* * *
– Вашу мать! – Терентьев предполагал, конечно, что атака будет нелегкой, но он и представить себе не мог, насколько плотным окажется огонь "духов" и насколько быстро залягут его бойцы, не в силах сделать больше ни шагу вперед и не в состоянии вернуться назад, в укрытия заставы. – Вперед, в атаку! Встать!
Он сам рванулся вперед, показывая бойцам пример, и кто-то уже бросился за ним, но близкий взрыв гранаты сбил капитана с ног, безжалостно швырнув его на землю.
Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к собственным ощущениям – жив ли? цел ли? – затем вскочил, но ребята уже снова залегли, атака захлебнулась, и капитан бросился, укрываясь от огня "духов", за удачно подвернувшийся валун, жестом подзывая к себе радиста.
– Отходим! – крикнул он в свою маленькую переносную полевую радиостанцию, надеясь, что хоть кто-нибудь из сержантов жив и сможет передать приказ своим людям. – Назад, на заставу! В укрытия! Всем назад!
В этот момент рядом с ним тяжело плюхнулся на живот радист. Парень боялся за целость своей аппаратуры, висевшей в ранце у него за спиной, пожалуй, не меньше, чем за собственную жизнь.
Не дожидаясь, пока его подчиненный справится с радиостанцией, капитан сам рванул к себе висевший у радиста на плече микрофон, а другую .руку протянул за наушниками.
– "Гнездо", прием! "Кукушка" на связи. Мне нужна помощь. Срочно нужна помощь.
– В чем дело?
– Наша атака отбита. У меня масса "трехсотых" и хватает "двухсотых" (на языке кодированных сообщений "трехсотыми" именовались раненые, "двухсотыми" – те, помочь которым было уже ничем нельзя). Нужна срочная помощь в эвакуации и огневая поддержка.
– Помощи пока не будет, – спокойно ответило "Гнездо" голосом дежурного офицера.
– Как не будет? У нас уже все, конец, ни боеприпасов толком не осталось, ни медикаментов. Мы залегли, не можем пошевелиться даже. Нам срочно нужна помощь. У нас же "трехсотые", а из лекарств только бинты и остались. Вы что?! Срочно помощь давайте! Терпеть здесь больше уже невозможно. Как меня поняли? Прием!
Терентьев испугался не на шутку. Этот спокойный голос штабного связиста не просто настораживал – пугал по-настоящему.
– Ты вот что скажи – у вас может сесть вертолет?
– Может. Вы прикройте его огневыми "вертушками" и садитесь сколько угодно…
– Прорабатываем этот вариант.
– Быстрее!
– Доложите возможность своего немедленного отхода. Как поняли? Прием.
– Я отдал приказ, но смогут ли ребята…
– Не понял.
– Трудно отойти! Нам "трехсотых" надо выволочь и убитых. Нам нужна ваша помощь с воздуха, чтобы мы могли уйти. И где там "Ворона" копается? Нам хотя бы "трехсотых" тяжелых эвакуировать и к вам отправить, а сами мы потом еще продержимся, если на заставу вернемся. Вы нам хоть пару "вертушек" прислали бы!
– "Ворона" сама блокирована.
– Ну вот видите! – Терентьев отлично понимал, в какую переделку попали спецназовцы, спешившие им на помощь, а потому даже обрадовался – ну не бросят же в штабе на съедение "духам" такое множество народа! Должны же они прислать помощь! – Передайте "вертушкам", что мы сможем обозначить для них некоторые цели ракетами…
– Обстановка обсуждается.
– Срочно надо!
– Ладно, ладно, не волнуйся! К тебе пошла уже помощь, жди! "Ворона", как у тебя? Что там? – переключился штабной связист на взвод спецназа, и тотчас же отозвался его командир:
– Бля, залегли на хрен!
– Продолжайте атаковать, помощь вам уже идет. Помогите "Курице".
– Каким хером? У меня у самого уже два "двухсотых" и шесть "трехсотых", ясно?
