Гвоздь встал, бережно, чтобы не потревожить, положил кота на диван. Спокойно подошел к пленнику, молча поднял стул и ударил им. Удар пришелся по плечу и руке. Соболев отлетел на несколько шагов и скорчился от боли.
- Где взял машину? - как ни в чем не бывало снова спросил Гвоздь.
- Увел на улице… Правда, увел.
- Куда "порошок" дел?
- Чего? Какой такой "порошок"?
- Героин. В машине был мой героин. Если ты думаешь, что он может быть твой, то ошибаешься, - нахмурился Гвоздь…
Пленника отвели в подземный гараж, заваленный ящиками, канистрами, в углу стоял металлический стол с верстаком.
Опять щелкнули наручники. Матрос и Киборг принялись за "обработку". Соболев свалился на пол, вскрикивая от обрушивающихся ударов. Киборг бил молча. Матрос же подогревал себя наполненными истеричной злобой ругательствами.
Съежившись на полу, Соболев прикрывал голову руками и чувствовал, как тяжелые башмаки разносят в кровь губу, впиваются в тело. "Убьют", - мелькнуло в голове. Он старался не кричать громко, понимая, что за крик достанется еще больше.
Сильные руки подняли его с пола, кинули на скрипящий стул. Соболев всхлипнул. Слезы душили его.
- Слюни не разводи, тухлятина! - крикнул Матрос и ударил еще раз ногой в бок. Соболев старался сдерживаться, но слезы все равно текли по щекам. Здесь эти слезы ни у кого не могли вызвать даже тени жалости.
- Излагай, - приказал Гвоздь. - Четко, ясно, по порядку. За каждое лживое слово я у тебя отрежу по пальцу. Годится?
То, как буднично произнес это Гвоздь, почему-то убедило Соболева в правдивости обещания гораздо лучше, чем крики, вопли, избиения.
Шмыгнув носом, забитым кровью, Соболев проглотил соленый сгусток. Он уже понял, что выкручиваться бесполезно.
- Пришили азербуда. Не хотели его убивать, он на нас сам кинулся. Но "порошка" никакого в глаза не видал. Он мне даром не нужен!
Гвоздь, стоявший у маленького низкого окошка, задумчиво сказал Матросу:
- По-моему, не врет. Где же этот черный тогда товар схоронил?
- У него баба здесь. Серафима. В прошлый раз, когда был, он ей звонил. Номер ее у него в записной книжке.
Красивая такая записная книжка. Этот фраер любил красивые вещи. Эй, Кардан, где записная книжка?
- Кажется, Севка взял, - заискивающе произнес Соболев, радуясь, что его больше не бьют, он начал надеяться на благоприятный исход. В конце концов, что он особенного сделал? Ну, пришили черного? С кем не бывает? Где это видано, чтобы за черных славяне славян изводили ?
Он назвал адреса Севы и Гулиева, и Киборг записал их на бумажку. По лицу Матроса прошла нервная судорога. Он подошел к пленнику и прошипел:
- Из-за такой сучары, как ты… На этот раз бил он яростно, не обращая внимания, куда приходятся удары, лишь бы бить побольнее. Перед глазами Соболева поплыли красные круги. В голове пронеслось: рано радовался, из этой переделки не выбраться. И мелькнула обжигающая мысль: а что чувствовал в . свой последний миг парень, которого они убили? Неожиданно нахлынуло раскаяние, ощущение неизгладимой вины за отнятую жизнь.
- Хватит, Матрос, - щелкнул пальцами Гвоздь, будто •отгоняя сторожевую собаку. Но собака эта была бешеная.
- Падла, - Матрос на секунду замер, кивнул, напоследок размахнулся и со всей силы ударил механика кулаком в грудь.
Соболев отлетел на несколько шагов, ноги его заплелись, и он, споткнувшись, полетел на пол. При падении головой ударился об острый угол верстака… Умер он сразу.
Глава восемнадцатая
ОХОТНИКИ
Сева вздрогнул от стука в окно.
- Вот придурок, - прошептал он. В стекло комнаты скреблась швабра.
- Стекло разобьешь! - крикнул Сева, открывая дверь и выходя на балкон.
