Андреа Бузони, высокий, сухощавый, элегантный, чем-то похожий на дирижера симфонического оркестра, молча смотрел то на своего старого приятеля, то на загадочного русского господина.
– У меня есть несколько вопросов к вам, мистер Савельев, – продолжал Эскуразо.
– Я вас слушаю.
– А почему вы решили обратиться именно ко мне?
Савельев широко улыбнулся, а взгляд остался холодным и пытливым.
– Почему к вам, синьор Эскуразо? Да это очень просто. Вы можете мне хорошо заплатить.
– Так вам нужны деньги? – задал бесхитростный вопрос Антонио Эскуразо.
– Деньги нужны всем.
– А что заставило вас продавать столь ценную документацию?
– У меня в России неприятности.
– Вы не собираетесь туда возвращаться?
Вместо ответа Владимир Владиславович Савельев загадочно улыбнулся и откинулся на спинку дивана.
– У нас там, – он мотнул своей лысой головой куда-то в сторону, – все довольно неопределенно. В любой день, в любое мгновение могут произойти кардинальные перемены. И сейчас заниматься производством наркотиков стало довольно-таки опасно. Вот поэтому я и решил свернуть производство.
– Но ведь это очень выгодно! В вашей стране огромные рынки…
– Да-да, все это так, синьор Эскуразо. Но тем не менее, я к вам приехал с предложением, и если вы не хотите, я могу обратиться к кому-нибудь еще.
– Я этого не сказал, – поднял ладони синьор Эскуразо. – А ты почему молчишь, Андреа?
– Тебе решать, Антонио, – Андреа Бузони сделал глоток виски – Тебе, тебе.
– Если что-то решать, так обязательно я. А почему ты, Андреа, не хочешь приобрести документацию?
– Ты же знаешь, Антонио, я занимаюсь другими делами и далек от производства – Да знаю я, чем ты занимаешься, Андреи, мне-то можешь не рассказывать сказки.
– Тем более, если знаешь, зачем спрашиваешь?
– Сколько вы хотите, мистер Савельев? – наконец-то в лоб спросил Антонио Эскуразо и посмотрел прямо в глаза Владимиру Владиславовичу Савельеву.
Тот с абсолютно не изменившимся лицом, сохраняя хладнокровие и выдержку, негромко и отчетливо произнес:
– Десять миллионов.
– Сколько?! – вскочил со своего места Антонио Эскуразо и быстро прошелся по кабинету. – Я не ослышался?
– Нет, вы не ослышались, синьор Эскуразо, ровно десять миллионов.
– Я от этих русских схожу с ума, – невнятно пробурчал итальянец. – Десять миллионов! Десять миллионов! Это огромные деньги. Может быть, вы еще хотите и наличными?
– Нет, – отчеканил Владимир Владиславович Савельев, – я хочу, чтобы деньги были переведены в один из швейцарских банков. И когда деньги будут там, вы получите вторую дискету.
– Даже так? Вы подстраховались?
– Да, – не стал скрывать Савельев.
– А вы не боитесь, что вас могут убить, синьор Савельев? – глядя в глаза гостю и почесывая от волнения бакенбарды, нагло спросил Антонио Эскуразо.
– Да-да, вас могут убить, мистер Савельев, – поддержал своего приятеля Андреа Бузони.
По всему было видно, что и он тоже изрядно волнуется. Стакан подрагивал в его тонких пальцах с отполированными ногтями.
– Нет, вот этого я как раз не боюсь, – с такой же наглостью взглянул в глаза итальянцу Савельев. – Вам нет смысла меня убивать, ведь я ничего не скажу, и дискету вы не получите.
– Но, убрав вас, мы защитим свой рынок от дешевых наркотиков, и никто не будет сбивать цены.
– Я об этом думал, – признался Савельев, – но на этом вы заработаете в несколько раз меньше. А здесь никакого риска и быстрый доход. К тому же, вы обойдете своих конкурентов.
Антонио Эскуразо открыл деревянную коробку, извлек толстую сигару, откусил кончик золотыми щипцами, прикурил, жадно затянулся и выдохнул голубоватую струю дыма.
– И обо всем-то вы подумали, мистер Савельев. Не подумали только о том, что я могу отказаться.
– Ну что ж, дело ваше. Как говорят у нас в России, мое дело предложить, ваше – отказаться.
– Я не совсем понимаю славянские пословицы, – сказал Андреа Бузони, взглянув на своего приятеля.
А вот Антонио Эскуразо прекрасно понял смысл пословицы. Он продолжал нервно расхаживать по кабинету.
– Значит, десять миллионов?
– Да, десять, – сказал Савельев.
– За десять миллионов я, мистер Савельев, не могу купить эту документацию. Я не настолько богат.
– Ну что же, – поднялся с дивана Владимир Владиславович, – как говорят у нас в России, на нет и суда нет.
