- Есть! - Комбриг, хотел того или нет, уже перевалил часть груза на свои плечи. - В известность его я поставлю.
Подумав, Мохнач решил пойти дальше.
- Может, мне самому вывести его перед строем? Соберу офицеров, поговорим. Полуяну люди в лицо скажут, что о нем думают…
Дымов откликнулся немедленно:
- Кто скажет? Много у тебя таких людей?
- Подготовим. Одного, двух… Найдем. Будьте уверены.
- Выбрось из головы! - Комбриг неожиданно вскипел. - А если кто-то из офицеров поддержит Полуяна? Ты об этом подумал?!
Полтора часа обратно, в гарнизон. И опять Полуян у командира полка. Мохнач спокоен, умиротворен, не говорит - мурлычет:
- Я был в бригаде. Говорил с комбригом. Он тебя понимает. Говорит, ты переутомился. Так что пиши рапорт. Отправим тебя в отпуск. Путевку дадим. Езжай в Дарасун. В Забайкалье. Водички там поглотаешь. Говорят, успокаивает нервы…
- Путевка есть?
Мохнач оживился, почувствовав интерес Полуяна к его предложению.
- Есть. Люксовая.
- Тогда поезжайте сами. Я гляжу, у вас тоже нервишки разболтаны. А для меня здоровье арбатских героев…
Полуян снова взбрыкнул, потерял осторожность. Второй раз такого нахальства Мохнач не ожидал. Сдерживать себя не стал.
- Полуян! Хорошего отношения ты не понимаешь. Тогда садись и пиши рапорт. Об увольнении. К чертовой матери! Или пойдешь под суд! За этим дело не станет!
- Рапорт я напишу. С объяснением причин отказа выполнять приказ.
- Пиши что хочешь! Трибунал разберется.
8
Начальник краевого управления ФСБ полковник Валерий Борисович Кутин был занят не очень приятным делом. Два дня назад на прием к нему напросилась корреспондентка городской газеты "Вечерние новости" Галина Кагарлицкая. Дама из рьяных "демократок", писала о преступности и терроризме, при этом всячески старалась побольнее уколоть силовые структуры. Судя по ее статьям, авторша далеко не всегда разбиралась в проблемах, о которых писала, зато умела выражаться хлестко и по твердому убеждению Кутина, абсолютно безответственно.
Кутин мог бы и не встречаться с Кагарлицкой, которую никогда не видел и видеть не желал. Более того, при упоминании ее фамилии он испытывал устойчивое раздражение. Однако не принимать журналистку в условиях демократии-значило демонстрировать свою слабину.
Кагарлицкая оказалась куда симпатичнее, нежели ее представлял Кутин: маленькое привлекательное личико, неуловимо похожее на лисью мордочку, острые проницательные глазки, аккуратный носик с чувственными ноздрями, яркие, соблазнительные губы.
Она уселась перед полковником в вольной позе - закинув ногу на ногу. Кутин всячески старался не глядеть на ее круглые матовые колени, но его взгляд автоматически на них фокусировался, и отвести его в сторону было трудно.
Тема беседы была банальной. Незадолго до их встречи Федеральная служба безопасности края провела успешную операцию по раскрытию и задержанию подпольной группы торговцев огнестрельным оружием. Основной товар - пистолеты ТТ ижевского производства с удлиненным стволом и нарезкой, позволявшей надежно крепить глушитель. Последний также изготовлялся в заводских условиях и душил звук выстрела до уровня хриплого вздоха. Пистолеты подобной конструкции пользовались особым спросом у профессиональных наемных убийц, как в самой России, так и за рубежом.
Операция готовилась и проводилась в тайне. Однако при задержании один из покупателей оружия, цыган по национальности, открыл стрельбу. Снайпер тут же снял его, но три выстрела в квартире все же прозвучали. И по городу поползли слухи один страшнее другого. Прояснить обстановку, рассказать горожанам о том, что случилось на самом деле, взялась Кагарлицкая.
- Вы будете откровенны? - Гостья задала вопрос с чарующей улыбкой.
- Не совсем. - Таким ответом Кутин как бы подчеркивал свою доверительность. - Вы ведь пришли ко мне с готовым мнением? Разве не так?