– Полностью нас прижали, – снова закричал в микрофон Терентьев, перебивая "Ворону"; ясно было, что со стороны спецназа помощи уже никакой не будет. – Из РПГ, из "выстрелов" молотят, минометами. Мы не можем головы поднять. Заставу долбят. Срочно помощь! "Гнездо", помоги, 9 твою мать! Давай Игнатенко на связь, если сам не можешь!
– Я понял тебя, понял, "Курица". Понял и тебя, "Ворона", держитесь, идет помощь.
– По нам прямой наводкой бьют. В упор молотят, прямо с горы, суки.
– С какой стороны огонь?
– Отовсюду, мать их! Справа, метрах в ста, куча гранатометчиков засела, чуть левее – минометы.
Мы не можем головы поднять. Где ваша сраная помощь?
– Уже пошли "вертушки", жди, – невозмутимо отвечал штаб, и Терентьев понял, что большего пока от них не добьешься.
Вытащив из-за пазухи заветную фляжку, которую он предусмотрительно сунул под бронежилет перед атакой, он сделал два больших глотка и нервно закурил, пытаясь рассмотреть из своего ненадежного укрытия то, что делалось на поле боя.
Кто-то уже успел отойти к заставе, и ребята пытались организовать там огневую поддержку, работая из пулеметов ДШК по склонам, где засели "духи", но пулеметы быстро накрывались огнем вражеских гранатометов. Казалось, что теперь "духи" сосредоточили основное свое внимание на заставе, давая передышку залегшим на открытом месте пограничникам.
Правда, передышка была весьма относительной – командир заставы не мог даже толком оценить свои потери, не мог сориентироваться, где расположились его бойцы и что они делают. Он не видел ни одного своего сержанта, ни одного офицера, и это обстоятельство его особенно встревожило.
Отшвырнув в сторону только начатую сигарету, капитан Терентьев снова схватил микрофон:
– "Курица" на связи. Срочно нужны "вертушки", все! Мы не можем больше держаться.
– Спокойно, вас понял, – голосом Кашпировского отозвался штаб. – Держитесь, держитесь…
Сейчас командование как раз решает…
– Что решает?! – заорал вне себя Терентьев – Сколько можно решать, бля? Ты нам уже полтора часа мозги трахаешь… Вы там уже всех нас похоронили. Какая, бля, помощь?! Ждите, бля, помощь… "Гнездо", ну я прошу тебя, мобилизуй все, слышишь? Позови срочно к рации начштаба!
– Ну не нервничай ты так. Вылетели уже "вертушки" к вам, скоро будут…
– Когда они вылетели, на хрен? Сколько будут лететь, в конце концов? Мы тут уже заманались их ждать. Мы же уже не можем держаться. У тебя "вертушки" уже целый час летят. Я тебе час назад говорил – дайте помощь, вашу мать!
– Продержитесь еще минут двадцать… Ну мужики, ну минут двадцать, не больше…
– Ты что, бля?! Я не понимаю вас.
– Я понял тебя, "Курица", понял. Как у "Вороны" дела?
– Хреново, – отозвался спецназовец. – Тоже молотят прямой наводкой. У меня, между прочим, боеприпасы на исходе, скоро врукопашную на "духов" пойдем. Девять "трехсотых", черт возьми, и еще один "двухсотый".
– Господи, сколько ж вас там осталось?! – удивленно возопило "Гнездо".
– Сам посчитай.
– Понял тебя, понял. Успокойтесь…
Терентьев был опытный боевой офицер, уже много раз участвовавший и в мелких столкновениях с "духами", и в более крупных операциях. Но еще никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь.
Как ни странно, но за себя он боялся сейчас меньше всего. Возможно, сказывалась усталость недельной блокады, возможно, это было следствием того разговора с Игнатенко, когда стало понятно, что обратного пути лично у него, у капитана Терентьева, просто нет. Так или иначе, но почему-то собственная судьба его не волновала.
Сейчас он больше всего боялся за ребят.
Нечто ужасное творилось сейчас на этом участке границы – практически сотню или полторы ребят расстреливали в упор, без жалости и сомнений, а они не имели ни малейшего шанса спастись или дать отпор – силы были слишком неравными. Но самое страшное состояло в том, что капитан не в состоянии был понять позицию штаба.