– Погодите. Может быть, мы сможем договориться.
– Если вы, синьор Эскуразо, сказали, что у вас нет таких денег, то о чем мы тогда можем договариваться?
– Мне надо подумать.
– У меня нет времени ждать.
– Но больше у вас никто не купит, мистер Савельев!
– Посмотрим. Мир большой, и желающих на подобный товар, думаю, предостаточно. Просто я хотел вам сделать услугу – помочь своим бывшим конкурентам, искупить свою вину перед вами. Ведь из-за меня вы потеряли довольно много денег, думаю, намного больше, чем десять миллионов. А потом потерять можно еще больше.
Савельев говорил очень убедительно, и его слова подействовали на Антонио Эскуразо и Андреа Бузони.
– Ладно, погодите. Выпейте виски. Я должен подумать хотя бы минут пять или десять.
* * *
Антонио Эскуразо уже давным-давно решил, что купит документацию за любые деньги, но он любил торговаться. Сам процесс доставлял ему неописуемое наслаждение. Ведь он вышел из семьи мелкого торговца рыбой и все свое детство провел на пропахшем рыбой базаре.
* * *
Владимир Владиславович Савельев все еще стоял посреди кабинета, опираясь ладонью о стол на витиеватых резных ножках. Савельев улыбался, но его брови были сведены к переносице, лоб бороздили складки. Это двусмысленное выражение его лица можно было истолковать и как недовольство, и как победу, но победу, доставшуюся очень дорогой ценой. Правда, его лица не видели ни Антонио Эскуразо, ни Андреа Бузони.
Итальянцы смотрели друг на друга, и их взгляды были более красноречивыми, чем любые слова.
Антонио Эскуразо качнул своей лысой головой и громко щелкнул пальцами.
– Хорошо, мистер Савельев, я решил. Я согласен на ваше предложение. Итак, девять миллионов.
– Я сказал десять, и ни цента меньше.
– А давайте, мистер Савельев, девять, с половиной – ни вам, ни мне.
Савельев ухмыльнулся. Его смешили эти итальяшки, готовые удавиться за каждый цент.
– Ну что же, девять с половиной, так девять с половиной.
– Андреа, – обратился дон Эскуразо к своему приятелю, – а ты проверил документацию? Там все в порядке, без обмана?
– Да, я показывал ее специалистам, тем, кто занимается подобными вещами…
– И что? – насторожился Антонио Эскуразо.
– Они в восхищении.
– Позвольте, мистер Савельев, как вам удалось?
– Что – как удалось?
– Ну.., придумать такой простой и дешевый способ получения наркотиков.
– Это не мне. В России есть такие таланты, синьор Эскуразо, что вам и не снилось.
– Мистер Савельев, а нельзя ли эти ваши таланты переправить сюда, чтобы они работали на нас?
– Думаю, это сложно. И это отдельный разговор.
Но вместе с вашими специалистами, я думаю, мы смогли бы наладить дело намного быстрее… Но.., может быть, синьор Эскуразо, все может быть…
Андреа Бузони поднялся.
– Господа, так я считаю. Что сделка совершена и стороны пришли к обоюдовыгодному решению?
Савельев пожал плечами и вопросительно посмотрел на Антонио Эскуразо.
Тот как-то очень по-русски махнул рукой – дескать, гори оно все гаром, если сказал, то уже от своего не отступлю.
Он извлек из кармана чековую книжку, положил ее на стол, на чековую книжку положил "вечное перо".
– Итак, в каком банке мистер Савельев желает получить девять с половиной миллионов?
Владимир Владиславович словно только и ждал этого вопроса. Он назвал один из швейцарских банков и номер счета.
– Завтра деньги будут переведены на ваш счет.
Владимир Владиславович так и не понял, зачем этот чванливый итальянец вытаскивал свою чековую книжку и швырял ее на стол.
– Значит, завтра, как только я получу подтверждение из банка, что деньги поступили, вы можете получить вторую дискету.
– Да-да, так и поступим А сейчас, господа, самое время выпить по бокалу шампанского.
– Я не откажусь, – рассмеялся Владимир Владиславович Савельев и смех его был абсолютно искренен, хотя и неприятен.
Итальянцы переглянулись.
* * *
Была открыта бутылка очень дорогого французского шампанского. Напиток заискрился в бокалах. Мужчины чокнулись, выпили.
Владимир Владиславович Савельев достал из кармана свой золотой портсигар, щелкнул зажигалкой, закурил сигарету.
– Так, все-таки, что у вас там в России? – полюбопытствовал Андреа Бузони.
– У нас, как всегда, выборы и, как всегда, непонятно, кто кого победит.
– А что, ваш Президент может потерять власть? – спросил Антонио Эскуразо.
