезненного белого огня, она едва не вскрикнула, изгибаясь в консульсиях от первого в ее жизни оргазма. Потом все прошло, и она осталась лежать в ванне, безжизненная, слабая, удовлетворенная и одновременно опустошенная.
"Это и есть в действительности любовь?" - подумала она лениво.
Она продолжала удивляться новому ощущению, далеко заполночь лежа без сна в своей удобной, теплой постели.
"Это и есть любовь?" - думала она.
Глава 6
Неожиданно оказалось, что этой новой "любовью" наполнено все, что окружало ее: и в журналах, и в газетах, и в книгах, которые она читала, в фильмах, на которые она ходила, в рекламе, и в коммерческих передачах по телевизору, в разговорах друзей и знакомых. И то, что она видела во всем, говорило ей о ее растущей сексуальности.
Произошло так, словно Уолт нажал на таинственный спусковой крючок, который вызвал в ней бурную реакцию, и теперь словно ее увлекают на дорогу, по которой ей вовсе не хочется двигаться. Во всяком случае, она еще не уверена, что ей хочется вступать на нее... У нее не было уверенности, что она хочет исследовать новый путь, и потому ей приходилось бороться со смутным желанием все же вступить на него. Видимо, из-за того, что она так и не могла понять, что же она хотела бы - или не хотела - открыть на нем.
А тем временем ее сны наполнялись фантастическими сексуальными картинами, в которых участвовали все, кого она знала, даже родители и младший брат. По утрам она теперь просыпалась измученной от бесплодного желания спокойно уснуть.
Теперь она занималась мастурбацией регулярно. Вначале только в своей ванне, затем и в кровати. Но вскоре и этого оказалось недостаточно. День между сном и бодрствованием стал казаться ей слишком долгим. Она научилась так манипулировать, что умудрялась избавиться от напряжения буквально за считанные минуты. Несколько раз в день во время работы в клубе она вдруг исчезала в дамском туалете. Тщательно запирала за собой дверь. Лихорадочно задирала платье. Спускала трусики. Откидывалась на сидении унитаза и отдавалась тому сладостному чувству, которое приносили ей ее собственные нежные пальцы. Через несколько минут она уже возвращалась на работу, словно ничего не произошло.
Но за все то время, пока в ней развивался этот бурный внутренний процесс, внешне она почти не менялась. Во всяком случае, на ее лице ничего не отражалось. Может быть, она стала вести себя с молодыми людьми чуть более напряженно, резко просто потому, что не доверяла себе. Она теперь избегала парней, старалась не прикасаться к ним и не позволять им прикасаться к ней. Даже Берни, если, конечно, ей удавалось. Теперь она не дожидалась, чтобы он подвез ее на машине, а уходила сразу же после окончания работы, стараясь как можно скорее укрыться в безопасности своей постели.
Однажды Берни остановил ее.
- В чем дело, Джери-Ли? - спросил он. - Я что-то не так сделал?
Она покраснела.
- Не понимаю, о чем ты говоришь. Ничего не произошло.
- Уже больше двух недель прошло с тех пор, как мы были вместе. И ты ни разу больше не просила подвезти тебя домой.
- Я последнее время слишком устаю, чтобы ждать, когда ты освободишься.
- Это правда? Ты уверена, что причина только в этом?
- Уверена.
- А сегодня подождешь меня?
Она поколебалась мгновение, затем кивнула: О'кеи!". В горле возник комок, и со странным ощущением, что она вот-вот расплачется, она поспешила в обеденный зал накрывать к обеду свои столы.
По дороге домой Берни свернул к площадке на мысе.
- Не останавливайся, Берни, - попросила Джери-Ли напряженным, чужим голосом. - Я действительно очень устала.
- Я хочу поговорить с тобой, вот и все, - сказал Берни, останавливаясь и выключая мотор.
В тишине стала слышной музыка, льющаяся из автомобильного радиоприемника. Звуки ее уплывали к морю, растворяясь в ночном воздухе...
Он достал сигареты.
- Ты все еще куришь?
- Угу... - он обернулся к ней и посмотрел на нее в профиль. Она сидела, прислонившись к дверце так, чтобы быть как можно дальше от него. - Я тебе больше не нравлюсь, Джери-Ли?
- Ты мне нравишься по-прежнему, так же, как и всегда.
- Появился кто-то еще другой? - спросил он. - Я знаю, ты ходила в кино с Мартином пару недель назад. Она медленно покачала головой.