Кагарлицкая рассмеялась звонко, по-детски радостно. В тот же миг телефон на столе Кутина зашелся в истерической трели.
- Простите.
Полковник поднялся из-за журнального столика, оставив гостью наедине с бутылочками "пепси" и вазой с фруктами. Прошел к рабочему месту. Взял трубку.
- Валерий Борисович? - голос ударил в ухо пронзительным дискантом.
- Минуточку. - Кутин перехватил трубку так, чтобы ладонью прикрыть мембрану. - Говорите.
- Валерий Борисович, это Балясин. - голос прозвучал в тональности комариного писка. - У нас захват…
Этот писк словно оглушил Кутина. Он стоял, не зная, что ответить, как поступить. Отдавать распоряжения прямо отсюда, из кабинета, где сидела газетчица, - значило с головой окунуться в дерьмо. Попросить ее уйти - еще опасней. Баба вцепится в это дело мертвой хваткой, от такой ничего не скроешь.
- У нас захват! - повторил Балясин. - Валерий Борисович, вы меня поняли?
- Простите, Игорь Михайлович, я чуть было не забыл. - Кутин мысленно усмехнулся, представляя, какое лицо в этот момент у начальника УВД Балясина.
- Я распоряжусь. Все будет хорошо.
Кутин повесил трубку и тут же нажал клавишу интеркома.
- Саныч, ты?
- Я… - Полковник Мацепуро, командир группы "антитеррора", которого Кутин никогда не называл Санычем, слегка ошалел от такой фамильярности.
- Прости, дорогой, у меня сейчас пресса. Галина Яковлевна Кагарлицкая. Да, та самая, знаменитая. А мы с Балясиным сговорились вместе пообедать. Третьим приглашаю тебя. Ты прямо сейчас свяжись с ним и обдумайте меню. По полной программе. Повторяю - по полной. Не жмитесь. Все понял?
Мацепуро не понял ничего, кроме того, что шеф не имеет возможности говорить открыто. Однако ответил:
- Понял!
Кутин тут же дал отбой. Отключив связь, повернулся к Кагарлицкой.
- Так с чего мы начнем? Спрашивайте.
- Вы часто обедаете по "полной программе"? - Газетчица, явно намекавшая на банальную пьянку, посчитала свою остроту удачной…
Мацепуро, не медля, набрал номер Балясина.
- Игорь Михайлович? Мацепуро. Что случилось?
Балясин выругался.
- Он что, твой шеф, с утра поддатый? Я ему сообщил: захват. А он попер ерунду…
- Захват?! - Мацепуро был готов услышать слово "захват" в любой момент, однако не жаждал этого. - Спокойно, Игорь Михайлович. Я вас понял. Шеф говорить не мог. У него сидит корреспондентка. Кагарлицкая. А теперь, где, что, когда?
Балясин изложил сообщение, переданное милицией из аэропорта.
- Какие у них требования?
- Дурные. Просят миллион долларов. Вертолет. Если денег и машины не будет, они начнут стрелять по заложнику каждый час.
- Все ясно, выезжаю. Вертолет беру на себя. Вы ищите деньги. И еще… Перекройте дорогу на аэропорт, главное - не пропустить прессу. Поставьте самых рьяных гаишников. Пусть делают что хотят: проверяют техническую исправность машин, документы. Они у вас это умеют. И отключите телефонную связь аэропорта с городом. Начисто. Для всех.
9
За годы службы генерал-майор Дымов побывал и под огнем, и в огне. Смелый в схватке, он был робок в отношениях с высоким начальством. Чужая пуля может только убить. Начальственное недовольство - стереть в порошок, размазать по стенке, лишить перспектив, выкинуть из привычного круга жизни… Нет, иметь дело с начальством, особенно сейчас, когда даже любимца президента могущественного министра обороны Павла Грачева пресса то и дело кусает в задницу, не просто опасно, а опасно смертельно.
Прикидывая в уме возможные последствия отказа Полуяна выполнять приказ, Дымов решил, что замалчивание ЧП даже на период, пока Мохнач сам ведет разбирательство, просто недопустимо. Встанет комбат в позу, упрется рогами, выйдет конфликт за ворота полка - и все равно придется докладывать наверх. Но тогда сразу - и в этом Дымов не сомневался - ему скажут: а где ты раньше был? Почему молчал? И он сам себя поставит первым в очередь за взысканием.