– Может потерять, но не потеряет. Хотя, как говорят в России, все это вилами по воде писано.
– Чем-чем писано? Где писано? – заинтересовался синьор Эскуразо.
– Вилами по воде.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Антонио посмотрел на синьора Бузони.
Тот пожал плечами и темпераментно замахал руками:
– Нет, ничего не понимаю.
– Ну, это, господа, в общем-то тяжело понять. Чтобы в этом разобраться, надо быть русским или прожить в России по меньшей мере лет тридцать или сорок.
– А, тогда понятно. Я жил везде – и в Колумбии, и в Боливии, и в Египте, не говоря уж о Европе, Австралии и Азии, но в России не был никогда. Наверное, там очень холодно, мистер Савельев?
– Россия очень большая, синьоры, там и холодно, и очень жарко одновременно.
– Странные люди – русские! Все у вас вроде бы есть, а вам все чего-то не хватает, – принялся философствовать Антонио Эскуразо, глядя на корешки книг, которые он никогда не открывал, но которыми очень гордился.
– Значит, завтра, во второй половине дня я вас жду, господа, – сказал Савельев, а затем взглянул на свои дорогие часы.
– Да, мистер Савельев, мы обязательно будем.
* * *
После того, как Владимир Владиславович покинул особняк дона Эскуразо и укатил в свой отель, радуясь и сияя от счастья, Антонио Эскуразо продолжал разговор с Андреа Бузони – Этот русский, конечно, умеет торговаться.
– А что же ты хотел?
Он раньше служил в КГБ.
– Где? – сощурил и без того узкие глаза Антонио.
– Ну, это типа нашего ЦРУ.
– Вот как?! А сейчас занялся бизнесом?
– У них все, Антонио, сошли с ума, все занимаются бизнесом. Слава Богу, у них есть чем торговать.
– А почему мы с ними, Андреа, не имеем никаких дел?
– По-моему, имеем. Русские бандиты обчистили мое казино в Лас-Вегасе.
– Да что ты говоришь – русские?! Впервые об этом слышу.
– Я тоже до поры до времени думал, что это наши, что кто-то из своих решил меня проучить. Только потом выяснил, что это русские из Одессы.
– Значит, они пошли по нашим стопам, – похлопал себя по коленям синьор Эскуразо и вновь наполнил бокалы шампанским.
– Они пойдут дальше нас, Антонио, поверь мне, намного дальше.
– Посмотрим, посмотрим…
– За удачу, Андреа!
– За удачу, Антонио!
Итальянцы сдвинули бокалы. На лицах застыло самодовольство и высокомерие.
Антонио Эскуразо вызвал своего секретаря и отдал распоряжение:
– Мигель, как можно быстрее переведи деньги вот на этот счет вот в этот швейцарский банк. Сейчас же этим займись.
– Слушаюсь, дон Эскуразо, будет сделано.
– И не медли.
– Хорошо.
Когда секретарь покинул кабинет, Андреа Бузони спросил Антонио Эскуразо:
– Ты доволен своим секретарем?
– Он мой родственник. В общем-то довольно расторопный малый, правда, инициативы маловато. А так ничего, старается.
– Это что, сын твоей кузины?
– Конечно, конечно, Лючии.
– Я ее помню. Интересная была женщина.
– Да, была… Но видишь, как все получилось?
И Лючию, и двух ее сыновей, и мужа, которого я не любил, – в общем, всю семью перестреляли, мерзавцы.
Один Мигель остался в живых, и то чудом.
– Знаю, знаю. Помню, как ты тогда был напуган, Антонио.
– Да что я? Все наши были напуганы. Я думал, что нашей семье войну объявили, а оказалось куда проще.
Сумасшедший маньяк, таких дел натворил.
– Да, я помню.
– Послушай меня, Андреа, – немного захмелев от шампанского, проговорил Антонио Эскуразо и подвинулся к своему приятелю.
– Я слушаю, Тони.
– Знаешь, Андреа, совсем мне не нравится этот русский, я не пойму, что у него на уме.
– Как это? Только что ты говорил…
– Мало ли что я говорил? А вот сейчас чувствую.
Меня еще мать всегда наставляла: Тони, слушай, что подсказывает тебе сердце.
– И что оно тебе подсказывает?
– А подсказывает оно мне, Андреа, что этого русского надо убрать.
– Как это убрать? А документация?
– Его надо будет убрать после того, как он отдаст дискету.
– Кому поручим?
– Скажи Карлуччи.
– Может не справиться. В последнее время он какой-то странный, вечно чем-то недоволен.
– Скажи, что я ему хорошо заплачу. И пусть он займется этим вместе с Гансом – так надежнее.
– Хорошо, Тони, скажу.
– И чем быстрее они это сделают, тем лучше. Думаю, этот русский не настолько глуп, чтобы продать документацию только нам. Он ее может всучить и колумбийцам, и мексиканцам, и китайцам. Так что лучше от него, Андреа, избавиться.
– А ты соображаешь, хватка у тебя железная, – А где бы я уже был, Андрея, не будь у меня этой хватки?!
– Это точно.
* * *
Савельев поднялся на двенадцатый этаж и прошел в свой номер. Поужинать он решил спуститься в ресторан. Но сперва Владимиру Владиславовичу страстно хотелось вымыться, переодеться во все чистое и только после этого отправиться на ужин. Он чувствовал, что вспотел во время визита к дону Эскуразо. Снимая галстук и стягивая с себя рубашку, Савельев подумал: "Ты такой же дон, как я Папа Римский. Как родился торговцем, так и останешься им до конца жизни. Но обманывать тебя я не стану, документацию ты получишь. А вот еще с двумя дискетами я поступлю по своему усмотрению. Может быть, мне мексиканцы и не заплатят девять с половиной миллионов, но миллиона за четыре" пять я продам дискеты. Так что у тебя, дон Эскуразо, скоро появится очень серьезный конкурент, и проблем у тебя не уменьшится. И спать ты будешь плохо. Уж это я тебе обещаю".
Савельев стоял под тугими, бодрящими струями душа.
В его сердце едва ли не с рождения была странная классовая ненависть ко всевозможным капиталистам и буржуям. И хотя он сам уже стал абсолютно таким же, только, может быть, еще более жестким и ненасытным, это чувство сейчас переполняло его душу.
Даже в этой он был настоящим русским.
* * *
Глеб Сиверов возвращался в квартиру, на которой его спрятал полковник Поливанов.
Он был внимателен и осторожен, выходил из дому один раз в день, вечером, и то лишь для того, чтобы незаметно пройтись по улицам, подышать свежим воздухом. Воротник его меховой куртки был поднят, лыжная вязаная шапочка надвинута на глаза. Пистолет он засунул за брючный ремень.
Глеб шел держа руки в карманах, глядел себе под ноги.
Во дворе дома было темно. Глеб поднял голову и взглянул на неосвещенные окна своей квартиры, вернее, не своей, а квартиры Геннадия Поливанова.
"Сколько мне еще здесь прятаться?" – в который раз задал себе вопрос Сиверов.
– Добрый вечер, – послышался знакомый голос.
Глеб вздрогнул. Прямо перед ним, на лавочке, засыпанной снегом, сидел пожилой мужчина в меховой шапке. Воротник его пальто был поднят, на коленях мужчина держал старомодный кожаный портфель с блестящими застежками.
Глеб остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду.
– Добрый вечер, – негромко повторил мужчина усталым голосом.
– Генерал? – прошептал Глеб.
– Да-да, это я.
– Как вы меня нашли?
– Адрес оставил Станислав Петрович.
– Что-то случилось, генерал? – обеспокоенно спросил Глеб, пытаясь заглянуть в глаза Потапчука.
Но тот опустил голову и грузно встал. На заснеженной скамейке остался глубокий след, и Глеб понял, что генерал сидел довольно долго.
– Давайте поднимемся, – сказал Потапчук, направляясь к двери подъезда.
Глеб, ничего не понимая, последовал за ним. Генерал шел тяжело. И Глеб подумал, что он выглядит постаревшим лет на двадцать.
"Наверное, случилось что-то довольно серьезное".
Когда мужчины поднялись в квартиру, генерал снял свое несовременное пальто с каракулевым воротником, отряхнул снег с шапки и положил ее на комод.
Он стоял в прихожей, держа в руках портфель.
– Проходите, – предложил Глеб.
Генерал вошел в гостиную, сел на диван, поставил портфель на колени. Затем медленно, дрожащими руками расстегнул замки и выложил на низкий журнальный столик бутылку "Московской", уже порезанную ветчину и порезанный хлеб.
– У вас найдутся стаканы?
– Конечно.
Глеб направился на кухню. Когда он вернулся с двумя стаканами, генерал уже открыл бутылку и, поставив ее на стол, посмотрел на Глеба, потом перевел взгляд на стаканы в его руках.
– Я чувствую, что-то произошло, – не то вопросительно, не то утвердительно сказал Глеб Сиверов.
– Да, произошло… Будьте добры, принесите еще один стакан.
Глеб сходил на кухню. Генерал разлил водку по стаканам.
И Глеб все понял.
Потапчук взял кусок хлеба и положил на стакан.
– Сегодня утром погиб Станислав Петрович Поливанов.
– Как погиб?!.. – словно не веря, словно считая, что подобное невозможно, проговорил Глеб.
– Он погиб в Грозном, в районе аэропорта.
– Погиб? – с недоверием переспросил Глеб.
– Мне сообщили, что погиб.
– Земля ему пухом, – сказал Глеб, поднимая свой стакан.