- Тогда я ничего не понимаю, - сказал он растерянно и обиженно одновременно.
- Отвези меня домой, Берни.
- Джери-Ли, я люблю тебя!
Его слова будто прорвали незримую плотину - она почувствовала, что из глаз у нее потекли слезы, и, закрывая лицо руками, она сотрясалась от рыданий.
Он перегнулся к ней и привлек к себе.
- Джери-Ли, - прошептал он мягко. - Что с тобой? Что случилось? В чем дело, девочка?
- Не знаю... Ничего не знаю, - ответила она еле слышно, так как уткнулась ему в плечо. - Мне иногда кажется, что я схожу с ума... У меня появляются такие дикие мысли...
- Дикие мысли?
- Я просто не могу даже сказать вслух! Это слишком... это ужасно, - ей удалось взять себя в руки. - Прости, Берни.
- Господи, Джери-Ли, за что я должен тебя прощать? Я хотел бы помочь, если бы смог.
Он осторожно взял ее за подбородок и, повернув ее лицо к себе, нежно поцеловал.
В первый момент губы ее были мягкими, дрожащими. Но вдруг ее язык проник между его губ. Сначала он растерялся от изумления, затем ее возбуждение передалось ему. С силой, даже с откровенной грубостью он привлек ее к себе так, что ее упругие груди вдавились где-то около его сильно бьющегося сердца. Она замерла. Тогда он, словно пробуя, осторожно взял одну ее грудь в свою широкую ладонь и сразу же почувствовал, как участилось ее дыхание. Но она не оттолкнула его, как делала прежде.
Ее покорность придала ему смелости, - он просунул руку под платье, а затем и под бюстгалтер. Погладил теплую нежную кожу, начал ласкать, нащупал сосок, затвердевший под его пальцами. Она застонала, ее затрясло в его объятиях, и он почувствовал, как все его естество напряглось до предела. Он выдохнул, почти простонав:
"Джери-Ли!", - опрокинул ее на сиденье, накрыв своим тяжелым сильным телом, и стал судорожно возиться с ее платьем. Одна грудь Джери-Ли выскользнула, и он приник к ней ртом, целуя твердый, торчащий сосок. Она стала задыхаться и одновременно почувствовала, как что-то твердое и горячее уткнулось ей между ног, настолько горячее, что она ощутила это сквозь ткань его брюк и своего платья. Джери-Ли начала ритмично покачиваться...
Оргазм пришел к нему внезапно и был для него полной неожиданностью - все его большое тело вдруг дернулось, словно от судорог, его выгнуло, и сразу же в брюках стало мокро и горячо. Сперма, казалось извергалась бесконечно.
- О Боже! - вздохнул он наконец и затих.
Некоторое время и она продолжала изгибаться под ним, крепко зажмурившись, затем замерла и открыла глаза.
Он посмотрел в них.
Что-то новое появилось в их выражении, такое, что он раньше никогда не видел ни в ее глазах, ни тем более в глазах других девушек.
Если бы он осмелился спросить Джер-Ли, она бы могла сказать ему, что открыла в себе нечто такое, о чем давно догадывалась и чего боялась.
Но он ни о чем не стал спрашивать. Он сел, не спуская с нее глаз.
Брюки промокли так сильно, что промочили даже ее платье.
- Ради Бога, извини, - пробормотал он наконец.
- Ничего... - сказала она тихо.
- Я потерял голову. Запачкал тебе платье...
- Не беспокойся, - сказала она неожиданно для него совершенно спокойным голосом.
- Больше этого никогда не случится, я обещаю.
- Я знаю, - сказала она. - Теперь ты отвезешь. меня домой?
- Но ты не сердишься на меня? Скажи, правда не сердишься!
- Нет, Берни, не сержусь, - она вдруг улыбнулась и поцеловала его в щеку. - Спасибо, Берни!
- За что? - удивился он.
- За то, что ты помог мне понять... Он повез ее домой, ломая голову над тем, что она имела в виду, но так и не понял.
Как ни странно, после того вечера наступил перелом. Стало легче.
Наверное, потому, что она убедилась: ее подозрения относительно своих физических особенностей подтвердились. Она теперь воспринимала собственную сексуальность как данность.
К сожалению, ей не с кем было поговорить. Во всяком случае, не с матерью, которую Джери-Ли считала последним человеком на земле, с которым могла бы заговорить на эту тему.
Вероника принадлежала к тому довоенному поколению, для которого правила поведения в отношениях мужчины и женщины были простыми и строгими.