В тот же вечер по закрытому каналу связи Дымов вышел на командующего флотом.
Адмирал Антонов снял трубку сам.
- Слушаю.
- Здравия желаю, Андрей Алексеевич. Дымов докладывает.
Когда звонят сверху вниз - это нормально. Если же - снизу вверх, значит, сообщат о чем-то гнусном, испортят настроение либо начнут просить о чем-то. От таких звонков, как говорил адмирал, у него "опухали пятки".
Дымов обстоятельно доложил о происшествии, постарался представить дело так, чтобы командующий сразу понял все недостатки Полуяна - строптивость, политическую незрелость, проявившуюся в условиях демократии, его сумасбродство. Адмирал понял, единственное, от чего надо предостеречь Дымова, это от "привязки" случившегося к политике и демократии. И он вразумляюще сказал:
- Мы, Вооруженные Силы, стоим вне политики. У нас все преступления только уголовные. Так что ты политику этому Полуяну не лепи. Это может потянуть за собой нежелательные последствия.
- Понял! - воскликнул Дымов с энтузиазмом, изобразив свое полное согласие с адмиралом.
- Что решил? - Адмирал уже брал быка за рога.
Дымов рассказал о принятых мерах.
- Смотри, не переусердствуй. Впрочем, пока комбата не трогай. А батальон надо отправлять. Никто приказ нам не отменял. Есть у тебя кем заменить Полуяна?
- Так точно. У Мохнача зам по трепу - готовый комбат. Терехов. Майор.
Адмирал промолчал, но Дымов понял: его слова встречены благосклонно.
- Терехов потянет батальон? - Адмирал намеренно демонстрировал сомнение. В случае чего - он припомнит свои колебания, и выйдет так, что поручился за выдвиженца сам Дымов. Но комбригу терять было нечего.
- Конечно, полководец он еще не готовый. Но дело знает.
Дымов с удовольствием подставил бы самого Мохнача - пусть бы поехал повоевал, - но подставлять его опасался. Вдруг у полковника имеется крепкая рука в "Арбатском военном округе"? У тех, кто повязан кровью, пролившейся в памятные еще октябрьские дни в Москве, - своя порука. Не принимать этого во внимание просто глупо.
- Хорошо, верю. - Адмирал принял предложение. - Высылай представление. Мы документы оформим быстро. Теперь дальше. В чем-то твой Полуян прав, и надо хвосты в боевой подготовке быстренько подтянуть. Завтра, прямо с утра, начинай усиленные занятия с батальоном. Патронов не жалейте. Я прикажу подкинуть.
Окончив разговор с комбригом, адмирал немедленно соединился с флотской прокуратурой. Прокурора на месте не оказалось - выехал в островной гарнизон по срочному делу. Пришлось говорить с его заместителем.
Антонов понимал: только крутость, беспощадность может успокоить московское начальство, если весть о случившемся дойдет до столицы.
Адмирал ждал перевода в Москву. Хотя вопрос не был решен окончательно, но друзья из Главного штаба уверяли - бумаги уже на столе у министра, вот вернется он из очередной командировки и сразу все подпишет. Антонов терпеливо ждал.
В столицу адмирала влекло не честолюбие. Он уже давно прошел те ступени, когда "шайбы" на его погонах быстро росли в числе и увеличивались в размерах, а золотые "поленья" на рукавах черного кителя становились все шире и шире.
Изначально честный, Антонов в какой-то момент понял, что его силы на излете, и слишком мало существует должностей, на которые он мог бы претендовать, но теперь для задницы, давно "обросшей ракушками", надо искать гавань с теплой водой. И поэтому он не шел на обострение отношений с теми, кто имел хоть какую-то подпору в высоких государственных сферах. Тихая гавань для корабля, который не гудит при каждом маневре и не старается привлекать к себе внимание, обозначилась довольно ясно: Москва, Главный штаб флота. Дом и служба в столице гарантировали удобный отстой у пирса, до которого еще предстояло добраться, не сев на мель и не получив пробоины в днище.