Гибло столько народа, подвергалась разгрому целая застава, пропадало элитное спецподразделение, а начальство и в ус не дуло. По радио пороли натуральную херню: все решают, высылать помощь или нет! Все думают, видите ли, позволить и дальше расстреливать ребят или все же выручать их всеми силами и средствами, какие только есть в распоряжении штаба!
Осознание того, что где-то не слишком близко от этого страшного места в тихом штабе преспокойно сидят несколько человек в таких же погонах, как и у тебя, и, пререкаясь друг с другом, решают твою судьбу и судьбу твоих подчиненных, – осознание этого было просто невыносимо.
Терентьев снова схватил микрофон:
– Вот что: вы меня заманали! Вы такими темпами целый день будете принимать решение. Давайте срочно "вертушки", пусть идут сюда. Мы тогда сможем головы поднять маленько. Как меня поняли? Срочно высылайте "вертушки"!
– Поняли вас хорошо, Капитан понял, что больше уже не может переносить этот спокойный тон. Он сорвался, зарыдав в микрофон, осыпая проклятиями штабных офицеров:
– Суки вы! Что вы там поняли? Мы уже выдохлись, сдохли! Вы вывезете нас всех отсюда ногами вперед. Но вам же не жить потом! Мы вас из-под земли достанем!..
– Успокойся, капитан.
– Я тебе успокоюсь! Давай быстрее "вертушки", гад! Решайте быстрее!
– Все, "вертушки" сейчас подойдут. Все нормально, успокойся, все нормально… Держись, братва, все будет хорошо, все идет нормально…
– Так где "вертушки"?
– Подходят уже. Обоим вам помогут. Обозначить себя дымами, как поняли? Прием.
– Нечем мне себя обозначать, ясно вам? – отозвался спецназовец.
– Мне тоже, – поддержал десантника Терентьев. – У меня с собой две ракеты есть только.
Обозначусь зеленой, как поняли? Прием.
– Понял.
– И сразу покажу направление, где гранатометчики засели. Как поняли?
– Понял. Ракета зеленого цвета в сторону гранатометов. Как подойдут "вертушки", я команду дам, чтобы обозначать. Держись на связи.
– А что мне делать остается, как не держаться на вашей траханой связи? – огрызнулся капитан. – Я еще и белую дам – в сторону минометов. Как поняли? Прием.
– Понял. При подходе "вертушек", когда услышишь звук, обозначишь себя. Понял меня?
– Да-да. Где же они?
– Сейчас.
– Ну сколько ждать можно? Нам всем отсюда сматываться надо. Всех эвакуировать. Понимаете?
– Да.
– Так где они?
– Подождите. Выясняем.
– Ну сколько же можно? – Терентьев уже не знал, что еще можно сказать штабным, что еще можно выкрикнуть в эту дурацкую радиостанцию, чтобы они поняли там наконец, насколько серьезная сложилась в горах ситуация. – Ребята, вы что себе там думаете?! Вы же нас хороните здесь заживо! Вы нас что, специально подставляете?
– Ну что ты трындишь! – попытался было возмутиться штабной офицер, но Терентьев не дослушал его: сорвав с головы наушники, он стал напряженно прислушиваться. В грохоте продолжающегося боя ему вдруг почудился такой родной, такой долгожданный звук – гул подлетающих "вертушек" огневой поддержки.
Сомнений быть не могло – они гудели где-то совсем рядом. Он просто не видел их пока из-за гор.
Капитан вертел головой во все стороны, не зная, откуда летчики попытаются зайти для огневого удара. Трясущимися от волнения руками он вытащил ракетницу, загнав в нее ракету, и теперь напряженно ждал, в любую секунду готовый показать направление огня своим спасителям.
Наконец он увидел их.
Выскочив из-за гор, вертолеты оказались совсем близко от них, но все же чуть в стороне. Терентьев вытянул руку с ракетницей в сторону склона, на котором засели особо лютовавшие "духи" – гранатометчики, и нажал на спуск.
Прочертив яркую зеленую дугу, ракета упала у самого объекта атаки – лучшего целеуказания для вертолетчиков и придумать было нельзя.
Но… Случилось что-то странное.
Четыре "вертушки", похожие издали на каких-то фантастических летающих крокодилов, одна за другой по очереди зашли на штурмовку. Но бомбили они пустой склон в километре от места боя!
Пыль и огонь, взметнувшиеся в небо после серии взрывов, не оставляли сомнений в том, что одним залпом вертолетчики снесли половину горы, которую они атаковали.
Но это была не та гора!
А дальше произошло нечто совсем необъяснимое – развернувшись, вертолеты набрали скорость и.., скрылись за горами!
Вдалеке постепенно затихал гул их двигателей.
Первыми очухались "духи" – их огонь, прерванный появлением "вертушек", возобновился с новой силой и яростью, добивая остатки того, что называлось погран-отрядом.
Затем пришел в себя офицер-спецназовец, который, наверное, тоже наблюдал столь эффектную атаку с воздуха. В своих наушниках Терентьев отчетливо услышал, как тот коротко бросил:
– Ну все, теперь нам трындец!
И только тогда капитан окончательно понял, что произошло. Схватив микрофон, он закричал в радиостанцию страшным, нечеловеческим голосом:
– "Гнездо", сука! "Вертушки" уходят! Они отработали не там и уходят! Вы что, бля, падлы? Поверни их быстро! Левее на километр надо было. Я же ракету дал! Разверни их! Слышишь? Вы что там, повымерли все? Суки! Ты принимай решение быстро, бляха-муха! Ты, "Гнездо", сука! Мы тебя все равно из-под земли достанем, понял или нет? Обещаю!
Наверное, что-то в его голосе заставило штабного офицера связи осознать, насколько реальна угроза брошенного на погибель капитана. Наверное, связист поднял на уши весь штаб. Наверное, от самого Игнатенко, а возможно, от кого-то и повыше чином летчики получили по первое число, и им ничего не оставалось, как срочно переделать свою работу, и переделать ее на этот раз качественно.
Не прошло и трех минут, как "вертушки" вернулись. Терентьев повторил для них целеуказание, выпустив свою последнюю ракету.
И горы перевернулись.
Наверное, с самого своего рождения в грохоте вулканов не видел Памир такого – на склоны его гор, туда, где засели "духи", сошел настоящий ад.
Древние горы стонали и дрожали, прошиваемые чуть ли не насквозь ракетами "вертушек".
В считанные мгновения укрепленные позиции "духов" превратились в море огня, пыли, дыма, разметающихся камней. Бандиты не успели сделать по вертолетам ни единого выстрела из своих "стингеров" – вертолетчики прижали их к земле и показали, что же такое на самом деле гнев Аллаха.
Ужас продолжался долго.
Достаточно долго для того, чтобы пограничники сумели оттянуться к заставе, загрузить в одну из севших на развалинах заставы "вертушек" убитых и раненых, перегруппироваться. Остатки спецназовцев, подхватив своих убитых и раненых товарищей, сломя голову бросились к разгромленной заставе, пытаясь спастись под защитой ее укреплений, пока не очухались таджики.
Командир заставы капитан Терентьев, убедившись, что его ребятам на этот раз удалось избежать смерти, хлебнул еще пару глотков для храбрости из заветной фляжки, захватив автомат и свои странные "уоки-токи", незаметно отполз в сторону и быстрыми перебежками бросился прочь от заставы, прочь от огня.
Прочь от своих.
Навстречу неведомому, смертельно опасному, странному.
Обратной дороги к своим для него больше не было.
Часть вторая
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
I
Еще чуть-чуть – и залпы "вертушек", которые долбили засевших на склонах вокруг заставы "духов", запросто накрыли бы спрятавшегося в расщелине Толика. Ракеты рвались, казалось, над самой его головой. Горы дрожали и гудели, сверху сыпались камни и песок, и только чудом парень не попал под обвал, прогрохотавший чуть правее его укрытия.
Когда "вертушки", отработав, ушли, Аркан осторожно выглянул из своего укрытия, пытаясь разобраться в том, что творится на поле боя.