- Я к-кричу, а т-ты не слышишь, - Лобзик заикался. Представлял он собой жалкое зрелище - худой, в чем только жизнь держится, бледный. Но, как писали его приятели на стене в подъезде, "тяжела жизнь наркомана".
- Тебе чего?
- Д-дай уксусу.
- Зачем? ,
- Н-надо.
- Опять чтотто варишь? .
- Оп-пять.
Сева принес с кухни стаканчик с уксусом.
- Эт-та, спасибо. Сева, завтра зах-ходи. У меня р-ре-бята будут. Девочки. Сам п-понимаешь.
- Понимаю. Как-нибудь зайду.
Лобзику было восемнадцать. С тринадцати он нюхал дихлофос. С четырнадцати - курил анашу. С пятнадцати сел на иглу и употреблял "винт". У него постоянно собирались наркоманские тусовки. Сева как-то раз был там. Ему вкатили в вену несколько кубиков темной жидкости, после чего он чуть не умер. И сообразил больше этим не заниматься.
- Иди, поешь, - крикнула мать с кухни.
- Не хочу. Потом.
- Иди. Потом не буду кормить.
Как раз выдался промежуток между "Санта-Барба-рой" и индийским фильмом. Полгода назад на трикотажной фабрике, где много лет трудилась мать, работников отправили в бессрочный отпуск. Теперь мать смотрела большинство сериалов, которые шли по телевизору, покупала газету "Звезды телесериалов", стала относиться ко всему окружающему гораздо спокойнее, чем раньше. Иногда в гости приходили ее сестры или подруги, и они могли часами обсуждать героев-латиноамериканцев, так что создавалось впечатление, будто они сплетничают о собственных родственниках. Севу это раздражало. Он совершенно не понимал, как люди смотрят такую чушь, когда дома есть видеомагнитофон, по которому можно в пятый раз насладиться новыми "Звездными войнами" или старым "Универсальным солдатом".
Сева наспех - кусок с трудом лез в горло - проглотил картошку с мясом и отправился к себе в комнату. Вновь и вновь мысли крутились вокруг сцены, которую он только что наблюдал у гаража. Что происходит? Что делать? Сева не знал.
Поужинав, он лег на кровать, прикрыл глаза и провалился в дрему. Прошло три часа. Он потянулся к выключателю, но передумал. В полумраке было спокойнее и уютнее.
С улицы донесся звук подъезжающей машины. Сева встал, выглянула окно. На площадку, где стояло несколько автомобилей, принадлежащих жителям дома, заруливала белая "Волга"…
- Ух ты, бли-ин, - прошептал Сева…
- Нам Всеволода Гарбузова, - донесся из прихожей громкий голос. - Нужен… Ничего, что спит… Мы из прокуратуры… Пойдемте посмотрим.
Медлить Сева не стал. Он натянул кожаную куртку, карман которой оттягивала новая записная книжка, распахнул дверь на балкон, посмотрел вниз. Четвертый этаж. Не прыгать же.
- Ой, бли-ин, - снова протянул он, зажмурив глаза, перемахнул на соседний балкон. Под ложечкой засосало. Он боялся высоты.
Надавил на балконную дверь. Незаперта!.. В большой комнате на полу, закатив глаза, лежала еле дышащая, голая по пояс девчонка лет двадцати. Горящая лампа освещала ее зеленоватую кожу. В углу скорчился Лобзик. Он часто дышал, около него валялись шприцы и жгут. На Севу они не обратили никакого внимания. Они витали в космосе.
Сева посмотрел в глазок. Дверь его квартиры была закрыта. Значит, гости еще внутри. Распахнув дверь, он бросился сломя голову вниз…
Дыхание спирало. Бок болел. Воздух со свистом вырывался из легких. Сева никогда не был отменным бегуном. Сейчас он поставил свой личный рекорд. До поселка "Госконюшня" он добрался за пятнадцать минут. Вот и "Чапаев-стрит" - длинная череда небольших домишек, скрывающихся за покосившимися заборами - самый покосившийся у Мухтара Гулиева. Сева отодвинул защелку, распахнул калитку. Байкал хотел залиться хриплым, истошным лаем, но, узнав старого знакомого, шмыгнул в будку.
