- Ах, Аксель! Я альтруист, филантроп и романтик. Я никогда не стараюсь урвать кусок больше, чем могу проглотить. И потом, когда ты найдешь много этих штучек, кто-то должен будет их шлифовать и продавать. Мы еще очень пригодимся друг другу.
Вилли отвинтил колпачок, плеснул себе и спутнику шведской горькой настойки, пригубил и поморщился:
- Лучше бы шнапсу или вашей водки, крепости никакой. Кстати, Аксель, дружище, откровенность за откровенность. Почему ты не вернулся в Россию? С твоей информацией ты бы был там далеко не последним человеком. Идеологией не увлекаешься, на идею пангерманизма чихать хотел, после революции твоей семье терять было, в общем-то, нечего. Почему ты здесь? А?
Инженер и сам давно пытался найти ответ на этот вопрос. И не находил. Вообще-то решение принял отец, а они с матерью лишь пошли за ним. После революции все изменилось, уже не было страны, где начиналось детство. Что можно запомнить в пятилетнем возрасте? Толпы с флагами на улицах днем, треск винтовочных выстрелов ночью. Потом отец рассказывал, что исчез вековой уклад. Все стали жить одним днем. Закон и порядок заменили лозунги, сегодня один, завтра другой. Что нельзя было вчера, то поощряют сегодня. Но нет гарантий, что и это не будет отринуто завтра. "Наверх" пробилась толпа дилетантов, стремящихся изменить и переустроить мир по своему разумению. Отец внутренне не мог принять власть, которая призывала все разрушить. Он не желал мириться с эпохой, приведшей к господству жестоких самовлюбленных людей, уничтожавших все, к чему прикасались. Мир перевернулся, рассыпался, словно картинка в калейдоскопе. Поэтому отец вывез семью в безопасную Европу. Впоследствии они оказались в Германии - там прекрасно развита геология. Правда, все считали их чужаками. Но в воспоминаниях о детстве есть и счастливые моменты. Отец получил место на кафедре, читал лекции. После школы сын пошел по его стопам, влюбился в геологию, и она затмила в жизни все остальное. Отучившись и набравшись опыта, он стал помогать отцу; дела шли совсем неплохо - с приходом фашистов к власти промышленности рейха потребовалось сырье, а значит, и грамотные, опытные изыскатели. Но главное дело отца осталось в далекой России. Повинуясь желанию старика, инженер при первой возможности стал участвовать в его исследованиях.
Теперь мир перевернулся снова. В калейдоскопе сложился новый рисунок. Почему все получилось именно так? Он не знал. Так вышло…
- Они украли мою страну, детство, юность, все…
Роттерн неопределенно хмыкнул. Странные люди эти русские…
ГЛАВА 9.
20 ЧАСОВ 15 МИНУТ. 8 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
КЕСТЕНЬГА.
Кабинет комбата при необходимости мог вместить всех командиров подразделений и начальников служб безопасности батальона. Стены были отделаны с местным шиком - деревом. Когда под боком деревообрабатывающее предприятие, раздобыть несколько десятков квадратных метров полировки - не проблема. Вопрос решался элементарно: дерево за дизельное топливо. В свою очередь, экономия дизтоплива достигалась путем переговоров с железной дорогой, за обеспечение электричеством часть расплачивалась с путейцами бензином. Ну а экономией бензина тыловики заведовали лично.