И вот, на тебе! Придурок из морпехоты. Не моряк, а какое-то беспозвоночное. Сапог, приписанный к морю, ставит его, Антонова, судьбу в зависимость от своих закидонов.
Сколько ни вспоминал адмирал, так и не мог припомнить случая, когда бы кадровый офицер, всей жизнью и службой подготовленный к войне, отказался идти в бой и вести за собой подчиненных. А эти два сухопутных сапога - Мохнач и Дымов - не могут принудить строптивого недоноска выполнить приказ, отданный Москвой.
И адмирал принял решение:
- Судить! По всей строгости!
Полуяна арестовали прямо в приемной командующего флотом.
Чувство опасности возникло сразу - едва Полуян в назначенный час появился в адмиральском "предбаннике". Обычно здесь можно было встретить по меньшей мере двух контр-адмиралов и нескольких чинов пониже, дожидавшихся аудиенции. Теперь же не было никого, кроме капитан-лейтенанта, помощника Антонова. И в коридоре, которым Полуян прошел к кабинету, никто ему не попался навстречу. Даже в курилке на лестничной площадке между этажами, отмеченной табличкой "Курить здесь", не толклись любители табака.
Когда Полуян вошел, капитан-лейтенант лишь на мгновение оторвался от бумаг. Жестом сигнальщика, семафорившего флажками, махнул рукой в сторону стульев у стены.
Сесть Полуян так и не успел. В приемную вошли трое - низенький и худенький флотский майор с прокурорскими щитами в петлицах мундира и два рослых морских офицера - капитан 3-го ранга и капитан-лейтенант. О служебном предназначении этих двоих красноречиво говорили их крепкие дубленые шеи и широкие плечи. Капитан-лейтенант - несмотря на то, что было тепло, - держал в руке темный матросский бушлат.
- Подполковник Полуян? - спросил майор, задирая вверх острый чисто выбритый подбородок. - Игорь Васильевич?
- Да. - Полуян уже понял, к чему надо быть готовым и что сейчас произойдет.
- Вы арестованы.
- Есть постановление прокурора? - Полуян задал вопрос таким тоном, будто уже имел солидный опыт подобных задержаний.
- Есть разрешение командующего, - майор держался уверенно, высокомерно - так говорят милиционеры с задержанными карманниками, - а прокурор я сам.
- Сдайте оружие. - Капитан 3-го ранга старался не глядеть Полуяну в глаза.
- Съездить за ним в гарнизон? - У Полуяна достало выдержки пошутить.
Но никто даже не улыбнулся. Неужели ждали, что подполковник кинется в рукопашную?
- Руки перед собой!
Полуян выполнил требование. Щелкнули браслеты наручников. Капитан-лейтенант набросил на оковы бушлат. Так они и шли по коридору к выходу: впереди майор, за ним Полуян с бушлатом на руках, позади два морских офицера - словно авианосец в сопровождении эскадры охранения…
10
В высоко в бледно-сером небе над аэропортом плавилось, истекая яростным жаром, белое солнце. С востока, со стороны калмыцких степей дул иссушающий суховей.
Автобус, захваченный террористами, в одиночестве стоял посреди летного поля.
Мацепуро огляделся.
- Что ж, неплохо.
- Что? - Заместитель Мацепуро майор Глущак не сразу понял мысль командира.
- Хорошо стоит, говорю. На самом пекле. Это полезно.
- Бронежилет? - Глущак хорошо знал привычки командира, но не спросить его, как всегда, не мог.
- Нет, перебьюсь. - Мацепуро понимал, что боевое облачение неизбежно вызовет у террористов ненужные подозрения, усилит и без того их повышенную нервозность. - Все, я пошел. - Он глубоко вздохнул и протянул Глущаку руку - ладонью вверх. Тот звонко шлепнул по ней пятерней.
На переговоры Мацепуро шел, надев белую тенниску и широкие вольного покроя брюки. Ни оружия, ни защиты. Лишь вместо пуговки в ширинке - жучок-микрофон.
Подходя к автобусу, Мацепуро вытащил из кармана брюк носовой платок, обтер потный лоб и помахал рукой. Потом стянул с себя тенниску.