На стук в дверь открыла недовольная заспанная Нинка.
Женщина она была скандальная, грубая, день и ночь вместе с маманей "грызла" Гулиева. Правда, и тот был хорош - большой любитель пьяных дебошей.
- Где Мухтар? - через силу выдавил запыхавшийся Сева.
- Спит твой Мухтар, зараза он гнилая! Плыви отсюда.
Совсем очумел, дня ему мало.
Она попыталась закрыть дверь, но Сева поставил руку. - Да ты… - он глубоко вздохнул, намереваясь сказать что-то колкое и обидное, но лишь крикнул. - Ну-ка, зови его! Не то всем нам будет, блин, шторм на девять баллов, - всплыло из глубин сознания красивое выражение.
- Ох, какой страшный… Иди, сам попробуй добудиться.
Нинка включила в коридоре свет, под глазом у нее сиял синяк - след недавнего скандала.
Сева растолкал мычащего и ругающегося сквозь сон Гулиева. Тот продрал глаза и непонимающе уставился на приятеля.
- Тебе чего, придурок?
- Мухтар, ко мне приходили…
Глава девятнадцатая
"ОПЕРАТИВНАЯ ГРУППА, НА ВЫЕЗД!"
Косарев дежурил по отделу. Это означало выезды в течение суток на все трупы по области, где может быть намек на криминал. Пока дежурство было спокойным, если не считать поездки на Пятую Парковую улицу ночью. Там в подвале обнаружили труп бомжа. Пожилой бродяга прожил в подъезде несколько месяцев, потом перестал попадаться на глаза, и все решили, что он сорвался к новым местам, как перелетная птица. А он лежал, завалившись за трубами теплоцентрали, в окружении такого количества пустых бутылок, содержимым которых можно было бы упоить до белой горячки полдома. Последние месяцы своей жизни бомж провел как в раю, не отказывая себе в выпивке.
Косарев еще не видел такого. Многомесячный труп не разложился, а мумифицировался, превратился в некое подобие папье-маше. Как фараон - хоть сейчас в музей сдавай.
- Бывает же, - покачал головой Косарев, вместе с медиком осматривая труп и не замечая на нем следов насильственной смерти.
- Наверно, от перепоя лапти откинул, - сказал судебный медик. - Дела не будет.
- Ты будешь вскрывать? - спросил Косарев.
- Нет. Без меня есть кому…
Проведя полночи за этим занятием, Косарев спать уже не хотел. Он выпил крепкого чая и чувствовал себя более-менее нормально.
В коридорах управления застучали женские каблуки, зашаркали форменные ботинки, послышались голоса, захлопали двери. Начинался новый рабочий день.
Косарев, развалившись в кресле, читал материалы оперативного дела по убийству очередного отморозка - восемнадцатилетнего бойца из группировки "зеленых" и его любовницу взорвали гранатой Ф-1, которую подбросили через окно прямо на ложе любви.
- Ясно, - вздохнул Косарев. Как пить дать, грохнули бойцы из конкурирующей группировки - "разгуляевцы". У "зеленых" и "разгуляевцев" война идет уже который месяц. Что они делят - никто не знает. Но бьют друг друга методично и четко. Такие убийства раскрываются с трудом. А здесь вообще получалась комедия. Косарев вышел на убийцу первого павшего "разгуляевца", приехал с омоновцами его брать и застал еще теплый труп злодея. Возбудили дело уже по этому убийству. Пока установили нового убийцу, его тоже успели расхлопать. Потом установили следующего убийцу - с тем же результатом.
Ну и так далее. Так уже получалось, что до момента задержания киллеры не доживали. Ничего не попишешь - жесткая борьба, закон джунглей.
Косарев взял авторучку, вписал в план оперативно-розыскных мероприятий очередной пункт. Щелкнул пальцем по носу стоящего на столе сиреневого металлического пингвиненка. Сиреневых пингвинов не бывает, поэтому Косарев подозревал, что и не пингвин это вовсе, а какая-то загадочная птица. Этой игрушке много лет, побывала она с ним и в Афганистане, и на Севере.
Пингвин не был талисманом. В талисманы Косарев не верил, поскольку многих знакомых ему людей они не сберегли.