На тумбочке у стены красовался кусок лазурита - предмет особой комбатовской гордости, подарок шефов с горнодобывающего комбината. В остальном обстановка была аскетичной. В углу - сейф; длинный, через весь кабинет, стол. За столом сидело несколько человек, курящим было разрешено дымить. Обычно все совещания у Деда проходили по одному сценарию: "разбор полетов", обсуждение планов на следующий день, раздача указаний и взысканий. В зависимости от ранга "виновника торжества" "разбор полетов" мог быть длинным - около часа, или коротким - минут десять. За годы командования батальоном у Деда в отношениях с офицерами и прапорщиками сложилась четкая иерархия, в которой каждому отводилось определенное место. Как шестеренке или винтику в часах. Дед подгонял людей к этой системе, не особенно церемонясь в выборе способов и средств. Если человек годился для должности, он со временем становился уважаемым специалистом, если нет - уходил из части в другую, распространяя очередную порцию слухов и баек о Деде. Статус уважаемого специалиста зависел не от выслуги лет, а от того, как скоро офицер начинал исполнять обязанности в объеме, который Дед считал необходимым для этой должности. В такой системе Деда приживались только те, кто работал с полной отдачей. Времени на акклиматизацию не предусматривалось. Правда, с точки зрения Деда настоящий работяга имел право на ошибки, но лишь на те, которые мог исправить своими силами. Никчемным, опять-таки с каймановской точки зрения, людям служба в батальоне не казалась медом.
На этом совещании "разбирать" было некого, разве что покритиковать роту Олсуфьева. Но от этого ротному ни жарко, ни холодно, стало быть, к чему тратить время на такое бесполезное занятие? Сначала Дед позвонил в полк и договорился об отправке Давыдова в командировку на Северный пост, потом все перешли к обсуждению связанных с мероприятием проблем. То лик Давыдов на Северном уже был несколько раз и о состоянии связи на посту имел отличное представление. Состояние связи можно было характеризовать коротко и четко одним словом: завал. Теперь лейтенант сидел и достаточно бодро перечислял, что ему необходимо для выполнения задачи, причем учитывал все вообразимые трудности:
- Нужна полевка, метров двести, а у нас ее нет, гу сорок три бэ я им дам, но это из нашего энзэ, если "полетит" передатчик в батальоне, чинить будет нечем. Лишних та пятьдесят семь, чтобы сделать у них выноса, не имеем, да и батарейки к ним - дефицит. Лампы для приемника я им дам, только если мне их выделит служба вооружения, у самого нету…
Это уже был камень в огород батальонного зампотеха, или, если официально, заместителя командира по вооружению майора Кузнецова. Так как причина молчания поста была неизвестна, вполне вероятно, что вышла из строя техника. Кузнецов отправку Давыдова на пост одобрял. Чем самому ехать, нехай лейтенант тренируется.
- У них там хоть целую неделю работай, - принял участие в обсуждении проблемы заместитель комбата по вооружению, - всего не переделаешь. Вот в прошлый раз я ездил, неделю торчал, и все равно - авгиевы конюшни.
Присутствующие скромно промолчали о том, что прошлый раз был прошлым летом. И то Кузнецова чуть ли не пинками гнал на Северный полковой вооруженец. В конце концов зампотех поехал туда, но благодарить за это следовало небывалый урожай брусники.
Северный пост стал его "головной болью" после того, как туда отправили древнюю радиолокационную станцию П-12. Зачем "Тамаре" был нужен такой "довесок", никто толком не понимал. П-12 выработала свой ресурс еще лет пять назад и годилась разве что на роль радиолокационной мишени. То ли в вышестоящем штабе решили, что ее присутствие на посту будет маскировать наличие станции пассивной локации, то ли начальники строили им одним известные далеко идущие планы, но станцию на сопку закатили. Закатывал ее, кстати, сам Ковалев, посредством нанятого в леспромхозе за бочку солярки трактора. Своим ходом станция заехать уже никуда не могла, автомобили "ЗИЛ-157", на которых она была установлена, давно приготовились занять почетное место в музее автомобильных войск. Главной достопримечательностью П-12 было то, что обзор в сторону границы ей загораживала антенна еще более древней РЛС. Пытаться что-либо обнаружить сквозь раритет антенной промышленности П-12 могла с тем же успехом, что и сквозь заземленную металлическую стену. Как известно из школьного курса физики, лучшего экрана для электромагнитных волн пока не придумали. Правда, обитатели поста приспособили историческую антенну для приема телевещания с противоположной стороны границы, и сей факт выводил из себя всех замполитов до дивизионного уровня включительно. Налицо буржуазное влияние на самом передовом посту защиты наших воздушных рубежей.
- Пэ двенадцать опять вышла из строя, а получить на нее лампочку Олсуфьеву, видите ли, некогда, - продолжал Кузнецов. О выходе из строя П-12 ротный Соснового, конечно, знал, но в борьбе за обеспечение жизнедеятельности роты и трех постов СПЛ тратить время еще и на П-12, которая даже не стояла на дежурстве, не считал возможным. Кузнецова, по его технической линии, регулярно "пинала" полковая служба вооружения "за наличие в заведовании неисправной боевой единицы". Вот только отдать эту самую "боевую единицу" приказом на дежурство штаб полка не решался. Из-за этого на ее ремонт не отпускали ни ресурсов, ни материалов. В полку станция значилась как поданная на списание, что позволяло службе вооружения иметь еще один "крючок" для Кузнецова и в то же время отбрыкиваться от вопросов вооруженцев дивизии. Мол, подали на списание, когда спишут, не знаем, а раз это такой хлам, чего вы от нас хотите? Сейчас Кузнецов собирался в командировку к "братьям арабам", и недостатки в заведовании ему были совсем ни к чему.
В общих словах идея вырисовывалась такая: хоть точка и не наша, устранять безобразия на ней придется нам. Выражаясь точнее, лейтенанту Давыдову. Кузнецов предложил:
- Уж раз туда кто-то все равно поедет, так пусть захватят его передачку для ремонта пэ двенадцать.
- Это мы запросто, - согласился лейтенант и ощутил небезболезненный пинок по ноге.
Сидевший напротив начальник РЛУ майор Андреев прошептал, склонившись над столом:
- Ты сначала поинтересуйся, сколько она весит. Наши локаторные лампы от ваших, связных, кое-чем отличаются.
Андреев по старшинству вел дружеское шефство над лейтенантом, иногда направляя его необузданное служебное рвение в мирное русло. Толик уже было почуял оперативный простор и возможность проявить инициативу, как вдруг его заставили спуститься на землю.
- А сколько ваша лампа весит?
- Ну, килограммов восемь, максимум девять с половиной, - протянул зам по вооружению и жестами изобразил что-то продолговатое, как рыбак, рассказывающий об удачном улове.
- Ладно, возьмем, только тогда мне бы машину, и пусть служба вооружения помогает кабелем и батареями, раз мы их работу делаем, - согласился Давыдов.
Дед отрицательно покачал головой:
- Полегче, лейтенант, работа у нас общая. Машину я тебе не дам, перебьешься. Машина у меня одна, если у кого-нибудь аппендицит случится, на чем я его в больницу повезу? Возьмешь своих оболтусов в качестве тягловой силы, решишь с энша, кого конкретно, а насчет остального…
Дед уставился на Кузнецова взглядом питона Каа.
- Что у тебя есть по связи? - голос комбата напомнил, как упомянутая рептилия обращалась к племени банд ер логов.
- Ничего у меня нет, - обиделся майор. - У них для этого в полку своя служба, пусть к ним обращается. А то привыкли все у меня клянчить…
Служба вооружения не занималась поставкой связной техники в подразделения. Этим ведало полковое отделение связи и управления. Правда, у зампотеха было кое-что из комплекта РЛС батальона, но он бы согласился пожертвовать этим сокровищем только для местного РЛУ. Кроме всего прочего, между отделением связи и службой вооружения полка сложились не самые теплые отношения.
- Тогда мы все это на точку не потащим, - набрался наглости Давыдов. - Или потащим, но за пять минут в "закромах Родины".
"Закромами Родины" назывался кузнецовский склад, на котором хранились запасные инструменты и принадлежности (короче ЗИП) со списанных РЛС. Там попадалось и кое-что "связное", и имущество химической службы, и полезные вещи, вымененные у гражданских организаций. Расходовалось это, в общем-то, в военных целях. В описываемое время мода тащить все, что плохо лежит, боевых частей еще не коснулась. Известный по кличке Дядюшка Скрудж Кузнецов расставался с заначками крайне неохотно.
Настроение у Деда было неплохое, поэтому он одобрил давыдовское вымогательство:
- Ну что, зампотех, решай, или сам поедешь на точку на своей мастерской, или давай делиться.
Езда по лесным дорогам Кузнецову не улыбалась, по причине богатырского телосложения в кабине "ЗИЛ-131" он помещался с трудом, и трястись девяносто километров лесом никак не входило в его планы. Одно дело - отправить на точку материалы для починки и доложить о проделанной работе, и совсем другое - заниматься ремонтом самому, особенно если подлежащее ремонту разваливается при малейшем прикосновении. Ко всему, мастерская имела ограниченный ресурс горючего, и тратить драгоценные "километры" на доставку запчастей к почти списанной станции Скрудж не собирался.
- Хорошо, пять минут, - кивнул Кузнецов. Связист прикинул, сколько за пять минут можно вынести со склада, и просиял. Дед подвел итог:
- Едешь завтра утром, с собой возьми все необходимое, продукты на пару дней. Сделаешь все как надо по связи, предусмотри вариант их работы прямо на нас, минуя Сосновый. Отдашь зампотехову посылку, разберешься, что у них там летало, и к выходным домой. Тем более что выходные у нас - что? - Комбат повернулся к замполиту.
- День ПВО, - машинально ответил тот и навьючил на Давыдова свою долю "указивок": - Посмотришь там насчет дедовщины, и вообще… - Обычно указания замполита конкретикой не отличались.
- Все, Силинкович, решай с Давыдовым, кто поедет. Все свободны.
- Давай после ужина, - буркнул НШ Анатолию на выходе из кабинета. - А то я из-за "готовности" пожрать не успел, да и ты тоже, наверное. - Начштаба потер массивное чрево в том месте, где, по его разумению, находилась язва, а по медицинскому атласу полагалось быть желудку. - Болит, зараза. - НШ поморщился.
- Завтра в семь утра на складе, - напомнил лейтенанту Дядюшка Скрудж, и все разошлись.
Ужинать Давыдов отправился в столовую. Находилась она в казарме; там же размещались штаб, кабинеты по службам, канцелярии, кладовые, комнаты хранения оружия и спальные помещения для личного состава. Как и во всей казарме, стены столовой были отделаны деревом, под потолком висели плакаты, желавшие на языках пятнадцати республик приятного аппетита. Когда в столовой появился Давыдов, ужинала вторая смена. Личный состав бодро стучал ложками, уничтожая картошку с тушенкой. Со снабжением у Деда все было в порядке, на кормежку никто не жаловался. Как правило, последнее воскресенье каждого месяца становилось "праздником живота" - поздравляли всех, у кого в этом месяце был день рождения. Тогда на столах присутствовали даже пироги с брусникой и черникой. Грибной суп в отдельной части тоже был достаточно распространенным явлением, тем более что за грибами не требовалось ходить дальше позиций. Качество блюд гарантировалось тем, что повар, обычно представитель южных краев, проживал в одном помещении с личным составом, которому приходилось его стряпню есть. И если что, вполне мог получить "результат на лицо". Люди сидели за столами по расчетам, это было особой заботой дежурного по части - он коршуном следил, чтобы не возникали группы по признаку землячества и по срокам призыва. Да и экипаж твой крепче, если ты с одними и теми же людьми дежуришь, работаешь, делишь пищу и кров; и бытовых недоразумений бывает значительно меньше.