Выяснить, что стало в итоге с "духами", многим ли из них удалось уцелеть после этого жуткого налета, не было пока никакой возможности – взметнувшиеся в воздух пыль и дым окутывали склон плотной пеленой. Рассмотреть хоть что-нибудь там, на склоне, Аркан не смог и решил подождать.
Он знал, что теперь, после ухода "вертушек", рано или поздно ситуация прояснится. Да и то сказать – дальнейшие события могли развиваться всего двумя путями: или "духи", переведя дыхание и собравшись с силами, снова возьмутся за заставу, добивая последних ее защитников, или пограничники, воспользовавшись замешательством противника и почувствовав собственную силу, перейдут в атаку, чтобы разблокировать наконец заставу и вызвать транспортные и санитарные вертолеты.
В последнем случае "духи" вряд ли станут принимать бой – они растворятся в этих горах тихо и незаметно, мелкими неуловимыми группами рассосавшись по ущельям и склонам, по расщелинам и пещерам, захватив с собой оружие и боеприпасы и оставив наступающим шурави только трупы своих верных Аллаху товарищей…
"Странно, однако!" – заметил про себя Аркан, взглянув на часы: время шло, но ни одна из противоборствующих сторон пока не подавала никаких признаков активности. В этой неясной переломной ситуации никто почему-то не делал попыток захватить инициативу – в горах повисла странная напряженная тишина, и это обстоятельство насторожило сержанта. Не могло же, черт возьми, случиться так, как в том старом фильме: "Это очень грустная история, в которой все умерли!"
Чертыхаясь, Аркан вытащил из рюкзака бинокль и, приблизив окуляры к глазам, первым, делом посмотрел на тот склон, который подвергся обработке с "вертушек".
– Ага! – вырвался у него непроизвольный вскрик радости. – Не понравилось!
Никаких сомнений быть не могло – оставшиеся в живых "духи" явно решили "делать ноги", пока не поздно. Со своего наблюдательного пункта Аркан хорошо видел позиции блокировавших заставу таджиков. "Вертушки" все же здорово их потрепали – повсюду валялись трупы, покореженное оружие, ошметки каких-то тряпок, которые при ближайшем рассмотрении вполне могли оказаться просто кусками разорванных взрывами тел.
Несколько человек суетливо возились у двух уцелевших минометов, отделяя плиты и сошки, явно готовя их к транспортировке. Еще несколько "духов" бродили по горе, склоняясь над трупами товарищей и собирая уцелевшие автоматы и прочую экипировку. Небольшая группа боевиков уже поднималась по склону – на каждом бойце в этой группе висело сразу по несколько гранатометов и автоматов.
"Духи" явно драпали, но на заставе этого как будто и не замечали – ни одного выстрела вслед.
Казалось бы, сейчас, когда никто не мешает, вытащить наверх из укрытия автоматические гранатометы – и "шахматкой" по склону. Раз, другой! Всего несколько залпов – и шесть десятков гранат довершили бы то, что не успели доделать Ми-24. Но застава упорно молчала.
Аркан перевел бинокль на "Красную".
У него чуть снова не вырвался непроизвольный возглас, но на сей раз это был бы возглас изумления: посеченная взрывами мин и гранат, покореженная, разрушенная застава словно вымерла.
Среди развалин "Красной" Аркан не мог разглядеть ни одного пограничника. Сержант понимал, что они там есть, что хоть кто-то остался в живых: ведь он видел, как ребята атаковали, как отходили назад под плотным огнем "духов". Ведь кто-то должен был уцелеть!
Но видимо, шок от "дружеской" встречи, которую устроили пограничникам басмачи во время неудачной атаки, оказался настолько сильным, что желания высовываться из укрытий теперь ни у кого на заставе не возникало.
"А как же раненые?"
Толик перевел бинокль на поле боя – маленький пятачок, ставший местом атаки и гибели пограничников, – и удивленно покачал головой: лишь на дальнем от него фланге несколько бойцов под началом сержанта пытались организовать эвакуацию раненых и убитых ребят из своего подразделения, суетливо перетаскивая их на расстеленных плащ-палатках.