Однако можно было допустить, что сиреневый пингвин отгоняет-таки от него и от тесного, заставленного столами, стульями, несгораемыми шкафами кабинета злых духов.
- С Алексеичем беседуешь? - спросил, заходя в кабинет, майор Мартынов. Алексеичем он прозвал пингвина за его внешнее сходство с заместителем начальника областного угрозыска.
- Убийство Сталлоне пытаюсь раскрыть на кончике пера.
- Не напрягайся без нужды, - Мартынов, отдуваясь и пыхтя, как паровоз, что неудивительно при его ста пяти килограммах веса, плюхнулся на стул и вытер лоб. - Скоро "зеленые" и "разгуляевцы" друг друга под корень выведут…
- Ага. И на их место влезут казанцы. Конца и края этому не видно.
- Что ты хочешь. Неуничтожимость мирового зла.
- Когда они друг друга мочат - это их не пугает. На место одного отморозка еще пятеро придут. Пацанва еще в школе мечтает бандитами стать. А вот когда мы их мочить начнем - тут они быстро по щелям попрячутся. Поймут, что за них не шпана с соседней улицы взялась, которую на место можно поставить, а государство.
- Как же, начнем мы их мочить, - усмехнулся Мартынов. - Да и зачем? Если государству ничего не надо, почему у нас должна душа болеть ? Дело бандитов - убивать. Наше дело - ловить. А дело судей - пойманных отпускать. И все при делах… Ты мне лучше скажи, у тебя сотни три до зарплаты не найдется?
- Вчера же получка была, куда ты ее дел?
- Ох, лучше не вспоминать, - махнул рукой Мартынов. - Пришел домой, как положено порядочному отцу семейства, положил деньги на стол. Сидим со Светой на кухне, и чую я, что непорядок какой-то - дочки долго не слышно. Пошел посмотреть, а Леночка в туалете зарплату мою на мелкие клочки рвет и бросает. Прям в унитаз…
Не скажу, что все изничтожила. Сто рублей Осталось.
- А зачем порвала? - спросил Косарев, протягивая три сотенных бумажки.
- Не говорит. Три года всего, а упрямая. Может, бессребреницей растет, а?
- Может.
- Как ночь прошла?
- Мумию бомжа нашли. Кстати, - Косарев посмотрел на часы и потянулся к телефону, набрал номер. - Але. Бюро судебно-медицинских экспертиз? Кто вскрытие по неопознанному ночному трупу делал? А можно его к телефону?
- Граерман слушает, - послышался в трубке знакомый голос судебного медика.
- Иосиф, здоров. Косарев.
- А, привет. Надо чего или по-дружески звонишь?
- Надо по-дружески. Ты вскрытие неопознанного бича закончил?
- Ага.
- Акт не подготовил?
- Смеешься.
- Черкани хотя бы бумажку, что признаков насильственной смерти не имеется.
- Не имеется, да? - саркастически осведомился судмедэксперт.
- А что? - почуяв неладное, спросил Косарев.
- Что?! Вы привозите труп без головы, и заявляете, что нет признаков насильственной смерти!
- Как без головы? - опешил Косарев.
- Повторяю, без головы.
- Так, кажется, была голова.
- "Всадник без головы" читал? Так это вторая часть - "бомж без головы".
- Понятно.
Через полчаса Косарев был снова в подвале с замом по розыску отделения милиции.
- Вот она, - кивнул тот, носком ботинка выкатывая из-за трубы голову.
- Е-мое, - Косарев покачал головой.
- Санитары, когда грузили, она оторвалась - труп-то весь высох, хрупкий стал. И ненароком закатилась.
- Повезу Граерману. А то он с ума сойдет, - Косарев сунул голову в пакет…
Время близилось к семнадцати часам, и Косарев уже подумывал, что недоразумение с бомжом - последний сюрприз за сутки. Спокойное дежурство - это подарок. Только в последние годы таких подарков становится все меньше и меньше.
- Труп с признаками насильственной смерти в пригороде, - сообщил в семнадцать тридцать - за полчаса до окончания дежурства - дежурный по области.
- Полчаса подождать не могли, - поморщился Косарев.