Давыдову не пришлось особо раздумывать, кого брать с собой. В отделении связи и управления, как и во всем батальоне, существовала четкая иерархия. Элитой был радиопередающий центр, для него всегда особенно тщательно отбирали солдат, желательно из студентов, на худой конец из телемастеров или настройщиков радиоаппаратуры. При Давыдове эта традиция приобрела новую особенность: на передающем задерживался только тот, кто мог дежурить в одиночку, самостоятельно устранять простейшие неисправности. Тот, о ком можно было с уверенностью сказать, что он не допустит никаких нарушений. Батальонный заведующий продскладом рядовой Юрченко "вылетел" с центра в течение суток, когда не сумел заменить сгоревший предохранитель и оперативный среди ночи вызвал Давыдова. Не помогло даже заступничество начальника тыла. Пришлось тыловикам закрывать дырку в своей ШДК, а у Давыдова открылась вакансия. Отдаленное расположение центра давало его персоналу ряд преимуществ: во-первых, солдату всегда легче служится подальше от начальства, во-вторых, устав бороться с "нештатными нагревательными приборами", Давыдов санкционировал наличие на центре электрочайника и плитки, в-третьих, на центре были спальные места, на которых при спокойном течении дежурства можно было вздремнуть с разрешения оперативного. И последнее выгодное отличие передающего центра от других объектов: на нем всегда можно было выкроить время, чтобы почитать, послушать магнитофон, что-нибудь спаять… А нормальному солдату всегда не хватает времени на отдых. Не случайно на центр рвались студенты - другого места, где можно вспоминать учебный материал, просто не существовало.
Со временем передающий превратился в маленькую вотчину начальника отделения управления и связи. На текущий момент в расчете центра числилось четверо: ждущий скорого дембеля студент с гуманитарным уклоном Мамедов, прослуживший год студент МВТУ Мишка Кудрявых, бывший телемастер Маевский, уже полгода реализующий в металле рацпредложения Давыдова, и старшина отделения кабардинец Расул с очень русской фамилией Иванов (с ударением на "а").
Иванов рассказывал легенду, будто фамилию его предки получили на службе у Ивана Грозного. Когда государь женился на Темрюковне, люди из конвоя невесты оказались в царском окружении, а после смерти властителя вернулись на Кавказ. На вопрос: "Чьи вы будете?" - гордо отвечали: "Ивановы". С той поры фамилия и появилась. А до этого у кабардинцев фамилий не водилось.
Расул в части был без году неделя, а старшиной стал при комических обстоятельствах. По прибытии в часть молодого пополнения из учебки его временно прикомандировали к отделению связи. Иванов должен был оставаться в батальоне, остальные - ехать по точкам, на границу. Пока решался вопрос распределения молодежи по точкам, Давыдов на полную катушку эксплуатировал дармовую рабочую силу на благоустройстве позиции. После очередных работ Расула назначили старшиной в молодежной команде. Вообще-то Давыдов пошутил, по штату старшины не полагалось всему отделению связи, а уж пяти молодым воинам и подавно. Но уж больно ему понравилось служебное рвение одного из новичков.
По утрам на молодежь возлагались обязанности уборщиков. Пока остальные готовились к заступлению на дежурство, команда Иванова драила полы, потом умывалась и после развода убывала на работы. До появления молодых уборщик назначался по графику, а теперь расчеты были избавлены хоть от этой нагрузки.
Однажды утром дежурный по части "обрадовал" Давыдова: в отделении связи "неуставняк" по полной программе, с мордобоем между призывами, оторванными рукавами и синяками. Пострадавшим оказался Иванов, а зачинщиками - "старички", планшетисты из расчета КП. Лейтенант провел расследование, и обстоятельства безобразия сменили окраску. Молодежная команда перестала существовать - все, кроме Иванова, ночным поездом поехали служить кто куда. Утром Расул остался без подчиненных. Не особенно сомневаясь в правомерности своих действий, новоявленный "старшина" предложил заняться уборкой тем, на кого выпала очередь по графику. Старики от такой наглости сначала потеряли дар речи, а потом решили изложить свою точку зрения на ивановские полномочия и поучить зарвавшегося соратника вежливости в сушилке. Очень скоро учителя оказались в разных углах, на их лицах надолго поселилось выражение грусти и огорчения. Когда же грусть и огорчение развеялись, остались фиолетовые синяки. Запоздало выяснилось, что у молодого "пояс" по какой-то восточной борьбе.