Из открытой двери автобуса донесся гортанный крик:
- Заходи, гостем будешь! - Террористы шутили, демонстрируя свою решительность и твердость духа.
Мацепуро вошел в салон и словно оказался в духовке. Металл накалился, воздух стал сухим и горячим. Подумал с удовлетворением: "Это ладно. Жара быстро измотает боевиков, и говорить с ними будет проще".
- Оружие есть? - На полковника в упор наставили ствол автомата.
Мацепуро уже успел разглядеть террориста. Относительно молодой - лет тридцати-тридцати пяти, крутые плечи, на левой щеке узкий белый шрам, черные волосы, крупный с горбинкой нос. Глаза карие, белки красноватые от бессонницы. Серо-зеленая куртка-ветровка топорщилась на груди. Вероятно там у него запасные рожки к автомату. И судя по всему, он старший у террористов.
Автоматы же - "борз", дерьмо полукустарного производства. Часто дают перекосы, "жуют" гильзы.
- Можно, я надену рубаху? - Мацепуро потряс тенниской, показывая, что в ней ничего нет.
- Зачем снимал? - с подозрением спросил боевик.
- Чтобы ты видел: у меня нет оружия.
- Я вижу.
- Ты нервничаешь? Успокойся.
Боевик сверкнул глазами.
- Не нервничаю. - Он вытянул перед собой руку. Пальцы чуть подрагивали. - Видишь? Совсем спокоен.
- Отлично. Может, присядем? В ногах, говорят, правды нет.
Стоя беседовать с террористом, который не убирает пальца со спускового крючка, - дело малопродуктивное.
Боевик колебался. В каждом движении, в любом предложении парламентера он пытался угадать опасность и старался ее избежать.
- Боишься? - громко спросил Мацепуро - так, чтобы слышали остальные террористы. - Я пришел с миром. Один. Вас много…
- Садись.
Террорист кивнул на заднее сиденье. Девочек, недавно игравших там, он успел пересадить вперед, поближе к старухе.
Мацепуро протиснулся к окну. Боевик сел у прохода и приставил ствол автомата к боку полковника - все же чего-то опасался.
- Удобно? - спросил он, неожиданно улыбнувшись. При этом больно ткнул Мацепуро стволом под ребра.
- Спасибо, - ответил тот невозмутимо. - Как тебя зовут?
- Хватит, начальник. Давай по делу! - Имеешь полномочия?
- Имею. Говори, чего требуете?
- Я уже говорил. Мальчик к вам ушел.
- Ты должен все сказать сам. Кто такой мальчик? Он пришел и наложил в штаны. Вот чего ты добился.
- Требуем совсем немного. - Боевик обнажил в улыбке белые зубы. - Требуем миллион долларов. Вертолет.
- Разумно, - Мацепуро не собирался на этом этапе торговаться. - Сейчас я пойду и передам твои предложения.
- Требования, - поправил боевик.
- Да-да, требования. - Мацепуро охотно согласился.
- Сообщай отсюда.
- Ты шутишь? - улыбнулся полковник. - Я к тебе почти без штанов пришел.
- Почему рацию не взял?
- Не мог, - ответил Мацепуро спокойно и твердо. - Мы с тобой не были знакомы. Теперь пойду возьму. - Он поднялся. - Убери автомат.
Протиснувшись боком в узкий проход, Мацепуро направился к выходу. Когда подошел к двери, боевик сильными пальцами взял его за плечо.
- Еще хочу телевидение. Это тоже требование.
- Хорошо. - Мацепуро обернулся к террористу. - Баш на баш. Отпусти вон того глухонемого. Он сидит и ни хрена не понимает, что мы тут затеяли. И вон ту девочку с мамой. Девочка совсем больная. Разве не видно?
- Зачем отпускать? - боевик снова насторожился.
- Слушай, ты когда-нибудь заложников брал? - Мацепуро притворно возмутился. - Ты требуешь миллион. Тебе его готовы дать. Требуешь вертолет. Тебе обещают. Думаешь - задаром? Не было бы у тебя заложников и сидел бы ты со своими молодцами в пустом автобусе, знаешь, что с вами сделал бы ОМОН?