- Беда не ждет, - глубокомысленно заметил дежурный, и Косарев мысленно послал его к чертям.
"Форд" - фургончик дежурной группы с полчаса крутился по проселочным дорогам, пока не выбрался к широкой просеке. Там уже стоял дежурный "УАЗик" Черняховского РОВД и "Жигули" его начальника, похожего на таксу, длинноносого с печальными глазами, подполковника лет тридцати пяти. За годы службы он поднабрался цинизма и язвительности и не уставал их демонстрировать.
- О, здорово, гроза злых чечен, - начальник РОВД хлопнул по плечу Косарева. Они вместе были в прошлом году в Чечне.
- Привет.
- Принимай по описи, - хмыкнул начальник отдела. - Красивое дело. Неопознанный труп. Кавказец. Зацепок - ноль. Документов - никаких. Раскроешь - отличишься.
- Вместе с твоими сыщиками. Чтоб не было как обычно в первые дни все работу изображают, а потом ни одного человека не найдешь, чтобы отработку жилсектора закончить, - произнес Косарев,
- Ты меня с кем-то спутал. Мои сыскари бьются над глухарями до последнего.
- Как труп нашли?
- Рабочие совхоза "Пролетарий" отыскали. Он был скрыт тонким слоем земли и ветками. Бродячие собаки, почуяв запах, разгребли, а рабочие их разогнали.
- Собаки?
- Их столько в последнее время развелось. Селяне боятся в лес ходить. Псы в стаи сбиваются, на людей начинают нападать.
- Интересное что-нибудь обнаружили при осмотре?
- Вон там, за кустами, - начальник РОВД показал рукой, - следы протектора. По ширине колеи - "Жигули". Может, на них жмурика этого и привезли?
- А, может, и не на них… Надо окрестных жителей насчет "Жигулей" поспрашивать.
- Поспрашиваем, не беспокойся.
- Давай-ка, поглядим на труп.
- Погляди, может, и узнаешь, - усмехнулся начальник отдела.
Труп лежал там, где его и обнаружили, дожидаясь судебного медика,
Косарев нагнулся над телом. Внимательно посмотрел на него. Трупные изменения уже коснулись лица, но неД .настолько сильно, чтобы его невозможно было опознать. Да Шрам над губой, черное родимое пятно на виске…
- Ну, что скажешь? - спросил начальник отдела. - Говорит тебе что-то оперативная смекалка?
- Говорит, - Косарев вытащил потертую записную книжку, с которой никогда не расставался, перелистнул ее. - Говорит, что это Бакир Бехбудович Керимов из Мингечаура…
Глава двадцатая
БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ
С Карданом получилась какая-то несуразица. Как ни крути, а получается, что курьера автомеханик убрал по заказу Матроса. Ведь все началось с той "девятки". А потом смерть Соболева. Не хотел его Матрос убивать, лишний труп совсем ни к чему. Лучше, если бы механик сам принес записную книжку. А потом можно было бы выбить из него деньги за доставленное беспокойство. Или отдать азербайджанцам, если те захотят посчитаться. Теперь ничего не поделаешь. Нужно, конечно, было держать себя в руках, но не получалось, хоть убей.
С головой у Матроса было не все в порядке - об этом ему часто говорили. Когда накатывала ярость, сдерживать он себя порой не мог, да и не старался, блаженно отдаваясь накатывающей жажде разрушения. Урки его за это уважали и побаивались, что помогало поставить себя на достойное место.
Когда в первый раз садился по "хулиганской" статье, следователь повел его на судебно-психиатрическую экспертизу.
Там люди в белых халатах полчаса терзали его глупыми вопросами типа: "что тяжелее, килограмм железа или килограмм воздуха? ", "не было ли среди родственников больных шизофренией?" Матрос, естественно, взорвался и обругал женщину-главврача с недобрым колючим взглядом. Та холодно посмотрела на него и процедила:
"Смотри, докричишься. В психушку запру - всю жизнь оттуда не выберешься". Тогда Матрос закрыл рот и больше не возражал, поскольку немало был наслышан о психиатрических больницах. В акте амбулаторной экспертизы врач каллиграфическим почерком вывела:
"…психопатия возбудимого круга. Вменяем, мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими".